Энн он
тщательно уничтожил все следы ее  пребывания. Он даже  избавился от ее книг.
Но понемногу он позволил нескольким символам их совместной жизни занять свое
прежнее место- свадебным подаркам  от лучших друзей, слишком дорогим,  чтобы
их  выбрасывать.  Эскиз  Ватто,  подаренный  Питером   Гиллэмом,  фарфоровые
статуэтки от  Стид-Эспри. Он  поднялся и приблизился к ним.  Поставил их  на
буфет. Он любил восхищаться красотой этих человечков- маленькой куртизанки в
стиле рококо в костюме пастушки, которая протягивала руки  к одному из своих
поклонников, повернув голову к другому. Он  чувствовал себя так  же  неловко
перед хрупким совершенством этих фигурок, как в  то  время, когда  добивался
привязанности Энн, повергая в изумление лондонское общество. В какой-то мере
эти  маленькие фигурки придавали ему  силы; просить Энн быть верной было так
же  напрасно,  как  требовать  постоянства  от этой  пастушки под стеклянным
колпаком. Стид-Эспри купил эти фигрки в  Дрездене перед  войной. Хотя они  и
были главным  достоянием  его  коллекции, он  подарил  их молодоженам. Может
быть, он почувствовал, что  Смайли придется по  душе  простая философия этой
композиции.
     Из  всех немецких городов Смайли  больше всего  любил Дрезден. Он любил
его  архитектуру, эту любопытную смесь средневековых и классических  зданий,
которые напоминали иногда Оксфорд; его купола, башни, колокольни и бронзовые
крыши, сверкающие на солнце.  Его название  означает "город лесных жителей".
Это в нем Венчеслав Богемский  осыпал подарками и привилегиями  менестрелей.
Смайли вспомнил последний визит туда  к  профессору философии, с которым  он
познакомился в  Англии.  Во время той поездки он  и  заметил  Дитера Фрея, с
трудом  поспевающего  за остальными  заключенными.  Он снова  возник  в  его
памяти- стройный, непокоренный, с бритой головой, казавшийся слишком крупным
для  этой  маленькой  тюрьмы.  Там  же,  в  Дрездене, родилась Эльза. Смайли
смотрел ее бумаги в министерстве. Эльза, урожденная Фрейман, родилась в 1917
году в Дрездене. Немка. Родители- немцы. Выросла в Дрездене. Была в тюрьме с
1938   по  1945  год.  Он   пытался  ее  представить  в  семейном  кругу   в
патриархальной  немецкой  семье,  осыпаемой  оскорблениями и  подвергавшейся
преследованиям. "Я мечтала о длинных светлых  волосах, а мне обрили голову".
Он  понял с мучительной ясностью, почему она молчала. Она, должно быть, была
бы похожа на эту пастушку-  красивую, полногрудую.  Но ее тело,  разрушенное
голодом,  стало хрупким  и некрасивым, как скелет  маленькой птички. Он  мог
себе представить, как  в ту ужасную ночь  она  обнаружила убийцу своего мужа
рядом с трупом. Он  слышал, как она объясняет задыхающимся, прерывающимся от
рыданий  голосом, почему Феннан прогуливался в парке со Смайли. Он также мог
представить Мундта,  равнодушного, сомневающегося и  возражающего и  в конце
концов  заставившего ее принять участие, помимо ее  воли, в самом ужасном  и
бесполезном  из преступлений,  тащившего  ее  к  телефону,  заставившего  ее
позвонить  в  театр  и, наконец, оставившего ее,  обессиленную и измученную,
защищаться от  следствия, которое  обязательно последует;  она также  должна
была  напечатать  письмо  о  самоубийстве  Феннана. Все это было  невероятно
жестоко, подумал Смайли. Мундт подвергал себя громадному риску. Конечно, она
уже   представила   доказательства   своих    способностей,   она   проявила
хладнокровие,  и-  любопытная  вещь!-  она  проявила  большую  ловкость, чем
Феннан,  в качестве  шпиона.  Черт  возьми,  если  учесть, что  она  провела
подобную ночь, ее поведение во  время первого разговора со Смайли было очень
естественным.
     В то  время,  когда он созерцал  маленькую пастушку,  навечно застывшую
между  двумя  своими  кавалерами,  он понял  с  каким-то  безразличием,  что
существует совершенно иное  решение в деле Сэмюэла Феннана, решение, которое
объясняет все  до  мельчайших  подробностей  и  которое примиряет  очевидные
противоречия   в  характере  Феннана.  Вначале   это  решение  обрело  форму
академической  задачи, без  связи с  индивидуальностью;  Смайли  переставлял
участников, как части головоломки, пытаясь найти верную комбинацию, для того
чтобы сложить их в стройную конструкцию установленных фактов.
     Вдруг, в одно мгновение,  решение предстало перед ним с такой ясностью,
что никакой задачи будто бы и не было.
     Сердце  Смайли  забилось  сильнее,  когда  он с  нарастающим удивлением
рассказывал  себе  самому  всю  историю, восстановив  все картины и  эпизоды
своего открытия. Теперь  он знал,  почему Мундт уехал из  Англии в тот день,
почему  Феннан выбирал  документы,  не представляющие  интереса для  Дитера,
почему он заказал вызов  на восемь тридцать и  из-за чего его жена  избежала
хладнокровной расправы Мундта. Он также знал, кто написал  анонимное письмо.
Он понял, какую шутку с ним сыграли его собственные чувства, как его ввела в
заблуждение сила собственного интеллекта.
     Он снял трубку и набрал  номер  Менделя. Поговорив с  ним,  он позвонил
Питеру Гиллэму.  Затем надел пальто и шляпу и  направился на  Слоун Сквер. В
небольшом    магазине    он   купил   почтовую   открытку   с   изображением
Вестминстерского аббатства.  Он доехал на метро до Хайгэйта. На главпочтамте
он купил марку и  написал по  европейской привычке, прописными буквами адрес
Эльзы Феннан. На месте, отведенном для текста, он добавил неровным почерком:
"Жаль, что  вас здесь  нет". Он бросил письмо в  ящик, отметил время,  затем
вернулся на Слоун Сквер. Ничего другого он больше сделать не мог.


     Этой ночью он  спал глубоким сном.  Проснувшись очень рано на следующий
день,  а  это была  суббота, он  купил булочку и кофе. Он приготовил  полный
кофейник и, устроившись  на кухне,  читал  "Таймс",  не переставая есть.  Он
чувствовал  себя удивительно  спокойно.  Внезапно  зазвонил  телефон. Смайли
аккуратно сложил газету перед тем, как пойти ответить.
     - Джордж? Это Питер. (Голос был взволнованный, почти ликующий.) Джордж,
она клюнула. Я могу поклясться в этом!
     - Что случилось?
     -  Почта пришла  ровно  в восемь тридцать пять.  В девять  тридцать она
быстро  спустилась  по  аллее. Она пошла  прямо на вокзал и  села  в  девять
пятьдесят две на поезд, прибывающий на вокзал Виктория. Я посадил  Менделя в
поезд, а сам поехал на машине, но я не смог приехать одновременно с ними.
     - Каким образом вы связались?
     -  Я дал ему  номер телефона  в отеле Гроссвенор, откуда я и звоню. Как
только представится случай, он позвонит мне, и я поеду к нему.
     - Питер, вы будете действовать аккуратно, не так ли?
     - Комар носа  не подточит. Я  полагаю, что  она  потеряла  голову.  Она
неслась, как борзая.
     Смайли  положил  трубку.  Он  опять  взял  "Таймс"  и  принялся изучать
театральную колонку. Он оказался прав. Он не мог ошибиться.
     Утро прошло мучительно медленно. Время от времени Смайли, засунув  руки
в  карманы, располагался у окна и рассматривал девчонок со стройными ногами,
прогуливающихся со своими молодыми людьми, одетыми в бледно-голубые свитера,
или же  наблюдал  за рабочими  дорожной  службы, которые суетились  у домов,
ожидая,  пока наступит  время пойти  выпить  первую  субботнюю кружку  пива.
Наконец  (ему  показалось, что  прошла вечность) он услышал звонок в  дверь.
Вошли Мендель и Гиллэм, голодные и улыбающиеся.
     -  Она на крючке!- сказал Гиллэм.- Мендель сейчас вам все  расскажет...
Он  сделал почти  всю грязную  работу. Я  пришел,  когда почти  все уже было
сделано.
     Мендель пунктуально и  ясно ввел Смайли в курс дела,  глядя прямо перед
собой, наклонив голову.
     - Она  села  в  поезд,  отправляющийся в 9.52  и  прибывающий на вокзал
Виктория. В поезде  я следил за ней издалека, когда она выходила.  Она взяла
такси до Хаммерсмит.
     - Такси!- прервал Смайли.- Она, должно быть, сошла с ума!
     - Она сдрейфила.  Во всяком случае, она шла очень  быстро для  женщины,
чуть ли не бежала по бульвару.  Выйдя на  Бродвее, она  направилась к театру
Шерридан. Она хотела открыть двери кассы предварительной продажи билетов, но
они были заперты. Поколебавшись мгновение, она пошла на зад и зашла в бистро
в сотне  метров. Она взяла кофе и сразу же расплатилась. Спустя сорок  минут
она вернулась в  Шерридан. Касса была открыта. Я встал в очередь за ней. Она
купила два билета  в середине зала на следующий четверг, ряд Т, места 27-28.
Выходя из театра, она положила  один  из  билетов  в конверт,  который потом
запечатала и отправила. Я не смог прочесть адрес, но там была марка за шесть
пенсов (марка для отправки писем за границу).
     Смайли сидел неподвижно.
     - Я думаю, придет ли он?- сказал Смайли.
     -  Я нашел  Менделя в Шерридан,- начал свой рассказ  Гиллэм.-  Когда он
увидел, что миссис Феннан зашла в кафе, он позвонил мне, а сам последовал за
ней.
     - Я тоже хотел выпить кофе,- сказал  Мендель.- Гиллэм  присоединился ко
мне. Я  оставил  его в очереди  перед  театром,  поэтому он  вышел из бистро
немного  позже. Все прошло  без сучка, без задоринки. Я уверен, она боялась.
Но она ничего не заподозрила.
     - Что она потом делала?- спросил Смайли.
     - Она вернулась на вокзал. Мы ее там и оставили.
     После небольшой паузы Мендель спросил:
     - А что сейчас будем делать?
     Смайли, моргнув глазами, серьезно посмотрел на посеревшее лицо Менделя.
     - Мы должны купить билеты на четверг в Шерридан.


     Они ушли, и он вновь остался один. Он  еще  не успел разобрать обильную
корреспонденцию, собравшуюся за  время его отсутствия.  Циркуляры,  перечни,
счета, проспекты, несколько личных писем  все еще лежали грудой на столике в
прихожей. Смайли перенес все  в гостиную и первым  делом начал просматривать
письма. Одно письмо было от Мастона, которое он прочел с чувством некоторого
смущения.

     "Дорогой Джордж!
     Я  был  глубоко опечален,  узнав  от  Гиллэма,  что  с  вами  произошел
несчастный случай, и  надеюсь, что сейчас вы уже полностью оправились. Может
быть, вы помните, что сгоряча послали мне письмо об отставке, и, конечно же,
я  не  воспринял  его  всерьез. Случается,  что, как  только  мы  становимся
жертвами обстоятельств, мы теряем чувство  меры  и  здравый  смысл.  Но  мы,
старая гвардия, не собираемся складывать оружие. Надеюсь,  что вы будете нас
иногда навещать, и мы по-прежнему будем считать вас преданным работником."

     Смайли отложил  письмо и взял следующее. Сначала он не узнал почерк; он
внимательно  смотрел  на швейцарскую  марку и  изящный  конверт  с названием
гостиницы.  Вдруг он почувствовал  отвращение;  все  поплыло  у  него  перед
глазами, и он едва не порвал конверт.
     Чего она от него  хочет? Если денег, то она может забрать  все. Это его
деньги,  и он может их тратить по своему усмотрению. Если захочет растратить
их на Энн- он это  сделает.  Ему больше нечего ей  дать,  остальное  она уже
забрала. Она отняла у него мужество, любовь, сострадание  и с легким сердцем
увезла  их с собой  в  шкатулке для драгоценностей,  чтобы перебирать их  по
случаю  после обеда  под жарким  кубинским солнцем,  когда  время,  кажется,
останавливается, чтобы  выставлять их напоказ перед глазами своего любовника
для того, чтобы  сравнить  их с такими же безделушками, полученными в дар от
других и после замужества.

     "Милый Джордж!
     Я  хочу тебе сделать предложение, которое не  примет ни один  уважающий
себя мужчина. Я хотела бы вернуться к тебе.
     Я остановилась в Бор-о-Лак в Цюрихе, до конца месяца. Жду ответа.
     Энн."

     Смайли  взял конверт и  посмотрел  на  обратную  сторону.  "Мадам  Хуан
Альведа". Нет, ни один мужчина не  смог бы принять  такой "подарок". Никакая
мечта  не смогла бы  пережить  день, когда  Энн  уехала со  своим  приторным
кубинцем, чья улыбка
     наводила  на мысль о рекламе  зубной пасты. Однажды Смайли собственными
глазами  видел   гонку,  выигранную   Альведой   в   Монте-Карло.   Наиболее
отвратительным в этом человеке- Смайли помнил об этом  до  сих пор- были его
волосатые  руки.  В  темных очках,  в пятнах бензина, с причудливым лавровым
венком, он в точности напоминал человекообразную обезьяну, упавшую с дерева.
На   нем  была  белая   рубашка   с  коротким  рукавом,   чудом   оставшаяся
безукоризненно чистой после гонки, и эту отвратительную чистоту подчеркивали
его черные руки гориллы.
     В этом была вся Энн. "Жду ответа". Верни старое, посмотри, можно ли все
начать сначала, и ответь  мне. Я бросила своего  любовника, любовник  бросил
меня. Позволь мне  снова взбудоражить твой  мир: мой мне надоел. Я хотела бы
вернуться к тебе... Я хотела бы... Хотела бы...
     Смайли  встал,  все  еще  держа  в руке  письмо.  Он  снова  подошел  к
фарфоровым фигуркам.  Он оставался  там несколько минут, глядя  на маленькую
пастушку. Она была такой прекрасной.


     Глава пятнадцатая

        "ПОСЛЕДНЕЕ ДЕЙСТВИЕ"


     Театр  Шерридан,  где играли "Эдуарда Второго",  был  набит  до отказа.
Гиллэм и Мендель сидели рядом на боковых местах с левой стороны зала. Партер
образовывал перед сценой полукруг, и  отсюда они  могли видеть задние  ряды.
Несколько пустых мест отделяли Гиллэма от группы молодых студентов, ерзающих
от нетерпения.  Оба задумчиво смотрели на  подвижное море  голов, оживляемое
бесконечными колебаниями, когда опоздавшие  занимали свои места. Это зрелище
напоминало Гиллэму один восточный танец,  где неуловимые движения рук и  ног
контрастировали  с неподвижным туловищем. Время от времени он  бросал взгляд
на кресла в глубине зала, но ни Эльзы Феннан, ни ее спутника не было.
     Записанная на  диск увертюра закончилась, и он  снова украдкой взглянул
на два кресла в заднем ряду. Сердце его екнуло: он увидел тонкий неподвижный
силуэт Эльзы  Феннан, которая  пристально  разглядывала  зал,  как  ребенок,
изучающий хорошие манеры. Место справа от нее, возле прохода, еще пустовало.
     А  на  улице,  перед  входом  в  театр,  выстраивались  ряды  такси   и
очаровательные  представители  высшего  и среднего  сословий  спешно  давали
шоферам  слишком  щедрые чаевые и  теряли  еще пять  минут  в поисках  своих
билетов. Такси, в  котором ехал  Смайли, миновав театр, остановилось у отеля
"Кларендон", и он пошел в бар.
     -  С  минуты на минуту я жду телефонного звонка,- сказал  он.-  Мое имя
Сэвидж. Вы позовете меня?
     Бармен  повернулся  к  стоящему  за  ним  телефону   и  что-то   сказал
телефонистке.
     - И, пожалуйста, маленький виски с содовой. Выпьете со мной?
     - Спасибо, я не пью.


     Над слабо освещенной  сценой  поднялся занавес, и Гиллэм, уставившись в
глубь зала,  сперва  тщетно  старался  проникнуть взглядом сквозь  внезапные
сумерки.  Мало-помалу  его   глаза  привыкли  к  слабому  огоньку  аварийной
лампочки, и  ему удалось различить  Эльзу в  полумраке;  место  рядом с  ней
оставалось незанятым.
     Лишь низенькая  перегородка отделяла кресла  от прохода, огибавшего зал
сзади; позади нее было  множество дверей, ведущих в  фойе, бар и раздевалку.
Вдруг одна из  них открылась, и,  словно  нарочно, косой луч света  упал  на
Эльзу  Феннан, освещая одну сторону лица,  обрисовывая  ее черты. Она слегка
наклонила  голову,  как бы  прислушиваясь к чему-то позади себя,  привстала,
вновь села, приняв прежнюю позу.
     Гиллэм почувствовал, как  Мендель  дотронулся до его руки, оглянулся  и
увидел   худое  лицо  своего  спутника,  который  сидел,  подавшись  вперед.
Проследив  за  направлением  взгляда Менделя,  он  рассмотрел  первые  ряды:
высокий  силуэт  медленно двигался  в  глубину  зала. Это  было впечатляющее
зрелище: красивый, очень  стройный мужчина со спадающей на лоб прядью черных
волос. Мендель с восхищением рассматривал высокого красавца, поднимавшегося,
прихрамывая, по проходу. В нем было что-то особенное, что-то  поразительное,
даже   беспокоящее.   Гиллэм,  сквозь   очки  наблюдавший  его  медленные  и
величественные движения, любовался грацией и гармонией его неровной походки.
Это  был особый человек, один из тех, которые оставляют глубокий отпечаток в
памяти, которые  одинаково свободно чувствуют  себя в  любом  обществе;  для
Гиллэма он был  олицетворением  романтического героя. Он  представил  его на
мостике корабля рядом с Конрадом; представил  путешествующим с  Байроном  по
Греции, вместе с Гете спускающимся во мрак средневекового ада.
     Он шел, выбрасывая вперед здоровую  ногу, и его вызывающий властный вид
не  мог  остаться незамеченным.  Гиллэм  отметил, что все повернули головы к
нему и провожали его взглядом, как загипнотизированные.
     Гиллэм  встал  и быстро пошел  к запасному выходу. Затем он  прошел  по
проходу, спустился на несколько пролетов и наконец вошел  в фойе. Касса была
закрыта,  но там  еще сидела  молодая кассирша, склонившись над схемой,  где
были отмечены проданные места.
     - Извините,-  обратился  к  ней  Гиллэм,- мне надо позвонить  по вашему
телефону. Срочно... Вы разрешите?
     - Тсс...
     Не поднимая головы, она быстро водила карандашом. У нее были бесцветные
волосы, жирная кожа, выдававшая долгие часы бессонницы и наспех проглоченные
завтраки. Гиллэм подождал  несколько секунд,  размышляя, сколько  времени ей
понадобится,  чтобы  связать воедино  частокол цифр,  стопку билетов  и кучу
монет в кассе.
     -  Послушайте,-  повторил  он,-  я  инспектор  полиции.  Там,  наверху,
находятся  два  героя, которые мечтают о ваших  деньгах. Ну  что, дадите мне
позвонить?
     - О Господи,- сказала  она устало,  в первый  раз  взглянув на Гиллэма.
(Она  носила  очки,  и  ее  лицо   было  некрасивым.)  Она  не  казалась  ни
встревоженной, ни взволнованной.- Пусть забирают эти чертовы деньги. С этими
счетами можно сойти с ума.
     Она отложила  сложенные перед ней бумаги, открыла дверцу своей кабинки,
и Гиллэм пробрался внутрь.
     -  Тесновато,  да?- заметила  она, лукаво  улыбаясь. У  нее была  почти
культурная  речь- безусловно, студентка  из  Лондона, зарабатывающая себе на
карманные расходы,  отметил Гиллэм.  Он  позвонил в  "Кларендон"  и попросил
мистера Сэвиджа.
     Почти сразу же он услышал голос Смайли.
     - Он здесь,-  сказал Гиллэм.- Здесь с  самого  начала. Должно  быть, он
взял дополнительный  билет; он сел  впереди.  Мендель сразу увидел,  как он,
прихрамывая, поднимался по проходу.
     - Прихрамывая?
     - Да, это не Мундт. Это тот, Дитер.
     Смайли  ничего не  ответил,  и  после нескольких  секунд  тишины Гиллэм
спросил:
     - Джордж... Вы слушаете?
     -  Боюсь, что нас обманули. Против Фрея у нас ничего нет. Скажите своим
людям, чтобы  они  уходили. Мундта сегодня вечером не будет. Первое действие
закончилось?
     - Почти.
     - Я буду  через двадцать минут. Не  упускайте из  виду  Эльзу. Если они
выйдут  из  зала  и  разойдутся,  пусть  Мендель  сядет  на  хвост   Дитеру.
Оставайтесь  в  фойе во время последнего действия на случай, если они  уйдут
раньше.
     Гиллэм положил трубку, повернулся к девушке.
     - Благодарю вас,- сказал он, положив четыре пенса на стол.
     Она спешно взяла их и решительно вложила в руку Гиллэма.
     - Ради Бога,- сказала она,- не усложняйте мне жизнь.
     Гиллэм вышел  на улицу и сказал несколько слов полицейскому в штатском,
стоящему на тротуаре. Потом он поспешил занять свое место рядом с Менделем.
     Занавес опустился. Закончилось первое действие.
     Эльза и  Дитер  сидели рядом, о  чем-то  весело  болтая. Дитер смеялся,
Эльза дергалась, как картонный  паяц, послушный  рукам хозяина. Мендель  как
загипнотизированный смотрел на них. Слова Дитера ее смешили. Она наклонилась
вперед  и положила ладонь на его руку.  Ее тонкие пальцы выделялись  на фоне
темного смокинга. Мендель увидел, как Дитер,  наклонившись к  ней, прошептал
что-то,  что снова ее рассмешило. Затем свет постепенно погас, и зал затих в
о