но каждый день на них накладывались новые,  а  предыдущие
она забывала. Вот почему сейчас решила перечитать весь накопленный в  деле
материал и свои беглые записи в блокноте, выписать отдельно эти детальки и
уже идти по ним, решить сперва  с  ними,  а  затем  уж  двигаться  дальше.
Листая, она записывала: 1. Анкета для выезда за рубеж в бумагах Гилевского
на  работе.  2.  На  формулярной  карточке  рукой  Гилевского:  "Второе  -
обязательно на хранение нотариусу". 3. На такой  же  формулярной  карточке
его же почерком: "Затея проста по замыслу, сложна по исполнению. Его  надо
убедить, что мое согласие лишено  любых  меркантильных  помыслов".  4.  На
обрывке календарной странички написано "Вадим" и номер телефона. 5. Письмо
от некоего Кевина Шобба из США. Письмо интригующего содержания,  но  ни  с
какой стороны Кира  истолковать  его  не  могла.  И  наконец  -  6.  Копия
докладной на имя директора музея,  почему-то  подчеркнутая  фраза  в  ней:
"Отмечать 100-летие  со  дня  рождения  Диомиди  безусловно  надо.  Однако
издание юбилейного сборника о нем в  университетском  издательстве  считаю
нелепой затеей. Что в нем можно опубликовать, кроме выдумок Чаусова,  если
у нас _н_и_ч_е_г_о_ не существует? Ни переписки, ни дневников?..
     Она отложила ручку, и в это время в кабинет вошел Джума.
     - Здрасьте, Кира Федоровна, - сказал он и глянул  на  пустующий  стул
Скорика. - А где ваш сосед?
     - Уехал в СИЗо.
     - Приятное место... У вас новости есть?
     - Хочу пока разобраться кое с какими старыми мелочами. А вас  попрошу
сделать вот что: обойдите нотариальные конторы, их в городе пять, поищите,
не оставлял  ли  там  Гилевский  на  хранение  бумагу  или  бумаги.  Затем
наведайтесь в городской ОВИР. Надо  проверить,  не  подавал  ли  Гилевский
документы на выезд в какую-нибудь страну по приглашению.  Я  тем  временем
попытаюсь выяснить, кто такой "Вадим" и чей  телефон  записан  на  обрывке
календаря. Не возражаете?
     Что он мог сказать ей? Что только и мечтал о  таких  поручениях,  всю
ночь не спал, грезил ими. Чудачка баба. Но ответил коротко:
     - Сделаю, - затем достал свой блокнот, вырвал страничку, протянул:  -
Здесь списочек солидных собирателей  антиквариата.  Может  понадобится.  Я
так, на всякий случай составил.
     Кира не стала спрашивать, как ему достался список, понимая,  что  тут
могут быть способы, вникать в которые ей не следует, она пробежала глазами
список, коротко отметив  три  фамилии  -  Чаусов,  Жадан  и  Огановский  -
кандидаты искусствоведения, первые два работают в фонде имени Драгоманова.
Где Огановский - неясно. "Надо будет пройтись по всему списку  подробней",
- заметила она себе, а Джуме сказала:
     - Хорошо, Джума, я этим займусь.
     - Тогда я побежал, - он спокойно вышел из кабинета.
     Спрятав бумаги в  сейф,  Кира  направилась  к  Войцеховскому,  нажала
кнопку  звонка,  загудело  запорное  устройство,  что-то  щелкнуло,  дверь
открылась. Кира все еще с робостью и всякий  раз  с  интересом  входила  в
кабинет криминалистики. Комната Войцеховского находилась в конце коридора.
Не сразу привыкла к стендам, развешанным  на  стенах  коридора,  где  были
фотографии  с  мест  происшествия,  вещественные  доказательства,   орудия
убийства. Направо и  налево  шли  кабинеты:  лаборатория,  телеаппаратура,
маленький просмотровый зал с небольшим экраном.
     Войцеховский разговаривал по телефону, когда она вошла, кивнул ей.
     - Садитесь, Кира Федоровна, - сказал, закончив телефонный разговор. -
С чем поздравить?
     - Пока ни с чем.
     - Не огорчайтесь. Есть какие-нибудь зацепки?
     - Прямых нет.
     - Мой совет, по опыту знаю, не упускайте  самых  малозначительных  на
первый взгляд  мелочей.  И  еще:  многие  наши  с  вами  коллеги  брезгуют
психологией  убийств,  жуют  только  факты:  отпечатки   пальцев,   орудие
преступления,  признательные  показания  в  милицейских   протоколах.   Вы
постарайтесь воспарить над этим, не утоните в  этом.  И  в  какой-то  раз,
когда я спрошу: "С чем поздравить?",  вы  мне  скажете:  "Дело  закончила.
Дописываю обвинительное, через неделю отправлю в суд".
     - Бабка моя бывало говорила: "Кабы соловому мерину черную гриву,  был
бы он буланый", - засмеялась Паскалова.
     - Не надо заниматься самоуничтожением. От этого развивается  комплекс
неполноценности.
     - Этим я не страдаю.
     - Ну и правильно... Вы к нам на экскурсию? - улыбнулся Войцеховский.
     - Увы, по  делу.  Нет  ли  у  вас  возможности  узнать  на  городской
телефонной станции, кому принадлежит этот номер телефона? - она  протянула
ему листок из блокнота.
     - Это не проблема, - он снял трубку, позвонил. - Аркадий  Петрович  у
себя?.. Войцеховский из прокуратуры области... Хорошо... Аркадий Петрович?
Привет, Войцеховский... Как она, жизнь? Ну и слава Богу... Дельце  у  меня
пустяковое: установить надо, кому принадлежит телефон... - он продиктовал.
- Минут через пятнадцать? Жду. - И уже Кире:  -  Обещал  через  пятнадцать
минут перезвонить. Это начальник абонентного отдела.
     - Я буду у себя, - сказала Кира.
     - Я вам позвоню...
     Позвонил он через полчаса:
     - Записывайте, Кира Федоровна: телефон этот принадлежит коммерческому
банку "Прима-банк".
     - Спасибо...
     Через пять минут она уже звонила в банк:
     - Будьте добры, мне нужен  Вадим,  -  сказала,  когда  там  отозвался
женский голос.
     - Какой Вадим?
     - У вас что, их несколько?
     - А кто спрашивает?
     - Знакомая.
     - Нет, у  нас  один  драгоценный  Вадим  Пестерев.  Но  он  уехал  на
байдарке.
     - На какой байдарке?
     - Он с друзьями каждое лето уходит на байдарке, когда в отпуске.
     - А давно он в отпуске?
     - С двадцать третьего июня.
     - А когда должен вернуться?
     - Слушайте, девушка, что вы мне допрос устроили? - трубку положили.
     "Итак, некто Вадим Пестерев, уехал  в  отпуск  через  два  дня  после
убийства Гилевского, -  механически  отметила  Кира.  -  Кто  же  он,  кем
работает в банке, почему в кармане пальто Гилевского  оказался  его  номер
телефона?.."


     Одну за  другой  Джума  обходил  нотариальные  конторы.  И  только  в
четвертой он наткнулся на то, что  искал.  Старший  нотариус,  повертев  в
руках удостоверение Джумы, откровенно сказал:
     - Вас только мне не хватало. Вы видели, какая очередь в коридоре?
     - Видел. Даже меня к вам пускать не хотели, еле пробился.
     - Вам это срочно?
     - Конечно, иначе бы просто письменно обратился.
     - Хорошо. Можете пойти погулять часок-другой.  Это  надо  искать.  Вы
ведь даже не знаете, есть ли эта бумага у нас, что за бумага,  не  знаете,
когда сдана нам.
     - Я зайду через час-полтора, - покорно согласился Джума,  прикидывая,
что за это время он успеет сбегать в ОВИР, там будет попроще...
     В ОВИРе он прошел сразу к начальнику. Знакомы они не были,  но  Джума
еще с порога достал свое удостоверение и это решило исход дела, потому что
начальник, вскинув голову, в упор и недовольно уставился  на  Джуму,  едва
тот вошел. Сегодня у него был неприемный день.
     - Ты сядь, - сказал он Джуме, выслушав его просьбу, и по  внутреннему
телефону сказал кому-то: Зайдите ко мне.
     Через минуту вошла толстая немолодая женщина в форме майора.
     - Валя, поройся у себя, - сказал  ей  начальник,  -  поищи  Гилевский
Модест Станиславович, гостевая поездка. Сдавал ли документы, получил ли  и
когда?
     - Это сейчас нужно? - спросила толстая Валя.
     - Да. Это майор Агрба из уголовного розыска, - кивнул он на Джуму.
     - Понятно, - Валя вышла.
     - Ты себе  сиди,  майор,  а  я  займусь  своими  бумагами,  -  сказал
начальник Агрбе, указав на высокие стопки бумаг, паспортов по обе  стороны
стола.
     - Я думал, у нас больше этого добра, - сказал Джума.
     - А в приемный день вообще спятить можно. И с  каждым  надо  вежливо,
выслушать, осушить слезы... - и он принялся за свои дела,  а  Джума  сидел
обок, ждал и тоскливо смотрел в окно,  где  виднелась  верхушка  дерева  и
последний этаж жилого дома.
     Ждал он минут сорок, когда вошла Валя и, не глядя на Джуму,  доложила
начальнику:
     - Был такой. Документы по приглашению от некоего Кевина Шобба из  США
он  сдал  двенадцатого  февраля.  Когда  они  были  готовы,  послали   ему
извещение, в мае. Но он пришел и отказался, зря только испортили  паспорт.
Почему отказался, не помню. Все?
     - Спасибо, Валя, - сказал начальник. - Все.
     Она вышла.
     - Все ясно, - поднялся Джума. - Извини, что отнял время.
     Начальник махнул рукой, мол, не ты первый, не ты  последний.  С  этим
Джума и удалился...
     В нотариальной конторе народу поубавилось -  до  перерыва  оставалось
минут двадцать. Старший нотариус пребывал в той же степени  любезности,  с
какой встретил Джуму, но был уже поспокойней, сказал:
     - Нашли мы. Гилевский заверил у нас завещание и оставил на  хранение.
Вот, если угодно познакомиться, - он протянул страничку.
     Джума неторопливо читал, чтоб запомнить, ибо понимал,  что  Паскалову
это заинтересует. Прочитав, возвратил нотариусу.
     - Будете производить выемку? - спросил нотариус.
     - Это уже как следователь решит. Благодарю...
     Он шел домой. В прокуратуре был перерыв, Джума не знал,  застанет  ли
Паскалову. Да и есть хотелось. Нади дома  не  оказалось,  ушла  куда-то  с
детьми.  Он  поочередно  открыл  крышки  кастрюль  на   плите,   полез   в
холодильник. Нагрел  свиные  щи  с  большим  куском  мяса,  на  сковородке
подогрел вареную фасоль, развел в мисочке  польский  грибной  соус  и  сел
обедать. Во время еды размышлял и пришел к выводу, что в  деле  Гилевского
не очень-то продвинулись, невесело подумал, что еще надо будет  отработать
восемь фамилий тех  коллекционеров,  которые  дал  ему  "Сладкий".  Восемь
человек! Та  еще  работенка...  В  коридоре  хлопнула  дверь,  послышались
детские голоса. Вернулась Надя.
     - У тебя ничего не подгорело на плите? -  спросила.  -  Что-то  запах
подозрительный.
     - Все, что могло сгореть, уже у меня в животе.
     Вбежали дети, окружили его.
     - Папка пришел!
     - У него в животе!
     - Па, когда на аттракцион пойдем?..


     В СИЗо Скорик ждал, пока приведут Лаптева.
     Вошел он в своей  аэрофлотской  форме.  Выбрит,  но  лицо  осунулось,
бледен.
     Скорик предложил сесть, сказал:
     - Я новый следователь  по  вашему  делу.  Зовут  меня  Скорик  Виктор
Борисович.
     Тот молча кивнул.
     -  Нужно  прояснить  несколько  моментов.  Итак,  четвертого  мая  вы
посадили в свою машину Олю Земскую?
     - Да.
     - С какой целью?
     - Она попросила подвезти ее в райцентр.
     - Зачем?
     - Ей надо было сдать деньги в сельпо, а в головном магазине  получить
товар.
     - Вы приехали в райцентр. Что было дальше?
     - Мы зашли в головной магазин, я купил себе тюбик крема для бритья.
     - Какой?
     - "Жиллет".
     - И потом?
     - Мы попрощались, и я уехал, а она осталась заниматься своими делами.
     - Вы что, очень спешили?
     - Да. Мне нужно было заехать в отряд. У нас через неделю был  рейс  в
Нью-Йорк. Потом я собирался с приятелем в бильярдную в Дом офицеров.
     - В котором часу?
     - В пять. Так мы уговорились.
     - Вы точно помните, что четвертого мая в головной  магазин  Рубежного
вы заходили с Ольгой Земской и купили там крем для бритья?
     - Точно.
     - Однако не получается: в тот день ни сельпо, ни головной магазин  не
работали. Это я проверил сегодня... Как вы объясните это несовпадение?
     - Не знаю.
     - Вы что, собирались жениться на Ольге?
     - Да.
     - А вы знали, что она беременна?
     - Нет.
     - Она могла быть беременна от вас?
     - Исключено.
     -  Значит  из  Рубежного,  попрощавшись  с  Олей,  вы  отправились  в
аэропорт, а затем в бильярдную?
     - С бильярдной не получилось. Приятель не смог, у него было  какое-то
срочное дело.
     - Кто этот ваш приятель?
     - Вадим Пестеров.
     - Чем он занимается?
     - Он шофер на инкассаторской машине.
     - Итак, вы говорите, что поехали с Земской по ее  делам  в  Рубежное,
затем отправились в ресторан, потом повезли ее домой, но по дороге  что-то
у вас случилось  с  машиной,  уже  темнело,  вы  проголосовав,  остановили
самосвал, заплатили шоферу, чтоб он довез Земскую до Борщова. Было  это  в
трех километрах от лесопосадки, где затем обнаружили труп Земской. Так?
     - Так. Я об этом говорил и предыдущему следователю.
     - Не получается, Лаптев: в тот  день  в  Рубежное  Земская  ехать  не
собиралась, поскольку знала, что сельпо закрыто и денег она не сдаст. Это,
во-первых, а во-вторых, знала, что головной магазин на  ревизии,  и  товар
она не получит. Есть этому и еще одно подтверждение: выручка,  которую  по
вашему утверждению она должна была везти в сельпо сдавать, как выяснилось,
лежала в целости и сохранности у нее дома.
     Лаптев опустил голову.
     - У вас есть хороший адвокат, - сказал Скорик. - Можете поведать  ему
о нашей беседе, - Скорик вызвал конвоира.
     Лаптева увели...


     Паскалова и Скорик сидели у  себя  в  кабинете,  когда  вошел  Джума.
Увидев Скорика, поприветствовал, спросил:
     - Ты где пропадал, дорогой?
     - По вашей милицейской  милости  все  приходится  делать  заново.  Вы
портачите, а мы расхлебываем, - подмигнул Скорик Паскаловой.
     - Это не про меня. Правда, Кира Федоровна?
     - Еще не знаю, - подхватывая игру, улыбнулась Кира.
     - Дай пива, - попросил Джума у Скорика. - Оно у тебя в правой тумбе.
     - Смотри,  ты  действительно  сыщик,  насквозь  видишь.  Что,  вкусно
пообедал?
     - Вкусно.
     - А пиво заслужил сегодня?
     - Если не у тебя персонально, то у прокуратуры вообще - безусловно.
     - Так и быть, - Скорик извлек из правой тумбы стола бутылку  пива.  -
На.
     Джума привычно сдернул крышечку  обручальным  кольцом,  взял  стакан,
стоявший на сейфе. Выпив, вздохнул, утер губы,  уселся  возле  Паскаловой,
спросил:
     - Можно закурить?
     - В коридоре, - сказал Скорик.
     - Да ладно тебе! - Джума все же закурил. - Значит был я и в ОВИРе,  и
в нотариальных конторах, - обратился он  к  Паскаловой.  -  Документы  для
гостевой поездки в США Гилевский сдавал. В  феврале,  двенадцатого.  Когда
они были готовы, он вдруг отказался. Причина  неизвестна.  В  нотариальной
конторе номер три имеется его завещание на имя некоей  Долматовой  Людмилы
Леонидовны. Завещано: приватизированная квартира, вся недвижимость, иконы,
картины, библиотека. Одним словом - все.
     - Почему же он не поехал в Америку? - как бы спросила себя Кира.
     Джума пожал плечами.
     В это время в кабинет вошла Катя, тихо обратилась к Скорику:
     - Витенька, экспертиза готова. Ты обедать придешь?
     Паскалова поняла, что это и есть та самая Катя - жена Скорика.
     Женщины незаметно, оценивающе оглядели  друг  друга,  прежде,  нежели
Скорик стал их знакомить. Обе сказали: "Очень приятно".
     - Минут через десять я приду, - сказал Скорик.
     Ее научно-исследовательская лаборатория судебных экспертиз находилась
рядом с прокуратурой, сотрудницы обедали вместе: еду  приносили  из  дому,
складывали, кто что принес, в общий  котел.  Скорик  ходил  туда  обедать,
встречали его  женщины  гостеприимно,  подкладывая,  как  падишаху,  самые
лучшие и вкусные куски.
     Катя направилась к двери,  когда  она  открылась,  на  пороге  возник
Щерба.
     - Иду по коридору и вдруг слышу милые голоса, дай-ка, думаю, загляну,
послушаю, о  чем  щебечут,  -  Щерба,  держа  в  руках  папку  с  надписью
"Надзорное производство",  посторонился,  пропуская  Катю,  прислонился  к
дверному косяку. - Какие радостные новости, господа? - обратился он  сразу
к обоим - к Кире и Скорику, затем уточнил: - Что у вас, Виктор Борисович?
     - Все врал, врал с косвенной помощью следователя.  Я  его  поймал  на
лжи. Я почти не сомневаюсь, что это он убил девушку.
     - А мотивы?
     - Она была беременна. Плел мне, что довез ее до  райцентра,  там  она
осталась, а он поспешил сюда, якобы по  каким-то  делам  в  авиаотряде,  а
затем должен был встретиться с  приятелем,  неким  Пестеревым,  условились
поиграть на бильярде.
     - Хорошо, дожимайте его, шеф торопит... Что у вас, Кира Федоровна?  -
спросил Щерба.
     - Хотелось бы подвести скромный итог, - сказала Кира.
     - Заходите через час ко мне, позовем  Войцеховского,  послушаем  ваши
новости, - Щерба вышел.
     Едва он вышел, Кира обратилась к Скорику:
     - Виктор Борисович, вы только что  упомянули  фамилию,  которая  меня
заинтересовала, - взволнованно сказала Кира.
     - Какая, чья?
     - Приятель вашего подследственного - Пестерев?
     - Чем этот Пестерев заинтересовал вас?
     - Не знаю, этот ли, но в моем тоже возник Пестерев Вадим.
     - Забавно... Кто же он, ваш Пестерев?
     - Знаю, что работает в банке.
     - Тогда это одно и то же лицо. Мой - шофер на инкассаторской  машине.
В связи с чем у вас возник Пестерев?
     - В кармане пальто Гилевского Джума обнаружил обрывок  от  календаря,
там было написано "Вадим" и номер телефона.  Войцеховский  установил,  что
это телефон банка. Я позвонила, мне сказали,  что  у  них  есть  Вадим  по
фамилии Пестерев. Сейчас в отпуске.
     - Надо подумать: кому он нужнее: вам или мне...


     Сидели вчетвером в кабинете Щербы: он, Войцеховский, Паскалова, Джума
и Скорик.
     Докладывала  Кира.  Она  немного  нервничала,  лицо  пошло   красными
пятнами, время от времени убирала падавшую на глаза прядь  волос,  утирала
пот со лба. Когда закончила, Щерба спросил у Скорика:
     - Этот Пестерев вам очень нужен, Виктор Борисович?
     - Допрошу, но не думаю, что это изменит ситуацию.
     -  Тогда  отдадим  его  Кире  Федоровне...  Вы  можете  идти,  Виктор
Борисович, - и Кире: - Вы попытались связаться с Пестеревым?
     - Он в отпуске.
     - Джума, - обратился Щерба к Агрбе, - надо найти  Долматову,  которой
все  завещано.  Это  очень  важный  пункт.  И  тогда  уже  Кира  Федоровна
встретится с нею для обстоятельного разговора.
     - Кира Федоровна, - подал голос Войцеховский. - Непременно задайте ей
вопрос, знала ли она, что  Гилевский  собирался  в  Америку  и  почему  не
поехал. Человек, к которому наследователь так  щедр,  судя  по  завещанию,
должен состоять в очень близких отношениях с ним.
     Кира согласно кивнула.
     - Теперь дальше. Письмо Гилевскому из США от какого-то Кевина  Шобба.
Прочтите-ка его нам, Кира Федоровна.
     Кира взяла перевод, сделанный в "Интуристе":
     "Уважаемый мистер Гилевский! Во-первых, посылаю приглашение. Рад буду
встретить вас. Во-вторых, то, о чем мы договорились, остается в силе.  Все
теперь будет зависеть от вас. Я предвижу большой успех,  готов  вложить  в
это дело  необходимые  средства.  Форма  вашего  вклада  вам  известна.  С
уважением Кевин Шобб. Филадельфия. 15 января". - Кира умолкла.
     - Тут, что ни фраза - загадка. Кто такой Кевин Шобб? В  какое  "дело"
он готов вложить  "необходимые  средства"?  Смотрите:  "необходимые"!  Это
можно понимать, как "любые". Форма же вклада Гилевского, надо понимать,  в
то же "дело" была Гилевскому известна.
     Анкету в ОВИР он сдал почти через месяц после того, как Шобб  написал
письмо. Шло оно сюда допустим недели  три,  как  минимум.  Гилевский  сдал
документы в ОВИР немедленно, едва получил письмо, - произнес Джума.
     Затем почему-то оказался от поездки и вновь  согласился  после  того,
как Кевин Шобб выдвинул его в качестве официального эксперта  в  связи  со
скандалом на аукционе, - сказала Кира. - Почему? Кто этот  Шобб?..  -  она
развела  руками.  -  Может  быть   теперь   к   этому   письму   логически
подверстывается и запись Гилевского на формулярной карточке: "Затея проста
по замыслу, сложна по исполнению.  Его  надо  убедить,  что  мое  со