- объявление,  написанное  кривовато.  Ветер
треплет его отклеившимся углом,

                        В воскресенье в столовой
                                  КИНО
                      для лучших производственных
                            бригад. Культурно-
                           Воспитательная Часть.

     Щит с объявлением минует (они идут  дальше) - и в глубине  видно
крыльцо столовой. У восхода на него душатся  заключенные. Два  надзи-
рателя сдерживают напор.

     БЛИЖЕ.

     Нестройные крики толкающихся.
     = Надзиратель кричит:
     - А ну не лезь! Не лезь!  Сейчас  нарядчик  придет - и только по
списку бригад!
     Мы - позади толпы и хорошо видим, как здесь проворно  разувается
Кишкин. Он покидает ботинки там, где разулся, и с  помощью  товарищей
вскакивает на плечи задних. Он быстро бежит по плечам, по плечам  так
плотно стиснутых людей, что им не раздвинуться.
     = Кричит, простирая руки к надзирателям:
     - Меня! Меня пропустите! На полу буду сидеть!
     И, добежав до крыльца, перепрыгивает на его перила.  Надзиратели
смеются. Кишкин поворачивается и орет толпе, тыча себя в грудь:
     - Меня! Меня пропустите! Меня!
     Лицо его - глупое, дурацки растянутое, язык вываливается.
     = Головы толпы, как видны они с крыльца. Голоса:
     - Ну и Кишкин!.. Чего придумал!
     Но смех замирает. Его сменяет недоумение. Растерянность.
     Стыд.
     Уже не толкаются. Тихо стало. Кто-то:
     - Дурак-дурак, а умный.
     - Да поумнее нас. Пусти, ребята!
     Движение на выход.
     - Пусти!
     - Расходись! Чего раззявились? Толпа разрежается.
     - А какое кино?
     - "Батька Махно покажет... в окно".

     ИЗДАЛИ.

     = Толпа расходится.  Пустеет  около  крыльца.  Кишкин, как шут в
цирке, боится спрыгнуть  на  землю  и  показывает,  чтоб  ему  подали
ботинки. Надзиратели растеряны - они стали тут не нужны.
     = Врач и Гедговд  смотрят на все это. За головами их - последняя
красная вспышка  в  черной  заре.  Переглянулись,  усмехнулись.  Идут
дальше. Врач:
     - Я вспомнил там, в тюрьме, что вы не из бригады ли Климова?
     - Да.
     - На осмотр к нам вы... когда-нибудь потом. А сейчас прошу  вас:
пришлите ко мне как можно быстрей вашего бригадира! Только так...
     Твердое лицо Галактиона Адриановича.
     ...чтоб об этом вызове никто больше... и никогда!
     Гедговд прикладывает руку к сердцу, кланяется:
     - Галактион Адрианович! Я - верный конь Россинант...

     ШТОРКА.

     = Яркий свет. Невысокая, но  просторная  комната.  Два  широких,
редко обрешеченных  окна и в той же стене - дверь.  Спиной к окнам за
длинным столом без  возвышения  сидит  президиум:  уже  знакомые  нам
четыре-пять старших офицеров лагеря. Одни в шапках, другие сняли их и
положили на красную скатерть стола, на которой  еще  только  графин с
водой. В комнате не тепло: у майора шинель внакидку на плечах, другие
- в запоясанных шинелях. Середина  комнаты  пуста,  затем  идут  ряды
простых скамей без  прислона,  на  скамьях  густо  сидят  заключенные
спинами к нам, все без шапок, все головы стриженые.  Эти  подробности
мы видим постепенно, а с самого начала слышим майора. Он то  отечески
журит, то сбивается на злой тон:
     - Не по существу  выступаете, бригадиры! Не по существу, ребята.
Эти ваши  мелкие жалобы, что баланда пустая, овощи мороженые, что там
денег за работу не  платим,-  это  мы  утрясем.  В  рабочем  порядке.
Заходите  ко  мне  в  кабинет... И не спрашиваю я вас, кто режет. Все
равно вы мне не скажете. Я сам узнаю. Я уже знаю!
     Ведет глазами по рядам. Бекеч - нога за ногу у края стола.
     Безучастен к выступлениям. Без фуражки  волосы  его  распались и
кажутся мальчишескими.
     ...Из вас покровителей - знаю!! Но хочу слышать от  самих  вас -
отношение ваше какое, что бандиты людей режут? Вы, опора наша,- в чем
поддержали?  Листовки  подлые вывешиваются - а вы хоть одну сорвали?
Принесли  ко  мне  на  стол?  И прямая ваша  обязанность - заставлять
работать! ПрОценты в лагерь  нести! Иначе зачем вы есть, бригадиры? А
вы развалили  всю  работу!  По  тресту  за  прошлый  месяц - тридцать
прОцентов  выполнения  плана.  Так  зачем тогда  и лагерь? Он себя не
окупает.
     Голос из гущи:
     - И не надо!

     ОБОРОТ.

     = Вот они,  бригадиры!  Темный  народ,  бритые  головы.  Номера,
номера... Телогрейки запахнуты. Шапки топырятся из-под них или зажаты
между  колен.  Угрюмо  смотрят  лагерные  волки.  Правды  от  них  не
доищешься.
     Голос майора:
     - Что не надо? Пайки хлеба вам не надо? Не заработаете, так и не
будет!  Вот,  Мантров   отмалчивается.  А  умный  парень.  Хочу  тебя
послушать! Ну-ка, вставай! Вставай-вставай!
     Гай и Климов во втором  ряду.  Глубже,  у  стеночки  -  Мантров.
Нехотя он поднимается, как всегда прямой, даже изящный. Голос чистый:
     - Гражданин майор! Я - человек, к сожалению, очень  откровенный.
Начну говорить - вам не понравится.
     Голос из президиума.
     - Говори! Говори!
     - ...Вот вы, гражданин майор, начали сегодня с того, что грозили
всех нас поснимать с  бригадирства.  На  это  можно  сказать  только:
по-жа-луй-ста! Нам быть сейчас бригадирами оч-чень мало радости. Быть
сейчас бригадиром - эго каждое утро ждать ножа...
     Касается белой своей гортани.
     ...вот сюда. В спокойных лагерях за бригадирские места  дерутся,
а у нас Пэ-Пэ-Че  предлагает - никто  не  берет.  И  если  вы  хотите
выполнения плана - надо  принять  некоторые  разумные  меры.  Соленые
арбузы - гнилые?  Гнилые.  Зачем  же  на  них  баланду  варить?  Надо
подвезти  капусты.  И  хоть  рыба  была  бы  на  рыбу похожа, а не на
ихтиозавра. И, конечно, ребятам обидно: в  общих  лагерях  -  зачеты,
в общих  лагерях  сколько-то они на руки платят, а в особых - ничего.
Два  письма в год!.. Надо ходатайствовать в высшие инстанции, просить
каких-то минимальных...
     = Начальник оперчекистского отдела (он развалился  за  столом, и
кашне его серебристое сильно свешивается):
     - ...уступок??
     Ровный голос Мантрова:
     - изменений к лучшему. И все  опять  наладится. И  мы  обеспечим
вам план.
     Начальник оперотдела:
     - Ишь,  лаковый  какой! Не с того конца тянешь! Может,  вам  еще
картошку с подсолнечным маслом? Вы - бордель свой прекратите!
     - Я сказал, что думаю. Я предложил разумный план умиротворения.
     Майор вздыхает:
     - Я думал, ты умней чего скажешь,  Мантров. Что  я  эти  соленые
арбузы  вам - нарочно что ли искал? Отгрузили нам с базы два вагона -
теперь их не спишешь, надо в котел класть. Еще кто?.. Тимохович?
     = В дальнем углу поднялся
     Тимохович. У него грубый шрам от угла губы. В  набухших  узлах -
весь лоб, со склонностью к упрямой  мысли.  Нетесаный,  говорит - как
тяжело трудится. Тихо:
     - Я  часто соглашался раньше... как и все у  нас  считают... что
мы, заключенные Равнинного лагеря, живем как собаки.
     = В президиуме оскалились, сейчас перебьют.
     = Многие бригадиры  обернулись,  все  замерли.  Тимохович  очень
волнуется, запинается:
     ...Но когда я хорошо подумал, я понял, что это не так.
     = В президиуме успокоились.
     = Бригадиры, бригадиры...
     ...Собака  ходит  только  с одним  номером,  а  на  нас  цепляют
четыре...  Собака  отдежурила  смену - и спит в конуре, а нас и после
отбоя  по  три раза на проверку выгоняют... Собаке хоть кости  мясные
бросают, а мы их годами не видим...
     = Президиум. Начальник оперотдела протянул руку - перебить.
     Майор открыл рот и никак не вымолвит.
     ...Потом у собаки...
     Оглушающий звон разбитых стекол.
     Позади  президиума  на  черном  ночном  стекле  -  разбегающиеся
беленькие змейки трещин.
     И сразу - рваные остроугольные дыры в стеклах  первой  и  второй
рамы. Падение камня.  Дозванивают  падающие  стекла.  Чей-то  громкий
злорадный выкрик тут, в комнате:
     - Салют!!
     Смятение в президиуме. Бекеч вскочил:
     Отрывистая смена кадров:
     = Камень  на  полу! -  на  пустой  полосе  между  президиумом  и
бригадирами.
     = Сжал челюсти Бекеч: ловить! И бросился в дверь  как  был,  без
шапки, волосы разметались.
     Майор  вскочил  (шинель  свалилась  на  стул).  Президиум  -  на
иголках,  дергается головами. Назад на дыру. Перед собой - на камень.
На бригадиров.
     = Бригадиры как один - переклонились вперед,  впились  в  прези-
диум. Молчат зловеще.
     = Вьется  майор  на  председательском  месте,  крутит  головой в
испуге.
     = Молчат. Напряглись. А если кинутся? Растерзают.
     = Президиум. Два окна позади, одно разбитое, другое целое.
     Трое уселись кой-как, майор наволакивает шинель на плечи,  стоит
и жалобно стучит кулаком по столу, как бы призывая к... тишине.
     Только его стук и слышен в полной тишине.
     Голос Тимоховича:
     - Потом у собаки...
     Майор - раздраженно и вместе с тем упрашивающе:
     - Ну-ну, хватит... Не для этого собрались...
     = Ночная   тьма.   Равномерный   умиротворяющий  снег  в  полном
безветрии.
     Володя Федотов с радостным вдохновленным лицом подкрадывается ко
второму, еще не разбитому, окну с кирпичом.
     = Майор:
     - Администрация   лагеря   призывает   вас,   товари...  тьфу...
призывает...
     Удар! Звон стекол!
     И - второе окно! Кирпич - наискосок мимо головы майора!
     И тот же голос:
     - Салют!!
     Стук паденья кирпича.
     Рванулся президиум - бежать!
     = Бригадиры как будто привстали. Кинутся сейчас!! Отрежут выход!
Растерзают!
     = Жалкое бегство президиума. Толкают друг друга на стол.  Графин
опрокинулся на пол, звон разбитого графина!
     Серебристое кашне начальника оперчекистского  отдела  зацепилось
за край стола и  осталось  там,  свисая  на  пол.  Майор  запутался в
падающей шинели и  обронил ее у дверей... И чья-то  шапка  на  столе,
забытая...
     = Кусок пола во весь экран, Осколки графина.  Лужа,  подтекающая
под стол президиума. Кончик свисающего кашне. Камень.
     В другом месте - кирпич. И шинель майора комком, отчетливо виден
один погон.

тишина.

     Недвижимые вещи. Только струйки воды пробивают себе дорогу.

шум встающего человека.

     Его ноги  вступают в кадр, идут к выходу. Одна нога наступает на
шинель майора. Ноги останавливаются.
     Постепенно видим в рост и всего Гая, обернувшегося к нам:
     - Ну что ж, ребята, сидеть? Время позднее...
     И спины бригадиров, встающих со скамей.
     Шум вставания, передвиг скамей.

     КРУПНО.

     Усмешка Гая! Но не ястребом кажется сейчас - Ахиллом:
     ...Заседание - окончено...

музыка жесткая!

     ЗАТЕМНЕНИЕ. ОБЫЧНЫЙ ЭКРАН.

     = Приемный кабинет врача. За  столом  -  Галактион  Адрианович в
белом.
     Вошел и прикрывает дверь - Климов, держа шапку в руке.
     - Подойдите ближе, Климов.
     Климов подходит к самому столу изучающе смотрит на врача. Он все
видывал, его немногим  удивишь.  Оперев  подбородок  на  составленные
руки, врач говорит снизу вверх, очень тихо, раздельно;
     - Вчера в БУРе при мне умер  ваш  бригадник  Чеслав  Гавронский.
Климов вздрогнул, преобразился.
     ...Он умер  избитый,  обезображенный, с  выдавленным  глазом. Он
просил передать вам,  что  это  сделали  стукачи  из  шестой  камеры.
Запомните  -  шестой.  Ваших  товарищей туда бросают, чтоб они раско-
лолись, назвали руководителей и... исполнителей.

всплеск музыки!

     Ноздри  Климова  раздуваются,  лицо  - как  будто  он  лезет  на
пулеметы:
     - Доктор!!..
     Двумя руками жмет руку врача, На лице - зреющее решение:
     - Доктор!.. Доктор!..

     ЗАТЕМНЕНИЕ МЕДЛЕННОЕ.

музыка нарастающей революции!

     ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ. ШИРОКИЙ ЭКРАН.

     = Внутренность большого  барака.  Электрический  свет.  Немногие
лежат, большинство  сидит на низах  вагонок и,  помалу  откусывая  от
кусочков   черного   хлеба,  пьют  чай  из  кружек.  Кто-то  разложил
телогрейку, рассматривает, как латать.
     = Быстро входит Богдан, с ним - двое парубков. Окинул взглядом:
     - Шо? Вэчеряетэ? Пайку  дорубливаетэ? А  нашим  соколам  ясным в
БУРе очи выкалуют?
     = Всеобщее внимание.
     = Богдан срывает номер со своей груди, бросает на пол, топчет:
     ...Наших  ребят до стукачей садовлять - а ти им душу вынають?! А
вы тут пайку ухопылы - та жуетэ? А ну, ссовывайся!
     Подскакивают втроем к вагонке,  сгоняют  сидящих,  сбрасывают на
пол матрасы, щиты,-

     БЛИЖЕ.

     = и вот остался уже  только  каркас  вагонки  -  две  стойки  из
толстого бруса и таких же два прогона. Молотком выбивают клинья,

стук

     и прогоны  стали таранами. Раскачали их, примериваясь,- вот  так
будут бить тюрьму! Богдан кричит:
     - О то нам зброя! Ломай вагонки! Уси - до БУРа! Общий вид.
     = В бараке  -  разноречивое  движение.  Начинают  разбирать  еще
несколько вагонок. Кто-то выбежал. Многие мнутся. Богдан  быстро идет
по бараку и поддает кулаком в спины:
     - До БУРа! До тюрьмы!..
     = В дверях - Климов.
     На лице его - одушевление боя:
     - Да что ж вы делаете, четвертый барак? Там забор  ломают - а вы
брюхо  накачиваете?  Ждете,  чтоб  и  вас  по карцерам распихали? Кто
свободу любит - вы-ходи!!

     ОБЩИЙ ВИД.

     = После оцепенения все бросаются разбирать вагонки
     = или с пустыми руками, кто-то с кочергой от печки -
     бегут!
     бегут!
     Голос Климова:
     -  За свободу! - Выходи!!
     Повелительные призывы музыки.
     Бегут на выход! на выход!

     КОСАЯ ШТОРКА, КАК УДАР ХЛЫСТА.

     = По вечернему лагерю - бегут фигурки заключенных!
     И все в одну сторону!
     В музыке - штурм, в музыке - мятеж!
     На белом снегу и в полосах света от окон  бараков  хорошо  видны
фигурки бегущих. Они с брусьями, с палками. Бегут!
     Бегут!
     Музыка: лучше  смерть, чем  эта  позорная  жизнь! В  этой  волне
нельзя остановиться! Готовы бежать с ними и мы!

     БЛИЗКО

     в полутьме - отрешенные лица  бегущих!  Они  слышат  этот  марш,
которому остановка - смерть!
     = Вот виден и мрачный БУР, к которому сбегаются со всех сторон!
     Громкое, на весь лагерь, натужное скрипение - это  визжат  сотни
гвоздей,
     = это выламывают доски из обшивки забора.
     = В мощном заборе уже несколько проломов - и туда лезут, лезут!
     = На телефонном столбе - заключенный обрезает последний провод и
начинает осторожно (он без кошек, в простых ботинках) слезать.
     Да это Володя Федотов!
     Столб, с которого он слезает, близко от калитки в БУР.
     Один конец провода так и повис через забор тюрьмы.
     Связь перерезана!
     Все то же скрипенье. Стук ломов, лопат.

     ПЕРЕНОС ВБОК, РЫВКОМ.

     = По линейке убегают двое надзирателей. За  ними  гонятся  зэки,
швыряют  вслед им камни, кирпичи. Те успевают  вбежать в узкую  дверь
внешней вахты, закрыться - и еще пара кирпичей в тесовую стенку вахты
шлеп! шлеп!

     ПЕРЕНОС РЫВКОМ.

     = Бьют стекла, бегая вокруг штабного  барака. В  луче  мелькает:
"Строители пятой пятилетки!".
     Звон стекол.
     = С крыльца сбегает Бекеч. Он озирается. Он бежит...
     = ...в сторону вахты. Но наперерез ему - двое  с  ножами!  Круто
повернув, Бекеч бежит...
     = ...мимо забора хоздвора...
     закоулком темным мимо уборной... И те двое - за ним!
     Встречаются зэки, но не мешают Бекечу...
     А с ножами сзади гонятся... гонятся...
     = Стремительно пересекая освещенное пространство, Бекеч бежит...
     в самый угол зоны, к угловой вышке, на прожектор...
     Нас ослепляет прожектор.
     Выстрел с вышки над нашей головой.
     = Преследующие замялись, отступают.
     Голос Бекеча:
     -  Вышка! Не стреляй! Я свой! Я - свой! Вышка, помоги!
     Поднырив под луч прожектора, видим, как  Бекеч  сбросил  шинель,
перекрыл  ею  колючую проволоку и неловко перелезает,  нелепо  балан-
сируя, через угловой столбик предзонника.  Спрыгнул  с  той  стороны,
упал, поднялся.
     И,  карабкаясь  по  откосой   ноге  вышки,  схватился  за  ствол
карабина, спущенный ему оттуда.
     Поднялся на вышку (видим его ноги, взлезающие выше экрана).
     = Шинель так и осталась висеть на колючей проволоке.

     ШТОРКА. ОБЫЧНЫЙ ЭКРАН.

     = Комната тюремной  канцелярии. Два  надзирателя  склонились над
телефоном.  Один  (с  угольным  лицом,  читавший  приговор)  кричит в
трубку:
     - Товарищ  лейтенант!  Решетки  ломают!.. В  двери  долбят!  Что
делать?!.. Товарищ начальник режима!.. Товарищ Бекеч!..
     Нет ответа!..

     ШТОРКА. ШИРОКИЙ ЭКРАН.

а марш! зовет на штурм, наливается силой! В его тревожных
перебеганиях

     = перебегают,  носятся  заключенные  за  проломленным, а  где  и
поваленным забором.
     = Здесь ломами тяжелыми бьют по решеткам!  Отгибают  их  ломами,
как рычагами! Звуки ударов сливаются с ликованием марша!
     = С неба вспыхивает странное освещение: яркое, дрожащее, бледно-
зеленое.
     Это с вышки бросили осветительную ракету - охрана  хочет видеть,
что происходит в лагере.
     = В этом мертвенно-зеленом свете видим, как бьют толстыми ломами
в железную дверь тюрьмы. Но она не поддается!
     Марш обещает победу! Выше, выше! Вперед, вперед!
     = Ракета померкла. Взгляд вдоль тюремной стены. Кто-то взобрался
на спину другого и, сравнявшись с окошком камеры, кричит:
     - Яка камера? Яка камера?
     Ослепительная розовая ракета.
     = Голова спрашивающего - сбоку. И окошко тюремное - впол-экрана.
Хорошо видна вся глубина ниши - оттуда, ухватись за  решетку,  подтя-
нулся к нам - Иван Барнягин! непобедимый Барнягин!
     В розовом свете ракеты сияет его лицо.
     - Седьмая. А вам какую, братцы?
     - ШОсту!
     - Стукачей? Вот они, рядом, вот они!
     Показывает пальцем. Смеется. Померкла ракета.
     = Но по крыше БУРа начинают  ползать  лучи  прожекторов (ниже не
пропускает  их  забор). Отраженный свет их белесовато освещает дворик
БУРа.
     Спрыгнувший кричит:
     - Эй, хлопцы! Ось она, шОста! Ось камера шОста!
     - Тащи сюда керосин!
     - Солому - сюда, братцы!

а марш свое!

     = Белая ракета! Меж разбитых и отогнутых прутьев  одной  решетки
вытискивается  наружу  -  Хадрис.  Двумя  руками из окна приветствует
освободителей;
     - Селям!
     Ему кричат:
     - Сколько вас там?
     - Я один! Одиночка.
     Ликует свобода!

     ШТОРКА. ОБЫЧНЫЙ ЭКРАН.

музыка оборвалась.

     = Камера стукачей. Переполох! Абдушидзе кричит, показывая вверх:
     - Лампочку бей! Лампочку бей!
     Разбили. Темно.
     Тревожный, неразборчивый гул. Стуки в дверь:
     - Гражданин начальник! Гражданин начальник!
     = Красная ракета! Красное небо за  черными  прутьями  решетки. И
вровень с окном поднимается сразу свирепое лицо:
     - Господа стукачи?..
     Замер стук в дверь.
     ...Господа стукачи! Гавронского  замучили?  Тараса  -  пытали?..
Народ приговорил вас - к смерти!!
     В  погасающем  свете  ракеты  видно,  как  он  поднимает  ведро,
отклоняется и выплескивает через окно. Хлюпанье. Крики:
     - Ке-ро-си-ин!..  Спасите!..  Простите!..  Гражданин  начальник!
     Отчаянный стук.
     Через окно бросают пучки горящей соломы - один! другой! третий!
     = Теперь-то мы видим камеру!  Загорается  сама  решетка,  откосы
оконного углубления, и верхние нары с матрасами, с бушлатами...
     ...и по керосину вниз перекидывается огонь.
     Все в оранжевом веселом  огне!  Но  где  же  люди?  -  хрипящие,
кричащие, стучащиеся...
     = Все столпились у выхода! Толкая и оттаскивая  друг  друга, они
стараются втиснуться в дверную нишу, чтобы  быть  двадцатью,  десятью
сантиметрами  дальше  от огня! Они стараются спрятать от него голову!
отвернуться!  закрыться  руками!  пальцами   растопыренными!  извива-
ющимися!
     Вопли! стук! царапанье! плач!
     В оранжевом озарении мы не видим  их  лиц,  не  различаем  тел,-
видим одно стиснутое обреченное стадо,