ставить их побыстрее совершить казнь,
чтобы избавить себя от страданий. Ну вот, вы  меня  сцапали.  Так  не  будем
тянуть резину и побыстрее покончим с этим,  -  я  усмехнулся  ехидно,  точно
вспомнив что-то. - А вид у вас сейчас куда более  важный,  чем  в  тот  раз,
когда я вас видел.
   - Где это было? - спросил он подозрительно. - Я что-то не припомню...
   - А вы меня не видели, - ответил я. - Вы юркнули под  джип,  спасая  свою
шкуру. Передняя часть с головой была  скрыта  довольно  надежно,  но  задняя
немного выдавалась. Но только это была не самая желанная для меня мишень.  Я
до сих пор жалею, что упустил свой момент.
   - Так это были вы? Со снайперской винтовкой! В Коста-Верде!
   - Это был я. И должен признаться, мне устроили хорошую головомойку за то,
что я вас упустил. И в наказание дали задание поймать вас здесь, -  я  пожал
плечами. - Вот видите: никогда нельзя мешкать, когда подворачивается удобный
случай выпустить пулю прямой наводкой. Если бы я подстрелил  вам  хвост,  вы
могли бы получить заражение крови и сдохнуть, и у нас не состоялся  бы  этот
приятный разговор.
   - Вы агент разведки?
   - Я американский агент. Если бы я хорошенько разведал обстановку  в  этих
местах, то ни за что не стоял бы сейчас в этой  палатке,  попавшись  в  лапы
вашим потешным солдатикам.
   - Вы один?
   - Я работаю в одиночку. Но я не хочу  сказать,  что  другие  не  получили
задания найти и  обезвредить  вас.  Полагаю,  я  их  немного  опередил.  Мне
хотелось проверить, правду ли мне сказала та женщина,  а  уж  потом  вызвать
резерв.  Информация,  полученная  такими  методами,  как  вам  должно   быть
известно, не всегда оказывается достоверной. - Я поморщился. - Ну,  валяйте,
к делу, герр эрзацфюрер. Зовите свою расстрельную команду. Сшибите последнюю
свечку. Давайте-ка устроим представление прямо на дороге, а?
   - Вы думаете, я вас убью?
   - Вы либо убьете, либо задразните меня до смерти. Какая разница?
   - Как вас зовут?
   - Не ваше собачье дело. Впрочем, можете назвать меня Генри Эванс.
   Он молча  смотрел  на  меня.  Потом  поднял  мой  тупорылый  револьвер  и
тщательно   прицелился.   Курок    дернулся,    приведенный    в    движение
ударно-спусковым механизмом, когда он чуть нажал на спусковой крючок.  Дойдя
до определенной точки, курок сорвется и ударит по капсюлю.  Справа  раздался
тихий хлопок: это Кэтрин откупорила очередную бутылку.
   - Господи, как же во рту пересохло, - сказала она. - В этой стране  можно
заживо изжариться на солнце. Если  вы  собираетесь  стрелять,  мой  дорогой,
стреляйте. Не заставляйте меня ждать целую вечность...
   Фон Закс даже не взглянул на нее, что, впрочем, не означало, что он ее не
проверяет, пытаясь выяснить, нет ли между нами какой-то связи и не станет ли
она умолять его сохранить мне жизнь. Он смотрел на меня.  Из-за  причудливой
игры света шрам на его щеке напоминал глубокий овраг.  Ему  довелось  пройти
через многие жизненные испытания с тех беззаботных деньков  в  Гейдельберге.
Он командовал армиями,  а  теперь  его,  военного  преступника,  разыскивали
международные  антифашистские  организации.  Но  он  вновь  получил  в  свое
подчинение армию - своеобразную, конечно, но армию. Он вновь шел к  славе  и
величию, и его следовало остановить.
   Я откашлялся и сказал:
   - Не заставляйте леди ждать, фон Закс.
   Он снял палец со спускового крючка и рассмеялся:
   - А вы перепугались, мистер Эванс.
   -  Меня   всегда   пугает   находящееся   в   непосредственной   близости
огнестрельное оружие. Но я преодолею этот страх. Как я люблю повторять, пуля
все вылечит.
   - Нет, - медленно произнес он, - вы  перепуганы  в  душе.  На  словах  вы
хорохоритесь, но это  вы  мягкий  и  податливый  внутри,  мистер  Эванс.  Вы
боитесь, что я убью вас не сразу -  тогда  вы  сломаетесь  и  проявите  свою
слабость.
   - Боже ты  мой!  -  воскликнул  я.  -  Ну  вот,  на  тебе,  наткнулся  на
психолога-самоучку! Скажите мне только одно, фон Закс. Чем это вы занимались
с бандой коммуняк в Коста-Верде?
   - Дурацкий вопрос. Вы же  самолично  видели  итог  моей  поездки  туда  и
зарисовали его в своей книжечке. Я приехал купить одну штучку,  которая,  по
слухам, продавалась.
   - Э, нет, Эль Фуэрте никогда бы по доброй воле, будь он жив, не продал бы
вам ее! Это же был его козырной туз.
   - Этого туза должен был перебить джокер, - возразил фон Закс.  -  Русские
пронюхали через своих кубинских информаторов, что ракета попала к нему. И им
это очень не понравилось. Они предупредили его, что, если он  вздумает  этой
ракетой воспользоваться, последствия будут очень серьезными.  Они  требовали
эту ракету назад. Он, конечно, все твердил, что и в глаза  ее  не  видел.  А
потом стал искать богатенького покупателя. Русские не собирались платить ему
ни цента, а генерал Сантос сильно поиздержался за время  своих  партизанских
подвигов. И он считал, что  сделка  принесет  ему  достаточную  материальную
компенсацию за вес невзгоды.
   ( Понял. Ну  вот  теперь  она  у  вас.  И  как  же  вы  намереваетесь  ее
использовать? Вы же не  настолько  безумны,  чтобы  надеяться  шантажировать
Соединенные Штаты или Мексику этой хлопушкой-переростком?
   - Шантажировать? - нахмурился он. - Я не шантажист, мистер Эванс.  Придет
время - а оно не за горами - и я выпущу эту ракету. И город Эль  Пасо,  штат
Техас, исчезает с карты Америки. Полагаю, это будет Эль Пасо. Мои  бородатые
инженеры-техники уверили  меня,  что  Эль  Пасо  наилучшая  цель  в  радиусе
действия  этой  игрушки,  а  у  ваших  техасцев  горячие  головы  и  большой
политический вес. Они будут настаивать на немедленном ударе возмездия - и по
кому они нанесут свой удар возмездия, а, мистер Эванс? Я шумно вздохнул.
   - Хитро задумано. Идея не оригинальная, но хитрая. В  кино  это  было  бы
страшно эффектно.
   - Эффект будет в реальной жизни. Никому там, по ту сторону границы,  даже
в голову не придет, откуда прилетела эта ракета. Они будут знать только  то,
что уничтожен крупный американский город. Ну а теперь скажите:  разве  после
такого происшествия вашим межконтинентальным ракетам не будет  дана  команда
"пуск"? И разве капитаны подводных лодок с ракетами "Поларис"  на  борту  не
получат аналогичного приказа?  И  сел  и  даже  одна  ракета  полетит  в  то
полушарие, неужели она не получит адекватный ответ? - он  осторожно  положил
мой револьвер на  стол.  -  А  когда  осядет  радиоактивная  пыль,  разве  у
человека, имеющего в своем распоряжении значительные военные формирования  и
тайных союзников во всех ваших юго-западных городах, не возникнет  шанс?  Да
такой человек мог бы воздвигнуть империю из праха!
   В палатке  повисло  молчание.  Как  я  уже  сказал  фон  Заксу,  идея  не
отличалась особой оригинальностью. Многие до него лелеяли ту  же  мечту,  но
никто не  решился  отправиться  по  миру  с  надеждой  закупить  необходимые
средства для ее осуществления. По крайней мере, мне так хотелось думать.
   Ну, это вроде того, как спалить коровник, чтобы иметь  побольше  говяжьих
костей на прокорм не родившимся еще щенкам. Знаете, что я об этом  думаю?  Я
думаю, вы выжили из ума, фон Закс. Мне кажется, вы  просто  хотите  запалить
мировой пожар и любоваться ядерным грибом на горизонте. Я думаю...
   - Довольно! - рявкнул он и схватил револьвер.
   - Я думаю, вы  просто  хотите  поссорить  две  сверхдержавы,  раздавившие
империю Адольфа Гитлера, чтобы они уничтожили друг друга. А все ваши  прочие
разговоры - пустая болтовня. Какая там империя! Чушь!
   - Молчать! - Курок опять, дернувшись, пополз вверх.
   - Давай-давай! - браво заявил я. - Нажми ты на этот чертов крючок! Валяй,
стреляй, нацистский палач! Курок медленно опустился. Он вздохнул.
   - Что-то вам больно не терпится умереть, мистер Эванс. Но я  вам  сегодня
не доставлю этой радости. Возможно, завтра... Охрана!
   Что ж, если бы я не стал его подталкивать, если бы я не внушил ему мысль,
будто мечтаю о быстрой смерти, он бы наверняка меня  пристрелил.  Здорово  я
все-таки  придумал!  Да  и  потел  очень  убедительно,  когда  его   солдаты
выволакивали меня вон.

Глава 22

   Камера,  карцер,  темница,  называйте,  как  хотите,  представляла  собой
пещерку в стене каньона, расположенную на высоте двадцати футов над  землей.
Чтобы забраться туда, надо  было  подняться  по  шаткой  стремянке.  Сержант
приказал мне лезть наверх, направив на меня ствол своего  уродца.  Потом  он
послал ко мне солдата, который крепко меня связал. Солдат хорошо  знал  свое
дело, а я, надо сказать, не Гудини. Я попытался в процессе зявязывания  узла
ослабить натяжение веревки, как советуют учебники, но  увы  -  если  бы  был
уверен, что этот парень умеет читать, не говоря уж что  по-английски,  я  бы
сказал, что мы учились по одной хрестоматии. Когда он оставил меня в  покое,
мне стало ясно, что без посторонней помощи я не  смогу  спуститься  вниз.  А
потом лестницу убрали - тем все и кончилось.
   Внизу подо мной весело горел костер,  а  ребята,  сидевшие  вокруг  огня,
пустили по кругу бутылку текилы, или мескала, или пульки, или что там у  них
было во фляжке. Очень скоро один из них достал гитару и затянул песню  -  ну
точно как в кино. Я подполз к краю своего узилища, откуда хорошо была  видна
вся сцена внизу. Чуть поодаль от веселящейся  группки  сидел  мрачного  вида
бука. Прислонившись спиной к скале и положив винтовку на колени,  он  глядел
на мою пещеру. В палатке, как я заметил, все еще горел  фонарь,  а  у  входа
стоял часовой.
   Мрачный парень с винтовкой знаком приказал мне скрыться в  пещере.  Я  не
подчинился, и тогда он навел  на  меня  ствол.  Я  сразу  понял  этот  жест,
отпрянул во тьму и стал исследовать свой каземат с другого конца.  В  десяти
футах от входа в пещеру я наткнулся на камень. Со связанными руками и ногами
мне было трудновато искать туннели и расселины в  сплошной  скальной  стене.
Теперь мне оставалось надеяться только на Кэтрин.
   Ее следующий ход был предсказуем, и очень скоро по звукам  я  понял,  что
она приготовилась его сделать. Время шло, и из палатки фон Закса все  громче
доносился их пьяный хохот.  Наконец  они  дурными  голосами  запели  "Хорста
Весселя". Потом раздался новый  взрыв  смеха,  началась  возня,  отчего  вся
палатка  заходила  ходуном,  послышался  требовательный  мужской   голос   и
протестующий женский - впрочем, протесты были  явно  не  очень  настойчивые.
Потом после звуков борьбы все стихло.
   Я лежал и размышлял, отчего это я к себе так плохо отношусь.  То  есть  я
хочу сказать, что эта женщина мало что для меня значила, она просто  сделала
то, что я бы и сам приказал ей сделать, если бы она поинтересовалась, каковы
мои соображения на ее счет.
   Гитарист давно умолк, костер затухал. И когда тлеющее пламя костра уже не
отбрасывало бликов на потолок и стены моей пещеры, Кэтрин вышла из  палатки.
Я услышал ее голос: она разговаривала с охранником вполголоса,  потом  пьяно
хихикнула в ответ на его замечание. После чего раздался глухой  звук,  точно
топор вошел в мягкое тело сосны.
   Потом я услышал, как  к  скале  приставили  лестницу.  Ко  мне  в  пещеру
забросили какой-то металлический предмет. И через мгновение в проеме на фоне
неба появилась она  сама,  присела  на  краешек  пещеры  перевести  дыхание"
вползла внутрь и разрезала мои путы мачете -  очевидно,  она  позаимствовала
его у охранника внизу.
   - Так, ну а теперь нам надо  побыстрее  спускаться,  пока  кто-нибудь  не
заметил лестницу! - прошептала она, помогая мне сесть.
   -  Сейчас,  -  прошептал  я  в  ответ.   -   Дайте   только   восстановлю
кровообращение. А что с часовым у палатки?
   - Спит. Я поступила с ним по-дружески. Дала пива, подсыпав в него кое-что
- у меня было с собой. Как и фон Заксу. Они  проспят  до  самого  утра.  Ваш
охранник от пива отказался - служака! Так что он теперь заснул вечным  сном.
Если  его  обнаружат,  мы  пропали.  Пошли!  Я  пойду  первой  и  буду   вас
поддерживать, чтобы вы не поскользнулись. Большой тесак оставим здесь.
   - Я хочу его забрать. У меня возникла одна идея.
   - Ладно. Дайте мне ремень.
   Она повесила себе мачете на шею и перекинула его за спину. Потом  ступила
на лестницу и отклонилась, дав мне вылезти первым. Зрелище,  наверное,  было
забавное. Я чувствовал себя ужасно неловко  оттого,  что  меня  поддерживала
женщина, однако мод руки и ноги, онемевшие от веревок, плохо меня слушались.
Если бы не она, я бы  раз  десять  мог  навернуться  с  лестницы  и  кубарем
покатиться вниз.
   Достигнув земли, я снова перепоясался ремнем и помог ей отнести  лестницу
на прежнее место. Мы прошли мимо часового, который сидел неподвижно у  скалы
с винтовкой на коленях и надвинутой на глаза шляпой. Он был мертв. И я снова
посоветовал себе не слишком недооценивать мою сексапильную напарницу: к этой
девице опасно  было  поворачиваться  спиной.  Мы  остановились  отдохнуть  в
укромном месте среди скал.
   Она наклонилась к ноге и стала что-то поправлять.
   - Чертовы сандалии! - прошептала она. - С таким  же  успехом  можно  было
идти босиком.
   Она выпрямилась, и мы молча переглянулись. Ночное  небо  было  достаточно
светлым,  чтобы  я  мог  рассмотреть  ее  лицо.   Ее   аккуратная   прическа
рассыпалась, и волосы спутанными прядями обрамляли  лицо.  Помада  на  губах
отсутствовала, глаза не были подведены мерцающей  краской  -  она  предстала
моим глазам в совершенно  новом  виде.  Я  с  удивлением  отметил,  что  без
косметики она оказалась девушкой с довольно-таки простоватой внешностью.
   - Ваша малышка... - прошептала Кэтрин. - Она залегла с ружьем  на  гребне
каньона?
   - Да.
   - А она сумеет выстрелить?
   - О Шейле не беспокойтесь, - заверил я ее. - Она выполнит свое задание.
   - Не сомневаюсь. Ради вас она это сделает. Потому что она в вас влюблена.
Это так трогательно...
   - О да, трогательно, - согласился я. Если бы женщины могли послушать себя
со стороны в момент взаимных уколов, мы бы, возможно, были избавлены от этих
радиопомех. - У меня есть предложение. Ситуация приняла новый оборот. Я - мы
с Шейлой - возьмем на себя фон Закса, если вы позаботитесь о птичке.
   - Какой птичке? Ах, ракета! - она взглянула в направлении темнеющей вдали
рощицы. Потом перевела взгляд на меня и улыбнулась. - Вот оно  что.  А  я-то
думала: зачем вы спустились, если могли без труда  подстрелить  его  сверху?
Так вот, значит, в чем дело?
   - Именно в этом.
   - Меня это не касается. Это не входит в мое задание.
   - Мне необходимо каким-то образом повредить  эту  штуковину.  Конечно,  в
Вашингтоне больше бы обрадовались, если бы я сумел доставить ее в целости  и
сохранности, но, с другой стороны, они бы предпочли ее  раскурочить,  чем  в
очередной раз потерять. Помогите мне обезвредить  ее,  а  я  гарантирую  вам
живого фон Закса. Если заупрямитесь,  я  сам  займусь  этой  ракетой,  а  вы
погибнете героической смертью, пытаясь выполнить свое задание в одиночку.
   Она задумалась, потом обреченно пожала плечами.
   - Ну ладно. Но как, по-вашему, я смогу ее вывести из строя? Она же  такая
здоровенная!
   - Займитесь  тягачом,  -  ответил  я  твердо.  Мне  потребовалось  немало
времени, чтобы сделать этот очевидный вывод. - Уж не знаю, как умыкнуть  эту
птичку, но с тягачом все очень просто. Вам надо только прострелить  бензобак
и поднести горящую спичку. Я очень сомневаюсь,  что  им  хватит  инженерного
таланта найти способ запустить ракету после  того,  как  пусковая  установка
превратится в груду металлолома. - Я нахмурился. - А что с  "фольксвагеном"?
У кого ключи?
   - Ключи торчат в замке зажигания.
   - Хорошо. Тот из нас, кто окажется ближе к машине после  операции,  сядет
за руль и заберет другого. Шейла будет  прикрывать  нас  сверху.  Что-нибудь
еще?
   Она прикусила губу.
   - Да. Еще одно. Здесь мы с вами партнеры, Генри Эванс. Но потом  настанет
день, и я отплачу вам за смерть Макса. Я не простила вас.
   Она повернулась и зашагала прочь. Подойдя к палатке фон  Закса,  откинула
полог и вошла. А я устремил взгляд к северному  отрогу  стены  каньона.  Мне
было неприятно думать, что жизнь Шейлы, да и моя  собственная,  зависела  от
милости женщины,  которой  я  не  доверял,  женщины,  которая  не  преминула
напомнить мне, что за мной числится кровавый  должок.  Но  в  тот  момент  я
ничего не мог с этим поделать.
   Я посмотрел на мачете, которое сжимал в  руке,  и  потрогал  его  лезвие.
Оружие было, надо прямо сказать, ублюдочное: клинок слишком длинный для ножа
и слишком короткий для меча. Но, как бы там ни было,  для  задуманного  мной
дела он сгодится. Я посмотрел на часы. Фосфоресцирующие  стрелки  показывали
три тридцать пять. Я сел и стал ждать.
   В половине пятого было уже достаточно светло, чтобы начать действовать. Я
встал и, не прячась, двинулся к  палатке.  Дневальный  разводил  костер  для
приготовления завтрака, вытаращив на меня глаза, потом метнул взгляд на  мою
опустевшую пещеру и потянулся к ружью, стоящему у дерева.  Я  приблизился  к
входу в палатку, отшвырнул в сторону спящего часового и одним  взмахом  меча
рассек брезентовый полог. И произнес глупейшие слова в своей жизни.
   - Кинтана, выходи! - прорезал  мой  истошный  вопль  предутреннюю  тишину
каньона. - Выходи и сразись со мной, как настоящий мужчина!

Глава 23

   В  теории  все  казалось  вполне  логичным.  Но  теперь,   когда   теория
применялась на практике, эта затея показалась  мне  настолько  смехотворной,
что я тут же разуверился в ее  действенности.  Я  сделал  очень  рискованную
ставку на шрам, полученный этим человеком  на  дуэли  в  пору  его  туманной
юности,  и  на  его  одержимость  понятиями  чести,  и  на  характерную  для
тевтонского темперамента любовь к обоюдоострым клинкам. Во всяком случае,  я
на это надеялся.
   - Выходи, подонок! - орал я. - Выходи, трус! Свинья! Выходи и сразись  со
мной один на один, кровавый ты мясник! Чего ты тянешь? Ты что же, надеешься,
что, пока ты прячешься под кроватью, кто-нибудь  меня  пристрелит  и  спасет
твою жалкую трусливую душонку?
   Моя инвектива  не  была  образцом  блестящего  ораторского  искусства,  в
частности  потому,  что  мне  пришлось   произнести   ее   по-испански   для
собирающейся аудитории. А многочисленные зрители уже подходили к палатке - и
это было мне на  руку.  Люди  выглядывали  из  своих  пещер,  спускались  по
лестнице и вставали  вокруг  палатки.  На  меня  было  направлено  несколько
винтовок, я же патетически размахивал  украденным  мачете.  За  моей  спиной
показался коротышка-сержант с автоматическим уродцем, но никто не стрелял.
   - Ладно, Кинтана, даю тебе  минуту  передыха.  Перестань  трястись.  Твои
парни держат меня на прицеле. Никто тебя не обидит. Но прежде чем ты  отдашь
команду "огонь", я хочу тебе кое-что сказать...
   И я сказал ему на ломаном испанском, что его мать была пьяницей и шлюхой,
которую однажды ночью забрюхатил подзаборный берлинский бродяга со свалки. Я
несколько развил эту тему. Потом  подробно  и  в  деталях  описал  беспутное
детство безродного сироты и приступил к рассказу о  том,  как  он  заполучил
ужасный шрам на щеке - по моей версии,  этот  шрам  оставил  ему  на  память
разбитой пивной бутылкой приятель-гомосек, приревновавший  его  к  какому-то
пьянице: ведь всем известно - это неопровержимый исторический  факт,  -  что
нацисты были педерастами...
   По мере того, как лилась моя речь, я обретал  все  больше  красноречия  и
скоро заметил на лицах обступивших меня мексиканцев одобрительные ухмылки. В
Мексике до сих пор ценится искусство публичного поношения. Для  бледнолицего
гринго, надо думать, я выказывал отменное мастерство.  И  им  было  бы  жаль
пристрелить меня в самый разгар моего  дешевого  представления,  данного  на
потеху обитателей лагеря.
   Однако кому это шоу явно не доставляло  никакого  удовольствия,  так  это
сержанту-кор