ранспортер. Он  развернулся  на месте, встал  и дал длинную  и  ровную
очередь вдоль улицы, поднимая фонтанчики пыли. Потом деловито  развернулся и
начал бить густыми очередями куда-то вправо.
     Вольхин, его сержанты Фролов и Мухин, и еще несколько бойцов залегли за
плетнем  у дома.  Немец, которого Вольхин ударил  штыком,  лежал впереди  на
дороге, все  еще медленно перебирая ногами.  Другой, убитый раньше,  валялся
сзади, лицом в небо. Вольхин поймал  себя  на мысли, что смотрит и старается
запомнить этого немца: длинное лицо, тонкий нос, впалые щеки, рот  в оскале,
из-под расстегнутого на груди ворота торчат рыжие волосы. Сапоги короткие, в
пыли, каблуки почти новые. "Так вот вы какие, фашисты..."
     - Умер наш Урюпин, - услышал Вольхин. - Кончился...
     Возле  убитого на  корточках  сидели двое,  Борисов и Новиков.  Вольхин
поднялся, подошел к ним.
     - Еще жил  немного... Смотри, прямо в  грудь попал, - с  болью произнес
Борисов.
     Вольхин посмотрел на Урюпина, и  если бы не пятна бурой крови на груди,
ни за что  бы  не поверил, что он мертв. Лицо его  не было искажено болью, а
волосы еще тихо шевелились от ветерка.
     -  Дышал минут пять, солнце глазами искал. Видно, понимал, что умирает,
- добавил Борисов.
     - А там кого у нас убило? - спросил Вольхин, с трудом  сглатывая густую
слюну.
     - Одного знаю - Миляев.  Ну, толстый такой.  Я  к нему подбежал  -  вся
голова в крови, наповал. Ни одного выстрела не успел сделать парень. Второго
не видел, не знаю, кто упал.

     Батальон капитана Леоненко,  куда  входила и  рота  старшего лейтенанта
Цабута, после полуторачасового боя зацепился за окраину села, правее вел бой
за  крайние  дома  и кладбище  батальон  майора Московского.  Первый  натиск
атакующих  рот был дружным и напористым, и  противник, застигнутый врасплох,
сумел  закрепиться  только на середине села,  вытянутого полумесяцем больше,
чем на километр. Засевшие в  домах  и на огородах  гитлеровцы  при поддержке
нескольких  бронетранспортеров вели яростный  огонь,  одновременно  наводя у
себя порядок и готовясь к контратаке.
     Лейтенант  Вольхин,  отдышавшись после  первых минут боя,  обошел,  где
согнувшись,  где ползком,  участок  своего  взвода,  а было это  три избы  с
огородами, и решил броском перейти на  ту сторону улицы, откуда постреливали
немецкие автоматчики.
     Слева,  на  участке соседней роты, видно было,  как  из проулка  выполз
танк, остановился и несколько раз выстрелил по домам напротив.
     Видел  Вольхин,  как наискосок  к танку,  почему-то  на локтях,  пополз
красноармеец, как  он, чуть приподнявшись, бросил  бутылку в  танк метров  с
пятнадцати, как мгновенно взлетел факел огня и столб дыма, но из танка почти
одновременно  ударила  струя огня  и боец  вспыхнул,  покатился  по  дороге,
пытаясь сбить огонь. Танк еще дернулся, но из него уже  густо валил  дым,  и
столб огня опалил листья стоявшего рядом огромного дуба.
     Через  улицу  побежали наши бойцы,  стреляя на  ходу,  и  Вольхин подал
команду "Вперед!" и своему взводу. Несколько немцев, отстреливаясь с колен и
на ходу, побежали  в кустарник за домами, все бросились,  было,  за ними, но
оттуда  ударили  густые и точные автоматные очереди и Вольхин крикнул своим:
"Ложись!"
     Стрельба, то  затихая,  то  снова вспыхивая, шла по всему  селу. Где-то
правее слышались орудийные выстрелы.

     Батальон  капитана Козлова из 624-стрелкового полка майора Фроленкова с
приданной батареей  Похлебаева  в  начале атаки  прошел с  полкилометра,  не
встречая немцев, и только когда в деревне, что стояла правее,  начал стихать
наиболее яростный огонь первых минут боя, по развернутому в  линию батальону
начали вести огонь несколько групп автоматчиков.

     Политрук первой  роты  Андрей Александров с  винтовкой наперевес  бежал
вместе  с ротой вперед,  стреляя на  ходу и все более чувствуя, как приходит
азарт  боя и сердце охватывает  что-то до сих пор неведомое.  Немцы  бежали,
почти  не  стреляя,  несколько человек из них  упали, и через одного  Андрей
перепрыгнул на бегу, но,  достигнув кустарника, гитлеровцы  залегли и начали
густо поливать атакующих автоматным огнем.  Одновременно  заработали  три их
пулемета, и рота залегла.
     Перебежками  Андрей подбежал к одному командиру взвода, второму: "Давай
поднимать людей! Бросок остался!".
     Оглянувшись   по  сторонам,  Александров  убедился,  что  рота   готова
подняться  в  атаку.  Он  встал во весь  рост и  со  словами "За Родину!  За
Сталина!"  бросился  навстречу  свистевшим  над  головой  пулям.  Тело  само
сжималось в комок, но ноги несли  вперед, а руки автоматически передергивали
затвор винтовки.
     В расположении гитлеровцев разорвалось несколько снарядов  и пулеметный
огонь на время стих. Где-то  позади немцев горела машина, поднимались черные
разрывы снарядов.
     "Хорошо прошли!" - стучало  в голове  Александрова. Сердце  колотилось,
ноги подкашивались, лицо горело и Андрей, пробежав  еще  метров двадцать,  и
видя, что его  обгоняют  бойцы, перешел  на  шаг  и, наконец, в  изнеможении
опустился на траву.
     Выбив небольшие группы  немцев из кустарника, батальон капитана Евгения
Козлова вышел к ржаному полю и все три его  роты почти одновременно залегли.
Справа в деревне шел бой,  слева на несколько километров простиралось ровное
поле, впереди,  до  лесочка  примерно метрах в восьмистах - тоже поле спелой
желтой ржи.
     -  Пойдем  посмотрим,  что  дальше  делать,  -  позвал  капитан  Козлов
командира приданной батареи старшего лейтенанта Похлебаева.
     Его батарея  была чуть  сзади  боевых  порядков батальона,  действовала
четко, а  молодой,  высокий  и  симпатичный  ее  командир  сразу  понравился
Козлову.
     Когда они вышли к окраине поля, спереди, из ржи, бойцы замахали руками,
давая знаки залечь. Похлебаев опустился на колено.
     - Пригнитесь, товарищ капитан. Наверное, автоматчики во ржи засели.
     Похлебаев  посмотрел  в  бинокль.  Хорошо было видно  деревню за полем,
Давыдовичи. Из лесочка, что рос впереди, раздавались редкие выстрелы.
     - Товарищ капитан, не иначе там и находится штаб Магона.
     Над головой просвистели пули. Похлебаев почувствовал, как что-то больно
чиркнуло по боку, и упал, зажимая рану ладонью.
     "Вот досада, -  подумал Георгий. - Хорошо еще, что на  излете". Сильной
боли он не чувствовал,  но  ладонь была в крови. Капитан Козлов  лежал лицом
вверх,  на  его груди  расплывалось темное  пятно.  - "Ну вот, минуту  назад
разговаривали...".
     Похлебаев  вернулся  на  командный  пункт  батальона,  приказал  бойцам
вынести тело убитого комбата. Потом собрал  ротных. Оказалось, что все они -
молодые   лейтенанты,   и   тогда  Похлебаев   без  колебаний  объявил,  что
командование  батальоном временно  берет  на  себя. Он поставил  лейтенантам
задачи и пошел в первую роту.
     Через час, ползком  по ржаному  полю, лишь  изредка  осторожно поднимая
голову,  чтобы  осмотреться,  Похлебаев  вывел  роту к  лесочку, где, как он
считал,  и  располагался  штаб  командира  корпуса Магона.  Похлебаев поднял
людей,  они  смелой  атакой  отбросили  несколько  небольших групп  немецких
автоматчиков  дальше  в  рожь.  Увидев  в  рощице наскоро  вырытый  блиндаж,
Похлебаев побежал туда. Здесь уже стояли несколько командиров.
     -  Ну, молодец, старший лейтенант! - небольшого роста полковник  крепко
обнял Похлебаева. -  Молодец, выручил.  А  то мы  тут  вторые  сутки  сидим.
Обложили, как медведей, а побежишь по полю  - стреляют, как зайцев. Спасибо,
сынок. Как тебя звать?
     - Командир батареи старший лейтенант Георгий Похлебаев!
     - Ну, желаю тебе скорее полковником стать.
     Когда группа освобожденных из блокады командиров пошла по указанному им
маршруту в  тыл, Похлебаев спросил сопровождавшего их лейтенанта, кто  с ним
разговаривал.
     - Полковник Ивашечкин, начальник штаба корпуса, - ответил лейтенант.
     Штаб  Магона из опасной  зоны  был  выведен,  Похлебаев доложил об этом
командиру  624-го стрелкового полка майору Фроленкову. Рассказал  и о гибели
капитана Козлова.
     -  Жаль,  - услышал Георгий сразу упавший голос Фроленкова.  - Отличный
был командир. На таких как он, наша армия и  держится. Не успел повоевать...
Похоронили?
     - Станет потише -  похороним... - и у Похлебаева всплыло в  памяти лицо
капитана  Козлова.  Он  знал  его  всего  несколько  часов,  но  уже   успел
почувствовать  в этом человеке  и  характер,  и хватку, и знания. -  Товарищ
майор, кому сдать командование батальоном?
     - Командир второй роты живой? Вот ему и сдай.

     Васильчиков  и  Наумов,  с  самого начала атаки  находившиеся  в боевых
порядках  батальона  Леоненко  и  видевшие  весь бой своими  глазами,  скоро
убедились,  что все  их  люди атакуют смело, и, главное, умело, были  все же
удивлены мужеством того  бойца,  который  поджег танк.  Когда бой  откатился
дальше  по улице Червоного Осовца, они  подошли  к этому танку.  Люк его был
открыт и изнутри густо  несло  жареным. Погибший боец  лежал посреди дороги,
неловко раскинув руки. Наумов снял каску, подошел к нему поближе.
     - Вот это герой.. Не помнишь фамилии? - спросил Наумов у Васильчикова.
     Лицо бойца было сильно обожжено и опознать его было трудно, а документы
в нагрудном кармане сгорели.  Погиб боец от выпущенной из огнеметного  танка
струи.
     -  Товарищ  комиссар, вас  майор Московский  срочно зовет, - подбежал к
Васильчикову красноармеец.
     Командир 1-го батальона  майор  Московский,  несмотря  на войну все еще
краснощекий  и  полный, сидел  на  чердаке одного  из  домов  и  смотрел  на
раскинувшееся впереди поле.
     - Ну-ка, глянь, - передал он бинокль подошедшему Васильчикову.
     И в  туче  пыли хорошо  было видно, как колонна танков из дальнего леса
дорогой шла к селу.
     - Сколько насчитал?
     - Пятнадцать.  Да еще часть, несколько единиц, с  пригорка спустились в
ложбину,  не  видать.  В  общем,  тридцать,  это самое малое. Теперь  смотри
налево.
     Со стороны Давыдовичей  тоже шла колонна,  но не танков,  а автомашин с
пехотой.
     - У тебя есть связь со штабом полка? - спросил Васильчиков.
     -  Конечно. Скворцов,  дай первого, - приказал Московский стоявшему  за
спиной сержанту.
     - Товарищ первый? Иван Григорьевич, это Васильчиков. Я у Московского...
Танки,  примерно в  километре  от  нас,  не менее тридцати.  От  Давыдовичей
мотопехота подходит... Бери, тебя, - подал он трубку Московскому.
     Майор Московский все эти минуты лихорадочно думал: "Что делать? Принять
бой в явно невыгодной позиции и против превосходящего противника или просить
разрешения   отойти   на  исходный,  на  опушку  леса,  где   вполне   можно
удержаться?".
     - Слушаю, товарищ полковник. Как чувствую  себя? Неважно. Не удержаться
здесь, боюсь - раздавят. Стоит ли рисковать? Есть. Понял, товарищ полковник.
     - Ну, что?
     -  Отходить!  Ротных ко  мне,  быстро!  -  дал команду  сержанту  майор
Московский.
     Он снова стал смотреть в  бинокль на поле. "Метров восемьсот...  Десять
танков пошли влево, на соседа, -  с облегчением подумал Московский, - а эти,
значит, на нас".
     В  бинокль  хорошо  было видно, как  с  грузовиков посыпалась  немецкая
пехота. Развернувшись в  линию взводов, она споро пошла за  танками, которые
медленно ползли вперед.  "Четко воюют",  -  смахнул Московский  пот со лба и
посмотрел на Васильчикова. У того лицо было как всегда спокойным, только  со
сжатыми до белизны губами.
     Танки,  оставляя  за  собой  облака пыли  и  все  более увеличиваясь  в
размерах,  начали  стрелять  с коротких  остановок. Сразу несколько  взрывов
одновременно взметнулись в селе и клубы пыли и огня поднялись над домами.

     Получил приказ на отход и батальон капитана Леоненко.
     - Вольхин! Давай  со своими назад!  Скорее!  - услышал  Валентин  сзади
голос своего ротного.
     А  бойцы  его  взвода  уже  открыли  по  наступающей  немецкой   пехоте
беспорядочный огонь.
     - Что, так все сразу и побежим? Передавят, как котят!
     - Взвод Данилова прикрывать останется, у  них  еще  бутылки с  горючкой
остались.
     Вольхин  дал команду взводу на отход, быстро пересчитал своих глазами и
пошел следом. Бежать было стыдно, хотя и есть  приказ отходить. Только после
разорвавшегося метрах в пятидесяти от него  снаряда, поднявшего высоко вверх
комья земли, Вольхин перешел на бег.
     "А Урюпин?" - ожгло  мозг Вольхина,  когда он увидел,  как  четверо его
бойцов, спотыкаясь,  тащат  на  плащ-палатке раненого  час  назад  Новикова.
Валентин  остановился  на  мгновение,  но в  сердцах  махнул рукой и побежал
дальше.  "Ему  теперь  все равно, кто  и как  теперь  похоронит",  - пытался
успокоить себя Вольхин. Справа и слева то и дело попадались убитые в  начале
атаки, и Валентин заставил себя не думать о погибшем  Урюпине, труп которого
они оставили немцам. "А что скажут ребята? Мог же я распорядиться похоронить
его, пока было время..." - сверлила голову мысль.
     Капитан  Шапошников, с первых  минут атаки  полка  постоянно  державший
связь с  батальонами  и  только  изредка  выходивший на опушку  леса,  чтобы
собственными  глазами посмотреть на  ход боя, скоро  по  характеру  докладов
комбатов,  да  и  по тому,  что  видел сам,  стал  понимать,  что  их  успех
временный.  Батальоны  расходились   в   стороны,   промежутки   между  ними
увеличивались,  и  даже  без  бинокля было  видно,  что  бой  за  село  явно
затягивается. Он не слышал разговора Малинова с Московским, но, вернувшись в
блиндаж, по лицу  командира полка понял,  что обстановка резко  изменилась к
худшему.
     Связи с  батальонами Леоненко и  Московского  уже  не  было,  лейтенант
Денисенко, начальник связи  полка, встретив Шапошникова у входа  в  блиндаж,
сказал, что  батальоны получили приказ  командира  полка на отход,  связисты
сматывают  провода.  Шапошникову  стало неприятно,  что  всего  за несколько
минут, пока он  с  опушки  наблюдал  в  бинокль  за  действиями  батальонов,
обстановка круто  изменилась, а он ничего об  этом не знает, и  что командир
полка принял решение отходить, не посоветовавшись с ним.
     - Московского и Леоненко  атакуют крупные  силы  противника,  Александр
Васильевич.  Я  дал приказ отойти  на  исходный, -  услышал сзади Шапошников
неуверенный голос Малинова.
     Впереди,  у  наблюдательного   пункта   полка,   разорвалось  несколько
снарядов, один из них с громким треском переломил пополам большую сосну.
     Шапошников вышел  из блиндажа и с опушки  леса снова стал наблюдать  за
полем боя. Видно  было не все, только часть батальона Леоненко, но  и из той
картины, что  он увидел, было ясно: утренняя атака сорвалась. Через ржаное с
черными проплешинами поле бежали к лесу  цепочки и сбившиеся в группы бойцы,
следом  за  ними  ползли  танки. Шапошников,  быстро  переводя бинокль слева
направо, насчитал их восемь,  но  отметил  про себя,  что  идут не  густо, с
интервалами между машинами в среднем около ста пятидесяти метров. За танками
бежала довольно редкая цепочка автоматчиков.
     "Ничего, отобьемся", -  подумал Шапошников и  спросил  стоявшего  рядом
старшего лейтенанта Меркулова, начальника артиллерии полка:
     - Где батарея Терещенко? Почему не ведет огонь?
     - Только что отошла  на исходный, сейчас будет готова. Не беспокойтесь,
товарищ капитан, в чистом поле с опушки леса танки жечь будет еще удобнее.
     - А сколько с утра танков подбили? Есть данные?
     -  Точно  сказать трудно. Знаю,  что  у  Терещенко подбили два, да  два
силами пехоты, но это только начало.
     Шапошников  снова  стал смотреть в окуляры  бинокля  на немецкие танки.
Один из них выстрелил на ходу, другой полыхнул  огнеметом перед собой и рожь
мигом  вспыхнула  густым  черным  пламенем. "А  это  что?"  -  Шапошников  с
удивлением  наблюдал, как  двое  бойцов  на ходу забрались на  танк, бросили
плащ-палатку  на триплексы и ослепшая машина встала, потом дала задний ход и
резко крутнулась на месте, а потом вдруг вспыхнула. "Ну и  молодцы ребята, -
весело подумал  Шапошников.  - Хорошо придумали.  А ведь не  учили  такому!"
Переведя бинокль  на следующий танк,  он  поймал в окуляр чуть согнувшегося,
бежавшего навстречу  танку нашего пехотинца. "Срежет пулеметчик из танка!" -
подумал  Шапошников,  но боец присел, потом снова показался из ржи уже сбоку
от танка, залез на него на  ходу, опустил гранату в открытый  люк и нырнул с
брони в рожь, словно в воду. Шапошников не слышал взрыва в танке, но машина,
пройдя еще несколько метров, встала и из люка густо повалил дым.
     - Меркулов! Ты смотри, что  они делают! Так  и артиллеристам работы  не
останется!
     Расчеты  сорокапяток готовились  к  открытию огня,  а  к  линии  орудий
подбегали, валились в траву и тут же начинали окапываться отступавшие бойцы.
     - Ребята, быстрее, быстрее! - слышал Шапошников чей-то охрипший, но еще
сильный голос.  - Петров!  Кононов! Занимайте оборону  левее Маслова,  да не
жмитесь к нему,  - кричал  взводный, расставляя  своих  людей. -  Через пять
минут чтоб всем зарыться!
     "Да, через пять минут, не больше, танки будут уже здесь, - с холодком в
душе подумал Шапошников, - если, конечно, Терещенко их не завернет".
     Оставшиеся шесть танков, что были  в  поле зрения Шапошникова,  сбавили
ход, поджидая  свою  пехоту,  потом  четыре  их  встали и начали неторопливо
стрелять по опушке, а  два крайних справа продолжали двигаться.  Рожь  перед
ними совсем сгорела  и танкисты, видимо, уже не опасались получить бутылку с
горючей смесью на двигатель.
     Шапошников вернулся в штабной блиндаж.
     - Капитан,  ставьте задачу  Горбунову. Пусть занимает участок в затылок
Московскому, у него две  роты  еще не вышли  из боя, -  приказал Шапошникову
полковник Малинов.
     - Слушаюсь. С Малых есть связь, Денисенко? - спросил Шапошников.
     - Есть, товарищ капитан.
     - Возможно, придется вызывать заградительный огонь в ближайшие полчаса,
- сказал Шапошников, заметив  удивление в глазах Малинова. - Меркулов, у вас
готовы данные для стрельбы?
     -  На три варианта.  О  взаимодействии  договорились. Помогут нам, если
сами не справимся.
     - Я вам нужен сейчас, товарищ полковник? - спросил Шапошников Малинова.
     - Что вы хотели?
     - Проконтролировать, как встанет батальон Горбунова и еще раз проверить
оборону у Леоненко. С минуты на минуту надо ждать танковой атаки.
     На выходе  из блиндажа лейтенант Тюкаев,  первый  помощник Шапошникова,
сообщил  ему, что в  полосе полка, по последним данным,  разворачиваются для
атаки еще три группы танков, примерно по десять машин в каждой.
     Теперь от  командного пункта  полка до линии обороны было всего  метров
триста,  и  Шапошников, поставив  задачу  батальону  Горбунова,  поспешил на
пригорок,  откуда  были  более-менее видны  действия  батальона  Леоненко  и
отошедшей роты батальона Московского.
     Танки, а их  было видно теперь пятнадцать, двинулись в атаку.  Те  два,
что и до этого шли без остановки, выползли почти на опушку, встали и  начали
густо поливать свинцом редкие стрелковые ячейки. Один танк вскоре загорелся,
подожженный кем-то из батареи Терещенко,  а второй, чувствуя,  что сзади его
прикрывает  пехота -  подбежали десятка два  автоматчиков  -  смело рванулся
вперед.
     "Ну  вот,  сейчас сделает рывок,  подлец, и  выйдет прямо на  командный
пункт  полка",  -  с  тревогой  подумал Шапошников,  разглядывая  в  бинокль
темно-серую тушу танка.
     Впереди, справа и слева  началась  густая  ружейно-пулеметная стрельба,
где-то  справа  за  кустами  бабахала  сорокапятка.  От смело идущего вперед
немецкого танка  отбегали в стороны  наши пехотинцы, изредка  постреливая  с
колена или на ходу.
     - Разрешите я сбегаю, товарищ капитан!
     - Куда? - не понял  Шапошников, и уже видя,  что справа от него