дух мусоропровода. Как ни странно, на стенах, выкрашенных в тот
же грязно-синий цвет, не было ни скабрезных надписей, ни почти неизбежных
"RAP!!!", "Антонов дурак", "ACID" и "Игорь + Оксана =".

Нет, ну как это его угораздило прихватить китайский ширпотреб? Прапорщик с
отвращением поглядел на треклятую обувку. Несоответствие "костюм - обувь"
ему очень досаждало, лишало уверенности в себе, столь необходимой при
выполнении задания. (Ибо, как писал классик, недостаток воспитания можно
скрыть молчанием, недостаток манер - сдержанностью, но несоответствие между
цветом галстука и цветом носков вопиет.) А с таким настроением легко
проколоться. Разве можно хорошо сыграть Мефистофеля с деревянной шпагой?

Анатолий уже готов был остановиться на третьем этаже, у двери, обитой
древним, выкрошившимся на изгибах дерматином, с медной табличкой "50", но
вниз по лестнице мимо китайских туфель Хутчиша шмыгнул черный кот, и
прапорщик затопал ступеньками дальше наверх.

Он не был суеверным. Всего-навсего ему не понравился дверной глазок. Этот
глазок при нажатии кнопки звонка или при повороте двери всего на три
градуса автоматически фотографировал визитера[4]. А раз в месяц или чаще в
подъезде должен появляться то ли водопроводчик, то ли электрик, то ли
почтальон: перезаряжать микрофотоаппарат.

Квартира номер пятьдесят принадлежала Андрею Михайловичу Сверчкову -
человеку в околофлотских кругах довольно известному. Особенно Андрея
Михайловича ненавидели морские историки.

Историки, например, получали звания и повышения окладов за то, что
проповедывали, будто Цусимское сражение русский флот проиграл из-за
бездарного командования. Андрей же Михалыч, на основании неоспоримых
архивных данных, доказывал, что командование было вынуждено пожертвовать
кораблями, иначе в русско-японской войне Россия потерпела бы еще более
сокрушительное поражение. И к истории торпедной атаки Маринеско дотошный
Андрей Михайлович добавил несколько штришков, суть самой истории меняющих
кардинально. И к Пирл-Харбору, за что американцы сначала вручили послу СССР
ноту, а потом одумались и пригласили господина Сверчкова А.М. читать лекции
в Вест-Пойнт. Естественно, коли это произошло в восемьдесят четвертом году,
никто его лекции читать не пустил, а военные историки возненавидели пуще
прежнего.

В общем, Андрей Михайлович был, что называется, широко известен в узкий
кругах. Официальных ученых степеней не имел, да и не мог иметь. Не имел и
публикаций в научно-исторической литературе, хотя в рукописях у него дома,
в старом обшарпанном письменном столе лежало восемь книжек. Разве что в
пору озорной гласности от трудов Андрея Михалыча кормились несколько
корреспондентов "по разоблачениям", но славы ему эти публикации не
прибавили. Разве что на том же письменном столе историка пылился почти
десятилетней давности конверт от самого Уильяма Крау[5] с обещанием в самом
ближайшем времени изучить возможность закрытой публикации монографии "К
вопросу об участившихся катастрофах танкеров в семидесятые годы". На самом
деле письмо это состряпали умельцы из морской разведки России и сама
рукопись границу не пересекала, а в настоящее время, в обстановке
глубочайшей секретности, скрупулезно изучалась отечественными экспертами.

Внешне Андрей Михайлович вполне походил на немолодого и неофициального
следопыта. Носил неопределенного стиля костюмы без галстука или грубой
вязки свитера. Голову зимой и летом покрывал мышиного цвета беретиком.
Обувался черт те во что. Очень любил тельняшки, хотя море видел только с
берега: здоровье не позволило в юности Андрею окончить не то Мореходку, не
то ВВМУ имени Крузенштерна.

Сегодня у Михалыча был праздник. Нашелся ученик, готовый слушать старика
раскрыв рот и бескорыстно.

Ученика звали Кирилл. Он пыхтел за спиной, не в затылок, а поверх затылка,
переступая ботинками то ли сорок пятого, то ли сорок шестого размера.

- Кирилл,- сказал Михалыч ученику,- вот тебе забавный факт. Ежегодно
весной, в одни и те же дни,- из кармана черно-серого старенького пиджака он
достал ключи, чуть не уронил и принялся отпирать дверь,- на вокзалах
необъятной России можно заметить юных лейтенантов, одетых с иголочки, почти
всегда под мухой, которые кортиками режут хлеб и колбасу.- Дверь
открылась.- Это я к тому, что я живу скромно и даже лишней вилки у меня не
найдется.

- Я же говорил,- пожал пышными плечами новообращенный ученик Кирилл, руки
которого были заняты краковской колбасой, хлебом, пакетом с картошкой,
жестянкой с чаем и пакетом молока.- Надо было еще пузырь взять. Под водку и
без вилки можно обойтись.

- Кирилл, ты не прав,- добродушно улыбнулся историк.- От водки косеешь. И
становишься дураком. А дураку ни закон, ни исторические факты не писаны. Я
согласен, что умение пить водку помогает сделать любую карьеру, даже
карьеру историка. Например, где и кем был бы сейчас академик Боронако, не
пей он столько, и, главное, с теми, с кем надо, водку? Только, к сожалению,
к настоящей науке это не имеет никакого отношения.

Не разуваясь, оба прошли в комнату, весьма, надо сказать, грязную, и
ученик, повинуясь жесту учителя, сложил, а точнее, вывалил снедь прямо на
письменный стол, меж деталями разобранного старинного секстанта.

- Шкипер, а картошку здесь, что ли, чистить? Из серии: устроим в
пионерлагере тараканов родительский день?

Ученик брезгливо поджал губы и брезгливо отступил от стола. Кличку "Шкипер"
он дал учителю в самом начале знакомства. Старик был не против. В глубине
души эта кличка Михалычу даже нравилась.

- Ты, дружок, за картошку не беспокойся. Я картошку сам почищу. Я ее
перечистил столько, сколько тебе и не снилось. Ты лучше на кухне чаек
поставь. Кстати, о картошке. В семьдесят третьем на Тихоокеанском флоте
поспорили как-то в ресторане Дома офицеров капитан авианесущего крейсера
"Норильск", капитан подлодки "Комсомолец Бурятии" и командир береговой
батареи: чей матрос быстрее почистит картофелину. Как думаешь, кто победил?
Старшина второй статьи Долженко с подводной лодки. Уложился в две секунды,
за что получил от командира внеочередной отпуск на десять дней... Ты чай
будешь ставить или нет?

Кирилл спохватился, взял жестянку чая "Индийский" со стола (жестянка
утонула в его лапищах, как шайба в перчатке хоккейного вратаря) и с
интересом посмотрел на бумагу, на которой жестянка стояла. Это оказался
пожелтевший "Боевой листок". С виршами неизвестного флотского поэта,
воспевшего тот факт, что Кронштадт ни разу не сдавался врагам. Кирилл
усмехнулся рифме "знамя - пламя" и пошел ставить чай. Некогда он собирался
стать филологом. Написать исследование "Влияние Хэмингуэя на Довлатова".

Сверчков, вывернув шею, с уважением посмотрел на спину ученика. Это надо же
- такой громадой вымахать! Интересно, где он себе одежку покупает? Не в
"Трех толстяках" же. По меньшей мере пятьдесят шестой размер, четвертый
рост. Пива, наверное, легко кружек двадцать усосет. Ну ладно, не двадцать.
Пятнадцать.

В маленькой тесной кухне Кирилл с тоской огляделся. Не кухня, а хижина тети
Пеппи Длинныйчулок. Как бы тут чего не задеть, не сломать нечаянно. И не
перемазаться. Очень уж противно. Дома у Кирилла, хоть он и слыл
принципиальным холостяком, была абсолютная чистота. Все выстирано,
прополощено, высушено и остужено. Даже не то что кошку, канарейку заводить
Кирилл не желал: от зверя слишком много грязи. Организм организму - друг,
товарищ и враг. А здесь...

Наискосок кухню перебежал дородный таракан, похожий на арбузное семечко.
Кирилл побрезговал его давить. С отвращением, двумя пальцами повернул
скользкую от въевшегося жира ручку горелки. Услужливо полураскрытый
спичечный коробок, что покоился на закопченной, бархатной от прилипшей пыли
плите, тронуть не решился. Зажег горелку своей "Зиппо", конечно же,
паленой. Слегка обжег костяшку указательного пальца.

Андрей Михайлович потянулся, скорчил пыльному зеркалу скорее веселую, чем
злую рожу, ногой выдвинул из-под стола кастрюлю с засохшими макаронами,
подхватил нож для резки бумаги, пакет с картошкой, плюхнулся в расшатанное,
вытертое до ниток кресло и бодро принялся картошку стричь, бросая очистки в
окаменевшие макароны.

Наверняка гэбэшник, без злобы подумал Михалыч про Кирилла. Дожили, никому
кроме ГБ в этой стране подлинная история не нужна. Ну что ж, зато за мои
байки меня будут добросовестно кормить.

Чайник закипел, картошка была почищена.

- А на что они спорили? - вернулся из кухни ученик; ручка чайника
практически утонула в его громадной лапище.

- Кто? - не понял задумавшийся о своем Михалыч.

- Ну эти, унесенные ветром на Тихоокеанский флот.

- Во! Это и есть самое интересное. Спорили они на бороды. Все трое носили
бороды. И проигравшие по условиям должны были бороду сбрить. Кстати,
впоследствии носить растительность на флоте запретили всем, вплоть до
высшего командного состава. Только если командующий флотом лично даст
"добро". Это случилось после того, как во время пожара на ракетном катере
один мичман задохнулся. Борода помешала противогазу плотно облечь
мичманскую физиономию. Принес чайник? Давай теперь ставь картошку вариться.
Кастрюлю там найди какую-нибудь почище.

А то в этом доме не то что раздражение после бритья, как бы тут холеру или
брюшной тиф не подцепить... Бациллы размером с Моби Дика. Наверняка, хотя
посмели на глаза показаться только тараканы, есть и прочие домашние
животные - клопы, муравьи... крысы. Точно! Вот только крыс здесь не
хватает. Тогда бы уж эта квартира от Люберецкой свалки ничем не отличалась.

Ученик вернулся на кухню, а Михалыч взял со стола железную кружку с грубо
намалеванной божьей коровкой, вывернул пальцем подсохшую заварку в помойное
ведро. Налил в кружку свежий чай, полез рукой за шкаф, вытащил заросшую
пылью подзорную трубу - не то; поставил трубу на место и полез рукой
дальше. Выудил полбутылки дрянного коньяка "Белый аист" и плеснул в
кипяток, сколько влезло. Остальной коньяк спрятал обратно.

От водки отказался, зло подумал на кухне Кирилл, значит, не доверяет. А сам
небось сейчас в чай себе коньяк из-за шкафа долил. Думает, старый дурак,
что никто этого не видит. Как же, никто, когда в квартире три "глазка"
установлено. Один в комнате, по одному на кухне и в коридоре. А этажом выше
целая квартира арендована, чтоб следить за Андреем свет Михалычем. Мало ли
какие гости на огонек заглянут. Было бы нелепо их прозевать...

Кирилл раздраженно скрипнул зубами, ставя вымытую под картошку кастрюлю на
газ. Уже с картошкой. Черт с ней, пускай разваривается на фиг.

По природе аккуратист, он был очень недоволен заданием и тихо завидовал
тем, в квартире сверху. Правда, тараканы, успешно плодящиеся внизу,
забредали и на этаж выше. Не только сквозь естественные щели, но и через
пробуравленные дырки для "глазков".

Кирилл машинально посмотрел в правый верхний угол кухни, туда, где
притаился кухонный "глазок"... и выматерился вслух. От неприметной дырочки
с прозрачной вермишелиной оптики - по стене, по дряхлым блекло-зеленым
обоям расползалось мокрое пятно. Как минимум это означало, что оптический
прибор выведен из строя. Его наверняка закоротило. А как максимум...

Лейтенант ФСБ Кирилл Сердюк поспешил в комнату. В коридоре по пути он
обнаружил, там, где и ожидал, еще одну протечку. А третье пятно растекалось
по обоям в комнате.

- Шкипер, мы, кажется, тонем! - агент ткнул пальцем-сосиской в угол.-
Организмы сверху натравили на нас Соргазмово море!

Андрей Михалыч чуть не поперхнулся горячим чаем тире коньяком, чуть не
пролил горячий чай тире коньяк сначала на себя, потом на "Боевой листок" с
сагой о Кронштадте, наверняка имеющий некую историческую ценность.

- Вот же козлы,- неинтеллигентно выразился Михалыч. И сообщил ученику: -
Там какие-то буржуи помещение под офис сняли.

Под что снято помещение на самом деле, ученик распространяться не стал, а
зашагал к двери. Как назло Михалыч увязался следом, а повод остановить
хозяина Кирилл с ходу не нашел.

Они споро поднялись на лестничную площадку выше этажом. Дверь обидчиков
оказалась незапертой. Лейтенант пожалел, что по условиям задания сдал
табельное оружие. Такого, чтоб "верхние" сами оставили дверь открытой, не
могло быть в принципе.

Пока Сердюк в нерешительности медлил, историк, не подозревающий о грозящей
опасности, дернул дверную ручку. И с порога поинтересовался:

- Что ж вы, новые сволочи, творите, а?!

На нижней площадке послышались шаги. Спокойные шаги кого-то из жильцов. Это
хорошо, подумал Кирилл, чем больше организмов, тем лучше. Но шаги тут же и
стихли.

Кириллу представилось, что сейчас раздастся вопль - историк наткнется на
трупы "слухачей", а может, и на их убийцу. Но вместо этого Михалыч
растерянно повернулся к ученику и робко промямлил:

- Кажется, никого. Войдем, что ли?

Не может быть, чтоб никого, мелькнуло в голове лейтенанта. Но не хватило
смелости пойти вперед и самому проверить помещение. Зная, что поступает
очень неправильно и что если все обойдется, то начальство такое поведение
отметит в лучшем случае выговором с занесением, лейтенант только растерянно
кивнул.

Михалыч вошел. Стараясь упрятаться от всех возможных опасностей за грузной
спиной учителя, впрочем, недостаточно широкой, чтобы укрыть могучего
ученика от пули-дуры, вошел и Кирилл.

Из комнаты в прихожую медленно плыли смятый лист бумаги, исписанный мелким
почерком, и два окурка. Воды успело налиться на два пальца.

Михалыч, звучно шлепая по воде, кинулся на кухню закручивать кран. А
Кирилл, набрав побольше воздуха, заставил себя войти в комнату. Что б ему
было, если б не вошел? Ну, увольнение по статье "Ж". Ну, презрение в глазах
товарищей по оружию. Зато - живым бы остался. Жизнь, она дается человеку
всего раз, и не фиг подставляться под пули ради дерьмовых двух лимонов в
месяц плюс льготы на проезд в общественном транспорте. Но вошел.

Кожаный диван, стол, шкаф, стулья - все на месте. Даже больше: аппаратура -
лейтенант, с опаской озираясь на кухонную дверь, открыл и закрыл (двумя
пальцами за ручку) дверцы комода - аппаратура на месте. Точно "слухачи"
преднамеренно решились покинуть помещение. Но как они посмели?

Так, проверим еще раз. Жаль, диван кожаный, с кожи легко кровь смывается.
Вот с габардина - замаешься. Был у Кирилла один случай...

Стоп. Не о том. О работе думать надо.

Стулья на месте? Целы? На месте. Целы. Шкаф? Шкаф. Твою мать, что же здесь
все-таки произошло? Куда ребята делись? Лови, лови, товарищ Сердюк, момент
истины - пока еще товарищ, но на грани того, чтобы стать гражданином.

Чавкая явно пропускающими воду туфлями, с кухни в комнату вошел историк. В
левой руке, как охотник подстреленную утку, он торжественно держал
непочатую бутылку водки "Смирновъ".

- Это, так сказать, компенсация морального ущерба. Пошли отсюда. Нас внизу
закуска ждет.

- Так от водки же тупеют. Выпил - и матрац,- напомнил Кирилл, тупо
разглядывая бутыль. Откуда она здесь взялась? Или, несмотря на строжайший
запрет, "слухачи" пили на службе? Что ж, в своем рапорте он подробно
расскажет и о незапертой двери, и об этой бутылке. Глядишь, начальство
поймет, что в столь нелепой ситуации лейтенант Сердюк вел себя не то чтобы
героем, Мальчишем-Кибальчишем, но все же разумно, честь мундира не роняя.

- Ноги промокли. А если простуда? - резонно ответил старик.- Пошли, чего
встал. Не то придется изучать водолазное дело. Я как-то писал про
водолазов. Был такой знаменитый водолаз - старшина Джозеф Карнеке. Это он в
Пирл-Харборе после седьмого декабря корабли со дна поднимал...

- Пошли,- легко согласился Кирилл: чем быстрее они уйдут, тем от греха
подальше.

Они вернулись, метя ступеньки и прихожую влажными следами, и Михалыч
проворно смотался на кухню. За стаканами.

- Выпить надо немедленно. А то насморк схвачу.

"Беги, беги,- зло подумал Кирилл.- Так-то оно лучше. А то - "От водки
тупеют"! В досье русским по белому написано: "Склонен к алкоголизму". А
ежели так в досье написано, значит, пей и не выделывайся. И в шалмане, где
я тебя цеплял, тоже за мой... пардон, за государственный счет пиво хлебать
не гнушался, как лошадь Пржевальского. А тут выпендривается..."

Пятно протечки на стене в коридоре доросло до пола. И на полу начала
образовываться лужа. Чуткий нос Сердюка уловил знакомый, неожиданный здесь
запах. Пахло любимой маркой крема для обуви. Неужели Шкипер иногда чистит
ботинки?

- Это даже неплохо,- сообщил повеселевший историк, увлекая ученика в
комнату и приглашая сесть на стул-ветеран.- Заодно и полы помоются.

- Может, что-то надо делать?

Фээсбэшник знал, что нужно делать: под каким-нибудь предлогом покинуть дом
и из телефонной будки доложить о происходящем начальству.

- Вон на стенке уже не ручей, а гинекологические древеса растут.

Кирилл продолжал мочить шутку за шуткой, как велела легенда, хотя было уже,
ох, как не до шуток. Лучше бы сегодня дежурным офицером оказался не майор,
а подполковник. Майор, собака, не будет делить на правых и виноватых.

- А что тут поделаешь? Пока вся вода не протечет ко мне, а от меня на
второй этаж, ничего не поделаешь. И эти гады будут обязаны всем ремонт
сделать. Ты не знаешь магазин, где самые дорогие обои?

Кирилл непроизвольно усмехнулся. Ему пришло в голову, что когда-нибудь и за
похороны этого неформала придется платить тоже родной ФСБ.

- За это следует выпить,- стремясь хоть чем-то занять подопечного, а самому
в это время решиться хоть на что-нибудь, предложил Кирилл. Но в голову, как
волосы в рот, как мухи в варенье, как Жириновский в Президенты, лезли
мысли: "Щас бы пивка холодненького... Щас бы диск Хендрикса на полную..."

- Вот и я про то же.- Радостный Михалыч свернул пластмассовую головку
бутыли и разлил по стаканам. Один стакан протянул ученику, второй взял в
руку так, словно это и не стакан вовсе, а грузинский рог с "Хванчкарой", но
тут взгляд его зацепился за что-то на столе.

- Вот здесь, в газете, сказано, что начался новый этап переговоров о
разделе Черноморского флота. Давай выпьем за то, чтобы весь флот остался
российским.

Кирилл выпить смог. Закашлялся разве что. И не потому, что водка оказалась
чересчур крепкой. Нет, выпивать Кирилл умел, отсюда и задания часто получал
соответствующие.

Но... когда они уходили из квартиры, никакой газеты на столе не было. Там
лежал пожелтевший "Боевой листок".

- Да. С Черноморским флотом не все так просто,- прислушиваясь, как алкоголь
начинает согревать душу, довольно откинулся на спинку кресла Михалыч.-
Казалось бы, кому он нужен, этот образцово-показательный флот? Знаешь,
теперь у молодых лейтенантов перед распределением в голове одна мысль: лишь
бы не попасть на ЧФ. Уж лучше в Гремиху. И не только теперь. Всегда так
было. Ну, не всегда, где-то с начала пятидесятых. Перспективы служебного
роста на ЧФ - никакие. Если туда попал, считай, выше командира корабля не
поднимешься. В Севастополе, если ты не по гражданке одет, пивка не смей
попить. Тут же патруль заметет, хоть ты лейтеха, хоть каптри. А патрули
идут с дистанцией в сто метров. Жуть! Совершенно не понимаю, на кой ляд
Украина и Россия этот флот делят-делят, а поделить не могут. Да пропади он
пропадом!

Историк перевел дух, успокоился малость и поднял раскрытый и сложенный
посередине "Московский комсомолец".

- А вот в этой газетенке,- с коньяка он явно пересел на конька,- пишут про
Курилы. Опять-де бравые японцы долю требуют. И подпись под статьей хорошая:
"А.Созидалов". Знаю я этого Созидалова. Раз в три месяца захаживает,
сволочь. Кричит с порога: "Михалыч, спасай! Дай наколку, а то я тут по
бабам загулял, неделю в редакции не появлялся, редактор уволит". Добрый я
человек. Конечно, наколку даю. А он потом, гад, в разных газетах в статье
только названия меняет. Хоть бы раз проставился, скотина.

- Ну и что Курилы? - находившийся в этот миг очень далеко отсюда, спросил
из вежливости лейтенант Сердюк, почесывая темя для ускор