еды я обнаружил на месте гибели Крэнстона.
     - Что же вы молчали?
     - Пока я не вышел на "ягуар" и не узнал,  кто  его  владелец,  это  -
пустой звук.
     - Подтверждается моя версия об убийстве Крэнстона!
     - У меня на этот счет есть свое мнение, но я пока помолчу. Думаю, что
времени у нас осталось мало. Сутки от силы.
     - То есть?
     - Когда двое идут  по  следу,  кто-то  приходит  первым...  Появление
мистера Префонтейна - свидетельство чрезвычайного положения.
     - Что вам дался этот Префонтейн!
     - Вы живете в другом мире, мистер Олех Романько. Я о нем  мало  знаю,
но кое-что уразумел, общаясь с вами. Скажу  вам  откровенно:  когда  такие
господа сами спешат на встречу с комиссаром  полиции  -  дело  приобретает
особую серьезность. Ведь в любом ином случае тот же  Префонтейн  нашел  бы
кучу приятелей, которым ничего не стоило сказать Дюку все, что  нужно,  не
называя имени Префонтейна. Ибо, встречаясь с Дюком на нейтральной почве, в
данном случае в ресторане, Префонтейн как бы говорит: "Комиссар, я в вашей
власти".
     - Вы не преувеличиваете, Лавуазье?
     - Нисколько. Мой вам совет: будьте осторожны.
     - Разве мне угрожает опасность?
     - Думаю, что да. Не предпринимайте никаких необдуманных шагов, мистер
Олех Романько. Чуть что - звоните мне,  но  называйтесь  в  таких  случаях
"Мамзель".
     - "Мамзель"?
     - Да, есть у меня такой осведомитель. Эта кличка знакома в полиции  и
не вызовет ни у кого подозрения...
     На том мы и расстались.
     С Казанкини я столкнулся нос к носу в субпрес-центре в "Форуме",  где
проходили состязания гимнастов.
     - Вот ты где! - воскликнул Серж. - Я с ног сбился, разыскивая тебя!
     - Работа, Серж. Вас из Франс Пресс на Играх крутится полтора десятка,
а мне одному приходится быть и  на  баскетболе,  и  на  гимнастике,  и  на
плавании, и еще на десятке других видов. Фигаро - здесь, Фигаро -  там,  а
поспеть всюду не могу.
     - Так выбирай главное!
     - Спасибо за  совет.  Главное  для  меня  происходит  одновременно  в
трех-четырех местах.
     - Ты не торопишься? Заглянем в бар на минутку, а? - сбавил тон Серж.
     Сейчас перерыв. Через двадцать минут будет выступать Андрианов. Его я
пропустить не могу.
     - Вполне достаточно времени.
     Мы уселись за столик.
     - Слушай меня  внимательно,  Олех.  Хоть  ты  и  говоришь,  что  Серж
Казанкини неповоротлив, как бегемот, но кое-что он умеет.  -  Я  знал  эту
манеру Сержа заниматься шутливым самоунижением и терпеливо ждал,  пока  он
выговорится и перейдет к делу. - Да,  Казанкини  не  гигант,  он  не  рвет
подметки на ходу, это точно. Но зато, когда нужно, тонкое  чутье  тут  как
тут!
     - Всегда считал тебя проницательным человеком, Серж,  -  сказал  я  с
плохо прикрытой лестью.
     - Ты смеешься надо мной, а у меня для тебя есть новость.
     - Так вываливай же ее побыстрее!
     - Черт подери, ты можешь минутку потерпеть?
     - Молчу.
     - Я посетил частного врача, у которого побывал Джон Крэнстон  в  день
гибели.
     - Не может быть!
     - Вот видишь, и ты считаешь Сержа неповоротливым бегемотом...
     - Не дури!
     - Ладно. Короче. Я тут прощупал  кое-кого  из  знакомых  Крэнстона  и
выудил фамилию врача, у которого он пломбировал зубы. Тот в  свою  очередь
признался, что Крэнстон просил найти ему  хорошего  врача-терапевта.  Джон
побывал у него дважды. В последний визит тот ему без обиняков выложил свои
подозрения  и  посоветовал  Крэнстону  немедленно  лечь  в  онкологическую
клинику на серьезное обследование. Джон, рассказал врач, просто  обезумел.
Его последними словами были: "Я это узнаю и без клиники у того мерзавца! -
при этом Джон назвал чье-то имя, которое врач не расслышал. - И  пусть  не
думает, что это ему удастся замять!"
     - Все?
     - Нет. В магазине на Сант-Катрин Джон купил браунинг. Я обошел четыре
магазина, прежде чем  дознался,  что  Крэнстон  побывал  в  нем...  Хозяин
поначалу отпирался, но, когда я посулил ему полтинник, согласился и описал
Джона...
     - Выходит, Джон всерьез собрался с кем-то свести счеты?
     - Выходит.
     - Он приезжал в магазин на своем или чужом автомобиле?
     - Не знаю, на своем или чужом, - на красном спортивном "меркурии".
     - Это  автомобиль  Крэнстона...  Автомобиль  Крэнстона...  Автомобиль
Крэнстона... Автомобиль!
     - Ты чего, рехнулся? - спросил  Серж  и  сделал  два  больших  глотка
виски.
     - Серж, - сказал я, - встречаемся в 22:00 в пресс-баре  в  Центре  де
Жарден. - Если к тому времени меня не будет, немедленно  позвони  сержанту
Лавуазье и сообщи ему, что я отправился разыскивать автомобиль  Крэнстона.
Понял?
     - Ты, между прочим, - обиделся Серж, - мог бы меня  держать  в  курсе
дел - я же не мальчик на побегушках у тебя!
     - Не сейчас, Серж, дружище, не сейчас. Каждая минута дорога!  Я  тебе
обязательно обо всем расскажу. Ведь мы с тобой не конкуренты!
     День клонился к вечеру. Солнце садилось в тучи. Надвигалась  гроза  -
на западе уже полыхали зарницы и долетали раскаты грома.  Ветер  гонял  по
пустынным улицам обрывки газет и  раскачивал  темные  фонари.  Место  было
мрачное:  слева  уходили  вдаль  склады,  обнесенные  высоким  забором  из
гофрированного железа, справа тянулись пустыри. Таксист, высадивший меня у
начала забора, с жалостью посмотрел на мой светло-синий в полоску  костюм,
но наотрез отказался ехать дальше.
     - Когда будете возвращаться, -  посоветовал  он  на  прощание,  -  не
забудьте свернуть направо вон за тем столбом, иначе не попадете на станцию
подземки. А такси здесь днем с огнем не найдешь!
     - Ладно, разберусь как-нибудь -  не  слишком  приветливо  отрезал  я,
раздосадованный отказом таксиста довезти меня до нужного места.
     Честно говоря, знай я, что  придется  топать  так  далеко,  наверняка
перенес бы визит на завтра. Но отступать было поздно:  не  напрасно  же  я
проделал этот полуторачасовой путь - сначала в метро до станции "Лонгуэл",
затем в автобусе по автороут N_3  до  конечной  остановки  и,  наконец,  в
такси.
     Первое кладбище автомобилей оказалось закрытым еще с июля,  и  сторож
словоохотливо назвал дату, когда на огромный - теперь полупустой  -  склад
металлолома привезли  последнюю  машину.  "Еще  месячишко  -  и  конец,  -
пожаловался он. - Увезут последний металл, начнут строить завод. Знать  бы
только, понадобятся ли им сторожа... Наверное, нужны, не правда  ли,  сэр?
Ведь какое строительство может обойтись  без  охранниками?  А  ежели  так,
значит, и сыщется мне местечко... Правда же?" Ему хотелось поговорить,  он
изнывал  от  одиночества   и   удручающего   вида   ржавых,   разбитых   и
полуразобранных скелетов, что еще  недавно  были  "фордами"  и  "шевроле",
"лейландами" и "тойотами". Но мне было не до душеспасительных бесед.
     - А где-нибудь еще есть подобный  склад?  -  с  надеждой  спросил  я,
перебивая сторожа.
     Тот на мгновение умолк, переваривая  вопрос,  потом  путано  принялся
объяснять, как туда добраться.
     Однако и там меня ждало разочарование: на склад у Джерри  автомашины,
попавшие  в  катастрофу,  не  привозились,  для  таких   случаев   полиция
облюбовала  площадку  ("Чтоб  вам  ни  дна  ни  покрышки!"  -  обругал   я
монреальскую полицию, выбравшую это богом забытое место) на другом  берегу
реки, далеко за городской чертой.
     И вот теперь я шагал, взметая пыль, по узкому побитому шоссе.  Быстро
темнело, редкие фонари едва  разрывали  темень  надвигавшейся  грозы.  Мне
почудилось, что далеко позади заурчал мотор, и я с надеждой обернулся,  но
напрасно глаз пытался разыскать признаки движения.
     Грохотало ближе, сильнее. Ветер пронизывал  насквозь.  Забор  казался
бесконечным, сливаясь где-то вдали с таким  же  темно-серым,  без  единого
просвета, небом.
     С каждым шагом росла тревога. Пожалуй, я впервые понял, что  забрался
в своих действиях слишком далеко, и если у кого-то есть желание свести  со
мной счеты, я давал ему стопроцентный  шанс.  "Ведь  проще  простого  было
договориться  с  сержантом  и  вместе  подъехать  на  кладбище,  разыскать
автомобиль Крэнстона и осмотреть его до последней гайки, - корил  себя.  -
Существует же принципиальная договоренность  с  сержантом:  помогать  друг
другу..."
     Я, может, повернул бы назад, если б не ворота. Они оказались  наглухо
закрытыми - ни щелки, ни глазка. Лишь скрипел тусклый фонарь, раскачиваясь
под порывами ветра, да где-то тоскливо выла собака.
     На мой требовательный  стук  долго  никто  не  отзывался.  Забор  был
достаточно высок,  а  главное  -  без  единого  выступа,  и  мне  пришлось
отбросить мысль забраться на склад металлолома неофициальным путем.
     - Кого там несет? - раздался наконец из-за  забора  густой  невнятный
бас.
     - Хелло! - вскричал я. - Хелло, мистер, мне нужно с вами поговорить!
     - Никакой я тебе не мистер,  -  проворчал  все  тот  же  голос,  и  в
сплошной стене гофрированного  металла  вырезалась  невысокая  -  так  что
пришлось нагибаться, чтобы проникнуть внутрь, - калитка. - Что нужно?
     Это  был  двухметровый  гигант  в  грязной,   некогда   светло-синей,
нейлоновой  куртке,  в  грязных  джинсах,  из-под  широких  холош  которых
выглядывали  деревянные  клопсы  сорок  пятого   размера.   Густые   брови
наполовину закрывали глаза.
     - Послушайте, как там вас, - нерешительно пробормотал я, но  здоровяк
мрачно представился:
     - Брайан Гуделл, сэр.
     - Послушайте, мистер Гуделл, у меня к вам просьба: помогите найти мой
разбитый автомобиль. Его приволокла полиция чуть больше недели назад. А  я
кое-что в нем позабыл... Я заплачу...
     - Что за автомобиль?
     - Красный спортивный "меркурий".
     - За неделю их столько натаскивают, разве упомнить. -  Голос  сторожа
больше не гудел набатом. - Мое дело - открыть ворота,  закрыть...  Я  этот
хлам даже не смотрю. Впрочем, постойте, неделю назад, говорите?
     - Восемь дней, мистер Гуделл.
     - Не называйте меня мистером, - отмахнулся сторож. - Просто - Гуделл!
Идемте.
     Он захлопнул калитку,  щелкнул  замком  и  неожиданно  легко  зашагал
вперед, туда, где, вздымаясь в небо,  чернели  горы  металла.  Однако  при
ближайшем рассмотрении оказалось,  что  эти  "горы"  прорезают  аккуратные
"проспекты",  каждый  участок  пронумерован  и  помечен  буквами.  Мы  шли
довольно долго,  прежде  чем  очутились  у  сборного  деревянного  домика,
которые у нас называются финскими. Брайан Гуделл вошел в  открытую  дверь,
но меня не пригласил. Пробыл он там недолго и вернулся, неся в правой руке
фонарь, а в левой - моток белого нейлонового шнура.
     - Идите за мной, да не потеряйтесь, - сказал он, прикрывая  за  собой
дверь домика.
     Если б не фонарь, мы не могли бы  сделать  ни  шагу.  Город  светился
где-то далеко на западе - небо там было желтым и туманным. Гроза дохнула в
лицо свежестью, и первые капли упали на землю.
     - Ежели пойдет дождь, - словно  прочитав  мои  мысли,  сказал  Брайан
Гуделл, - влезем в автомобиль да пересидим. Ей-богу,  не  припомню  такого
мокрого лета.
     Минут через десять, после  бесчисленных  поворотов  в  этом  железном
лабиринте, Брайан Гуделл остановился и принялся фонариком  высвечивать  то
перевернутый "форд", то внешне почти новый "олдсмобиль",  то  раздавленную
коробку "фиата". Он переходил с места на место,  за  ним  как  привязанный
молча двигался я. Поиски долго не приносили  успеха,  и  надежда,  сначала
пылавшая во мне ярким огнем, постепенно гасла и вскоре едва теплилась.  Да
и как оно могло быть иначе, если автомобили громоздились друг на  друге  в
пять-шесть этажей?!
     - Глядите,  не  эта  ли?  -  спросил  Брайан  Гуделл,  направляя  луч
прожектора вверх.
     Это была машина Джоне Крэнстона, я ее  узнал  сразу.  Но  что  с  ней
сделалось: крыша была прогнута почти  до  спинки  сидений,  колеса  сняты,
стекла растрескались. Однако моторная часть сохранилась,  я  узнал  правую
разбитую фару, на которую обратил внимание еще в первую встречу с Джоном.
     - Лезьте, - сказал Гуделл. - Я вам посвечу.
     Я карабкался вверх, мельком подумав, что мой парадный  костюм  отнюдь
не  создан  для  подобных  экспедиций  и  вид  у  меня  будет  далеко   не
респектабельный, когда придется возвращаться в город. Машины или,  вернее,
то, что сохранилось от них, раскачивались, угрожающе кренились, но  я  лез
как одержимый.  Меня  словно  подгонял  Джон  Крэнстон,  который  невидимо
присутствовал здесь и требовал отмщения.
     Рискуя свалиться вниз, я обшарил "меркурий". Все было  напрасно,  это
сделали до меня. Но не мог же Джон сказать просто так, без всякого смысла:
"Это мой дом и мой сейф, если хочешь!" Тогда я не обратил внимания на  его
слова, но позже, перебирая в памяти  факты,  понял:  если  Джон  и  прятал
где-то свой дневник, то лишь в машине.
     Я нащупал все же этот чертов тайник - он был ловко скрыт под передним
сиденьем.
     Это был металлический ящичек, почти квадратный, и рука  моя  нащупала
кожу нетолстой папки. Сиденье  после  катастрофы  оказалось  продавленным,
пружины больно впивались мне в руку,  и  я  никак  не  мог  вытащить  свою
находку. Попробовал было приподнять сиденье, но  "меркурий"  подозрительно
зашатался подо мной, и Брайан Гуделл снизу предупредил:
     - Потише, сэр, как бы вам не свалиться вниз вместе с этой развалиной!
Можно подумать, что вы забыли там клад!
     Он так громко расхохотался собственной шутке, что его смех, наверное,
слышен был в Монреале.
     Я и сам понимал, что мое пребывание наверху затянулось, но мне  нужно
было - кровь из носу! - извлечь папку. Я подумал: если не  удастся  добыть
ее собственными силами, придется просить сторожа стащить "меркурий" вниз -
у входа на автомобильное кладбище я  приметил  электрокар  с  подъемником.
Если зацепить "меркурий" веревкой...
     Мне повезло: я все-таки  нашел  щель,  достаточно  широкую,  чтобы  с
великим трудом извлечь находку. Фонарь Гуделла  бил  мне  в  глаза,  но  и
беглого взгляда на папку было достаточно,  чтобы  сердце  мое  забилось  в
радостном предчувствии. Я готов был  поздравить  себя  с  успехом  и  едва
сдержался, чтобы не раскрыть папку тут же, сидя на капоте "меркурия",  еще
недавно несшего нас на Лунное озеро, где мы провели чудесные  дни  и  были
переполнены ожиданием радостных событий...
     - Не вздумайте прыгать, сэр, - предупредил Гуделл.  -  Эти  развалюхи
держатся на честном слове, и порой достаточно дуновения ветерка, чтоб  они
рухнули вниз. А при ваших восьмидесяти - никак  не  меньше  -  килограммах
это, считай, ураган!
     Сдерживая  себя,  я  начал  спускаться,  осторожно   проверяя   ногой
надежность каждого следующего шага. Я добился своего, и  теперь  ничто  не
должно помешать мне. "Вот так, Серж, а ты сомневался, - мысленно обратился
я к Казанкини. - Закрутим мы завтра с тобой историю, только дым пойдет  из
Маккинли и Кo!"
     Я спрыгнул на землю.
     - Посветите-ка мне сюда, мистер Гуделл, - сказал я.
     - А вы и впрямь клад сыскали, - протянул сторож и  поспешно  направил
луч фонаря на мои руки, лихорадочно пытавшиеся открыть змейку.
     Дождь полил сразу, без предупредительных  капель,  и  Гуделл  схватил
меня за рукав, увлекая за собой по дорожке.
     Здесь-то, за первым же поворотом, мы столкнулись с ними. Я  не  успел
сделать и вдоха, как тяжелый, до костного треска, удар в грудь бросил меня
на землю. Нападавший, по-видимому, метил в солнечное сплетение,  удар  был
профессиональный - прямым кулаком, всей тяжестью брошенного  вперед  тела.
Меня  спасло  расстояние:  он  не  рассчитал  в  темноте  или   не   успел
приготовиться к удару.
     Когда я открыл глаза, верзила уже держал папку в своих руках,  а  его
напарник, угрожая пистолетом, теснил Гуделла. Я услышал, как ныл сторож:
     - А мои денежки, господа, как же мои денежки? Этот сэр обещал...
     Кровь прилила к голове, руки  налились  свинцом,  от  гнева  я  почти
ослеп. Лежа на земле, я ударил того, что держал папку, по ногам, и он  как
подрубленный рухнул на землю. Мы вскочили почти одновременно, но его  руки
были заняты добычей, с которой он не пожелал расстаться, и я вложил в удар
всю свою ненависть и боль. Разве станешь в  такой  момент  объяснять,  что
спортивную карьеру я начинал с бокса, подавал надежды, и  меня  прочили  в
сборную, но я бросил бокс, потому что мне не нравилось бить человека, хоть
это допускалось правилами игры? Я старался никогда не ввязываться в драки,
потому что боялся покалечить кого-либо. Но здесь не опасался, и нападавший
почувствовал это на собственной шкуре: он силился подняться, но голова его
моталась из стороны в сторону, как надувной шарик на веревочке.
     Я выхватил папку, а он лишь мычал, не в состоянии произнести и слова.
Что-то в его облике заставило меня снова наклониться  и  в  неясном  свете
фонаря всмотреться в его лицо. Это был тот самый тип, что так бесцеремонно
схватил мою "ладанку" в ресторане и сделал вид, что ошибся.
     Эти несколько секунд едва не погубили меня. Пока я рассматривал  типа
с перебитым носом, его напарник обернулся. Я услышал истошный рев Гуделла:
     - Сэр, берегитесь!
     Выстрел треснул негромко, словно рядом рванули туго натянутый  парус.
Меня ударило в левое плечо, и я едва устоял на ногах. Бандит снова целился
в меня, и я рванулся к машинам, пуля со звоном впилась в металл.
     Лабиринты  автомобильного  кладбища  для  меня  были  одновременно  и
спасением, и пропастью, куда я мог свалиться в любой момент.
     Они преследовали меня вдвоем.  Правда,  тот,  которого  я  уложил  на
землю, был не слишком быстр, но зато ему не откажешь в собачьем  чутье,  и
он, не скрываясь, орал во всю глотку:
     - Билл, загляни-ка за тот дрянной автобус! Да не трусь, не трусь -  у
него ничего нет!
     Билл шел за автобус, и мне приходилось снова  бежать,  чувствуя,  что
пуля вот-вот настигнет меня. Ржавый металл дребезжал под порывами ветра, и
это приглушало топот.
     - Билл, - раздалось совсем рядом, - не спеши!
     Я растерялся: голос, только  что  подгонявший  моего  преследователя,
теперь требовал осмотрительности,  значит,  что-то  произошло  такое,  что
поставило меня в безвыходное положение. Но что?!
     - Билл, он у нас в руках, - ликовал голос. - Отсюда ему не драпануть,
это как пить дать! Не спеши, стреляй только наверняка!
     Я оглянулся вокруг и похолодел:  они  загнали  меня  в  тупик,  мятые
коробки уходили к самому небу,  оставалось  одно  -  карабкаться  вверх  и
ждать, когда раздастся выстрел и сбросит  меня  вниз.  Мелькнула  мысль  -
забиться куда-нибудь под эти  страшные  развалюхи  и  затаиться,  выждать.
Впрочем, они ведь не уйдут, пока не  доберутся  до  цели.  Кожаная  черная
папка была в моих глазах единственным оправданием ситуации,  в  которую  я
попал.
     Нужно было что-то придумать.  Не  мог  же  я  позволить,  чтобы  меня
пристрелили, как загнанного кролика, и забрали то, ради чего я решился  на
столь рискованный шаг, - папку с дневником Джона Крэнстона.
     Шаги - осторожные, медленные (а я все-таки напугал  их  прилично!)  -
приближались. Я вдавился спиной в какой-то старый кузов, в тень, и ждал.
     - Ни черта не видно! - выругался преследователь и остановился.
     - Сейчас я подойду, Билл!
     - Зайди слева, он за тем "фордом". Если вздумает драпануть вверх,  ты
его увидишь на фоне неба...
     - Достукался парень, достукался... Но ты, Билл,  не  спеши,  мне  еще
нужно с ним на прощание посчитаться... А потом уже...
     Так, переговариваясь, они затягивали петлю. Я нащупал  рукой  обрезок
трубы и решил драться до последнего, прекрасно понимая, однако, что против
пистолета безоружен.
     Левое плечо болело так, что я едва удерживал папку. Голова кружилась,
но меня спасал дождь - не сильный, но прохладный, он освежал разгоряченную
голову.
     "Ты многое учел в этой истории,