какое  задание  выполняет
субъект".
   Ясное дело -  Мака  распирает  любопытство  выяснить,  почему  суперагент
такого класса вот уже семь лет маскируется под дешевого  гангстера,  но  его
любопытство может стоить жизни многим людям. Или уже стоило.
   - Хорошо,  -  сказал  я.  -  Передайте,  что  я  перезвоню,  когда  узнаю
что-нибудь стоящее.
   - Да, сэр.
   Голос у нее был довольно приятный, но сейчас  мне  было  не  до  приятных
голосов и не до девушек,  которым  они  принадлежали.  Я  повесил  трубку  и
вернулся в мотель. Зря я договорился насчет врача. Пол и в самом деле  лежал
в кустах, но ни один врач на свете не смог бы ему помочь. Беднягу избили  до
смерти или до такого состояния, откуда до смерти уже было рукой подать. Даже
в темноте зрелище было не из приятных. Как всегда.
   Я присел на корточки рядом с телом. Насколько я мог судить, при жизни Пол
был блондином лет двадцати, возможно, одним из тех, кто проходил  подготовку
вместе со мной в прошлом году. Когда я отправился на задание, никому из  них
еще не присвоили кодовую кличку. Мне показалось, что я его узнал, но не  был
уверен, поскольку кто-то очень постарался, чтобы  сделать  опознание  крайне
затруднительным. Впрочем, сейчас это уже не имело значения.
   Дождавшись, когда вокруг не было ни души, я  выволок  труп  из  кустов  и
погрузил в свой грузовичок. Потом повез его прямиком  к  доктору  Дицингеру.
Изобразил величайшее изумление, когда врач сказал, что  мой  юный  друг  уже
мертв.  Совладав  с  нервами,  я  попросил  доктора  Дицингера  запросить  у
Вашингтона дальнейших распоряжений,  после  чего  убрался  вместе  со  своим
горем.

Глава 8

   На обратном пути, пересекая мост через Траки-Ривер, я притормозил. У меня
не было особых сомнений насчет того, каким образом Пол добрался  до  мотеля:
его одежда была насквозь мокрой. Должно быть, его  сбросили  в  реку  где-то
выше по течению. Как он сумел в подобном состоянии,  израненный,  истекающий
кровью, умирающий, доползти до моего коттеджа - одному Богу известно.
   Другой вопрос: зачем ему это  понадобилось?  Возможно,  конечно,  что  он
стремился донести до меня какие-то сверхважные сведения. Либо, с не  меньшей
вероятностью - хотел просто умереть у меня на руках.
   Вскоре я подъехал к мотелю и оставил машину на привычном месте.  Войдя  в
коттедж, я плеснул в стакан виски из пластмассовой фляжки, которую достал из
чемодана. В ушах звенел голос: "Черт возьми, да помогите же мне! Я ранен..."
Ладно, ничего не поделаешь. Голоса я слышал и  прежде.  Как-нибудь  переживу
еще один. Но виски я, тем не менее, выпил. Потом разделся и залез  под  душ.
Как только моя рука потянулась к крану, в дверь позвонили.
   Я вздохнул. Вышел в комнату и набросил халат, револьвер засунул в карман.
Потом подошел к входной двери и рывком распахнул ее. Возможно, они  каким-то
образом проследили Пола и теперь явились свести счеты со мной.  Мне  надоело
быть осторожным. Достаточно я уже поосторожничал за  этот  вечер.  К  черту.
Пристрелю хоть одного, прежде чем они со мной покончат.
   Афганская борзая, перед носом  которой  внезапно  распахнулась  дверь,  в
ужасе  отпрянула,   увлекая   за   собой   хозяйку.   Да,   песик   довольно
впечатлительный, подумал я.
   -  Стой  же,  Шейх!   -   недовольно   одернула   своего   любимца   юная
представительница семейства Фредериксов. Потом обратилась ко мне:
   - Подождите, я сейчас его привяжу. Я еще не успел привыкнуть к мысли, что
мне не придется дорого продавать свою жизнь, по меньшей мере, сейчас.
   - Ему нужна специальная мачта, - буркнул я. - Как для дирижабля.
   - Мистер, - процедила девушка, - мне еще простительно так язвить,  но  уж
никак не вам критиковать чужих собак. Черт побери, да вы  и  с  женой-то  не
смогли справиться.
   Она выпрямилась и уставилась на меня.
   - Вы, наконец, пригласите меня внутрь?
   - А я должен?
   Она скорчила рожицу и вошла в коттедж. Я  последовал  за  ней  и  прикрыл
дверь. Девушка уже  успела  переодеться.  Теперь  вместо  пляжного  зеленого
костюма на ней было простое белое платье, которое  с  равным  успехом  могло
стоить десять или сто долларов,  хотя  скорее,  конечно,  сто,  и  белые  же
туфельки-лодочки на высоких каблуках. Волосы были аккуратно уложены,  каждая
шпилька на месте. В Довершение всего ее руки были затянуты в белые  перчатки
- весьма необычно для Рино.
   Никаких украшений на девушке не  было.  Ничто,  ни  фасон,  ни  цвет,  ни
драгоценности не должно было отвлекать  зрителя.  Взор  любого  мужчины  мог
спокойно сосредоточиться только на самой девушке.
   - Я согласен, вы прекрасны, - произнес я. - Могу я теперь принять душ?
   - Лгунишка, - фыркнула она. - Вовсе я не прекрасна. Но зато  я  чертовски
сексуальна.
   - А, так вы уже успели набраться! Она  потрясла  головой.  Потом  стянула
перчатки, устраиваясь поудобнее.
   - Не беспокойтесь, я не пьяна,  -  ответила  она.  -  Хотя  одну  рюмашку
хлопнула, как только пришла домой...  как,  впрочем,  и  вы,  судя  по  этой
фляжке. Потом я подумала, что придется опять ужинать в  одиночестве,  и  мне
вдруг взгрустнулось. Поэтому  я  сейчас  здесь.  Оденьтесь  поприличнее.  Вы
ведете меня ужинать.
   Какое-то время я молча разглядывал ее. Если она играла,  то  была  очень,
даже очень убедительна.
   - Вы забыли еще одно слово, - сказал я. Она на миг нахмурилась.
   - Какое?
   - Оно начинается на букву "п".
   Она, в свою очередь, уставилась на меня. Что-то происходило в глубине  ее
странных, зеленых глаз. Она облизнула губы.
   - Пожалуйста? - И тут же затараторила. - Пожалуйста! Я просто с ума схожу
в этом чертовом пустом доме, где, кроме пса, не с кем словом перекинуться. Я
сама заплачу за...
   - Стоп! - прервал я. -  Снято,  как  говорят  в  Голливуде.  Присядьте  и
покурите что-нибудь, если найдете. Я вернусь через пару минут.
   Я достал из стенного шкафа брюки  и  пиджак,  вынул  из  чемодана  свежую
рубашку, собрал остальное барахло и отправился в ванную.
   - Если хотите выпить, то наливайте из фляжки, - выкрикнул  я  из  ванной,
вешая халат на крючок. - За льдом придется выйти на улицу, к автомату.
   - Господи, что с вами случилось? - послышался ее голос прямо  у  меня  за
спиной.
   Я только начал надевать трусы. С трудом сдержав порыв ложной  скромности,
я спокойно завершил начатый процесс и с достоинством повернулся. Она  стояла
в проеме двери, которую бесшумно отворила.
   - А что случилось? - переспросил я. Она молча указала  на  многочисленные
отметины, разбросанные на неприкрытых частях моего тела.
   - Ах, вы об этом. Мой джип подорвался в войну на  мине,  вот  и  пришлось
потом выковыривать всякие железяки из разных мест.
   - Железяки? - покачала головой девушка. - Вы хотите сказать - свинец!  Уж
я-то знаю шрамы от пулевых ранений. У Дюка Логана есть парочка -  их  видно,
когда он снимает рубашку.
   - Очень рад за старину Дюка.
   - Кто же вы такой, Хелм? - прошептала она. -  Зачем  вы  здесь?  Чего  вы
хотите?
   Я шагнул к ней, протянул руку и легонько подтолкнул девушку через порог.
   - Я хочу, чтобы вы  убрались  к  черту  отсюда  и  дали  мне  возможность
одеться, - сказал я и тут же понял, что совершил роковую ошибку.
   День тянулся бесконечно долго. После случая с Бет в горах я еще  пребывал
в сентиментальном настроении. Не следовало мне впускать девчушку к себе. Тем
более не следовало до нее дотрагиваться.
   Теперь же внезапно все изменилось, как это обычно  и  бывает.  И  мы  оба
знали это. Девушка осталась стоять на месте, пожирая меня глазами.
   - Вы уверены, что именно этого хотите? - прошептала  она.  Зеленые  глаза
уже открыто смеялись надо мной, уж больно нелепо я, должно  быть,  выглядел,
стоя в одних трусах и откровенным желанием во взгляде.
   - Милочка, - прохрипел я, - если вы будете так неосторожны, то ваше милое
платьице окажется сильно измятым.
   - Его не так легко помять, - спокойно ответила она. -  Я  его  поэтому  и
надела. Впрочем, если вам не нравится, можете его снять.
   Она с улыбкой медленно повернулась ко  мне  спиной,  чтобы  я  расстегнул
"молнию", если осмелюсь. Я решил, что пусть все катится к чертям,  но  такие
ребяческие выходки не по мне. Поэтому я просто схватил девушку  в  охапку  и
поволок к ближайшей кровати, на которую  бесцеремонно  вывалил.  Глаза  юной
Фредерикс негодующе сверкнули из-под выбившихся волос.
   - Если это игра, так и скажите, - произнес я. - Я уже  слишком  стар  для
сексуальных шуток.
   Она облизнула губы, ну совсем по-детски. Потом улыбнулась.
   - Для такого никто не стар, - шепнула она.
   И вы знаете - она оказалась права.

Глава 9

   Мы сидели в  большом  обеденном  зале,  расположенном  на  верхнем  этаже
гостиницы в Рино. Последнее, правда, в глаза не бросалось. Если бы  туда  не
приходилось добираться на  лифте,  можно  было  вообще  не  догадаться,  что
ресторан вознесен в поднебесье.
   В Европе - другое дело, там можно посидеть на открытой террасе, потягивая
коктейль, аперитив или более крепкое зелье,  любуясь  городскими  огнями  на
фоне отдаленных гор и непринужденно перекидываясь словами на отвлеченные  от
любви темы - по крайней мере, внешне. Потом  посетители  чинно  перемещаются
внутрь,  в  просторную  залу,  где  усаживаются  за  необъятный   стол   под
белоснежной  скатертью,  и  официанты,  гордящиеся  своей  работой,   подают
изысканный ужин... Не подумайте, что я не патриот или завидую иностранцам  -
нет. Просто кое-чем в Европе хуже, чем у нас в Штатах, а кое в чем европейцы
нас превосходят. Например, есть они научились замечательно.
   Итак, мы сидели за столиком размером с шину  современного  малолитражного
автомобильчика. В зал ухитрились набить  около  миллиона  таких  столиков  -
легкое преувеличение, конечно, но так казалось с первого взгляда. Во  всяком
случае, официанты протискивались к клиентам с величайшим трудом. Скорее  это
походило на процесс фильтрации через  мелкопористое  сито.  Возможно,  этими
трудностями и объяснялось их не слишком любезное  обращение,  хотя  я  "  не
исключаю, что они были лишены его изначально.
   На сцене в конце зала выступал певец в сопровождении оркестра.  Певцом  я
его назвал просто, чтобы вы поняли, о чем идет речь. Да и к пению издаваемые
им звуки можно было  отнести  с  огромной  натяжкой.  Я  перевел  взгляд  на
девушку, что сидела напротив меня.
   -  Тебе  нравится?  -  полюбопытствовал  я.  -  Он  возбуждает   в   тебе
что-нибудь?
   - О, да, мой материнский инстинкт, - ответила она. - Я сгораю от  желания
подхватить его на руки и поменять пеленки, чтобы он перестал плакать.
   Просто поразительно, как быстро  она  сумела  восстановить  свой  прежний
облик. Кто бы мог подумать, что каких-то полчаса назад она лежала на  смятой
постели, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, очаровательное платье задрано  выше
пояса, волосы в беспорядке разметались по подушке... Теперь  же  она  сидела
такая аккуратная и безукоризненная, с таким серьезным и скромным видом,  что
никто бы и не заподозрил, что эту головку могут  посещать  греховные  мысли.
Лишь глаза ее неуловимо изменились, хотя возможно, что мне это и почудилось.
Приятно все-таки подумать, что случившееся было девушке не безразлично.
   Внезапно она протянула руку в белой перчатке и коснулась моего локтя.
   - Об одном прошу, - сказала она. - Не произноси имя Лолита. Обещаешь?
   - Я и не собирался...
   - Тот парень, с которым я  была  в  Нью-Йорке,  без  конца  называл  меня
Лолитой, черт бы  его  побрал!  Я  от  этого  тащилась,  пока  не  прочитала
Набокова. Жуткая мерзость! Потом я уже давно не ребенок. А лишь потому,  что
он был на несколько лет старше... И потому, что мы  с  тобой...  Словом,  не
думай, что тебе можно... Хоть раз назовешь меня Лолитой, и я тут же уйду.
   Я задумчиво посмотрел  на  сцену,  где  непристойно  завывал  и  дергался
неудавшийся Карузо, и произнес:
   - Что ж, недурная мысль, если мы уйдем вместе.
   - Я хотела, чтобы ты это твердо усвоил, никаких Лолит.
   - В таком случае, - предложил я, - скажи мне, как  тебя  зовут  на  самом
деле.
   Она ошарашенно вскинула голову.
   - А разве ты не знаешь?
   - Знаю только, что твоя фамилия Фредерикс. Больше ничего.
   - Мойра, - сказала она. - Балдежное имечко, да?
   - Не особенно, - ответил я. - А меня зовут Мэтт.
   - Я знаю.
   Она оглянулась, точно впервые увидела, где мы находимся. Потом спросила:
   - А тебе здесь не нравится, да? Можем пойти в другое место, если  хочешь.
- В ресторанчик мы пришли, потому что она сама его выбрала...
   - Нет, - ответил я. - У меня, видимо, испорченный вкус. В Европе  не  так
шумно, да и места побольше.
   - Да, тут тесновато, - согласилась она. - Но готовят вполне пристойно.  -
Зеленые глаза испытующе переметнулись к моему лицу.  -  А  что  ты  делал  в
Европе, Мэтт?
   - Так, бизнес.
   - А какой бизнес?
   Ответил я не сразу. Врать почему-то не  хотелось;  к  тому  же  никто  не
поручал мне сейчас играть какую-то роль, а когда  начинаешь  без  подготовки
плести небылицы, можешь сам себя загнать в тупик.
   Мойра по-прежнему держала меня за локоть.
   - Ты ведь государственный агент, верно? - тихо спросила она,  не  спуская
глаз с моего лица.
   - Ты имеешь в виду, что не фед ли я? - переспросил я. - Разве я похож  на
одного из подтянутых и гладковыбритых мальчиков мистера  Гувера?  Нет,  этих
ребят подбирают по убеждениям и преданности идеалу. Будь я одним из них,  ты
бы за миллион лет меня не  соблазнила.  Я  стоял  бы,  как  скала:  твердый,
нерушимый гранит.
   Она рассмеялась.
   - Ладно, Мэтт, я больше не буду тебя расспрашивать. Кстати,  я  вовсе  не
имела в виду ФБР. Я думала... -  Она  примолкла  и  посмотрела  на  бокал  с
мартини. Так, во всяком случае,  назывался  налиток,  который  мы  заказали.
Джин, пожалуй, в нем я вправду был, а вот за вермут я бы не поручился.
   - Я думала... ты из определенного отдела Налогового управления.
   - Нет уж, налогами я никогда не интересовался, - отрезал я.
   Мойра нахмурилась и убрала руку.
   - Ты так неуклюже увиливаешь, дружок.
   - А ты так неуклюже давишь. Почему бы мне не быть просто отставным  мужем
миссис Логан?
   - С твоими-то  шрамами?  Ха!  А  как  ты  встрепенулся,  услышав  фамилию
Фредерикс. И еще... Дело в том...
   - В чем? - спросил я, когда она вновь замялась.
   - Дело в том, что я пришла к тебе в мотель не только из-за того, что  мне
было так одиноко. Мне еще было... любопытно.
   Ее личико порозовело. Я ухмыльнулся.
   - Ты хотела поиграть в Мата-Хари, да?
   - Но ведь получилось не так плохо, правда, милый?  Ты,  конечно,  и  есть
отставной муж, тут никаких сомнений быть не может. Но ты не только  экс-муж,
ты еще кое-кто.
   - Кто?
   - Трудно сказать, это особые люди, страшные. - Она уже не улыбалась. -  Я
достаточно навидалась их на своем веку. Иногда кажется,  что  всю  жизнь  за
моим папочкой кто-то шпионил. Добрая половина из них, нет - скорее процентов
девяносто, только и мечтали,  чтобы  их  подкупили.  Остальные  были  такими
убежденными - спасители человечества, - что меня просто мутило. Ублюдки!  Но
и тех и других я чую за милю. Тебя же, киска, я  никак  не  раскушу.  Ты  не
алчен, и никакой там убежденности у тебя нет и в помине. Никак не  возьму  в
толк, что за игру ты ведешь.
   Чуть помолчав, я спросил:
   - Ты любишь отца, Мойра?
   - Я его ненавижу,  -  без  секундного  промедления  ответила  она.  -  Он
поместил мою мать в... частное заведение, так его можно назвать. Видел бы ты
это заведение! А ведь, возможно, ее можно было вылечить - многих алкоголиков
излечивают. Он же не пожелал возиться. Думаю, он просто не хотел,  чтобы  на
званых вечерах гости смотрели, как она пьет  один  только  томатный  сок,  и
судачили, что жена Сола Фредерикса была когда-то  безнадежной  алкоголичкой.
Но, в любом случае, красоту она давно утратила, а отец любит  окружать  себя
куколками. Вот он и убрал ее с  глаз  долой  в  тихое  местечко,  где  можно
упиться до смерти, никого не тревожа. Это еще не  случилось,  но,  по-моему,
она еще не долго протянет.
   Мойра внимательно посмотрела на меня.
   - Вот ответ на твой вопрос. Но если ты пытаешься узнать именно то, что  я
имею в виду... Не заблуждайся на сей счет, Мэтт. Я его  не  выбирала,  и  он
меня не выбирал, но он мой отец, и тут ничего не изменишь. Понимаешь?
   - Да, - ответил я. - Прекрасно понимаю.
   - Звучит, конечно, сентиментально, - продолжила она. - В наши  дни,  если
твой лучший друг окажется красным, или шпионом, или еще чем-то в этом  роде,
принято донести на него; таков теперь долг перед обществом, и всем наплевать
на дружбу, верность и прочую муру... прежде за это отдавали жизни, а  теперь
это мура. А что до семейных уз, так я посещала колледж и  все  теперь  знаю.
Знаю, например, что сын вправе замахнуться топором на  родителей.  Ребеночек
просто выпускает пары, освобождается от зажимов - милая крошка.  Но  беда  в
том, Мэтт, что? гражданин из меня фиговый; не ощущаю я никакого долга  перед
обществом. Я самая простая и обычная! провинциальная девушка, а мой  отец  -
все-таки мой отец. Пусть он и последний сукин сын, но он мой отец!
   Она глубоко вздохнула.
   - Я хочу сказать, что...
   - Ладно, детка, - прервал я. - Я знаю, что ты хочешь сказать. Что  бы  ни
случилось, я не обращусь к тебе за помощью.  И  мне  никакого  дела  нет  до
твоего папаши. Честное индейское.
   Она пропустила мои слова мимо ушей.
   - Я хочу сказать, что ты, возможно,  прекрасный,  малый  и  думаешь,  что
спасаешь страну, но я никогда не стану Иудой. Ни для кого!
   - Ваше сообщение принято, - отрапортовал я. - Допивай  мартини;  надеюсь,
больше никогда не доведи отведать такое.
   Она промолчала. Потом сказала:
   - Мэтт!
   - Что?
   -  Пару  недель  назад  я  возвращалась  из  Мексики.  На  границе   меня
остановили. Обычно это простая формальность. Ты только говоришь, что  ничего
особенного  не  везешь,  кроме  какого-нибудь  дешевого  спиртного,  и  тебя
отсылают к окошку, чтобы уплатить этот дурацкий грабительский налог в пользу
штата Техас. На этом все  заканчивается.  На  сей  раз  они  словно  с  цепи
сорвались. Машину разве что по винтикам не разобрали.  Я  даже  думала,  что
меня заставят  раздеться,  но,  видно,  они  искали  что-то  более  крупного
размера. Когда я рассказала отцу, он так раскипятился, что я  боялась  -  он
лопнет от злости.
   - Ну и что? - Мойра посмотрела на меня, как на сумасшедшего.
   - Неужто не  ясно?  Они  же  наверняка  искали  наркотики!  -  Воцарилось
молчание. Официант воспользовался этим, чтобы, заехав  локтем  мне  в  лицо,
поставить перед девушкой блюдо. Потом он воткнул локоть в лицо Мойре,  чтобы
обслужить меня. После чего отчалил, гордясь, что обслужил нас  в  правильном
порядке.
   - Не так ли? - спросила Мойра. - Папаша перепробовал уже  все  на  свете;
рано или поздно он должен был до  этого  докатиться.  Таможенники  наверняка
искали наркотики и,  должно  быть,  подозревали,  что  меня  используют  для
перевозки.
   Она замолчала. Я тоже молчал.
   - Что ты об этом думаешь? - спросила она наконец.
   - Ты же просто гадаешь, - ответил я. - Чем я могу тебе помочь?
   - Ты прав, - вздохнула она. - Ничем. Но боюсь, что я  тоже  права.  Тогда
понятно, почему Дюк Логан ушел  от  него.  Дюк  всегда  говорил,  что  готов
охранять любого, кто  платит,  но  только  не  тогда,  когда  дело  касается
наркобизнеса или проституции. Тут он четко пасовал.
   - Славный старый Дюк, - покачал головой я.
   - Не смейся!
   - Я никогда не доверял моралистам, - ответил я -  Я  знаю  добрую  дюжину
заядлых рыболовов, которые таскают на леске лосося, пока крючок не  разорвет
тому все внутренности, но тем не менее, искренне гордятся, что за всю  жизнь
никого не подстрелили. Другой тип охотится на птиц - уток, гусей, куропаток,
голубей, - но мнит себя добропорядочным за то, что не  п