Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
запер дверь и метнулся к соседней камере... Здесь находился новый
заключенный, и его надо было доставить на допрос.
Я побежал к двери, Ганауэр уже запирал камеру. Старый Пешек стоял у
дверей белый как полотно, за ним Юла - без кровинки в лице. Я тоже был,
наверное, хорош...
В мае 1943 года Фучика внезапно вызвали на допрос во дворец Печека и
там объявили, что его дело будет разбираться в суде. Это означало, что
вскоре Юла покинет Панкрац и его повезут в Германию. Надо было торопиться с
работой, чтобы неожиданный отъезд не оставил ее неоконченной.
И действительно, в середине июня, числа точно не помню, пришел приказ о
немедленной "переброске" Фучика с утренним транспортом. Я был дежурным,
когда его послали в кладовую за вещами. Значит, через несколько часов он
уедет.
У меня навсегда осталась в памяти эта последняя ночь... Ни Юла, ни
Пешек не сомкнули глаз. В три часа ночи заключенных подняли: несколько минут
на сборы и прощанье...
Юла быстро встал, достал кусок хлеба на дорогу, а снизу уже слышался
крик: "Transport antreten!" {На выход! (нем.)}
Юлек и старый Пешек обнялись в последний раз... Дверь камеры была уже
открыта, я погасил свет, проскользнул внутрь и пожал его руку...
...Раздалась команда: быстро вниз по лестнице, стать лицом к стене,
ждать, когда выкрикнут твое имя и ответить: "Hier" {Здесь (нем.)}. А потом:
"Im Laufschrittmarsch!" {Бегом, марш! (нем.)}.
Я смотрел вниз...
Фучик навсегда покидал Панкрац".
9 июня 1943 года Юлек тайно дописывает на Панкраце свой "Репортаж".
10 июня ранним утром гестапо увозит Юлека через Дрезден в Бауцен. В
Дрезден транспорт прибыл в тот же день...
Вот что рассказывает об этом товарищ Мейнер из Пльзеня:
"В дрезденской пересыльной тюрьме нас было человек двадцать. 10 июня
около трех часов дня привели еще шестерых.
Среди них был один, отличавшийся от остальных, бритых, черной бородкой.
Этот заключенный с бородкой вошел, остановился посреди камеры, его
красивое лицо озарила улыбка, и громко спросил:
- Есть здесь чехи?
Я откликнулся.
- Ты откуда?
- Из Пльзеня.
- Я тоже из Пльзеня, но тебя не знаю, - сказал он мне.
- Я тоже тебя не знаю, - ответил я. Он представился:
- Меня зовут Юлиус Фучик.
Мы познакомились.
Разговаривая, Юлек сел и снял пальто. Он вез с собой кой-какую еду:
когда коридорные на Панкраце, рассказал он, узнали, что его отправляет, они
притащили ему все, что смогли достать. Продукты были рассованы по всем
карманам. Он вынимал их из карманов и делил между нами..."
В дрезденской тюрьме Юлек провел ночь, а ранним утром 11 июня был
перевезен в Бауцен. Запись в канцелярии гласит, что он прибыл туда в 8 часов
10 минут утра и записан в книге заключенных под номером 203/43.
Вот что писал о встрече с Юлеком в следственной тюрьме в Бауцене
товарищ Станда писателю Петру Илемницкому (13.VI.1945):
"...В тот день, когда Юлек приехал в Бауцен - ты можешь верить мне,
Петр, - на нас словно повеяло свежим ветром, к нам вернулась надежда,
возвратилась жизнь. Это чувствовал не я один, а все мы, кто долгое время
провел в одиночках. Теперь с нами человек, который подбодрит, вдохнет новую
силу, теперь с нами тот, кто так необходим...
Я живо помню, очень живо - такие дни не забываются, - как его привезли.
Я не был с ним знаком и видеть его никогда не видел. Товарищи говорили,
что он отпустил бороду.
В тот день его вывели вместе с нами на получасовую прогулку во двор. Он
вышел - гордый, прямой, улыбающийся.
Я вспоминаю, как в дверях он остановился, огляделся, улыбнулся и
помахал нам рукой. Повторяю, я не был с ним знаком, но сразу сказал себе:
это Юлиус Фучик.
А его глаза - они всегда смеялись, улыбались, они давали нам новую силу
к жизни. И он знал, что нужен нам.
...Я вспоминаю, как однажды на прогулке Юлек (стараясь быть
незамеченным надзирателем) вдруг взмахнул руками, потом бессильно опустил их
вниз и уронил голову на грудь. Напрасно я ломал голову: что он хочет
сказать?
Во время бритья я постарался стать возле его камеры. Стучу. Он
отвечает: "Орел пал" (советский город, который 5 августа 1943 года
освободила от гитлеровцев Советская Армия. - Г. Ф.). Вот что означали его
жесты!..
На мой вопрос, что его ждет, он спокойно ответил: "Петля".
Чем все для него кончилось, я не знаю, могу только предполагать.
Надеюсь, Петр, ты мне о нем напишешь. Я знаю, что это был за человек, и
горжусь тем, что разговаривал с ним. Вот и все о Юле. Думаю, ты поймешь
меня, почувствуешь сам, какое впечатление он произвел на меня. Могу только
добавить: жаль этого человека, человека чистого характера!"
19 августа 1943 года председатель сената нацистского суда Фрейслер
вынес решение начать процесс против Юлиуса Фучика 25 августа 1943 года, в 9
часов утра, и приказал Фучика, Клецана и Лиду Плаху "доставить немедленно
каждого в отдельности в Берлин".
24 августа Юлек был перевезен в тюрьму Моабит.
...Сохранившиеся документы свидетельствуют, что нацистский суд вынес
свой приговор 25 августа 1943 года в 12.05 минут. Процесс продолжался три
часа пять минут.
Сухая запись не дает представления о том, как вершился суд. К счастью,
остался живой свидетель: Лидушка Плаха.
Лида Плаха рассказывает в своих воспоминаниях о судебном
разбирательстве:
"...24 августа 1943 года меня привезли из Дрездена, а Юлу - из Бауцена
в Берлин на суд.
Наутро следующего дня нас привели в приемную, дали по куску хлеба и
повезли к зданию суда. Мы ехали долго, потом с большого двора нас загнали
через узкие двери в подвал и развели по камерам. Это были большие бетонные
коробки со стенами, испещренными последними приветами людей, ожидающих
смерти, написанными на многих языках. Среди них - и на чешском. Мне хотелось
бы, чтобы память моя смогла сохранить их все, и сейчас, когда так хочется
обо всем забыть, припомнить их...
Приблизительно через час нас вывели из камер и построили. А вскоре по
центральной лестнице ввели в большой зал. Я очень живо помню его. На полах
ковры, окна расписаны портретами генералов, прямо перед нами - судейские
кресла, по одной стороне - скамьи подсудимых, по другой - офицеры. Нас
рассадили, возле каждого поставили вооружений караул.
...Первым вызывали Юлу. Сверили данные и задали первый вопрос: почему
он перешел на нелегальное положение, когда ему ничего не грозило...
Я помню, как в ответ на этот вопрос Юла усмехнулся и, в свою очередь,
спросил: "Почему многих из моих товарищей, арестованных а следующий же день
после оккупации, то есть в период, когда они еще не могли совершить ничего
предосудительного против рейха, уже нет в живых?"
Ответа не последовало.
Второй вопрос: "Почему ваша деятельность была направлена против
германской империи? Ведь история доказала, что Чехия и Моравия всегда были
частью великой Германии".
Юла провел рукой по бородке, как делал всегда, когда ему самому или
кому-либо другому удавалась хорошая шутка, и ответил: "Господа, вы ведь и
сами знаете, что это ложь, беспардонная ложь! Вы творите историю такой, как
она вам нужна!"
Долго стояла тишина, прежде чем они смогли переварить правду, брошенную
им в лицо...
Затем судья спросил, почему Юла стал коммунистом. И Юла заговорил. Он
говорил о Советском Союзе, о его силе, его несокрушимости, о неизбежном
поражении фашизма.
О фашизме и его зверствах. Юлек говорил и из обвиняемого превращался в
обвинителя. Теперь уже никто из них не мог усидеть на месте. Они орали, чтоб
он замолчал, но Юла продолжал: "Вы вынесете мне приговор. Я знаю! Это смерть
человеку! Мой приговор вам вынесен уже давно: "Смерть фашизму! Жизнь
человеку! Будущее - коммунизму!"
Лидушка вспоминает, что после оглашения приговора Юлеку надели
наручники и увели обратно в камеру тюрьмы Моабит. Отсюда 26 августа в 8
часов утра его переправили в Плетцензее.
Рассказ Рудольфа Бедржиха
...8 августа 1945 года я встретилась с Рудольфом Бедржихом, тем самым
юношей, который сидел с Юлеком в одной камере в Плетцензее и был также
приговорен к смертной казни. Позже ему заменили казнь концлагерем.
Вот что он рассказал:
"...Я уже не мог даже отчаиваться, я совсем отупел, не думал ни о чем и
даже о родном доме, я ждал казни... Вот тогда и привели в мою камеру Юлека.
Он был так жизнерадостен, словно его не ждала близкая смерть... Все время
пел или что-нибудь рассказывал. Он говорил мне о деревушке, где вы жили, о
синичках, что поселились в вашем столе... Много и хорошо рассказывал о
Советском Союзе, доказывал, что он непобедим и что Красная Армия гонит
фашистов на запад. Он вдохнул в меня надежду на жизнь, и я тоже стал петь
вместе с ним. Целый день мы клеили конверты, а вечером после работы нам
надевали наручники. В камерах не выключали света и ночью, и лишь во время
бомбардировок тюрьма погружалась во тьму.
30 или 31 августа Юла мог написать домой письмо.
В ночь с 3 на 4 сентября тюрьма Плетцензее подверглась бомбардировке.
Крыло, где была наша камера, пострадало. Надзиратели выгнали всех
заключенных во двор. Среди заключенных раздавались вопли отчаяния. Юлек
начал объяснять положение на фронтах и убеждать их в непобедимости
Советского Союза, в том, что Красная Армия несомненно победит гитлеровскую
Германию. А мы - даже если мы погибнем, должны оставаться верными своим
убеждениям.
Нас, заключенных, продержали в тюремном закрытом дворе от полуночи до
четырех часов утра. Я все время был возле Юлы.
Нас с Юлой перевели в другую камеру - в камеру 144.. С 4 сентября нас
держали в трехкилограммовых наручниках уже не только ночью, но и днем. 7
сентября, когда солнце село, в тюремный коридор явились сразу человек десять
надзирателей, они принялись отпирать камеры и выводить заключенных в
коридор. Мы в своих камерах прислушивались, что там творится. Мы слышали,
как надзиратели приходят снова и снова, каждые полчаса... Около полуночи
пронесся слух о казнях. Кто-то в коридоре крикнул, что всех ведут на смерть.
Началась страшная паника. Некоторые плакали, теряли самообладание, громко
молились, а мы с Юлой пели. Мы были спокойны. Юла сказал мне: "Ты должен
утешаться мыслью: мы знаем, за что умираем, и наша смерть послужит добру".
Вдруг около пяти часов утра в нашу камеру вошли два надзирателя. Один
снял с рук Юлы наручники и приказал скинуть рубаху - единственное, что было
на нем. Юлек успел подбежать ко мне, пожал руку и сказал: "Передай привет
товарищам!"
Два года я, словно утопающий за соломинку, цеплялась за надежду, что
Юлек жив, что ему посчастливилось скрыться во время бомбардировки тюрьмы
Плетцензее и он, бледный, исхудавший, вдруг появится среди тысяч
возвращающихся, восставших из мертвых и давно оплакиваемых. Теперь надеяться
было уже не на что.
...Жизнь Юлека оборвалась.
Началась жизнь его "Репортажа с петлей на шее", ставшего его заветом.
Какой любовью, какими дружескими чувствами отозвалась на "Репортаж"
наша страна! С каким открытым сердцем приходят ко мне советские люди!
Сколько писем получаю я со всего света!
Это ответ Юлеку. Тысячи и миллионы людей, борясь с фашизмом и
несправедливостью, сами пережили и перечувствовали то, что описано в
"Репортаже", "Репортаж" и сейчас жив в сердцах миллионов борцов за свободу
народа!
Юлиус Фучик - брат Никоса Белоянниса и Патриса Лумумбы, Его слова
понятны героическим кубинским друзьям...
Ко мне приходят совсем молодые люди, родившиеся пятнадцать - двадцать
лет назад, они спрашивают: "Как это было, как такое могло случиться..."
Для них я постаралась описать те черные годы, которые словно луч света
озарил "Репортаж". Эти несколько лет длились дольше, чем вся моя жизнь, их
не стерло время, они никогда не изгладятся в моей памяти...
Об одном прошу тех, кто переживет это время: не забудьте! Не
забудьте ни добрых, ни злых. Терпеливо собирайте свидетельства
о тех, кто пал за себя и за вас.