которое уже корежит жаром.
     И мелькает лицо С-213 в предсмертной муке.

     ШТОРКА.

     Соседняя камера. Выломанным столбом от нар арестанты  под  руко-
водством Барнягина бьют в дверь и хором ожесточенно приговаривают:
     - Раз-два-взяли! Раз-два-дали!.. Е-ще разик! Е-ще раз!
     = Надо видеть лицо Барнягина!..

     ШТОРКА. ВЕРТИКАЛЬНЫЙ ЭКРАН.

     = Длинные высокие (от  узости)  коридоры  тюрьмы,  два  напролет
через  раскрытые двери. Мало света - тусклые лампочки под  потолком в
проволочных   предохранителях.  Два  надзирателя  беззвучно  мечутся,
прислушиваясь к стукам и крикам.
     Приглушенные отголоски марша наступающих. Глухие внешние удары в
тюрьму.

     КРУПНО.

     = Угольный надзиратель, шепчет помощнику:
     -  Что мы с тобой вдвоем? Пропали! Я отопру шестую!
     = Дверь с номерком "6".

грохот замка.

     отпахивается.  Оттуда - снопы  оранжевого  света,  дым,  и  люди
падают друг через друга на пол. Вой, ругательства, радость.

     ШТОРКА.

     = Входной тамбур тюрьмы.
     Яростные удары в дверь, к нам,
     Здесь  столпились   все  освобожденные  стукачи.  Они  вооружены
палками,  досками,   швабрами,   кочергами,   лопатами.   Обозленные,
обожженные,  кровоточащие  и  жалкие  лица. Некоторые сзади влезли на
ящики,- выше других. У стены - два надзирателя с пистолетами в руках.
Биться насмерть - выхода нет. Все молчат. Все с ужасом смотрят на
     = железную   дверь.  Она   подается.  Засовы   погнулись.  Петли
перекосились. В одном месте - уже щель, куда заходят ломы.
     Яростные удары в дверь.

     ОБЫЧНЫЙ ЭКРАН.

     = Та же дверь - снаружи. В отсветах  прожекторов (из-под  крыши)
видно:
     это Гай долбит!! Ну и силища! Так дрались только у Гомера!
     Не-ет,  дверь не  устоит! И лом - не  лом, а на  двух  человек -
балка стальная!
     И нахлынул опять тот же марш!
     Еще немного! Еще немного!.. Устал Гай, отходит со своим ломом.

     ШИРОКИЙ ЭКРАН.

     = И  тогда  дюжина  зэков  берется  за  долгое  толстое  бревно,
разбегается с ним и с разгону бьет: б-бу!
     Отходят с бревном. Видим среди них острую голову  Гедговда. Он -
без  шапки,  на  лице  -  восторг.  Потому  ли, что он длиннее всех,-
кажется, что от него - помеха, а не помощь.

a музыка зовет - не отступать. Тираны мира! - трепещите!

     Разогнались -
     б-бу! пролом! Отходят.
     И Володя Федотов тут. И Хадрис. И худощавый  Антонас, Еще разок!
     Но раздается густой пулеметный стук из нескольких мест.
     Оборвалась музыка.
     Бросают бревно! Падают! Все замирают.
     А луч прожектора над головами начинает переползать туда и сюда.
     Близкий крик:
     - С вышек бьют, гады!.. По зоне лепят!
     Пулеметы стихают.
     Лежащие вскакивают. Но не успевают схватиться за бревно, как
     = через распахнутую калитку забора кто-то кричит:
     - Автоматчики!.. Автоматчики! в зоне!
     = Раскрыты двойные лагерные ворота.
     И по пустынной линейке  входят  в  лагерь  две  цепочки  солдат.
Ощетиненные  автоматами,  они  стараются  держаться  выпуклыми  полу-
кругами. Прожекторы с вышек освещают им путь.

     МЫ ОТСТУПАЕМ.

     Они идут - мертво перед ними.
     Вдруг, по знаку офицера,- огни из стволов!
     Очередь!
     В нас! В лагерь! Каждый, стреляя, ведет автоматом немного влево,
немного вправо.
     И кончили.

     МЫ - ЕЩЁ ДАЛЬШЕ.

     Они продвигаются. В кадр  попадают - слева БУР  с  изуродованным
забором, справа - штабной барак с битыми окнами.
     Они продвигаются. Они продвигаются. Сопротивления нет.
     Заключенных нет.
     Автоматчики развернулись в обе стороны.
     = Бекеч (в военном бушлате вместо шинели) кричит в дверь БУРа:
     - Откройте! Я - Бекеч!
     Изнутри голоса:
     - Уже нельзя отпереть! Еще ударьте! Вылетит!
     Знак Бекеча. Автоматчики берутся за бревно и нехотя бьют им.
     = Общий вид лагеря, как виден он  конвойному  офицеру с  линейки
(его затылок на первом плане).  В  лагере  один  за  другим  погасают
фонари на столбах. Слышно, как бьют камнями то в жестяные щитки, то в
сами лампочки.
     И окна бараков  гаснут  одно  за  другим.  Лагерь  погружается в
сплошную темноту. Окружный свет зоны слаб, чтоб его осветить.
     Два  пятна  от  прожекторов  здесь,  перед  конвоем,  еще  резче
выказывают эту угрожающую темноту. К офицеру подходит Бекеч:
     - Надо продвинуться и захватить мятежников, с десяток.
     - Имею  приказ   только  обеспечить  вам  вывод.  Дальше  комбат
запросил инструкций, из Караганды.
     = Вот кого они выводят: униженной крадущейся шеренгой, все еще с
палками,  лопатами  и  кочергами,  отступают  за  спинами   конвоиров
двадцать  человек, строивших  жизнь на предательстве.  Жалкий  момент
жизни!
     Надзиратели замыкают.
     = Последняя цепочка автоматчиков  втягивается в ворота и  сводит
их за собой.

     ВЕРТИКАЛЬНЫЙ (УЗКИЙ) ЭКРАН.

     = Коридоры тюрьмы напролет.
     Радостные крики под сводами.
     И всплеск того же марша!
     Сбоку, из входного коридора, вваливаются первые освободители - с
брусьями, лопатами, ломами. Они растекаются в дальний и ближний концы
коридора!
     = Среди  передних  бегущих - Гедговд.  Он  озарен  восторгом. Он
припадает к двери камеры, кричит:
     - Барнягин!  Ваня!  Победа!  Я так и знал - Юпитер в параллели с
Солнцем!

     СБОКУ ПРОСТУПАЕТ

     толща стены, за ней
     = часть камеры. Барнягин кричит:
     - Отойди, Бакалавр! Отойди, долбаем!..
     и командует своим, снова схватившим столб:
     ...Раз-два-взяли!
     Хор:
     -  Е-ще дали!

     НАПЛЫВОМ

     = вместо их камеры - соседняя. Обугленные остатки нар, матрасов,
тряпья.  Расставив  ноги, скрестив руки, посреди камеры стоит Климов.
Молчит.
     = А в коридоре суета,  ломами  взламывают  дверные  засовы.  Уже
какую-то камеру открыли, оттуда вывалили освобожденные. Объятья!
     Крики.

     ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ - ШИРОКИЙ ЭКРАН.

     = Внутренность столовой - столбы, столы.  Множество  заключенных
митингует в совершенном беспорядке. Несколько человек - на возвышении
для оркестра. Вскидывания, размахивания рук. Нестройный шум, крики.
     И вдруг близ самого  нашего уха чей-то очень  уверенный  громкий
голос, привыкший повелевать (мы не видим говорящего):
     - Ну, и что? р-ре-волюционеры!?..
     Все обернулись, смолкли.
     А он совсем не торопится:
     ...И есть у вас военный опыт? И вы представляете, что теперь вам
нужно делать?
     = Что за чудо? Офицер?  Генерал?..  В отдалении, у входа,  один,
заложив руку за полу офицерской шинели, правда, без отличий и петлиц,
стоит высокий, плечистый, в генеральской папахе
     = полковник  Евдокимов!  Он - и  не  он!..  Что  делает  форма с
человеком! Усмешка на его лице:
     ...Бить стекла, долбать забор - это легче всего. А теперь что?
     Настороженное молчание толпы, которой мы не видим.
     Полковник все уже сказал, и стоит с пренебрежительной усмешкой.
     Голоса:
     - Полковника в командиры!.. Академию   кончал!..  Хотим  полков-
ника!.. Просим!
     Полковник быстро идет сюда, к нам,
     = в толпу. Люди раздвигаются перед ним.
     = Властно  взошел он на трибуну, стал  рядом с  Гаем,  Богданом,
Климовым. Косится на них свысока. Гай делает уступающее движение:
     - Я - только старший сержант. Я не возражаю.
     На кого не подействует эта форма, эта уверенность!
     Полковник не снисходит митинговать. Насупив брови, спрашивает:
     - Каптер продсклада - здесь?
     Голос:
     - Здесь!
     - Через  два  часа   представить  отчет  о  наличии   продуктов.
Бухгалтер продстола?
     Визжащий старческий:
     - Здесь!
     - По сегодняшней строевке минус убитые выписать на завтра разна-
рядку кухне и хлеборезке.
     - По каким нормам?
     - По тем же самым, по каким! Может, в осаде месяц сидеть!
     Повелительно протягивает руку:
     - Бригадир  Тимохович!  Соберите  по  зоне  убитых.  Подсчитайте
побригадно, дайте сведения в продстол. В хоздворе выкопайте  братскую
могилу, завтра будем хоронить.
     Голос:
     - Не морочьте  голову с  каптерками,  полковник!  Надо  думать о
лозунгах восстания!
     Полковник Евдокимов грозно удивлен:
     - То есть, это какие - лозунги?!
     Косится на Богдана:
     ...Свобода щирой Украине? Так  завтра  нас  пулеметами  покроют.
Если мы хотим остаться в живых, наш лозунг может  быть  только  один:
"Да здравствует Центральный  Комитет  нашей  партии!  Да  здравствует
товарищ Сталин!"
     Разноречивый ропот.
     Вдруг - радостный вопль на всю столовую:
     - Эй политиканы! Стадо воловье!  Что  вы  тут  топчетесь?!  Наши
стенку пробили в женский лагпункт! К ба-абам!!!
     Движение среди видимых нам первых  рядов. Богдан, потом и Климов
спрыгивают с помоста. Гул в толпе. Топот убегающих.
     Полковник с досадой бьет рука об руку.
     - Ах, это зря!.. Это надо было оставить!.
     Гай:
     - Но не в этом ли свобода людей, полковник?
     Евдокимов скривился:
     - Бар-дак!.. Управление, связь - все теперь к черту!
     Гай, насунув шапку на самые глаза:
     - Не у всех посылки, как у вас, полковник.  Многим  давно уже не
до баб...
     Громко:
     ...Так насчет лозунгов, браты!..

     ШТОРКА.

     = Широкий  экран  разгорожен  посередине  разрезом  стены  в два
самана. Слева - мужчины (мы видим их до колен) долбят  стену  ломами,
кирками, Лопатами. Она, видно, замерзла,  трудно  колется. Они  рубят
как бы дыру, арочный  свод, стена держится над ними, и ее верха мы не
видим.  А  справа - сгущается  стайка  женщин в ожидании.  Они  тесно
стоят, держатся  друг за друга. Они с такими же номерами - на шапках-
ушанках, телогрейках, юбках. Они часто оглядываются в опасении надзи-
рателей.
     Музыка! Жизни нерасцветшие или прерванные...
     Женщины не только  молодые, тут  всякие.  После  нескольких  лет
замкнутой  женской  зоны,  обреченные  на  ледяной двадцатипятилетний
срок,- как могут остаться спокойными к ударам мужских ломов в стену?
     Это стучатся в твою грудь!
     Это и любопытство.
     Это и встреча с братьями, земляками.
     Среди женщин мы можем угадать по лицам - украинок...  эстонок...
литовок...
     = Уже первый лом один раз прошел  насквозь! Еще  немножко!  Еще!
Падают куски! падают!..
     Есть  проход! Мужчины бросают ломы и кирки, они протягивают руки
в пролом и стайка женщин бросается к ним! И протягивает руки!

     КРУПНО.

     - Соединенные руки! Соединенные руки! Союз мужчины  и  женщины -
старше всех союзов на земле!
     = Бегут еще! Одни туда, другие сюда,  все  перемешалось!  Надзи-
рателей нет!
     - Демка!
     - Фрося!
     - Девочки, прыгай, не бойся!
     - Вильность, дивчата!..
     И еще - не разбираем  языка, и  тем  выразительней  переливание,
мука и радость этих голосов.
     Номера женской зоны закружились между номерами мужской.
     Поцелуи - каменного  века! - некого  стыдиться,  некогда  кокет-
ничать!
     = И Володя Федотов держит за локти какую-то девушку с  нерусским
лицом, с чуть высокомерным запрокидом головы.
     - Ты не понимаешь меня, Аура?..  Но  ты  же  в  лагере  немножко
научилась по-русски?.. Аура! Меня арестовали - я не только еще не был
женат, я...
     Аура отвечает что-то по-литовски.
     Они может быть и поцелуются сейчас, но мы этого не увидим.

     ЗАТЕМНЕНИЕ.

     = Опять они! Но уже сидя на вагонке. Теперь уж  она  без  шапки,
ее волосы длинные рассыпались по Володиной груди, он их перебирает и
целует.
     Доносятся хрупкие стеклянные звуки бандуры.
     И соседняя вагонка  видна.  Мантров,  отвернувшись  у  тумбочки,
старается не смотреть на этих двоих, хотя сидит прямо перед ними.
     И на других вагонках, на нижних щитах и на верхних, сидят  там и
сям женщины. Как странно видеть  прически и длинные волосы в лагерном
бараке!  Ближе  бандура.  Несколько тихих голосов, женских и мужских,
поют:
                      Выйди, коханая, працею зморэна,
                      хоч на хвылыноньку в гай...
     А вот и старик-бандурист - наголо стриженный, как обесчещенный.
     И крышка  бандуры  его  с  мазаной  хаткой,  с  писаной  неживой
дивчиной.
     И - живая, похожая, лежит на смежной верхней  вагонке,  поет. Ее
сосед встает, шагает по верхним нарам к ближней лампочке. Выкручивает
ее и кричит:
     - Эй, люды добры! Як майора Чередниченко  нэма - так кто ж  будэ
электроэнергию  экономыты?  Геть их, лампочки Ильичеви, чи они вам за
дэсять рокив у камерах очей нэ выелы?
     - Общий вид барака. Вторую лампочку выкрутили. Третью.
     А последнюю - украинка толстая.
     Полная темнота.
     И смолкла бандура посреди напева.
     = День. На крыше барака  сидят  двое  зэков в бушлатах и, как-то
странно держа руки, запрокинувшись, смотрят вверх.
     Из их рук идет вверх почти непроследимая нить.

     МЫ ПОДНИМАЕМСЯ.

     Явственней веревочка. Вверх. Вверх.
     Мутное зимнее  небо.  В  легком  ветерке  дергается  самодельный
бумажный змей. На нем:

                         Жители поселка! Знайте!
                           Мы потому бастуем,
                       что работали от зари до зари
                           на хозяев голодные
                        и не получали ни копейки.
                         Не верьте клевете о нас!

отдаленная пулеметная стрельба. Резкий свист пуль по залу.

     в экран! в змея! одна из очередей проходит дырчатой линией через
угол змея.
     Но змей парит!

     И МЫ ТОЖЕ СТАЛИ ПТИЦЕЙ.

     = Мы делаем круги над лагерем и спускаемся.
     На  крышах  нескольких  бараков  -  по  два  заключенных.  Это -
наблюдатели.
     На вышках - не по одному постовому, как всегда, а по два.
     На одной вышке стоит еще офицер и фотографирует что-то в лагере.
     А в зоне - несколько проломов: повален забор, разорвана  колючая
проволока.
     = За зоной против этих мест - торчит из земли щит с объявлением:

                         КТО НЕ С БАНДИТАМИ
                          - переходи здесь!
                          Тут не стреляем.
     = А в лагере  против  этих  мест - баррикады,  натащены  саманы,
ящики.
     И около каждой баррикады  стоит  двое  постовых  с  самодельными
пиками (пики - из прутьев барачных решеток).
     И против ворот, против вахты - большая баррикада.
     И тоже стоят постовые с пиками: двое мужчин, одна женщина.
     А за зоной
     пехотные окопные ячейки. В них сидят-мерзнут  хмурые  пулеметные
расчеты, смотрят
     = на лагерь.

     ШТОРКА. ОБЫЧНЫЙ ЭКРАН.

     = На двери приколота бумажка:

                              ШТАБ ОБОРОНЫ

     Перед дверью прохаживается с пикой молоденький зэк-часовой.
     = За этой дверью - по вазону с широкой  агавой мы узнаем  бывший
кабинет оперуполномоченного. За письменным столом
     = сидит полковник Евдокимов в военном кителе с невоенными  пуго-
вицами.
     Гай уронил черную стриженую голову  на  поперечный  стол  и  как
будто спит.
     Сложив руки, сидит Магомет, спокойный, как гора.
     В  разных позах еще в комнате - Климов, Богдан, Барнягин, Галак-
тион  Адрианович и  пожилой  нормировщик. Все - без  номеров. В  углу
стоит худощавый Антонас и очень строго смотрит.
     = Говорит Евдокимов:
     - Я не знаю - какие могут быть  претензии к штабу? Мы в  осаде -
восемь дней. Никакой свалки вокруг продуктов, никаких злоупотреблений
на  кухне.  Имеем  месячный  запас.  Караульная  служба - безупречна.
Полный порядок!

     КОСЫМ РЫВКОМ

     переносимся к Барнягину:
     - На хрена нам ваш порядок? При МВД тоже в лагере  был  порядок!
Он на шее у нас - порядок! Нам не порядок, а свобода нужна!
     - Но откуда нам достать свободу, майор  Барнягин? Может  быть, в
первую  ночь  мы  еще  могли  разбежаться.  Никто,  однако,  этого не
предлагал. А сейчас - момент упущен, перестреляют.
     Климов, рядом с Барнягиным:
     - Для свободы нам нужно оружие! - а мы его не ищем.
     Евдокимов. Рассудительно-снисходителен:
     - Слушайте, друзья, ну нельзя же планировать операции,  находясь
на уровне  грудных  детей.  Значит,  с  ножами и пиками идти добывать
пулеметы?  -  уложим  половину  личного состава. А что делать потом с
оружием? Захватить рудники?  Что  это  нам  даст?  Идти  с  боями  на
Караганду? Утопия.
     Пожилой нормировщик, рыхлый, растерянный:
     - Товарищи! Товарищи! Да где вы читали,  где  вы  видели,  чтобы
лагерные восстания удавались? Это же не бывает!
     Он  мучается,   ломает  пальцы.  Галактион   Адрианович,  двинув
бровями, говорит ему по соседству:
     - А где вы вообще видели восстания? Они только начинаются.
     = Евдокимов:
     - Никаких  активных и  позитивных  действий  мы  предпринять  не
способны. И недаром  каждый  день от нас уходит по  несколько  дезер-
тиров. Эт-то показательно.
     = Богдан кричит:
     - Так шо нам - за бабьи сиськи трематься?.. Нас тут як тараканов
передушат! Треба яку-сь-то иньшу справу!..
     Климов зло:
     - Значит, "не надо было браться за оружие"?!
     = Евдокимов (твердо и на этот раз быстро):
     - За ножи? - да, не надо было! Прежде,  чем  все  это  начинать,
головой надо было думать, м-мыслители!..
     = Магомет поднимает руку, удерживая Климова от ответа:
     - Хорошо, полковник. Но уже после  ножей вы взялись  руководить.
Значит, вы видели выход. Какой?
     = Евдокимов всех обвел  глазами. Чуть подумал. Не потому, что не
знает. Усиленно сдерживаясь:
     - Давайте  рассуждать  трезво, товарищи. Победить - мы вообще не
можем.  Никто  из  вас не возьмется даже назвать, как это мы могли бы
"победить".
     = Нормировщик, очень волнуясь:
     - Но нам три дня подряд предлагали выйти на работу - и надо было
не отказываться!
     = Антонас из угла (он все так же не садится):
     - А расстрелянных - в землю? А номера - опять на лоб?
     = Евдокимов:
     - Не надо нам гадать. Никаких фантазий нам не надо.  Рассуждайте
логически. Мы можем  только  с м я г ч и т ь     п о р а ж е н и е. И
эту грозную передышку в несколько дней - меня  оч-чень  беспокоит  их
молчание - надо использовать действительно  не  для  того,  чтобы  за
сиськи  трематься,  как  я  тебе, Богдан, и говорил! - а для п е р е-
г о в о р о в! Чтобы  наименее болезненно вернуться в рамки... мирной
жизни.
     Косой рывок.
     = Барнягин:
     -  То  есть...  просить  гражданина  начальника... разрешить нам
вернуться на каторгу?.. Так??
     За его спиной раскрывается дверь. Часовой:
     - Товарищ  полковник!  Дежурный  по  дозорам - Мантров.  Срочное
сообщение!
     Голос Евдокимова:
     - Пусть зайдет.
     Часовой выскакивает, впускает  Мантрова и Федотова. Они  перепо-
ясаны,  подтянуты,  Мантров - с номерами, Федотов - без. У Мантрова -
его постоянное рассчитанное спокойствие, говорит как об обычном:
     - Со станции слышен сильный  рев  моторов. Это - не  автомашины.
Или трактора, или...
     оборачивается на Володю. Тот взволнован,  решителен,  переклонен
вперед:
     - ...танки! Я различил  стволы  и башни.  По  шуму  -  танков  с
десяток.
     Гай  резко  поднял  голову,  лежавшую  лбом  на  столе. Послушал
Володю. Обвел  присутствующих. Встал. Богатырь. Ястребиный профиль. В
тишине - тихо:
     - Это не бульдозеры, ясно...  Полковник, вы не правы: начинали -
не мы. Начинал тот, кто сдавал  нас  в  плен, а  выжившим  навьючивал
немыслимые  сроки.  Начинали  те,  кто  нашил  на  нас номера и запер
бараки. Те начинали, кто...
     разгорячается
     ...оплел нас стукачами, бил  палками и бросал в ледяные карцеры.
Никогда с сорок  первого года - да со дня рождения самого - не было у
нас никакого выбора! И сейчас его нет: надо готовить бутылки горючие!
И щели копать! И будем с танками драться!!
     Он - пойдет на танки! Это видно. Музыка!
     = И Федотов пойдет!
     А Мантров (с ним в кадре)...?

     ЗАТЕМНЕНИЕ. ШИРОКИЙ ЭКРАН.

     = Ночное не