сстояние я взял мимо. В метрах или сантиметрах, как
хотите. Направление выстрела сообщайте мне в часах. Двенадцать. Три.  Шесть,
девять, или в промежутках. Вы поняли?
   - Si. Мне приходилось стрелять по мишеням, сеньор.  Хотя  и  без  особого
успеха. Я все понимаю. Погодите.
   Он встал и тихо заговорил с подошедшим человеком, который был, похоже,  в
чине сержанта, потом отправился к стоящей в стороне группе и стал им  что-то
говорить, показывая на хребет.  Они  тут  же,  рассыпавшись  цепью,  полезли
вверх. Химинес вернулся и снова сел рядом со мной.
   - Мы выдвинем их на огневой рубеж, где им надо будет окопаться, - пояснил
он. - Они будут нас с вами прикрывать до тех пор, пока  смогут  удерживаться
на позиции. Потом они отойдут в глубь материка, а мы  спрячемся  и  проведем
ночь в уже готовом для нас месте на вершине. Если все  сложится  удачно,  за
нашей группой вышлют погоню, но они  сумеют  запутать  следы  в  темноте,  и
завтра мы беспрепятственно спустимся к побережью. По-моему,  план  неплохой.
Но он, конечно, не осуществится.
   Я бросил на него удивленный взгляд.
   - Почему?
   Он пожал плечами.
   -  За  всю  историю  человечества  ни  один  план  сражения  не   удалось
осуществить во всех  деталях.  Зачем  же  думать,  что  наш  окажется  более
удачным? - Он взглянул на часы. - Нам надо выйти на исходную  позицию  через
десять минут. Надо быть готовыми к приходу гостей.
   - Согласен.
   Я  взял  пластиковый  футляр,  расстегнул  длинную  "молнию"   и   сломал
внутреннюю пломбу. Наверное, момент был торжественный - точно так, вероятно,
бывает, когда после долгого-долгого ухаживания наконец  ведешь  возлюбленную
под венец. Впрочем, настоящий поход под венец был еще впереди, но  я  и  так
потратил кучу времени, чтобы подготовить инвентарь и доставить сюда, так что
извлечение его на свет  Божий  следовало  отметить  небольшой  церемонией  -
допустим, произнести тост или сотворить краткую молитву.  Однако  время  для
распития было неподходящим, а от чтения молитв я, надо  сказать,  давно  уже
отвык. Словом, я сунул руку в футляр и  нащупал  там  небольшой  мешочек,  в
котором лежали крупные кристаллы, напоминающие белую гальку, и  передал  его
Химинесу.
   - А вот и силикагель, полковник, - сказал  я.  Потом  я  вынул  из  чехла
длинное ружье. Оно представляло собой тяжелый ствол, пригнанный к спусковому
механизму "маузера",  и  стреляло  заряжавшимися  вручную  патронами  300-го
калибра от "Холланд-Холланд-магнума". Ружье это  я  сам  изготовил.  Я  снял
резиновые кольца и размотал рифленый картон, которым был обернут  оптический
прицел - двадцатикратный "Херрлиц". Мы использовали  европейские  компоненты
для сборки этого ружья с той же целью, с какой я перекрасился  и  взял  себе
имя Эрнандес. Американское вмешательство в этих краях, как  бы  это  помягче
выразиться, не  пользуется  популярностью,  и  эта  непопулярность  угрожает
бросить тень на политические силы, прибегающие к американской  помощи.  Если
бы нас убили  или  захватили  в  плен,  вещественные  доказательства  нашего
участия в гражданской войне не должны были навести на след янки.
   Приклад ружья - орехового дерева - был не слишком сексапильным на вид, но
к стволу приклад был пригнан безукоризненно  и  позволял  вести  стрельбу  с
поразительной точностью. Завершал сие изделие оружейного мастерства  обычный
армейский ремень из свиной кожи.
   В долине было  тихо,  но  тишину  иногда  нарушал  чуть  слышный  шепоток
оставшихся с нами людей и шорох сверху  -  там  военные,  которым  вменялось
прикрывать наш отход и отвлечь на себя преследователей, готовились к первому
акту  самоубийственной  трагедии,  которую  им   предстояло   разыграть.   Я
радовался, что не мне пришлось отдать им этот приказ; с другой же стороны, я
не мог забыть и того, что именно я рискую больше всех и отдуваться за провал
придется только мне, хотя именно из-за меня они идут на смертельный  риск  и
именно я буду повинен во всех возможных потерях. Если я,  так  сказать,  дам
петуха, как то случилось с моим предшественником,  немало  людей  полягут  в
этом ущелье ни за что. И такая перспектива не особенно-то грела душу.
   Я увидел, как полковник поднял брошенный мной чехол, сунул туда мешочек с
силикагелем и застегнул "молнию". Потом он взглянул на ружье в моих руках.
   - Внушительное оружие, - заметил он.
   - Давайте, надеяться, что  человек,  ради  которого  мы  сюда  забрались,
придет к такому же выводу, - отозвался я.
   Он бросил на меня хмурый взгляд и раскрыл рот, чтобы что-то  сказать,  но
спохватился и смолчал, наблюдая за тем, как я укорачиваю ремень и вытаскиваю
из своего рюкзака коробку с патронами. Это были упитанные стальные  бочонки.
Они  напоминали  плод  тайной   любви   обычных   винтовочных   патронов   и
противотанковых мин. Я зарядил четыре патрона: три в  магазин  и  один  -  в
патронник. Коробку с патронами я сунул в карман и завязал рюкзак.
   -  Так,  полковник,  -  сказал  я.  -  А  теперь  давайте  осмотрим  наше
стрельбище. Он замялся.
   - Кажется, вы волнуетесь, сеньор Хелм. У вас есть какие-то опасения?
   - А что же вы хотите - чтобы я, еще не поразив цель,  уже  требовал  себе
медаль? Вам - или вашему президенту - нужно, чтобы я тут немного  пострелял.
Ну, так пошли.
   Он двинулся не сразу. Я мог понять, о чем он сейчас подумал. Он не  верил
в меня, он думал, что и на этот раз ему не повезет. Но он еще мог  выйти  из
игры или попытаться  рискнуть.  Он  мог  просто  сбежать,  мог  незамеченным
вернуться  к  берегу  вместе  со  своим   спецотрядом.   Что   же   касается
неумехи-американца, то он, разумеется, мог бы погибнуть - а  значит,  никому
не рассказать, что ж на самом деле произошло в "стычке с людьми Эль Фуэрте",
как  будет  заявлено  в  официальном  соболезновании.  Это  было  бы   очень
убедительное сообщение, с упоминанием о проявленном героизме  и  мужестве  -
такими обычно и бывают официальные сообщения  о  провале  операции.  А  коли
американец мертв, кто же сможет опровергнуть такой  рапорт,  кроме  генерала
Хорхе Сантоса, которого и спрашивать-то никто не будет.
   Вот о чем он, видимо, подумал в эти мгновения, а  потом,  пожав  плечами,
взялся за мой рюкзак.
   - Вам помочь? Я могу понести рюкзак. Идите за мной.
   С тяжеленным ружьем,  оттягивающим  мне  плечо,  я  пошел  за  ним  через
кустарник. В долине, в ответ на посланный им на ходу сигнал, пятеро дозорных
взяли свои винтовки и двинулись следом, прикрывая нас. Я решил, что они  наш
мобильный резерв. Коротышка взбирался по склону рысцой, а я спешил за ним, с
трудом сгибая свои длинные ноги. Наконец у самой вершины он упал на землю  и
знаком приказал мне сделать то же самое. Остаток пути мы ползли.
   На вершине хребта у большого валуна мы обнаружили человека  с  карабином.
Это был знакомый мне сержант. Перед ним на земле лежало  несколько  запасных
обойм. Мы вползли в кусты слева от него  и  выглянули  в  направлении  нашей
цели.
   Все оказалось куда хуже, чем я ожидал. Внизу под нами  виднелась  дорога.
Похоже, в этой долине были плантации какой-то зерновой культуры, но мне  так
и не привелось приблизиться к полю и рассмотреть  растения  получше.  Дорога
оказалась  обычным  сельским  проселком,  ведущим  к  деревушке.  Дома  были
небольшие: крыши, крытые большими листьями  и  подпертые  стенами,  казались
очень хрупкими и  неустойчивыми.  Впрочем,  меня  не  особенно  интересовали
жилищные  условия  коренных  жителей  Коста-Верде:  в  таком  климате  люди,
наверное, только и нуждаются, что в непротекаемой крыше.
   Деревня кишела людьми. Горело несколько костров. Среди  мужчин  я  увидел
немало женщин. Еще мне удалось рассмотреть немало оружия. Но и это меня тоже
не слишком волновало. По крайней мере, меня это не  должно  было  волновать.
Все военные аспекты  операции  должны  были  заботить  полковника.  Меня  же
заботило только то, что ближайшая к нам хижина располагалась  на  расстоянии
четверти мили. Не глядя на лежащего подле меня коротышку, я тихо спросил:
   - Которая?
   - Третья хижина слева  от  дороги.  Третья  от  нас.  Конечно,  когда  он
появится, он может двинуться прямо в нашу сторону.
   - А может и в противоположную, - сказал я. - Все зависит от того, с какой
стороны прибудут его гости.
   Меня-то  предупреждали,  что  расстояние  составит   не   более   трехсот
пятидесяти метров. Триста восемьдесят ярдов.
   Он молчал. Не отрывая взгляда от далеких хижин в долине, я собрал слюну и
сплюнул на камни.
   - Говоря вашим языком, полковник, я плюю  на  эти  ваши  говенные  триста
пятьдесят метров, сэр. Дайте-ка рюкзак.
   - Сеньор Хелм...
   - Да давайте же этот чертов рюкзак! И оценим обстановку  реально.  Я  так
полагаю, что ближе подойти нам нет никакой возможности? А как насчет вон той
рощицы внизу справа?
   - Там чуть дальше у них дозорный пост.  Ходят  патрули.  Мы  решили,  что
задание должно быть выполнено с этой точки.
   - Ну конечно! С расстояния триста пятьдесят метров. Только у вас в стране
очень длинные метры, полковник!
   Я бросил рюкзак перед собой и положил на него ствол ружья.  Мне  пришлось
немало повозиться, прежде чем я поймал свою цель -  эти  сильные  оптические
прицелы имеют очень узкое поле обзора.  Наконец  третья  хижина  слева  была
четко видна в окуляр, но все равно до  нее  было  отнюдь  не  рукой  подать.
Похоже, подумал я, что придется мне попотеть с этим выстрелом, если я вообще
сумею его произвести.

Глава 3

   Я лежал и утешал себя мыслью, что по крайней мере нет ветра. Я не отрывал
глаза от прицела и скоро увидел, как в поле моего зрения  появился  человек:
он показался справа и  вошел  в  хижину,  быстро  промелькнул  в  прицельном
крестике на линзе. Через мгновение он вышел и задержался в дверях; явно  его
кто-то окликнул из хижины.  Он  вежливо  ответил,  отсалютовал  и  исчез  из
прицела.
   - Пятьсот метров, - сказал я. - Или что-то около  того.  Это,  полковник,
больше пятисот ваших метров. Ваш информатор ошибся на пятьдесят процентов.
   -  Вы  умеете  определять  дальность  на  глаз?  -  спросил   он   скорее
заинтересованным, чем извиняющимся тоном.
   - В прицеле есть шкала. Можно принять рост того парня  приблизительно  за
пять с половиной футов - во всяком случае, надеюсь, что он не  пигмей  и  не
великан, - потом надо поместить нижнее деление шкалы к его ногам и  измерить
расстояние до  его  головы  с  учетом  высоты  сомбреро.  Потом  надо  взять
полученное число и сверить его с таблицей, которую я приладил  вот  здесь  у
приклада. Для попадания в цель, отстоящую от вас на пятьсот пятьдесят  ярдов
и с учетом пристрелянности этого ружья, надо взять  на  восемнадцать  дюймов
выше. Другими словами, мне надо целиться ему в лоб, чтобы попасть в грудь.
   По правде сказать, я ни на секунду не поверил  их  версии  о  выстреле  с
расстояния в триста пятьдесят метров. Я пристрелял ружье с этим прицелом  на
расстоянии в  четыреста  пятьдесят  ярдов,  а  свою  табличку  разметил  для
дальности от трехсот до шестисот метров -  на  всякий  случай.  Редко  можно
встретить шпиона или, если угодно, охотника, который бы вечно не  путался  в
расстоянии до цели поражения. Всегда лелеешь надежду, что когда-нибудь  тебя
все-таки не надуют, хотя ошибочка на пятьдесят процентов в таком  деле  вещь
само собой разумеющаяся.
   - Прямо-таки научный подход, - заметил Химинес. Я не  понял,  иронизирует
он или нет.
   - Естественно! - сказал я. - Предполагается, что я  могу  найти  человека
известного роста, чтобы по нему определить расстояние до цели,  что  он  при
этом стоит выпрямившись и что я смотрю на него с не слишком большой  высоты.
Предполагается также, что я стреляю в тех же климатических условиях, в каких
составлял эту таблицу - а было это за несколько  тысяч  миль  отсюда.  А  на
расстоянии в пятьсот с лишним метров, полковник, пуля  долетит  до  цели  за
долю секунды. За одну секунду бегущий человек может покрыть тридцать  футов.
Так что молите Бога, чтобы наш клиент в момент выстрела  стоял  смирно.  Что
мне делать потом?
   - Потом?
   - Да. Что мы будем делать потом - смоемся или останемся и  поможем  вашим
молодцам утихомирить поселок после паники?
   - Ну, это вам решать, сеньор Хелм. Я не могу... вас просить...
   - Если не вы, то кто? Я же, черт побери, не вызываюсь добровольцем. Я  не
играю в эти игры с тех пор, как получил право голосовать на выборах, а то  и
чуть раньше. К тому же у меня с собой шестьдесят патронов, и никто не просил
меня возвращать их на оружейный склад. Как только мы окажемся  в  лесу,  это
ружье станет совершенно бесполезным. Из ружья с двадцати к ратным оптическим
прицелом надо стрелять из положения лежа, и для ближнего боя в джунглях  оно
абсолютно не приспособлено. А здесь я могу  принести  какую-никакую  пользу,
если мне прикажет вышестоящий начальник, коим в настоящий  момент  являетесь
вы.
   Он задумчиво поглядел на меня и потом тихо рассмеялся.
   - Отлично! Вот вам мои приказ, сеньор Хил м.
   - Да, полковник!
   - Нередко людям, говорящим на разных языках, довольно трудно понять  друг
друга. Наверное, мне следует перед вами извиниться. Я...
   Он осекся и. схватив висящий у него на шее мой бинокль, подполз к  кромке
кустарника и напел бинокль на дорогу, а потом  чуть  левее.  Тут  я  услышал
урчание автомобильного мотора из глубины долины. Ну,  мне.  правда,  незачем
было глядеть туда.
   Я быстро снял шляпу, вывалил в  нее  содержимое  коробки  с  патронами  и
положил у себя под левой рукой. Потом достал из рюкзака еще  две  коробки  с
патронами и положил их рядом со шляпой.  Я  снова  убедился,  что  смотрю  в
правильном направлении, и отсчитал  с  помощью  оптического  прицела  нужное
количество крыш  -  одна,  вторая,  третья!  Когда  пользуешься  прицелом  с
сильными линзами на большом расстоянии, очень легко направить ствол не на ту
дверь или окно, или даже не на тот дом - особенно если у тебя перед  глазами
выстроились одинаковые строения.
   Я  уже  снял  ружье  с  предохранителя,   но   теперь   снова   проверил,
действительно ли предохранитель опущен. А то, знаете, бывает в нашем деле  и
такой прокол, который случается даже с опытными  агентами,  включая  и  меня
самого...
   - Полковник!
   - Да, сеньор?
   - Перестаньте  разглядывать  джип.  Смотрите  на  дверь.  Как  только  он
появится, скажите мне. Да, и если вам дороги ушные перепонки, отползите чуть
назад. Эта штука грохочет как гаубица.
   Потом  оставалось  только  ждать.  Я   не   железный.   Потоотделение   и
сердцебиение у меня как у всех нормальных людей. Я с трудом подавил  желание
повернуть голову в сторону джипа, ползущего по дороге. Одного косого взгляда
мне было достаточно, чтобы удостовериться: это действительно джип, за  рулем
сидит водитель из местных, а рядом с ним мужчина в  шлеме-"джунглевке"  и  в
хаки - слишком высокий и светловолосый, чтобы  его  можно  было  принять  за
уроженца этих мест. Больше я ничего не успел рассмотреть.  Я  лежал,  силясь
расслабить мышцы спины и живота. Я превратился в глаз, приникший к  окуляру,
в палец, прижатый  к  спусковому  крючку.  В  хижину  вошел  часовой,  чтобы
объявить о прибытии долгожданного визитера, и снова вышел.  Через  мгновение
из хижины показался человек и остановился в дверях.
   Он остался стоять за порогом. Он, видно, решил нас подразнить. Он надевал
свою форменную кепку. Его плотное тело освещалось солнцем до пояса,  торс  и
голова остались в тени. Я стал ловить его в крестик прицела, к тому же я  не
получил подтверждения от полковника Химинеса. И не стал задавать ему глупого
вопроса. Он сам даст мне знать, когда сочтет нужным.
   Человек сделал шаг вперед. И еще один. И продолжал идти. Я произвел в уме
необходимые вычисления.
   Двигаясь со скоростью две мили в час, он пройдет  пару  футов  за  время,
необходимое пуле для долета. Если я буду  целиться  с  учетом  скорости  его
ходьбы, а он вдруг остановится, пуля уйдет влево от него.
   - Стреляйте, - прошептал Химинес. - Это Эль Фуэрте. Стреляйте же!
   Я готовился слишком тщательно и  заехал  слишком  далеко,  чтобы  свалять
дурака и с такого расстояния попытаться выстрелить по движущейся мишени.  Он
был крупного сложения - Не высокий,  но  широкий,  кряжистый,  с  плечами  и
руками, как у гориллы. У него была клочковатая, как  у  Кастро,  борода,  но
внешне очень отличался от Кастро, Эль  Фуэрте  Сильный.  На  нем  был  надет
комбинезон цвета хаки и вот эта форменная кепка. Генерал  Хорхе  Сантос.  Он
встал на обочине, дожидаясь  джипа.  Двое  его  телохранителей  остановились
рядом с ним - чуть сзади. Один оказался прямо на линии огня.
   Я почувствовал, как по щеке ползет капля  пота,  но  лежал  неподвижно  и
ждал. Я услышал, как рядом беспокойно завозился Химинес,  хотя  ему  хватило
благоразумия держать язык за зубами. В пятистах метрах от меня генерал Хорхе
Сантос вышел прямо на дорогу и, обернувшись, устремил взгляд по  направлению
к нам. Крестик прицела замер на причудливой кокарде его  кепки  -  крошечной
мишени вдалеке. Я даже  не  почувствовал,  как  слегка  дернулся  назад  мой
указательный палец, прижатый к  спусковому  крючку.  Но  прогремел  выстрел:
большое ружье выстрелило.
   Выстрел прокатился гулким эхом по тихой долине. Ощущение было такое,  что
в церкви пальнули из пушки. Приклад больно ударил мне по плечу  и  по  щеке.
М-да, это вам не из духовушки стрелять в тире.
   - Ну что там? - Нервно прокричал я, передергивая затвор и пытаясь поймать
моего клиента в прицел. - Что там, черт побери?
   - Попал! - спокойно ответил Химинес. - Он падает. И тут  я  снова  увидел
его в окуляре. Эль Фуэрте поддерживали с двух сторон его товарищи, но колени
у него подгибались, а на груди расползалось кровавое пятно. Голова бессильно
свесилась вниз, кепка упала на землю. Я снова взял  на  восемнадцать  дюймов
выше и выстрелил. Еще раз точно вулкан  извергся  в  долине,  и  еще  раз  я
получил сильнейший удар в плечо и в скулу.
   - Bueno, - спокойно сказал Химинес, перейдя на испанский.  -  Muy  bueno.
Uno mas?
   Он попросил меня выстрелить еще раз - ох уж этот кровожадный сукин сын! Я
снова передернул затвор, вогнал патрон в патронник  и  увидел,  что  Сантоса
окружили  несколько  человек.  Я  стал  ждать,  когда  они  расступятся.  Но
подъехавший джип окончательно заблокировал мне  всю  видимость.  Я  поглядел
вниз.  Деревня  пришла  в  движение,  но  люди,  похоже,  не  понимали,  что
произошло. Там выстрел моей ручной пушки был еле слышен -  точно  отдаленный
удар грома. С такого расстояния, если вы плохой стрелок,  можно  целый  день
палить по оленю, а он будет  невозмутимо  пощипывать  травку,  пока  вы  его
наконец не уложите.
   - Стрельните еще раз! - прошипел Химинес. - В кого-нибудь. Чтобы мои люди
услышали выстрел. Они скоро войдут в деревню. Отвлеките их внимание!
   Я снова припал к прицелу. Поскольку мне было все равно, в кого  стрелять,
я выбрал самого крупного - человека в "джунглевке", стоящего в  джипе,  -  и
выстрелил. Но в этот момент, когда мой "магнум" изверг огонь и рев,  человек
пригнулся, и я понял, что  промахнулся.  Когда  же  я  снова  поймал  его  в
крестик, он лежал ничком на земле, сжимая в  руке  пистолетик.  Я  отчетливо
разглядел его лицо. Я опешил, потому что когда-то уже видел это  лицо,  хотя
не мог припомнить имя его  обладателя.  Лицо  было  типично  немецкое,  или,
точнее говоря, прусское - такие  лица  обычно  украшены  моноклем,  лысиной,
короткой шеей, а иногда и почетным шрамом во всю щеку. С такого  расстояния,
да еще и из-за "джунглевки", я не рассмотрел ни шеи, ни прически, но шрам на
щеке был - это точно. А если существовал и  монокль,  то,  должно  быть,  он
спрятал его в нагрудный карман.
   Пистолет, подумал я, скорее всего "люгер". Стрелок с таким  лицом  должен
предпочитать "люгеры". Эти ребята  всегда  предпочитали  "люгеры"  новен