дено: Мертон Острандер, Лос-Анджелес, Калифорния, США.
Точного адреса не было.
   Роб Трентон успел подружиться с забавной сердитой  таксой,  семенящей
по гостинице, а Линда Кэрролл разглядывала картины, старинную  посуду  и
наконец предложила прогуляться.
   Мсье Шарто печально порекомендовал  им  осмотреть  красивую  равнину,
которая прекрасно видна с  высоты,  надо  идти  по  тропинке,  огибающей
плато, и серпантином подняться к вершине холма.  Он  объяснил  на  своем
отличном английском, что подъем прост и вид  стоит  затраченных  усилий.
Мертон Острандер часто гуляет по этой тропинке и делает там зарисовки.
   Роб с Линдой отправились в путь и в полумиле от гостиницы повстречали
высокого блондина в удобном твидовом костюме. Увидев у него  под  мышкой
альбом, Роб шепнул Линде:
   - Его-то тебе не провести, не так ли?
   Острандер удивился, столкнувшись с двумя соотечественниками.
   Трентон протянул руку:
   - Мистер Ливингстон, если не ошибаюсь?
   - Стенли! - воскликнул Острандер,  схватив  его  ладонь  и  энергично
тряся ее. - Как, черт возьми, вы меня вычислили?
   - Заглянули в регистрационную книгу, - смеясь, ответила Линда. - Хотя
вы и записались под именем Мертона Острандера, мы поняли,  что  это  вы,
мистер Ливингстон.
   - Мне тоже придется подсмотреть в книге регистрации ваши  псевдонимы,
мистер и миссис Стенли? - поинтересовался он.
   - Мы вовсе не "мистер и миссис",  -  ответила  Линда.  -  Я  -  Линда
Кэрролл, а он - Роб Трентон. - Она  перехватила  вопросительный  взгляд,
который Острандер бросил на Роба, и поспешила добавить:
   - Это все, что осталось от четверки путешественников,  разбившейся  о
скалы бизнеса. Моим друзьям, мистеру и миссис Эссексам, пришлось  срочно
вернуться в Штаты. - Она вспыхнула, догадавшись, что  невольно  выделила
слова "мистер и миссис", потому что Мертон Острандер, достаточно  быстро
все поняв, улыбнулся. - Вы художник? - спросила она торопливо.
   - Я не художник, - ответил  Острандер.  -  Просто  мне  кажется,  что
зарисовки в альбоме лучше,  чем  фотоаппарат,  запечатлевают  виды.  Мне
нравится вспоминать потом то, что я видел своими глазами, а фотограф  из
меня никудышный. Я всегда держу фотоаппарат  не  под  тем  ракурсом  или
забываю перемотать пленку.  Но  даже  когда  я  сосредоточусь  и  сделаю
отличный снимок, выясняется,  что  я  забыл  про  выдержку,  и  картинка
получается серой и темной. А с альбомом проще, я  могу  зарисовать  все,
что хочу. - Он кивнул на  альбом,  который  держал  под  мышкой,  но  не
показал  ни  одного  наброска.  -  Если   интересуетесь   пейзажами,   -
жизнерадостно продолжал Острандер, - я с  удовольствием  пойду  с  вами,
буду вашим проводником и покажу вам прелестнейшую поляну в мире.
   - Мы были бы очень рады.
   Мертон Острандер повернул назад и  легко  зашагал  по  тропинке,  как
человек, привыкший к долгим пешим прогулкам. По дороге  он  рассказал  о
трагедии, случившейся в гостинице.
   - Хозяин потерял жену всего несколько дней назад.
   Она всю жизнь собирала грибы в окрестных лесах, но в последнее  время
у нее стало портиться зрение, а вы знаете здешних  людей:  на  очки  они
никогда не потратятся.
   Да и мадам Шарто очки казались чем-то слишком экстравагантным. Только
так я могу объяснить несчастье.
   - Поганки? - спросила Линда.
   - Очевидно, да. И, судя по всему, поганка оказалась лишь одна, потому
что отравилась только она. - Острандер  помолчал  немного  и  передернул
плечами:
   - Я ел вместе с ними. Понимаете, грибов было  совсем  немного,  всего
несколько штук, но я часто думаю,  что  случилось  бы...  что  могло  бы
случиться со мной...
   - Они жили вдвоем? - поинтересовалась Линда.
   - Нет, у них есть дочь Мари. Странно, что вы  ее  не  встретили.  Она
очень мила, но еще не оправилась от потрясения.  Ей  всего  шестнадцать,
хотя выглядит на все двадцать.  Смуглая,  хорошо  сложена,  с  огромными
блестящими глазами. А вы надолго сюда?
   - Всего на одну ночь.
   - А-а... - По лицу Острандера пробежала тень разочарования.
   - А вы тут давно живете? - спросил Трентон.
   - Несколько недель, - рассмеялся Острандер. - Не помню  уже  -  шесть
или  восемь.  Здесь,  наверху,  время  тянется  медленно,  как   стрелки
старомодных часов, но  в  гостинице,  конечно,  теперь  все  по-другому.
Повсюду царит горе... а я в какой-то мере как бы член семьи и не решился
уехать, потому что разделяю их чувства. Оба в чем-то  зависят  от  меня.
Впрочем... ладно,  давайте  поднимемся  на  плато  и  полюбуемся  оттуда
пейзажем. А вы сами, кстати, не художница?
   - С чего вы взяли?
   - Не знаю. Просто спросил.
   Она решительно покачала головой:
   - Как и вы, я иногда делаю зарисовки в альбоме,  просто  чтобы  потом
вспомнить виды, игру теней  и  все,  что  видела,  но...  -  Она  нервно
засмеялась и сказала:
   - Мои рисунки так топорны, что, кроме меня, никто не сможет уловить в
них ни капли смысла... никто.
   Мертон Острандер смотрел на нее с легкой улыбкой:
   - Я так понимаю, что это и ко мне относится?
   - Это относится ко всем любителям, - отрезала Линда.
   - Честный ответ, - похвалил ее Острандер и пошел вперед по тропинке.
 
Глава 2 
 
   Острандер оживленно рассказывал о  местных  жителях,  их  обычаях,  о
швейцарской деревне и деревенских обитателях. Трентон заметил, что Линда
увлеченно его слушает.
   Оказалось, Острандер был  прирожденным  актером:  описывая  того  или
иного селянина, он  гримасничал  или  изображал  его  походку  так,  что
чудилось, будто люди, о которых он говорил, предстают перед ними.
   Воздух был чист, свеж и прохладен.  Линда  никуда  не  спешила,  и  в
гостиницу они вернулись к вечеру. Мари ждала их  за  накрытым  обеденным
столом. Она встала и начала бесшумно сновать из комнаты в  комнату.  Эта
красивая девушка, очевидно, была очень подавлена смертью матери.
   Мсье Шарто относился к  ситуации  философски.  И  все-таки  над  всей
гостиницей нависли печаль и тишина. Как только  стихал  едва  начавшийся
разговор, тут же отчетливо слышалось размеренное, торжественное  тиканье
часов.
   Рене Шарто сообщил, что автомобиль готов к дальнейшему путешествию, и
рано лег спать. Через несколько минут ушла и Мари. Она вежливо  пожелала
всем спокойной ночи, бросив на Мертона Острандера выразительный взгляд.
   На следующее утро Острандер до  завтрака  развлекал  их  разговорами.
Мари уехала в город за  покупками,  а  потом  она  собиралась  навестить
подругу. И тогда-то Острандер как ни в чем не бывало, абсолютно спокойно
и уверенно, что могло быть прерогативой лишь близкого  друга,  предложил
составить им компанию в поездке, если в  автомобиле  для  него  найдется
место.
   Линда, украдкой взглянув на Роба, сказала:
   - Наверное, мы могли бы потесниться, но мы уезжаем прямо сейчас.
   - Ну и отлично, - отозвался Острандер.
   - Но вы... вы же говорили, что стали почти членом семьи. Разве вы  не
хотите дождаться хозяев, чтобы попрощаться?
   Острандер оставил ее вопрос без внимания:
   - Им известно, что я рано или поздно уеду. Честно  говоря,  сумрачная
атмосфера в гостинице меня угнетает. Что до прощания,  то  лучше  уехать
сразу, покончить с этим побыстрее. Ненавижу расставания.
   Роб Трентон, вспомнив тот взгляд,  которым  одарила  Мари  Острандера
прошлым вечером, подумал: "Неужели он уедет, не дождавшись ее?" Впрочем,
Линда Кэрролл то ли не заметила ничего особенного в его  спешке,  то  ли
пожалела его.
   - Конечно, - призналась она Робу, - я могу понять, что он  чувствует.
Я сама терпеть не могу прощаться. А здесь все словно окутано мраком. Мне
вполне хватило и одной ночи. Мне жаль их, но... ведь...
   Роб молча кивнул в ответ.
   Но на самом деле Роб постарался оттянуть момент отъезда, чтобы у Мари
был хоть какой-то шанс вернуться и проститься с  тем,  кто,  по  его  же
собственному признанию, стал почти "членом семьи".
   Однако Острандер вскоре появился с тщательно упакованным багажом.  Он
был подозрительно оживлен, и Роб решил, что Мертон начал  собирать  вещи
еще с вечера.
   Мсье Шарто ничего  не  сказал,  когда  ему  сообщили,  что  Острандер
уезжает. Казалось, он был не способен выразить никаких эмоций. Он как  в
летаргическом сне  просматривал  счета.  Острандер  оплатил  проживание,
положил чемоданы на крышу автомобиля  и  в  багажник,  забив  машину  до
отказа.  Потом  торопливо  пожал   руку   хозяину,   простился   с   ним
по-французски, похлопывая его  по  плечу.  Когда  на  глаза  Рене  Шарто
навернулись слезы, Острандер напоследок дружески хлопнул его по спине  и
залез на заднее сиденье.
   - Я и не думал, что  у  меня  столько  вещей,  -  извиняющимся  тоном
объяснил он, обезоруживающе улыбаясь. - Если вы  перевезете  меня  через
границу, я отправлю багаж в Марсель и пересяду на поезд.
   - Вы отплываете из Марселя? - спросила Линда.
   - Да.
   - Каким теплоходом?
   - Ну, - начал он добродушно, - зависит от расписания. Я возвращаюсь в
Штаты первым же лайнером.
   Он принялся устраиваться поудобнее; ему пришлось согнуть длинные ноги
так, что они почти упирались в его подбородок, но он не  жаловался.  Роб
Трентон  занял  свое  уже   привычное   место   впереди,   и   маленький
автомобильчик запыхтел, карабкаясь по холму легко и быстро, словно желал
поскорее вырваться из печальной гостиничной атмосферы.
   На заднем  сиденье  Острандер  вещал  о  характере  местных  жителей,
достопримечательностях и архитектурных памятниках, которые без него  они
бы  оставили  без  внимания.  Безусловно,  он  был  очень  наблюдателен,
постоянно подмечал и описывал своеобразные обычаи страны.
   Когда они остановились, чтобы пообедать, оказалось, что у  Острандера
сильно затекли ноги. Он притворился, будто застыл в  согнутом  положении
от долгого сидения в автомобиле, и это было так комично и остроумно, что
даже Роб не мог сдержать смеха. Впрочем, представление возымело желаемый
эффект, и Линда настояла на том,  что  они  с  Робом  должны  поменяться
местами, и Острандер все дневное путешествие провел на переднем сиденье.
   Роб Трентон, приютившись на заднем сиденье в окружении  бесчисленного
багажа Мертона, превратился в молчаливо-внимательного,  но  равнодушного
слушателя рассказов Острандера.
   Поведав о том, как фермеры строят наклонные опоры к  чердакам  домов,
где хранят сено, приподнимая тем самым крышу  над  комнатами,  Острандер
перешел к необычным колокольчикам на шеях швейцарских коров.
   Роб был вынужден признать,  что  Острандер  сел  на  своего  любимого
конька. Даже ему был интересен его рассказ.
   Время  от  времени,  по  просьбе  Острандера,   Линда   останавливала
автомобиль, и они, стоя в  высокой  зеленой  траве,  слушали  мелодичный
звон, доносившийся с горного пастбища.
   - Колокольчики никак нельзя назвать грубыми. Они  созданы  специально
ради совершенства простой сельской гармонии: начиная с громкого гудящего
колокола на  шее  быка  и  заканчивая  тонким  треньканьем  колокольчика
теленка,  все  стадо  коров  издает  целую  симфонию   звуков,   которые
вписываются в красоту деревенской природы, - рассказывал Острандер, -  а
определенные тона не просто гармонируют с  природой  -  каждый  владелец
скота отличает своих животных по звучанию их колокольчиков. Если одна из
коров потеряется, хозяин не только обнаружит пропажу, но и по отсутствию
той или иной ноты в общей мелодии сразу определит беглянку.
   Острандер, казалось, всерьез увлекся швейцарскими колокольчиками,  он
даже похвастался, что у  него  в  багаже  -  две  коробки  с  коллекцией
колокольчиков, которая, как он надеется, послужит наглядным пособием  на
его лекциях в различных клубах по его возвращении в Штаты.
   Рассказ Острандера был столь убедителен, правдоподобен и мил, что Роб
Трентон начал опасаться перспективы превратиться вскоре в неодушевленный
предмет весом в шестьдесят пять килограммов, который забросили на заднее
сиденье  автомобиля,  чтобы  сбалансировать  коробки  с  колокольчиками,
которые так любовно коллекционирует Острандер.
   Роба раздражало и то, что ему приходится  насиловать  себя,  отчаянно
пытаясь принять участие в общем разговоре. Это у него не слишком  хорошо
получалось,  но  он  ни  за  что  не  станет  сидеть   молча,   позволяя
обаятельному Острандеру покорять и его самого, и Линду.
   И он говорил и говорил, а  остальные  слушали  -  Острандер  вежливо,
Линда - с легкой улыбкой. Роб чувствовал, что в его разглагольствованиях
нет ничего интересного, но, по крайней мере, был доволен тем,  что  пока
он говорит, Острандер молчит, хотя бы просто из учтивости.
   И уже задолго до приближения к границе всем стало  ясно,  что  Мертон
Острандер едет дальше с ними - хотя бы до Парижа.
 
Глава 3 
 
   В парижской гостинице Роб Трентон оказался в одном номере с  Мертоном
Острандером, и только тогда Роб осознал, сколько на  самом  деле  багажа
Острандер умудрился запихнуть в маленький автомобильчик Линды.
   Кроме двух больших коробок с  коровьими  колокольчиками,  он  взял  с
собой матросский сундучок с личными вещами  и  еще  какой-то  тяжеленный
ящик. Роб решил было, что он держит там  принадлежности  для  рисования,
но, когда Острандер открыл ящик, оказалось,  что  там  находится  полный
набор слесарных инструментов, а также электродрель, напильники,  гаечные
ключи и множество тому подобного.
   Все утро Мертон возился со своим багажом, а  после  полудня  раздался
телефонный звонок, вызывающий его спуститься  этажом  ниже  по  делу,  о
котором он не счел необходимым рассказать Трентону.
   Острандер отсутствовал довольно долго. Когда Роб вошел в  ванную,  он
заметил на раковине масляные пятна. Под его ногами  по  полу  покатилась
большая металлическая стружка.  Происхождение  стружки  было  совершенно
непонятно.
   Роб предположил, что, вероятно, Острандер сверлил отверстие  в  рамке
зеркала, висевшего над раковиной. Но потом подумал, что все же ошибся.
   Острандер вернулся около трех часов пополудни и сразу же отправился в
ванную. Казалось, он был страшно недоволен тем, что  Роб  тщательно  все
там убрал.
   - Не стоило тебе этим заниматься, - как-то нетерпеливо произнес он. -
Ты же знал, что я скоро вернусь и уберу все сам.
   - Но ты не сказал, когда придешь, - ответил Роб.
   - Признаю, я  оставил  после  себя  беспорядок,  -  небрежно  заметил
Острандер. - Я смазывал кое-какие инструменты.
   Роб промолчал.
   Острандер  подошел  к  мусорной  корзине,  увидел  там  металлическую
стружку, чуть замялся, потом объяснил:
   - Я  проверял  дрель.  Линда  просила  закрепить  багажник  на  крыше
автомобиля, он совсем разболтался. Завтра мы отправляемся в  Марсель,  и
все должно быть готово к загрузке. Я хотел убедиться, не  затупилась  ли
дрель.
   Ты определился с отъездом? - поинтересовался Роб.
   - Да, пару часов назад. Поэтому я и умчался так стремительно.  Кто-то
отменил заказ, и у меня появился шанс купить билет. Я отплываю вместе  с
тобой и Линдой.
   - Ага, - сдержанно отозвался Роб, - очень хорошо.
   Вечером, около десяти часов, Роб Трентон  очнулся  от  крепкого  сна,
почувствовав резкий металлический привкус  во  рту.  Острая  боль  вдруг
пронзила живот и даже икры ног. Его мучали тошнота и жесточайшая рвота.
   Мертон  Острандер,  ухаживая  за  ним,  проявил  себя  и  как  добрый
самаритянин, и как медбрат. Подобно  заботливой  сиделке,  он  отвлекал,
приободрял,  поддерживал  -  словом,  всячески  помогал,  меняя  горячие
компрессы  на  животе  Роба  и  убеждая  его,  что  причиной  внезапного
недомогания был салат с омарами,  который  они  ели  за  обедом.  Мертон
припомнил, что и в его тарелке тоже попался кусочек несвежего  омара,  и
поэтому он вообще не стал есть салат. Он хотел предостеречь Роба, но ему
показалось, что Роб с наслаждением ест салат, и он передумал, решив, что
крохотный испорченный кусочек омара попался случайно.
   Роб вспомнил, что Линда тоже ела  салат  из  морских  деликатесов,  и
настоял на том, чтобы Острандер спустился в ее номер и убедился,  что  с
ней все в порядке.
   Сначала Острандер не придал его словам должного  значения,  но  потом
решил все же позвонить ей. Когда  минут  через  десять  выяснилось,  что
внутренняя телефонная линия неисправна, он  согласился  сбегать  вниз  и
постучать в ее номер.
   Однако прежде чем уйти, он открыл аптечку, которую, как он  объяснил,
всегда возил с собой, и дал Робу две большие  пилюли,  они  должны  были
успокоить желудок теперь,  когда  он  очистился  от  недоброкачественной
пищи.
   Сильный приступ  тошноты  заставил  Роба  опустить  пилюли  в  карман
халата. Через несколько секунд  Острандер  спросил,  закрывая  за  собой
дверь, не вышли ли они обратно. Роб, чтобы не тратить последние силы  на
бессмысленное обсуждение, что-то пробурчал в  ответ,  который  Острандер
расценил как "не вышли!".
   Когда Острандер ушел к Линде, Роб, забыв  вынуть  пилюли  из  кармана
халата, побрел к постели.
   Линда не  испытывала  никаких  неприятных  симптомов  и  отнеслась  к
недомоганию Роба гораздо серьезнее, чем мужчины. Она вбежала в их  номер
в халате и тапочках на босу ногу и принялась настаивать  на  том,  чтобы
они немедленно вызвали такси и отвезли Роба в американский госпиталь.
   Острандер вполне резонно считал,  что  это  совершенно  излишне,  ибо
худшее уже позади, а сам Роб, дрожащий и  слабый,  не  хотел  "причинять
никому хлопот".
   Острандеру удалось потянуть время, но минут через тридцать Линда  все
же поступила по-своему. Роба, поддерживая под  руки,  подвели  к  такси,
которое каким-то чудом ей удалось сразу  найти,  и  они  отвезли  его  в
госпиталь, где молодой врач выслушал их сбивчивый рассказ о симптомах  и
выписал рецепт лекарства,  которое,  как  подумал  Роб,  обеспечит  лишь
кумулятивный эффект.
   Так и случилось.  Наутро  Роб,  слабый  и  измученный,  был  вынужден
распрощаться с Линдой и Мертоном  Острандером,  которые  выехали  на  ее
автомобиле в Марсель.
   Острандер, излучая оптимизм, похлопал Роба по плечу  и  заверил  его,
что они непременно встретятся на теплоходе, до которого Роб, выздоровев,
доберется поездом.
   Доктор строго покачал головой. На какое-то мгновение Робу показалось,
что, когда Линда повернулась к двери, в ее глазах блеснули слезы, но она
бодро помахала ему рукой, как будто они расставались всего лишь на  пару
часов.
   Ночью у Роба снова начался приступ острой боли.
   Доктор  казался  озабоченным,  он  никак  не   мог   понять   причины
заболевания.  Приговор  собравшихся  врачей  был   единодушен   -   Робу
строго-настрого запрещалось ехать ночным поездом в Марсель,  а  теплоход
отплывал на следующий день в четыре часа пополудни.
   Роб очень ослабел. Ему казалось, что земля уходит у него из-под  ног.
Он снова лег. Но ему удалось продиктовать телеграмму Линде с  пожеланием
счастливого  плавания.  Немного  подумав,  он  добавил  привет   Мертону
Острандеру. Затем он опустился  на  подушки,  стараясь  прогнать  черные
волны разочарования. Но утром он решился. Несмотря на  головокружение  и
тошноту, он кое-как собрал вещи, доковылял до такси и успел на  самолет,
который доставил его в Марсель за полчаса до отплытия лайнера. Когда  он
появился на причале, совсем выбившийся из  сил,  по  громкоговорителю  в
последний раз возвестили об отправлении теплохода. На палубе он сразу же
увидел  Мертона  Острандера,   лицо   которого   выражало   неподдельное
изумление.
 
Глава 4 
 
   Соседом  Роба  по  каюте  оказался  тихий,  неразговорчивый  человек,
которому, очевидно, совершенно не нравилось  путешествовать  в  компании
Роба, потому что уже на второй  день  плавания  его  перевели  в  другую
каюту, и к Робу перебрался новый попутчик - Харви Ричмонд, широкоплечий,
добродушный парень; он занял полку "В".
   Робу Трентону сразу понравился Ричмонд, а Ричмонд в  свою  очередь  с
интересом слушал Роба, особенно его рассказы о путешествии по