.
   - Пойдемте со мной, вон туда, за багажное отделение.
   Капитан  последовал  за  судмедэкспертом.  Они  пропустили   автокар,
тащивший за собой целый поезд сцепленных тележек, нагруженных мешками  с
бельем. Прошли мимо багажного отделения, завернули за угол  и  оказались
на  совершенно  пустом  пятачке,  ограниченном  с  трех  сторон  глухими
стенами.
   - Тут, - сказал судмедэксперт.
   - Но... - с недоумением огляделся Чекасов. Происходило что-то не  то.
Виктор  почувствовал  это  еще  раньше,  но   теперь   чувство   тревоги
захлестнуло его с головой. Что-то в поведении судмедэкс-перта ему  вдруг
очень не понравилось. Он  резко  обернулся.  Но  было  поздно.  Попов  с
размаху ударил его тыльной стороной ладони по  шее  прямо  под  ухом.  В
глазах у Чекасова потемнело, и он рухнул на асфальт.
   Попов склонился над распластанным телом и ударил  ногой  в  основание
черепа сзади. Когда минут через сорок капитана Чекасова  нашли,  он  был
мертв. Пистолета при нем не было.
   Практика после пятого курса проходила в деревне  Волкино  Оредежского
района  в  крошечной  деревенской  больнице,  где  кроме  Попова   летом
оставался только один врач, да и тот стремился сбросить основную  работу
на практиканта. У врача,  как  у  всякого  местного  жителя,  было  свое
хозяйство, а летом самая страда.
   Жизнь в Волкине была скучная, и хотелось в город, тем более  что  там
оставалась Надя, с которой они собирались пожениться. Они сделали бы это
раньше,  если  бы  не  Санькины  сны,  а  иногда  и  кошмарная  явь.  По
Петроградской уже пополз  слух,  что  пропадают  рыжие  кошки.  Пришлось
переехать в Московский район.
   Больше всего он боялся, что догадается Надя. Матери к  тому  .времени
уже не было в живых.
   Вечером двадцатого  июля  Саньке  стало  муторно  вконец.  Захотелось
немедленно уйти из Волкина и хотя бы на день оказаться в городе. Больных
почти не было, если не считать выздоравливающего старичка с  воспалением
легких и бабки с гипертонией. Обоих  можно  было  спокойно  оставить  на
медсестру, горластую тетку по прозванию Кувердйха.
   Вечером после обхода Санька зашел к ней и попросил подежурить за него
до понедельника. Та согласилась, попросив  привезти  из  города  мяса  и
водки-в местном магазине уже давно не оставалось ничего, кроме комбижира
и "обсыпки бухарской", другими  словами  дешевых  подушечек.  На  том  и
порешили. Вечером Санька  пошел  пешком  на  станцию  Чолово.  Путь  был
неблизкий - десять с лишним километров, и Санька  рассчитывал,  что  его
подберет попутка. Но попуток не было - Оредежский район как будто вымер.
   Когда добрался до Чолова, поезд уже стоял  на  платформе,  и  Санька,
припустив бегом, вспрыгнул на последнюю подножку. Он отдышался  и  вдруг
почуял запах. Не надо было оглядываться, чтобы понять  -  женщина  стоит
справа. Запах волнами накатывал  на  сознание,  и  в  воображении  снова
возникли  бледно-зеленоватые  уродцы  сосвернутыми  шеями  и  вспоротыми
животами, бьющаяся под его пальцами в предсмертной агонии живая плоть...
Стало душно, и Санька тяжело задышал.
   - Че так запыхался? - послышался рядом игривый голос.  -  От  волков,
что ли, убегал? Или муж с молодухой застукал?
   Санька с трудом повернул голову.
   Рядом с ним стояла толстая рыжая деваха с конопатым лицом и  смотрела
на него наглыми голубыми глазами.
   - С чего вы взяли? - пытаясь унять охватывающую  его  дрожь,  спросил
он.
   - Так видать по тебе. Какой-то ты заполошный. - Девка подмигнула  ему
и убрала с лица рыжую прядь.
   Санька повернулся к ней и взял ее за грудь.
   - Ладно, потискать дам, бесплатно,  -  сказала  девка,  -  но  больше
ни-ни.
   Пошли вот туда.
   Она достала из кармана  железнодорожный  ключ  и  открыла  дверь,  за
которой оказалась кабина водителя. Стоял конец июля, было еще светло, но
кое-где уже зажигались огни.
   - Красиво, да? - сказала деваха. -  Я  люблю  сюда  клиентов  водить.
Смотришь, и кажется, будто летишь незнамо куда. И им  тоже  нравится.  У
меня даже один постоянный был, старичок, говорил, что, кроме как в  этой
кабине,  вообще  кончить  не  может.  Видок  атасный,   да?   Ну   давай
пообжимаемся. Понравился ты мне, какой-то ты бешеный, люблю таких.
   - А ты  дверь  запрешь?  -  преодолевая  хрипоту,  сказал  Санька.  В
нагретом за день  душном  помещении  запах  оглушал  его,  накатывая  на
гаснущее сознание. Он услышал,  как  рыжая  повернула  ключ  в  двери  и
сказала:
   - Ну, иди сюда, студентик. Она засмеялась, когда он  коснулся  губами
ее шеи, смех перешел в хрип, и она забилась на полу.
   - Приметы: среднего роста, сложения скорее  плотного,  волосы  русые,
глаза  серые.  Вооружен  пистолетом  системы  "Макаров",  отобранным   у
сотрудника милиции.
   Примерно-такие  сообщения  были  переданы  во  все   без   исключения
подразделения милиции. Но каннибал не появлялся.  Движимый  проснувшейся
звериной хитростью, Попов заранее чуял опасность и благополучно  избегал
все поставленные ловушки.
   Тем более  он  был  хорошо  знаком  с  этим  ведомством  и  прекрасно
представлял себе все его уловки.
   Главное теперь было - выбраться из города. Скоро  в  голове  сложился
план - уехать на одной из первых электричек, из тех, что отходят в  пять
утра. Отряды линейной милиции в это время наименее внимательны.
   Нужно только пересидеть ночь. Проще всего спрятаться  между  вагонами
на товарном дворе. Кстати, совсем недалеко от вокзала нашелся и открытый
товарняк с остатками сена и набросанным  в  углу  тряпьем.  Явно  чье-то
место, но это заботило Саньку менее всего.
   Он вышел из поезда через  несколько  перегонов  и  поехал  обратно  в
Чолово.
   Под утро добрался до своей двери (он жил при больнице), осмотрел свою
одежду, застирал и отчистил  все,  что  нужно,  а  железнодорожный  ключ
спрятал в портфель.
   Когда утром  Кувердиха  явилась  на  работу,  она  удивилась,  застав
практиканта на месте. Попов сидел в кабинете и заполнял историю болезни.
   - Ты же в город собирался?
   - Собирался. Оделся уже, да решил обойти больных еще раз. Что-то  мне
у Сидорова дыхание не понравилось. Отек, что ли, пошел... Вот и просидел
с ним, а на ночь глядя куда ехать?
   - Да, какой ты сознательный, - покачала головой Кувердиха.
   К старику Сидорову Санька  действительно  зашел  сразу  же.  Разбудил
старика, сказав,  что  уже  одиннадцать,  хотя  было  четыре,  прослушал
фонендоскопом, простукал. И обеспечил себе алиби.
   Об убийстве проститутки, промышлявшей по поездам и электричкам, никто
в Волкине даже не узнал. Не слышали об этом ни невеста  Надя,  ни  отец.
Только  через  несколько  лет,  уже  став   судмедэкспертом,   Александр
Михайлович Попов  заинтересуется  смертями,  наступившими  в  результате
сдавливания горла зубами.
   Тогда в архиве он и найдет дело об убийстве Парфененко Зои Тарасовны,
а к тому же узнает,  что  преступник,  тракторист  совхоза  "Оредежский"
Виктор  Сергеевич  Сидельников,  был  скоро  найден  правоохранительными
органами, сознался в содеянном и был приговорен к высшей мере.  Сошел  с
ума в камере смертников.
   К тому времени, уже после развода с женой, Александр Попов  расстался
с последними иллюзиями. Он с интересом изучил материалы дела об убийстве
Парфененко,  в  частности  заключение  судмед-экспертизы.   Здесь   было
допущено  несколько  грубых  ошибок,  в  результате  чего  и   пострадал
Сидельников. Особенно развлекли "вещественные"  доказательства.  Наконец
Попов захлопнул папку и вышел.
   Это был уже другой человек. Путь перед ним был свободен.

***

   Вокзальный  изгой  Валера  Муравьев  медленно  продвигался  к   своей
берлоге. По привычке старался ступать  как  можно  тише  -  не  хрустнет
ветка, не зашуршит гравий. И хотя вокзальные потеряли к нему интерес, он
продолжал проявлять осторожность. На контакт ни с кем не шел, а наблюдая
за влюбленной парочкой, так усердно прятался в  кустах,  что  обнаружить
его было просто невозможно.
   Несчастный эксгибиционист оборудовал себе временное, но очень  уютное
гнездышко в отцепленном телячьем вагоне, натаскал  туда  старых  пальто,
которые перепали ему на одной из помоек. Казалось, жизнь снова  начинает
налаживаться.
   Сегодняшним днем он был особенно доволен.
   Муравьев не знал, что тот самый маньяк, садист-убийца, из-за которого
он уже пострадал, снова перебежал ему дорогу.
   Валера подобрался к своему вагону, подтянулся И бесшумно, как  лемур,
впрыгнул в вагон. Он уверенно двинулся  в  свой  угол,  предвкушая,  как
завернется в теплые  польта  и,  согревшись,  будет  вспоминать  сценку,
которую удалось подсмотреть: женщина зашла за кустики,  поставила  рядом
большую клетчатую  сумку  ("челночница",  сообразил  Муравьев)  и  долго
возилась,  снимая  трико.  Ей  пришлось  задрать  узкую   юбку,   плотно
обтягивавшую широкий зад, и  Муравьев  увидел  обширные  белые  ляжки  и
темный треугольник между ними. Это было незабываемое  зрелище,  которого
хватит на много дней вперед.
   Перед глазами еще стояла сладостная картина,  когда,  протянув  руки,
Валера почувствовал, что его гнездо занято. От  неожиданности  он  резко
вскрикнул.
   В следующий миг его ослепила  внезапная  вспышка.  Раздался  выстрел,
грудь обожгло. Угасающим сознанием Валера вспомнил толстые белые  ляжки.
И провалился в небытие.  Его  жизнь,  пусть  не  самая  осмысленная,  но
единственная, пришла к концу.
   Попов перестал  бороться  с  ЭТИМ.  Он  стал  осмотрителен,  хитер  и
осторожен.
   Он понял, что ничего сделать с собой не может. Иногда  это  оставляло
его на несколько недель, даже месяцев. Особенно зимой. Случалось,  Попов
даже забывал о том, что в нем живет зверь.
   Но наступала весна, и зверь снова просыпался.  Сначала  Попов  просто
чувствовал дискомфорт, как будто ботинки стали натирать.  Что-то  мешало
жить:
   С  каждым  днем  это  чувство  усиливалось,   пока   не   становилось
невыносимым.
   И тогда он выходил на охоту.
   В этом году он долго не  мог  успокоиться.  Обычно  к  октябрю  зверь
засыпал, но этой осенью он никак не хотел  угомониться.  Несколько  дней
Санька пытался перебороть себя. Ничего не  получалось.  Глаза  застилала
пелена, он задыхался.
   Зверь  требовал  новых  жертв.  Ему  было   мало   изнасилованных   и
задушенных, хотелось всего по полной программе.
   В ту  ночь  Саньке  приснилась  Зоя  Парфененко.  Сон  был  настолько
реальным, что он проснулся с ощущением того, что все повторилось.
   В тот же день он нашел железнодорожный  ключ  -  тот  самый,  который
принадлежал еще Зое, взял  портфель,  надел  очки  в  толстой  оправе  и
отправился на Ладожский вокзал. Ему повезло - на  Школьной  в  последний
вагон села девушка. Он мигом почуял в ней жертву. По опыту он знал,  что
на контакт легче всего идут женщины легкого поведения или те, у  кого  в
личной жизни возникли серьезные проблемы.  Положа  руку  на  сердце,  он
предпочитал вторых.
   Теперь, увидев, как девушка в  черной  шапочке  потерянно  смотрит  в
темное окно, он сразу понял - это она. Его женщина.
   А на следующий день случилось то, чего он  больше  всего  боялся.  Он
попал на место собственного преступления. Было тяжело, но он вынес  этот
кошмар.
   Удовлетворенный зверь спал, и Попов дал себе слово, что сделает  все,
чтобы задушить его в себе.
   Как будто для того, чтобы добить его окончательно,  судьба  заставила
его присутствовать на опознании собственной  жертвы.  Он  лицом  к  лицу
увидел  ее  родителей,  мужа.  Вечером  того  дня   Попов   напился   до
беспамятства. Пил совершенно один - у себя дома и при погашенном свете.
   А еще через день, мучась от жуткого похмелья,  принял  решение:  если
зверь проснется снова - он лучше убьет себя.
   Вот тогда-то он и встретил Штопку. Это была чистой воды  случайность.
Но такая,  которая  кажется  закономерностью  или  нарочно  подстроенным
чудом. Он сидел в вагоне метро и, уставившись в пол, думал  свои  мысли.
Потом, повинуясь немому приказу, поднял голову и увидел, что  прямо  над
ним стоит  ОНА.  Бывшая  одноклассница  Ленка  Штопина.  Самая  красивая
женщина в мире. И единственная, кого он  любил.  И  та,  с  которой  все
началось.
   Она узнала его и приветливо улыбнулась. Он  предложил  проводить  ее.
Потом они долго сидели на  кухне  под  плетеным  абажуром  и  болтали  о
разном. Очень давно Попову не было так легко. И  показалось,  что  зверь
внутри не просто заснул, а исчез, покинул его.
   Быть может, та, с которой все началось, сможет положить этому конец?
   Они стали встречаться чаще. Ходили гулять, в театр, на  выставки.  Но
перейти на следующую стадию не получалось -  Штопка  не  делала  ничего,
чтобы ободрить его,  напротив,  держалась  подчеркнуто  дружески.  И  не
больше.
   Сам он боялся сделать первый  шаг.  Боялся  не  столько  ее  реакции,
сколько своей. Кто его знает, что может произойти, окажись она  вдруг  в
его объятиях.
   Эта мысль была страшной.
   - Слушай, ты видишься с Димой Самариным? - как-то спросила она. -  Ты
говорил, что вы вместе работаете.
   - Вижусь, - кивнул Санька. - Он ко мне иногда заходит.
   - Слушай, а давайте встретимся все вместе, - предложила Штопка.  -  Я
так давно его не видела...
   Санька почувствовал укол - это была ревность.
   Но наперекор себе решил выполнить  обещанное.  Он  утром  позвонил  в
прокуратуру, но там сказали, что Самарина  на  месте  нет.  Может  быть,
поехал на Ладожский...
   Попов отправился  туда.  Ничто  не  предвещало  трагедии.  Он  кивнул
дежурному и прошел на второй этаж. И тут он увидел ее. Он даже не  сразу
понял, что прекрасно знает  эту  женщину.  Потому  что  он  одновременно
почувствовал запах и увидел каплю крови  на  белой  тонкой  шее.  Голова
закружилась, ноги задрожали, кровь бросилась в пах.
   - Александр Михайлович, вам нравится? - услышал он, как  сквозь  слой
воды, и понял, что перед ним секретарша полковника Жеброва Таня.
   - Очень, - выдавил он. - Вы... у меня нет слов. Слов действительно не
было. Кровь била  в  висках,  будто  хотела  прорвать  стены  сосудов  и
выплеснуться наружу. Руки дрожали. Санька понял, что, если немедленно не
уйдет, может случиться непоправимое. Он просто бросится на эту женщину и
немедленно - здесь и сейчас - перегрызет ей горло.
   - Нашел Самарина? - спросил его внизу дежурный. - По-моему, он еще не
проходил...
   - Самарина? Ах да...
   Он уже не помнил, зачем пришел.
   Дмитрия он увидел в тот же день, немного позже,  во  время  опознания
тела замерзшего мальчика. Все это Санька  помнил  как  в  тумане.  Глаза
застилала красноватая пелена. Зверь проснулся и теперь  грозно  требовал
своего.
   Противиться было невозможно. Он уже знал, что сегодня вечером, ночью,
он поедет и сделает это. В такие дни холодный рассудок начинал  работать
с поразительной четкостью. Он дождался конца  рабочего  дня  и  выжидал,
пока Таня Михеева не выйдет из отделения. Теперь нужно только проследить
ее путь домой.
   Интересоваться  ее  адресом  и  телефоном  опасно.  Лучше  проследить
самому. Человеку это было  бы  скучно,  но  караулящий  зверь  не  знает
усталости.
   Ему повезло. Таня зашла в магазин и купила тортик. Она шла в гости.
   Значит,  будет  возвращаться  поздно.  Пойди  она  сразу  же   домой,
возможно, это бы спасло ее. Но стечение обстоятельств работало против.
   Он очнулся в пять утра. Как был - в куртке и ботинках - лежал поперек
кровати. Голова гудела.
   Он отбросил забытье и сразу вспомнил все. Таню Михееву, двор на улице
Куйбышева... Во рту стоял металлический вкус крови. Он встал  и  включил
свет.
   Что-то упало на пол. Он опустил глаза - темно-красная рубиновая капля
на золотой цепочке.
   Первым импульсом  было  выбросить  ее.  Немедленно,  в  форточку.  Но
звериное чутье сказало "нет". Это очень веская улика.
   Он швырнул каплю на стол, рывком снял с себя одежду и пошел в ванную.
   Долго, остервенело тер себя жесткой мочалкой, будто вместе  с  грязью
хотел смыть с себя чужую кровь.
   "Неужели выхода нет? - стучало в голове. - Неужели теперь вот так  до
конца..."
   Вспомнилась Штопка... А он было подумал, что она может спасти его...
   "А что, если пойти и все ей рассказать... - мелькнула шальная  мысль.
- Взять и выложить".
   Но только не сегодня.  Завтра...  Послезавтра...  Но  он  обязательно
возьмет рубиновую каплю и пойдет к  Штопке.  Она  поймет...  Она  должна
понять...
   Это была ошибка. Очень серьезная. Не  надо  было  стрелять.  Из  того
дохляка можно было выбить дух парой ударов. И все было бы тихо. Но очень
уж неожиданно он подобрался.  Попов  успел  задремать,  пригревшись  под
старой мутоновой шубой.
   Спал он чутко, но все же не услышал, как Муравьев забирается в вагон.
А потому обнаружил  постороннего  человека,  только  когда  тот  пытался
ощупать его руками.
   Спросонья не смог соображать адекватно, а  потому  выстрелил.  Мразь,
распростертую на полу, было не жаль.  Попов  спокойно  переступил  через
тело, словно это было гнилое бревно. Много в жизни повидал трупов.  Было
не до того.
   А вот стрелять не стоило.
   Выстрел могли слышать. Даже наверняка услышали. А значит, скоро будут
здесь. Надо бежать, менять убежище.  Все  это  было  скверно.  Если  еще
пятнадцать минут назад никто не знал, где, в каком районе искать его, то
теперь стало известно точно, что он находится на задних путях Ладожского
вокзала.
   Надо срочно уходить. План с электричкой придется оставить.  Возможно,
стоит добраться до шоссе и выехать на попутке. Это  вариант.  Но  прежде
всего выбраться отсюда, с Ладожского.
   Он прыгнул вниз. Галька предательски зашуршала.  Со  стороны  вокзала
послышались отрывистые крики.
   "Учуяли, гады", - подумал он и, пригнувшись, побежал вдоль  вагона  в
обратную сторону.
   Внезапно его осветил  луч  прожектора.  Он  приближался  к  товарному
двору, где  недавно  установили  новые  осветители.  На  миг  он  замер,
ослепленный. Затем, нагнувшись, бросился под ближайший вагон.
   Шум погони приближался. Отчетливо слышался голос капитана Селезнева:
   - Полищук, заходи справа! Надо накрыть его!  Самарин,  назад!  Будешь
прикрывать меня.
   Звериный мозг каннибала не реагировал на  имена  -  он  понял  только
одно: против него вышли все, кто оказался в наличии. А  это  не  так  уж
много.
   Он пошел ва-банк.
   Наугад выстрелил в темноту. Кто-то громко чертыхнулся. Попал.  Хорошо
бы насмерть. Теперь он выиграл несколько минут -  эти  наверняка  сейчас
склонились над раненым: зверь сам раньше был человеком  и.  хорошо  знал
слабые стороны людей.
   Он пробрался под колесами как можно  ближе  к  вокзалу  и  огляделся.
Прямо перед ним на тележке, закинув ногу на ногу, сидела женщина в сером
пальто и курила. Она была не лучшим заложником, но других искать не было
времени.
   Он подскочил к ничего не подозревавшей Бастинде и, приставив к  виску
пистолет, сказал тихо, но отчетливо:
   - Будешь вякать, пристрелю.
   Обычно острая на язык, Бастинда только молча кивнула. Вампир  схватил
ее за шкирку и, продолжая держать пистолет у  виска,  потащил  на  пути.
Несмотря на отчаянное положение, голова соображала удивительно четко. Он
вспомнил о заброшенной трансформаторной будке  на  путях  не  доходя  до
товарного двора. Если добраться до нее, возможно, там удастся отсидеться
до утра.
   Бастинда только тяжело дышала, позволяя вести себя туда, куда  ведут.
От страха она разучилась соображать и, возможно, даже не  понимала,  что
встретилась-таки с настоящим маньяком.
   Вот  и  заброшенная  трансформаторная  будка,  давно  превращенная  в
бесплатный общественный туалет. Это сейчас смущало менее всего.
   - Стоять! Молчать! - бросил он заложнице, утыкая ее  носом  в  темный
пол, откуда отчаянно несло  экскрементами,  вперемешку  человеческого  и
животного происхождения.
   Было на удивление тихо. Подозрительно тихо. Его не  пытались  искать.
Но он знал - это вовсе не зна