президента России, по которому нельзя использовать
в боевых действиях  солдат, отслуживших в армии менее года, в родные казармы
вернулись   из  Чечни  более   четырехсот  молодых  солдат  3-й   Висленской
мотострелковой  дивизии 22-й  гвардейской армии.  На  смену  им  улетели  их
старшие  братья,  контрактники,  собранные  со  всего  Московского  военного
округа.
     На  Северный  Кавказ из  Нижнего  Новгорода молодые солдаты, призванные
весной,  уезжали  добровольно месяц  назад, никого командиры не  принуждали.
Все, кто хотел тогда остаться в части, остались.
     В курилке  сидели пятеро молодых солдат. Все  они из  разных мест нашей
огромной Родины - Брянская область, Краснодар, Иваново, Тамбов, Воронеж.
     - С каким настроением уезжали из Чечни, ребята? - обращаюсь к бойцам.
     - Насильно увозили! - в один голос говорят солдаты.  - Практически  все
хотели остаться.
     В серьезных боевых действиях  участвовать им не довелось, хотя стрелять
приходилось. Прочесывали  местность.  Были в  50 километрах от Грозного,  на
Тереке.  Войска  стояли в  поле,  вблизи  населенных пунктов.  Питание -  из
полевых кухонь.
     Все   они    -    разных   боевых    специальностей:   санитар-стрелок,
радиотелефонист, пулеметчик, автоматчик. Все полностью прошли курс  молодого
бойца.
     -  Чувствуем мы  себя  уверенно, стрелять  умеем,  - говорят ребята,  -
Боевую  задачу выполнить были  готовы. И  чего их бояться,  этих чеченцев...
Если всех бояться, что это тогда будет за армия?
     Были у ребят и встречи с местным населением:
     - Там  люди против войны. Ненависти к  нам мы не чувствовали, наоборот.
Арбузами нас угощали. Из-за бандитов люди не могут вернуться в родные места.
Там до сих пор урожай не убран - кукуруза стоит, подсолнечник, все гибнет на
полях. Бандиты не пускают урожай снимать.
     - А домой вы писали?
     - Сначала нет, потом написали, чтобы родители не волновались.
     -  К  нам в роту с чеченской  стороны два пацаненка приползли, русских,
шести и восьми лет, - рассказал один солдат. - Мы их, можно сказать, спасли.
Русские там еще есть, но чеченцы не дают уходить к своим.
     - Пускаем  ракеты и  видны на арбузном поле  какие-то люди, - рассказал
второй боец.
     О  том, чтобы выйти  из  расположения лагеря, не могло быть и речи: все
знают, что можно попасть в плен.
     Чувствуется,  эти  пятеро  искренне  переживают,  что  им  не  пришлось
повоевать. Здесь, в
     А   заместитель  командира   дивизии   подполковник  Василий   Железняк
рассказал, что  самолет  из Чечни с  очередной группой задерживается  сейчас
только потому, что молодые солдаты не хотят покидать своих товарищей.

1. КОМАНДИРОВКА НА ВОЙНУ

     Армия боится одного: приказа "Стой!"
     Более четырехсот километров проехала по дорогам Чечни  группа моральной
поддержки  во  главе с начальником отдела  воспитательной работы  22-й армии
гвардии  полковником   Анатолием  Киреевым  и   начальником   Нижегородского
гарнизонного Дома  офицеров подполковником Анатолием  Лашмановым.  Группа, в
составе которой была бригада артистов и журналистов, побывала во всех частях
22-й армии,  доставила  солдатам  и офицерам  гуманитарный  груз,  собранный
нижегородцами,  дала  концерты  в   войсках.  А   21  ноября  наша  разведка
перехватила сообщение  чеченского радио о  гибели группы моральной поддержки
из   Нижнего  Новгорода.  Очевидно,  противник,   понимая  ее  значение  для
федеральных войск, запустил эту дезинформацию.
     Моздок в тумане
     Нижегородцу,  если судьба занесет  его  нынче в  Моздок, встретить  там
земляков нетрудно. Достаточно спросить  патрульного на вокзале и он покажет,
где стоят  наши.  Командир семитысячного сводного отряда МВД России в Чечне,
полковник милиции Сергей Кучерук - нижегородец, командир сводного мобильного
отряда  транспортной  милиции  полковник  Александр  Юферов  -  тоже. В  его
подчинении 550  человек  из многих городов страны, отряд  контролирует  весь
участок  железной  дороги  от  Моздока  до  Шелковской,  включая  и  станцию
Гудермес.   Военный   комендант  Гудермеса,   кстати,  тоже   нижегородец  -
заместитель командующего  22-й  гвардейской  армии  генерал-майор  Александр
Столяров.  Наконец,  в  Чечне  служат   и  воюют  сотни  наших   земляков  -
милиционеров, солдат и офицеров.
     На вокзале Моздока  сегодня одни патрули.  Пассажиров практически  нет.
Движение по железной дороге на Гудермес открыто, но  желающих путешествовать
на  поезде,  впереди  которого  платформа с песком  на случай подрыва  пути,
немного. А сразу за вокзалом бурлит обычная южная жизнь, работают магазины и
киоски. Кстати, в Моздоке водка в киосках стоит дешевле пива - 10 рублей. На
улицах много военных и милиции,  поэтому  преступности, рассказывают местные
жители, они почти не чувствуют.
     На станции, вопреки  предположению, практически нет воинских  эшелонов,
хотя Моздок - главный перевалочный пункт грузов для оперативной группы войск
"Запад". Стоит эшелон  с трубами для  строительства  нефтепровода.  По путям
ходят  молодые люди в  штатском,  но с  армейской выправкой и с торчащими из
карманов рациями. Когда туман рассеивается, на аэродроме неподалеку начинают
гудеть самолеты.
     -  На двадцать  шесть  человек - три гранаты, патронов  - на  несколько
минут боя, -  пожаловался  майор из  Ростовского  транспортного  ОМОНа,  - И
склады пусты, ничего не обещают.
     А  вот нижегородские  милиционеры,  когда отправлялись в  командировку,
рассказал  зам. командира сводного отряда  транспортной милиции подполковник
Сергей Зубков,  все  привезли  с собой  -  продовольствие, боеприпасы,  даже
цемент, в расчете на долгое автономное существование.
     -У  нас  в отряде  почти  все  с  опытом первой  чеченской компании,  -
рассказал он, - Разместились в тех же зданиях, где жили два года назад. Даже
наши  надписи на стенах сохранились.  Охраняем  восемь  станций, патрулируем
железную дорогу,  постепенно восстанавливаем мирную жизнь. Здесь практически
вдоль  всей  ветки  железной  дороги  чеченцы  выкопали  и  продали   кабель
энергоснабжения, поэтому для нас главное сейчас - его восстановление.
     Дорога на Горагорское
     Перегрузили из  вагона  в автомашины  ящики  и  коробки  с гуманитарным
грузом для солдат 22-й армии и колонна, в сопровождении БМП  из разведбата и
машины с зенитной установкой, двинулась в путь.  Движение по  дорогам  Чечни
разрешено до  15  часов и  только  колоннами,  обязательно  в  сопровождении
бронетехники, потому что опасность обстрелов остается.
     Сразу  же за  Моздоком на шоссе в  сторону Чечни через каждые несколько
километров - блокпосты.  Против  ожидания,  движения по дороге почти нет, не
видно  ни  толп беженцев, ни возвращающихся  домой. Омоновцы  на  блокпостах
откровенно  скучают.  Лишь на  мосту  через  Терек,  за  которым уже  Чечня,
некоторое оживление: проехал мальчик  на ослике,  да  прошла в Чечню  группа
женщин с сумками.  Через несколько километров догнали еще одну  женщину, она
брела по обочине на восток в туче пыли, но с российским флагом в руках.
     На всем  пути  от  Терека  до Горагорского, первого крупного селения на
западе Чечни, ни  одного признака былых боев или тем  более жарких сражений.
На шоссейной дороге и по обочинам - ни одной  воронки от бомб, снарядов  или
фугасов. Объясняется  это просто: маневр российских войск, вышедших в начале
операции  на  Терский  хребет  с севера,  а  потом  с  запада двинувшихся  с
территории Ингушетии в  Чечню,  был  столь стремительным  и неожиданным  для
противника,  что на  этом направлении  он  сначала  практически  не оказывал
сопротивления.
     В селе  Горагорском следов боев  тоже  не  видно,  да и в целом картина
запустения и  хозяйственной  разрухи  оказалась не  больше,  чем,  например,
весной в селах Лукояновского района. На улицах села - группы молодых мужчин,
вышли из домов погреться на солнышке. Нашу колонну провожают, явно  считая в
ней глазами количество автомашин.
     "Продается дом" - написано на фанерном щите. Интересно бы посмотреть на
пожелавшего купить здесь жилье.
     Единственный  след боев - большая дыра  от  противотанкового снаряда на
нефтяном баке. Выстрел  сделан со стороны Грозного. Пошли  за бак  по  малой
нужде, но остановил возникший как из-под земли омоновец:
     -Куда?
     Услышав ответ, равнодушно сказал:
     - Идите. Но там заминировано.
     "Аппетит" сразу пропал.
     Все ближе Грозный. Вдоль дороги - столбы с давно оборванными проводами,
но все поля,  в отличие от  многих российских, на удивление, вспаханы. Видны
стада  коров и овец. На холме -  памятник погибшим в  Великую Отечественную,
изрешечен  пулеметным  огнем.  У дороги  стоит  "Беларусь",  крыша  вмята  в
сиденье, словно на трактор наступил Кинг-Конг. В небе над головой то  и дело
проносятся пары изящных штурмовиков - на Грозный. Ветер сменил направление и
на сказочной красоты белоснежные горы Кавказа на горизонте летит черный  дым
от  горящих в нескольких  местах нефтяных  скважин. На  проселочной  дороге,
прямо в колее, лежит,  вмерзшая в грязь, убитая телушка. Машины ее аккуратно
объезжают. Неподалеку еще две-три убитых коровы со вздувшимися животами.

     Горе побежденным
     "23 сентября. Классера болх" -  написано детской рукой на доске в одном
из  классов Керла-юртовской средней школы. В этот  день  здесь был последний
урок. Потом начались бомбежки российской авиации и детей увезли в Ингушетию.
     Чувствуется,  что классы к новому учебному  году были отремонтированы -
стены и  полы покрашены.  Но сейчас  парты сдвинуты в  кучу,  в выбитом окне
стволом   на  Грозный   стоит  станковый   гранатомет  "Пламя".  В   классах
расположился отряд спецназа. Рядом со  школой стоит танк, трое солдат,  один
из них явно  азиат, копают окоп, что-то рассказывая друг другу. Вокруг школы
выкопана  траншея,  часть  ее  укрыта  большим  красным  одеялом,  наверняка
трофейным.  У огневой точки, сложенной из мешков с песком, стоит принесенное
из учительской школы  дорогое кресло, чтобы спецназовцу  было  удобнее вести
наблюдение.
     В   коридоре  школы  разбросаны  учебники  -  русского  языка,  физики,
"Советского  права",  классные  журналы.  Валяется  книга "Живые и  мертвые"
Константина  Симонова.  Кто-то  из  солдат  нечаянно,  хочется  так  думать,
пробегая по  коридору, наступил  на  книгу  "Где-то  гремит  война"  Виктора
Астафьева.  Интересно,  о чем вздохнул бы  писатель,  если  бы посмотрел  из
сибирской  дали на  свою книжку  с отпечатком  сапога  русского  солдата  на
обложке...
     Целый  ворох  табелей успеваемости на  тетрадных листочках.  У  Залавди
Дударовой в табеле - одни  пятерки, в том числе и по русскому языку, у Хазам
Воздиевой  в  основном тройки.  По  музыке  и  физкультуре  у  девочки  были
четверки. Где-то  сейчас  эти дети... Но им лучше не видеть,  какой стала их
родная школа.
     У школьной калитки - группа местных  жителей. Старик в высокой бараньей
папахе и с десяток женщин. Все худые, похожи на цыганок. Пришли отмечаться к
коменданту, командиру отряда спецназа. Зачем  надо отмечаться - сами еще  не
понимают.  В лучшие времена  в  Керла-Юрте проживало  триста семей,  сейчас,
вместе с вернувшимися беженцами, около 60 человек. Детей нет совсем. Женщины
неохотно вступают в  разговор, тем более что рядом стояла  группа солдат  из
Кантемировской дивизии, а я был в военной форме: "Вы все равно напишете так,
как  это  надо русским!". Но  постепенно лед взаимного недоверия  подтаял  и
женщины начали откровенно ругать армию и спецназ за поведение во время  боев
и зачисток.
     -У нас в селе, когда "Грады" стреляли  ночью, погибло пятьдесят  четыре
человека, а сколько скота  побили ...  Пятнадцать  детей  погибли,  - плачет
молодая женщина.
     Вспоминаю   рассказ   веселого   капитана-артиллериста:   его   батарея
самоходных установок выпустила по Керла-Юрту 190 снарядов.
     Женщины уверяют, что в их селе не было ни одного боевика.
     - Если у вас убили мать, сожгли дом,  вы будете боевиком? -  спрашивает
старуха.  -  У меня убили свекра -  ему  восемьдесят лет,  какой  он боевик?
Деверя застрелили, мужа, сын умер от болезни. Умела  бы я стрелять, клянусь,
пошла бы с боевиками. Вы пройдите по нашим домам, посмотрите, что после себя
оставили ваши солдаты.
     -  Мы всю  жизнь  жили среди русских, рассказывает пожилая женщина, - В
каждом  втором доме были  русские, учителя были  русские. Мы  жили в дружбе,
вместе работали,  как одна семья... До начала этой войны свет у нас был, газ
был, пенсии платили,  я получала четыреста  рублей.  Школу обустроили своими
силами,  учителей  наняли. Мы  на зиму всем запаслись, а  пришли  солдаты...
Танком  в сарай заехали, всех  индюков задавили.  Внучка, два годика, только
разговаривать начала, никак не хотела выходить  из подвала  после  обстрела,
так боится самолетов.
     Вспомнил рассказ контрактника  из  Липецка: "Если сразу дверь в дом  не
удается  открыть,  стрелял по  ней из  гранатомета...".  Другой, задержанный
командирами  за некорректное  отношение  к местному населению, повинился: "Я
нагрубил только один раз.  Варенья захотелось, спросил  у  старика, а он  на
меня начал  кричать.  Я снял автомат с предохранителя и  дал очередь по низу
дома. Тут же бежит бабка с  банкой  варенья. "Ну  вот,  а  говоришь, что нет
ничего. А ведь я мог бы и по окнам стрелять...".
     Как  в дивизии  Чапаева:  "Белые приходят - грабят, красные  приходят -
грабят". У чеченок из Керла-Юрта оснований радоваться возвращению российской
армии  не больше,  чем  у русских  женщин  из фильма "Неуловимые мстители" -
приходу  "вольной   армии  батьки  Бурнаша".   Впрочем,  нынешние  комиссары
Фурмановы жестко  наказывают тех  солдат, кто обижает  обывателей. Но  война
есть война, где всякой грязи хватает.
     Одна женщина с  ненавистью показала на  кучу пустых  консервных банок в
школьном дворике, оставленных постояльцами-спецназовцами.
     -Как  можно было бомбить мирное  село! - ругаются женщины, - Ну хотя бы
сообщили,  что  будет  обстрел,  чтобы  мы могли спрятаться.  Германия -  та
предупреждала, что будет бомбить. У нас от снаряда погибла женщина-почтальон
- восемь сирот осталось...
     -А  если тебе  показать развалины  домов  в  Москве, взорванные  вашими
сыновьями? - оборвал ее солдат-кантемировец.
     Женщины  ругают  Басаева, якобы  он  под  прикрытием русских вертолетов
перелетел в  Чечню из Дагестана, клянут Березовского,  который, уверены они,
снабжает  боевиков  деньгами,  и  жалеют Масхадова. О  том, что Хаттаб -  не
чеченец, а араб из Иордании, слышат впервые. Неохотно признавали, что в селе
в подвалах  некоторых домов держали русских рабов,  но узнавали они  об этом
якобы только после прихода федеральных войск.
     -  Пусть  Россия  скажет, куда нам  уйти и где жить,  только чтобы  нас
больше не  бомбили, -  в отчаянии крикнула  пожилая  женщина. Ей, всю  жизнь
отработавшей дояркой, было восемь  лет,  когда Сталин  переселил чеченцев  в
Казахстан.
     По дороге со стороны Ингушетии с белым  флагом в окне к школе подъехали
"Жигули".  Вышли четверо  крепких бородачей.  Женщины  сказали, что  это  их
мужья, беженцы, жили в  Малгобеке. Бородачи прошли мимо солдат, как проходят
через стадо баранов. Солдат-кантемировец, чтобы избежать  соблазна выпустить
в них очередь, закинул ствол автомата за спину и лишь сплюнул в след.
     Когда  женщины  и  вновь прибывшие мужчины-беженцы  разошлись по  своим
домам, солдаты сказали: "Нельзя верить ни одному слову чеченцев. Днем он вам
у дома улыбается, а ночью из гранатомета  по колонне стреляет.  И у этих все
мужья и сыновья - в бандах".
     Командир отряда спецназа, простодушно рассказавший, что у него в голове
восемь дырок  после нескольких командировок  в Чечню,  разрешил  проехать по
Керла-Юрту на бронетранспортере.
     Разрушенных домов в селе оказалось не  более десятка. Батарея самоходок
веселого капитана  стреляла,  видимо,  точно  по высоткам на окраине, где  у
боевиков  были вырыты  окопы. Черепицу с  крыш  многих домов местные  жители
заранее  аккуратно  сняли и  сложили во дворах, чтобы  ввести в  заблуждение
артиллерийских наводчиков: если дом  без  крыши,  значит, раньше по нему уже
стреляли.
     По русским понятиям,  Керла-Юрт  - село богатое.  Хотя особняков, как у
новых  русских,  здесь всего  два-три, это в  других селах  есть дворцы, где
заборы вокруг - как кремлевская стена. У многих домов - это после бомбежек и
обстрелов -  огромные  скирды сена  в тюках, какие и в дореформенные времена
увидеть можно было не в  каждом российском колхозе.  Во дворах многих  домов
стоят брошенные автомашины - "Феррари", джипы. Солдаты рассказывают, что все
машины в Чечне - угнанные из России. Их новые хозяева не считают нужным даже
менять номера.  На  машинах  -  волгоградские,  ростовские,  ставропольские,
московские номера. Чечня живет без ГАИ  несколько лет, новую ее аббревиатуру
никто здесь не выговаривает, да и ни  одного  дорожного  знака в  республике
увидеть не довелось.
     По  улицам  Керла-Юрта бегают  уцелевшие после зачистки куры и индюшки,
кое-где бродят бесхозные коровы и телята. В нескольких местах на улицах села
валяются убитые овцы  и коровы. Посмотрели на  взорванный саперами дом тетки
вице-премьера  Чечни  Вахи Арсанова. Спецназовцы  рассказали,  что тщательно
обыскали  дом, ничего не нашли, а когда  взорвали - вверх  полетели какие-то
бумаги,  оказавшиеся  ценными  документами. Во  дворике  взорванного  дома -
разбитый телевизор и чьи-то старые черные брюки. Уже  прошел слух,  что Ваха
Арсанов знает о взорванном доме и очень этим огорчен.
     Магазин в селе - с выбитыми  витринами,  сбитым бронемашиной  углом. На
полках, конечно -  шаром покати. А вот мечеть в селе стоит  абсолютно целой,
ни одной пулевой отметины. И мулла якобы не ушел, а остался.

     "Как прекрасны предгорья Кавказа..."
     В отличие от  потерявших детей, измученных обстрелами чеченских  женщин
свои чувства о походе в Чечню заместитель командира мотострелкового полка по
тылу майор Игорь Николаев выразил в стихах:

     Мы прошли по земле Ставрополья,
     Умываяся потом в пыли,
     Как когда-то простые солдаты
     Мир земле по весне пронесли.

     Наши думы в походах суровых
     О судьбе наших юных детей,
     О любимых, далеких и близких,
     И о слезах родных матерей...

     В  День  памяти  Кузьмы  Минина весной  этого  года  у  Вечного  огня в
Нижегородском кремле  духовой  оркестр  именно  под  управлением  майора  И.
Николаева  впервые исполнил марш "Нижегородские полки" на стихи  С. Скатова,
сразу так  полюбившийся губернатору Ивану  Склярову, что  он, смахнув  слезу
умиления, попросил оркестр исполнить  этот марш еще раз. Судьба  повернулась
так, что  военный дирижер майор И. Николаев после  расформирования  военного
училища тыла  стал  служить в  мотострелковом  полку.  После  походов и боев
вдохновение не покидает его и в Чечне:

     Как прекрасны предгорья Кавказа,
     Даль равнин и величие гор,
     Но обидно, обидно ребята,
     Что сюда все пришли мы на бой.

     Небу синему чистые реки,
     Людям счастье, богатство земли,
     Рождены мы с тобою на свете,
     Чтоб добро в дом друзей принести...

     Увы, но  майор Игорь Николаев и  освобожденные  им  и его товарищами от
боевиков женщины села Керла-Юрт пока по-разному смотрят на мир.




     Чужие
     Главная достопримечательность средней школы чеченского села Керла-Юрт -
диорама в одном  из классов.  Называется она  -  "Герои газавата".  Отважные
чеченские воины на фоне дворца Дудаева  на  площади Минутка в Грозном в упор
расстреливают  из автоматов атакующих русских  солдат. Чеченцы, один  из них
нарисован на картине даже с сигаретой в зубах, гордо  стоят  в  полный рост,
русские  же  -  падают им  под ноги.  Картина -  на  всю  стену