ЫЧНЫЙ.

     = Комната  конторы.  За  канцелярским  столом - худой  мужчина в
форменной  фуражке с молоточком и  ключом - прораб.  Рядом со  столом
прораба сидит майор МВД, очень жирный. Сбоку  стоит С-213, он  принес
прорабу подписывать бумаги. Он сейчас - деловой, крепенький, и ломком
бы мог ворочать.

голос от нас:

     - Почва песчаная, осыпается  чуть  тронь.  Глубина  траншеи  два
метра двадцать!
     = Это - Т-5, бригадир. Он говорит со злостью:
     ...И вы обязаны делать крепление! Техника безопасности одинакова
для всех! Заключенные тоже люди!
     = Лицо майора. Всем доволен. Его не  проймешь!  Даже  нахмурился
небрежно, не делает усилия как следует нахмуриться:
     - Ах, тоже люди?! Ты демагогию бросай, Климов, а то я тебе место
найду!
     Прораб. Жестко, быстро, одновременно подписывая бумаги:
     - Траншея - временная, и крепления не полагается. Сейчас уложите
трубы - и завалите. Вам и дай крепление, так вы только доски изрубите
да  запишете  в  наряд!  Знаю!  А  ставить не будете. Не первый год с
заключенными работаю. Уходите!
     = Климов.  Немного  жил - и всю-то жизнь или солдат, или военно-
пленный, или заключенный. Да чем можно пронять  этих  людей?  Слишком
много пришлось бы сказать, если начинать говорить...
     За  спиной  Климова   распахивается  дверь.  В  нее  ныряет,  не
помещаясь, Гедговд. Он искажен, кричит:
     - Бригадир! Засыпало наших!!
     И убежал, ударившись о притолоку.
     Лицо Климова!!
     Спина!
     И убежал. Только непритворенная  дверь  туда-сюда  покачивается,
покачивается...

     ПО ШИРОКОМУ ЭКРАНУ

все это  засыпает внезапным  песком. Густой  обвал  желтого  песка по
всему экрану.

     СВЕРХУ.

     Мертвая   неподвижность   уже   свершившегося   обвала.   Уже  и
потерялось,  где  были  раньше  стены  траншеи. Нет, чуть сохранилась
линяя с краю.
     Там картузик лежит на бывшей твердой земле: Р-863.
     А из песка высунулись
     руки!  - пять пальцев! и другие пять! Они пытаются очистить путь
своей голове.

топот. Сюда бегут.

     Выбарахтывается, выбарахтывается кто-то из траншеи.
     Его тянут! Тянут и отгребают.
     Это - Чеслав Гавронский...
     Нет, не дай  Бог  видеть  лицо  человека,  вернувшегося  с  того
света!..  Губы  искривлены, как у параличного.  Рот  набился  песком.
Кашляет судорожно.
     Его вытащили уже всего. Он кашляет, кашляет - и пальцем  показы-
вает, где засыпало его товарищей.
     Скорей! скорей!  Кто-то  с  размаху  вонзил  лопату  в  песок  и
выгребает ею.
     -  Стой! Голову разрубите! Только руками!
     В кадр вбегает Климов. Он бросается на  колени. И  роет  быстро-
быстро, как лапами крот.
     = И с ним рядом - Гедговд. И другие. На коленях все. А с краев -
лопатами, лопатами. Осторожно.
     Гавронский приподнялся на руках, кашляет,  хрипит и  показывает,
где отгребать.
     = Кто-то  сверху (только ноги его видны  да  спустившаяся  рука)
надевает на голову Гавронскому его картузик Р-863. Ног много  кругом.
Все собрались, да работать негде.
     - Врача бы из лагеря...
     - Звонили. Конвоя не дают врачу. Шторка. Вид сверху.
     = Со дна траншеи копающие поднимают над собой тело.
     Это -  мальчик  почти.  Мертвец.  Его  лоб  надрублен  наискосок
неосторожной лопатой. Песком забиты ноздри и зев рта.
     Положили его на землю. Лицом к небу.
     А  рядом   взмахами   рук-плетей  делают  искусственное  дыхание
мужичку, черной щетинке.
     Климов делает. Но уже и он на исходе сил.
     Слабеющими взмахами  рук-плетей щетинка  черная  отбивается  от
жизни.

музыка похоронная.

     Климов сидит около мертвеца. Схватился за голову.
     Плачет солдат. Виноват - солдат...
     = Гедговд идет прочь. Он идет  зоной,  не  видя  ее.  Он  если и
слышит что, так

эту музыку. Похоронную.

     Мимо него - с носилками, с носилками.
     И сидит бригада на земле, бьет камень на щебень.
     Катят тачки железные вереницей.
     = Колючая проволока.  Передвигается  по  экрану. Вот  и  ворота.
Вахта. Грузовик ждет выпуска.
     = Ефрейтор   проверил  пропуск,  с  подножки   осмотрел   кузов.
Заглянул под задние колеса.
     Топоры тесали и остановились.
     = Трое смотрят от своего бревна.
     = Пошел   ефрейтор  к  воротам,  открыл  внутренние,  взялся  за
внешние.

голос сзади нас:

     - Шофер! Шофер! Иди сюда! Прораб зовет.
     Шофер - в старой  солдатской пилотке, но в гражданском. Вылез из
кабины, пошел на голос.

а мотор тихо работает.

     = Ефрейтор  развел внешние ворота и оглядывается - почему  шофер
не едет.
     = Трое над бревном. Переглянулись молнией.
     = Машина ждет! И дверца открыта.
     = И бросились!
     = Двое - в кабину! один - в кузов!
     И - тронули, на ходу прихлопывая дверцы!
     = Изумленное лицо Гедговда!!

в музыке - бетховенская рубка! ("гремят барабаны! литавры гремят!")

     - И я! И я с вами!!
     = Долговязый! Догоняет машину! Вспрыгнул на задний борт. Висит!
     = Машина - на нас!! Раздавят!!                                             *

вой мотора.

     = Не на нас! - на ефрейтора! Он метнулся прочь, давая дорогу.
     И у столба ворот - за пистолетом лезет в кобуру. Лезет, никак не
вытащит. Выхватил!
     = Вон - уходит грузовик  по  дороге!  Гедговд  ноги  подбирает в
кузов.

выстрел!  Выстрел! - от нас, пистолетный. А сбоку  сверху, с  вышки,-
карабинный, раскатистый. И еще!

     Уходит грузовик! уходит!

("гремят барабаны! литавры гремят!")

     МЫ ВОЗНЕСЛИСЬ. СВЕРХУ.

     Угол зоны, обращенный к бегущим. Вот  с  этой  угловой  вышки  и
стрелять! - но несподручно: она  с  двух  внешних  сторон  обшита  от
ветра. Изгибаясь, бьет часовой.
     = А грузовик уходит! уходит!

выстрелы слабеют вдали.

     ПОСЛЕ КОСОЙ ШТОРКИ - ТОЛЬКО УГОЛОК ЭКРАНА.

     = Индукторный телефон  старого  образца.  На  него  падают  руки
военного - на трубку и на ручку. Круть, круть, круть! - говорящего не
видно всего:
     -  Конвойный городок! Конвойный  городок! С  третьего  объекта -
побег! На машине в сторону рудника Дальнего! Дайте  знать  на  рудник
Дальний! Вызовите мотоциклы! Всем - в ружье!!

     КОСАЯ ШТОРКА ЧЕРЕЗ ВЕСЬ ЭКРАН.

     = Из нее наискось вырывается наш грузовик.
     Он несется, несется, несется! - мимо последних строений поселка.
     Он уходит, уходит, уходит! - уже по степной дороге.
     И  две  фигуры  видны  нам  сзади  в  кузове.  Их  швыряет,  они
скрючились, держась за борта и крышу кабины. Один слишком высок.
     = А теперь - спереди. Две  головы - над  кабиной.  Два  лица - в
кабине, через ветровое стекло. Их напряжение обгоняет бег автомобиля:
убежать! успеть! уйти!
     = Двое в кабине - во весь широкий экран. За рулем - тот  крупно-
лицый, главарь. Что за щедрая сила у этого  человека!  Крутит  руль и
стонет:
     - Э-э-эх,  где вы, мои крылышки? Когда надо - вас  нет!..  Сосед
его - за плечо:
     - Слушай, Ваня!  Рудник  Дальний -  объедем!  Они  до  дороги  -
достанут! Объедем по целине!
     - Не! На целине скорость потеряем!  Дуну  ветром!  Сосед  стучит
назад в стекло:
     - Эй вы, шпана! Ложись! Ложись! Прицепился, черт долговязый...

     НО МЫ ОТСТУПАЕМ ЕЩЁ БЫСТРЕЙ, ЧЕМ

     на нас несется грузовик. Мы видим его все меньшим, меньшим.
     Его отчетливо видно: черненький, сзади от  него  -  хвост  серо-
белой пыли, перед ним - серо-белая лента дороги.
     = Мы видим его с охранной вышки - меж двух ее столбиков и под ее
навесом.
     Мы чуть опережаем его дулом нашего карабина.
     = Мы видим его увеличенным в наш оптический  прицел  и  выбираем
место цели - передний скат. Сейчас мы его...

оглушающий выстрел около нас.

     = Ствол карабина рвануло и увело.
     Тем временем - выстрелы неподалеку.
     И в прицеле  нашем  видно,  как  грузовик  уже  заносит  поперек
дороги.
     Бьем и мы!
     И вместе с выстрелом несемся на грузовик.
     Шофер-летчик выпрыгивает, смотрит на пробитый скат.
     И назад смотрит, откуда приехали на нас. Ну что ж, берите, гады.
Крепкие руки из-под закатанных рукавов лагерной курточки  скрестил на
груди. Его товарищ выскочил из кабины и показывает:
     - Топоры наши!..
     Летчик кивает головой:
     - Закинь их подальше...
     И те двое выскочили из кузова. Гедговд мечется:
     - Ах, ну как же это? Как же это  досадно  получилось...  Побежим
напрямик! Побежим!
     Летчик лишь чуть повел глазами туда, куда машет Гедговд.
     = Сколько   глазу  хватает  -  открытая  степь.  Песок.  Редкими
кустиками травка. Да "верблюжья колючка".
     = Четверо у грузовика.  Обреченные.  Один  навалился  ничком  на
капот.

а сзади зрителей, еще не близко, нарастает рев мотоциклов.

     Летчик оборачиваемся:
     -  Слушайте, кто вы такой?
     Гедговд снимает блин фуражки и делает подобие гостиного поклона:
     -  Вообще я довольно вздорный человек. Я боюсь, что  вы  подбиты
из-за моего несчастного гороскопа. Сатурн - в восьмом квадрате. И мне
не следовало прыгать в  вашу  машину.  Я  -  недоучка,  философ,  два
факультета  Сорбонны.  Русский  эмигрант,  везде   лишний.  Александр
Гедговд, по прозвищу "Бакалавр".
     Летчик протягивает широкую ладонь:
     - Будем  знакомы. Герой  Советского  Союза  майор  авиации  Иван
Барнягин.
     А рев мотоциклов уже за самой нашей  спиной.  Барнягин  смотрит,
прижмурясь, как они несутся:
     - Ну,  ребята, сейчас будут бить. Насмерть. И ранеными в карцер.
Валите на меня, все равно...

уже кричат, чтобы перекрыть мотоциклы:

     - Кто останется жив - привет товарищам! Да здравствует свобода!!
     Все четверо они впились, как
     = летят мотоциклы. Их восемь. Сзади каждого - автоматчик. Все на
нас!
     Разъезжаются   вправо  и  влево,  чтоб   охватить  нас  кольцом.
Остановились  с  разбегу.  Автоматчики  соскакивают  и,  замахнувшись
прикладами, бегут на нас!!
     Опрокидывается небо. Теперь только небо во весь  экран,  небо  с
облаками.

крики:

     - Р-разойдись, стервятина! Р-раступись, падаль, по одному!  Руки
назад! Свободы захотели?..

бьют. Здесь, в зрительном зале, бьют. Слышны удары по телам, паденья,
топот, кряхт, хрип, тяжелое дыхание бьющих и избиваемых. Крики  боли.
Ругательства и ликование.

     Кучевые облака -  храмы  небесные,  снежные  дворцы  -  медленно
проплывают голубым небом.

стало тихо.

     Небо  отходит  в  верхнюю   часть  экрана,  а  снизу   выступают
верхушками столбы строительных лесов и сами  леса.  Двое  заключенных
мерно несут по помосту вдоль стены носилки с диким камнем.
     Они несут так медленно, как плывут эти облака.
     Они идут - и все здание постепенно показывается нам в  медленном
повороте. Это - тюрьма-крепость. Одно крыло ее уже построено: неошту-
катуренный  массив дикого камня,  только  дверь  небольшая  и  оконца
крохотные в один рядок. Не пожалели камня.
     Второе крыло лишь теперь и строится. Мы поднялись с подносчиками
и видим, что возводимые стены тюрьмы - толще метра. Сверху видно, как
на клетки маленьких камер и карцеров разделена будущая тюрьма.

грохот камня, высыпаемого из носилок.

     = Подносчики   высыпали  камень  около  худощавого  юноши  Р-27,
кладущего стену. Высыпали, постояли. Еще медленней  пошли  назад. Как
будто раздумывают: да надо ли носить?
     И Р-27 кладет стену с той же печальной  медленностью, с  той  же
неохотой. Камни бывают большие, он их не без труда поднимает на стену
двумя руками, выбирает им место.
     = А в небе плавает коршун.
     = А вокруг - и без того з о н а. Колючка, вышки.
     Степь.

ветерок посвистывает.

     = Р-27 тешет камень молотком, чтобы лег лучше.
     = Каменщики и подносчики в разных местах вокруг возводимых стен.
Все работают с такой же надрывной неохотой.

     КРУТО СВЕРХУ.

     От лагерных ворот  подходит к тюрьме  воронок - такой  же, как в
городах, но откровенного серо-черного цвета. Его подают задом к двери
тюрьмы. Все на  постройке  замирают: у  груд  камней,  внизу,  откуда
нагружаются носилки; на трапах; на  лесах  у  косо-ступенчатых  стен.
Бригада напряженно смотрит, как
     = открывается   задняя   дверца   воронка,   отпадает  подножка,
выскакивают  трое  солдат  и из  кабины  выходит  лейтенант в зеленой
фуражке.
     = Навстречу  им  открывается  окованная  железом  дверь  тюрьмы.
Оттуда выходит  надзиратель с большим  ключом (его  голубые  погоны с
белыми лычками -  мяты)  и  еще  другой  в  матросской  форменке  без
нашивок, на груди обнажен угол тельняшки.
     = Лейтенант кричит внутрь воронка: - Вы-ходи!
     И по одному, сгибаясь при выходе, а потом распрямляясь с усилием
и болью, выходят четверо беглецов. Все они избиты до крови и  досиня.
У троих руки связаны за спиной.  Первым  идет  Барнягин  с  заплывшим
глазом,  с  лиловой  полосой  на  лбу.  Но  голову  закинул  и кивает
строителям.
     Потом - Гедговд, кровоточа  ртом, с распухшей  губой. Спина  его
долгая не распрямляется.
     У третьего рука висит плетью, одежда с плеча содрана, там рана.
     = Шагов двадцать им до  раскрытых  дверей  тюрьмы.  Надзиратель-
"морячок" ногой поддает проходящим, и лицо его при этом  искривляется
радостной психопатической истерикой.
     Надзиратели вошли вслед за арестантами. Дверь заперлась.
     Солдаты вскочили в воронок, и он отходит к воротам.
     = Общий вид все так же неподвижных строителей.
     = Острое мучение на чутком лице Р-27. Это  его  избили  вместе с
беглецами.
     Припал ничком на стену, уронил голову.

звякнул

     = упавший мастерок.
     = К Р-27 подходит Мантров. Та же арестантская черная куртка, тот
же картузик, такие же номера, но какая-то рассчитанностъ, чуть ли  не
изящество и в его одежде, и в его движениях. И  лицо  очень  чистое -
хорошо выбрито или на нем еще не растет.
     Обнимает дружески товарища:
     - Ну брось, Володька! Володька...
     Володя поднял голову. Что же можно "бросить", если  тебя  только
что избили сапогами?!
     - Виктор! Как мы можем так низменно жить? Зарабатывать у палачей
пайку  хлеба! Сто грамм каши лишней на  ужин! -  и  чем?  Что  строим
тюрьму для себя самих?!..
     Уголок  номера  на  его  фуражке  чуть  отпоролся  и   треплется
ветерком. Больше нечему развеваться на этих стриженых головах.
     Мантров омрачился. Вздохнул:
     - Я не напрашивался  на  эту  работу,  ты  знаешь.  Я  добивался
вывести бригаду за зону. А назначили сюда...
     Р-27 с негодованием:
     - Хотя бы у блатных  мы  переняли  немножко  гордости,  цыплячьи
революционеры! Ведь блатные не положат  ни  камешка  на  стену  своей
тюрьмы! И не натянут ни одной нитки колючей проволоки! Трех  лет  еще
не прошло- студентами какие мы  гордые  речи  произносили!  Какие  мы
смелые тосты поднимали - перед  девчонками!  А  здесь  -  наделали  в
штанишки?..
     Мантров, проверив, чист ли камень, садится боком на стену:
     - Но прошло  три  года,  и  пора  становиться  мужчинами.  Здесь
постарше  нас,  поопытней,-  а  что  придумали? Вот, Герой Советского
Союза...  А что  придумал он? Куда бежал? На что рассчитывал? Таран!-
своими боками... Или полковник Евдокимов. Академию Фрунзе кончил, два
раза упоминался в  сводке  Информбюро.  И  говорит:  я  из  окружения
полдивизии вывел, а вот что здесь делать - не знаю...
     -  Но из нашей трезвой трусости! Из нашего беспамятного рабства!
- какой-то же выход должен быть!!
     - Самообладание,  мой  друг,-  вот  наш  выход.  Ясность  ума. И
самообладание. Только тогда  мы  можем  рассчитывать  пережить  срок.
Выйти на волю. Захватить еще кусочек мирной жизни, пока  не  начнется
новая война.
     Нет! нет! нет! нет! не то.
     - Да как ты не понимаешь? Да не нужен мне  мир! И  никакая  воля
мне не нужна!! И сама жизнь мне не нужна!! б е з   с п р а в е д л и-
в о с т и!!

     МЕДЛЕННОЕ ЗАТЕМНЕНИЕ.

стеклянный печальный звон  бандуры.  Неторопливый  перебор  струн  на
мотив "Выйди, коханая..."

     ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ.

     = По  экрану,  в  длину  его,  медленно  проплывают  двухэтажные
вагонки, вагонки, вагонки, печь беленая, барачные окошки  в  решетках
(за ними - тьма). Заключенные  лежат, лежат, на первых "этажах" еще и
сидят. Раза два мелькают шахматисты. Редкие читают. Кто спит, кто так
просто лежит. Слушают, смотрят на...

звуки ближе.

     ...бандуру. На втором этаже вагонки поставлен ее ящик.  Откинута
и стоймя держится крышка. На ней изнутри -  умильно-лубочный  пейзаж:
белая мазаная хатка с  вишневым  садочком  за  плетнем,  на  улочке -
верба  погнутая,  и  дивчина  в  лентах  с  писаным  лицом  несет  на
коромыслах  ведра.  Но в благородном звоне бандуры у нас не улыбку, а
грусть об утраченном вызывает этот наивный рисунок.

струны бандуры перебирают пальцы двух рук.

     Это играет старик со стриженой седой головой. Там,  наверху,  он
поджал ноги, сгорбился над бандурой. Он сам - не плачет ли?..
     На соседней с бандуристом  койке -  мордастый  парень - Ы-655. У
него грубое лицо, но умягченно он слушает бандуру.
     И у него в таком селе такая дивчина.

                   (Выйди, коханая, працею зморена,
                    Хоч на хвылыноньку в гай!..)

     МЫ ОТХОДИМ

     по большому бараку, а потом и теряем бандуру из виду. Но она все
играет, надрывая душу. Потом тише.
     = Внизу сидит старик с головою  льва,  только  без  гривы.  Щеки
небриты, сильно заросли. Высокое чело, оголенное возрастом темя. Он -
в очках, штопает шерстяной носок.
     Близкий голос:
     - А за что, Дементий Григорьич, могли посадить вас,  безвредней-
шего ботаника?
     Дементий  Григорьич   поверх  очков  покосился  на  спросившего.
     Улыбнулся:
     - Ботаников-то и сажают, вы газет не читаете?.. Впрочем, я не за
ботанику. Я раньше успел...
     Штопает носок.
     ...Будь это  лет  сорок  -  полсотни  назад,  я  вполне  мог  бы
послужить  персонажем  для  чеховского  рассказа.   Ученая  размазня,
собирающая свои гербарии где-то в захолустной России. Писал бы труд о
каком-нибудь   "леукантемум  вульгарис".   Ну  и  девушка,  конечно,-
передовая, непонятная... Какое-нибудь  мучительное  провожание  между
ржи, при луне. Кажется, даже такой рассказ у Чехова  есть. Но в  наше
время новеллы имеют другие сюжеты. Я наказан за  реликтовое  чувство:
за нелепое желание защищать родину. Тюрьма моя началась с того, что я
записался в народное ополчение. Кто не пошел - продвинулся, преуспел.
А ополчение бросили с палками на танки, сдали в плен и от  издыхающих
в плену отказались...
     Занимается своим носком.

     КОСАЯ ШТОРКА, ЗАЙДЯ ЗА ДИАГОНАЛЬ ЭКРАНА, ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ  ЧЁРНОЙ
ЧЕРТОЙ.

     В нижнем задавленном углу, окруженное сизыми клубами затемнения,
остается освещенное лицо ботаника. Он - штопает.
     А наверху, на просторе экрана - светлая чистая комната.  Портрет
маршала Сталина на  стене. Пирамидка с  карабинами и  автоматами.  На
нескольких  скамьях,  друг  за другом, сидят солдаты, сняв фуражки на
колени. Бритые головы. Привыкшие к исполнению лица. Очень  серьезные,
как перед фотоаппаратом. Скомандуй им залп - и тотчас будет залп.

     ПЛАВНЫЙ ПОВОРОТ ОБЪЕКТИВА.

     Солдаты - затылками, а лицом к  нам -  их  политрук.  Толоконный
лоб!
     -  ...ознакомить вас с некоторыми судебными делами  заключенных,
чтобы  вы  понимали,  кого  вам  поручено  охранять.  Это  -  отбросы
общества, это - гады, задохнувшиеся от ненависти, это -  политическое
отребье, недостойное того хлеба и каши,  которые  им  дает  советская
власть. Я вот в канцелярии лагеря выбрал дела наугад...
     Политрук берет папку из стопы перед ним, раскрывает...
     ...Меженинов Дементий  Григорьевич.  По  специальности  ботаник.
Прокрался  в  аппарат  Академии  наук.  Получал  огромную   зарплату.
Спрашивается - чего еще ему  не  хватало?  Так  нет!  -  он  отравлял
семенные фонды! Подрывал  прогрессивную систему академика  Лысенко  и
тем  способствовал