ись немного,  -  перебил  товарища  Бориса
товарищ Федор. - Но именно ящики нам во многом помогают. И вы сегодня  нам
поможете снять с вагона нужный груз. Уже два часа ночи.
     - Скоро пойдем, - безучастно произнес товарищ Михаил.
     - И все равно никто никогда не  узнает  всю  историческую  правду.  -
Товарищ Алексей, похоже самый старый из них, устало глянул  на  гражданина
Турусова. - Она существует, она  бродит  крупицами  по  памяти  людей,  по
пожелтевшим бумажкам, но ни у кого не хватит силы и  желания  собрать  все
эти крупицы и бумажки вместе.
     - Я до сих пор удивляюсь как это тебя в тридцать восьмом вывели из-за
заведенного грузовика и отпустили домой!  -  ехидно  посмотрел  на  своего
соклубника товарищ Борис.
     - Нам надо помолчать перед выходом, - оборвал разговор товарищ Федор.
     И все замолчали.
     Выйдя из зданъица, услышали вой собаки, приглушенный туманом.
     - Это вой одиночества, - изрек товарищ Борис.
     - Нет, - не согласился товарищ Федор. - Это вой тоски.
     - Мне кажется, это вой волка, - вставил свое мнение Турусов.
     - Да, это одно из трех, -  вздохнул  товарищ  Алексей,  думая  о  том
далеком грузовике, шум мотора которого  мог  оказаться  последней  музыкой
жизни.
     - Мы будем медленно идти, - предупредил Турусова товарищ Федор.  -  У
нас слишком короткий путь.
     Через полчаса Турусов споткнулся о рельс.
     - Какой ногой? - оживленно спросил товарищ Борис.
     - Правой.
     - Значит удача, - обрадовался старик.
     Они поднялись на сортировочную горку, где густой паутиной сбегались в
один узел рельсы и в  ожидании  нового  пути  стояли  одинокие  недвижимые
пока-что вагоны. С какого-то удаленного здания  тускло  светил  прожектор.
Слабый луч его был не  в  силах  бороться  с  темнотой,  в  которой  вдруг
замелькали два огонька. Послышались чьи-то голоса.
     - Там, кажется, охрана! - прошептал товарищ Алексей.
     Они остановились и в возникшей  тишине  незнакомые  голоса  зазвучали
громче.
     - Я пойду посмотрю! - вызвался Турусов.
     - Вперед, на подвиг! - напутствовал товариш Борис.
     Два огонька  папирос  замелькали  совсем  рядом.  Турусов  пригнулся,
обошел их сзади и замер, остановившись за углом вагона возле  которого  на
брошенной шпале сидели и болтали два парня.
     - Романтическая ночь! - восхитился один, задрав голову к звездам.
     - Фух, наконец высчитал, - заговорил другой. - Значит, нам платят  по
сорок рублей в день. А?! Надо не быть дураками, бросать к чертям эту учебу
и идти сопровождающими на постоянку!
     - И зачем тебе эти деньги, если ты не имеешь права покидать вагон?  -
пожал плечами первый.
     - Так уж и обязательно во всем слушаться  инструкции!  -  ухмыльнулся
другой. - Когда наберешь тысяч двадцать-тридцать, можно  вообще  спрыгнуть
на ходу и зажить себе припеваючи. Наверняка, останусь!
     - А я нет, - задумчиво ответил первый. - У меня мама  старая.  Внуков
нянчить мечтает...
     - Хватит болтать! - сердито из темноты сказал Турусов.
     Двое вскочили со шпалы, испуганно вглядываясь в окружающую их темень.
     - Ящики сопровождаете? - спросил Турусов.
     - Да... - дрожащим голосом ответил один из них.
     - Давайте накладную! - приказал Турусов.
     Один зашелестел бумагами, сделал пару  шагов  в  сторону  Турусова  и
протянул в темноту листок накладной.
     - Ящик "ТПСБ-46ХХ" у вас есть?
     - Мы не проверяли... - виновато признался один. - Нас только на месяц
оформили, чтоб на каникулах подзаработать.
     - Кто это вас оформил, интересно узнать! - разозленно спросил  бывший
сопровождающий.
     - Мой папа - сказал второй, хотевший остаться  сопровождающим.  -  Он
начальник большой станции.
     - Все с вами ясно,  -  отрубил  Турусов.  -  Живо  вытаскивайте  ящик
"ТПСБ-46ХХ"!
     - Мы мигом! - ответил "романтик" и они вдвоем покарабкались в вагон.
     Через пару минут небольшой ящик с нужным шифром на крышке  уже  лежал
на земле.
     - Если вам очень надо, вы  только  скажите,  -  затараторил  дрожащим
голосом сынок начальника большой станции. - Мы можем  вам  все  эти  ящики
отдать, нам они не нужны.
     - Эй, товарищи! - крикнул в темноту Турусов. - Порядок!
     Четыре старичка подошли.
     - Ты не зря споткнулся на правую! - товарищ Борис улыбнулся Турусову.
- Действительно, удача!
     - Давайте мы вам поможем отнести ящик  куда  надо!  -  предложил  сын
начальника станции.
     - А это еще кто? - удивился товарищ Алексей.
     - Временщики-сопровождающие, - ехидно произнес  Турусов.  -  Студенты
подрабатывают. Можем купить у них все ящики!
     Турусов шутил, но товарищ Федор взволнованно заходил  взад-вперед  по
узенькой площадке между вагонами, потом спросил:
     - А сколько у них ящиков?
     - По накладной всего-то три штуки, - ответил Турусов.
     - Трех тысяч хватит? - товарищ Федор остановился.
     - Конечно, хватит! - донесся голос сына начальника станции.  -  А  мы
вам их с доставкой на место.
     Оставив свой вагон пустым  на  сортировочной  горке,  студенты  пыхтя
тащили по ящику, тяжело ступая вслед за четверкой пенсионеров и Турусовым,
в руках у которого тоже был ящичек, размером с обычную посылку,  и  только
черные трафареты придавали ему значительность и право называться громко  и
величественно: ГРУЗ. Это и был тот самый дополнительный "ТПСБ-46ХХ".
     Шли в сторону хиленького прожектора, потом свернули.  Через  четверть
часа подошли к клубу собаководства. Вперед вышел  товарищ  Федор  и  отпер
двери.
     Ящики пока поставили в углу.
     Студенты стояли у двери и нетерпеливо ждали обещанной оплаты. Друг  с
другом они больше не разговаривали.
     Товарищ Борис сунул "деловому" пачку облигаций  и  выпроводил  их  на
улицу.
     Старики чинно расселись за столом. В их позах чувствовалось ожидание.
Так ждут официанта в ресторане: чуть высокомерно и нетерпеливо.
     - Молодой гражданин! - повернулся к стоящему рядом  Турусову  товарищ
Борис.  -  Что  же  это  вы  бездельничаете?!  Доставайте  дополнительный,
вскрывайте. Пора работать.
     Турусов поднял лежащий на  полу  топор  и  отодрал  с  ящика  крышку.
Старички привстали и с любопытством заглянули внутрь.
     - Опять фактический! - сосредоточенно произнес товарищ Алексей.
     - Разбирать будем  попапочно  или  подокументально?  -  спросил  всех
товарищ Федор.
     - Попапочно! - поспешил заявить товарищ Михаил. - Подокументально нам
и месяца не хватит!
     - Хорошо, - согласился товарищ Федор. - Итак  заседание  коллегии  по
редактуре реальной истории объявляю открытым. Что там первое?
     Товарищ Михаил вытащил из ящика верхнюю папку и прочитал ее название:
     - "Дела товарищества иностранных рабочих в СССР. 1924-1938."
     Товарищ Алексей скривился и чихнул. Даже глаза у него заслезились.
     - Не надо нам это! - скоропалительно промолвил товарищ Борис.
     - Все так считают? -  товарищ  Федор  обвел  присутствующих  пытливым
взглядом. - Что ж.  У  нас  демократия  большинства.  Откладывай,  товарищ
Михаил, и доставай следующую.
     - "Дипломатическая война Чили-СССР. Причины и  последствия.  Взаимное
удержание заложников" - прочитал товарищ Михаил  и  рука  его  поползла  к
значку "Ворошиловский стрелок", словно хотела убедиться в том, что  он  не
оторвался.
     - О! - улыбнулся  товарищ  Борис,  поправляя  хнистые  седые  волосы,
спадавшие на лоб. - Сорок восьмой! Забавная история.
     Товарищ Алексей равнодушно пожал плечами.
     - Нас она не касается, - сказал он.
     - Пускай остается, - резюмировал товарищ  Федор.  -  Мы  ее  молодому
гражданину подарим. Подзаработает. Берите и пользуйтесь! Что дальше?
     На следующей папке надпись была замазана тушью.
     Товарищ Михаил развязал узелок, выровнял  папочные  загибы  и  бросил
взгляд на содержимое. Вдруг на его лице появилась светлая добрая улыбка  и
он мечтательно прищурился.
     - Что там такое?! - заерзал на стуле товарищ Алексей.
     - Я его избирал в Горьком. Это речь моего депутата, - товарищ  Михаил
поднес один листок к глазам. - "Когда умер Владимир Ильич Ленин,  один  из
поэтов писал следующее:

                        Портретов Ленина не видно:
                        похожих не было и нет,
                        века уж дорисуют, видно,
                        недорисованный портрет.

     Вы,  конечно,  понимаете,  -  продолжал  возбужденно  читать  товарищ
Михаил, - что поэт имел  в  виду  не  фотографические  портреты  Владимира
Ильича, а весь его облик, все его дела, и считал, что только  века  смогут
дорисовать  портрет  этого  величайшего  человека  эпохи.  Поэт  ошибся  и
просчитался здорово. Видимо  он  недостаточно  хорошо  знал  нашу  партию.
Нашелся такой художник революции, зодчий нашей  социалистической  стройки,
который не в века, не в сотни лет и даже не в  десятки  сумел  поднять  на
невиданную высоту нашу советскую страну и  тем  самым  нарисовать  портрет
Владимира Ильича,  о  котором  писал  в  своем  стихотворении  поэт.  Этим
величайшим,   гениальным   художником   ленинской   эпохи,   этим   зодчим
социалистической стройки, который нарисовал на деле портрет Ленина,  каким
он должен быть, является наш вождь и учитель товарищ Сталин..."
     - Ну хватит. Хватит! - замахал старческой ладошкой товарищ Алексей. -
Хватит тронных речей!
     - А кто это выступал? - негромко спросил Турусов.
     - Николай Иванович Ежов, - уважительно  произнес  товарищ  Михаил.  -
Огромного значения был человечище. Как хорошо помнится: 9 декабря тридцать
седьмого, Горький...
     - Нам этого  не  надо,  -  процедил  сквозь  зубы  товарищ  Борис.  -
Отложить!
     - Как это не надо! - возмутился товарищ Михаил и руки его затряслись.
Он привстал, опустил дрожащие руки на  папку,  придавив  ее  как  живую  к
поверхности стола. - Это надо! К этому еще придут!
     - Я тоже за то, чтобы оставить, - кивнул  товарищ  Федор.  -  Отдадим
молодому гражданину.
     Теперь на столе перед  Турусовым  лежали  уже  две  папки,  по  праву
принадлежавшие ему. Он ласково посматривал на них, то и  дело  подравнивая
по краю стола.
     - Поехали дальше! - товарищ Федор зевнул и сонным взглядом  уставился
на открытый ящик.
     Названия оставшихся двух папок очень не понравились пенсионерам и они
единодушно решили избавиться от них.
     Товарищ Федор встал из-за стола и торжественно произнес:
     - Пришло время согреться!
     Старички поднялись. Товарищ Федор взял  отложенные  за  ненадобностью
три папки и вышел на улицу. Остальные последовали за ним.
     Они стали в кружок, в середине которого товарищ Федор поставил  папки
домиком, засунул под низ несколько  скомканных  листов  бумаги  и  чиркнул
спичкой.  Бумажный  домик  воспламенился.  Старички   неподвижно   стояли,
торжественно глядя  на  костер,  отражавшийся  в  их  напряженных  глазах.
Турусов вышел из  круга  и,  прижимая  к  груди  свои  две  папки,  широко
открытыми глазами наблюдал как огонь облизывал до черноты бумагу и картон.
     - Отречемся от старого мира,  -  запел  дребезжащим  голосом  товарищ
Федор.
     - Отряхнем его прах с наших ног, - подхватили песню еще два голоса.
     Молчали только Турусов и товарищ Алексей, тоже вышедший из круга, оба
завороженно наблюдавшие костер из истории.
     - Нет, не отрекусь, - думал Турусов. - Это все равно, что отречься от
отца и деда. Сказать, что не было их у тебя, что сам вырос, как  трава,  а
значит и после тебя никого не будет.
     Трое стариков допели гимн и торопливо направились в домик. Турусов  и
товарищ Алексей зашли последними.
     "Искать, чтобы сжечь? - лихорадочно думал Турусов. - Зачем?!  Значит,
все-таки есть история, раз боятся ее. Значит есть она, и только что  часть
ее превратилась в пепел по воле  этих  сумасбродных  пенсионеров!  И  ради
того, чтобы избавиться от нее они готовы на все! Ради этого  один  из  них
бросался на Радецкого с ножом!"
     Все расселись вокруг стола. Товарищ Федор вытащил откуда-то гроссбух,
раскрыл и, одев очки в железной оправе, стал водить пальцем по  написанным
от руки строчкам.
     "А-а, вот оно, - сам себе довольно сказал товарищ  Федор.  -  Дело  о
товариществе  иностранных  рабочих  в  СССР  объявляю  закрытым.  Остались
разрозненные документы и воспоминания, по которым  события  все  равно  не
воссоздать."
     Он достал черный фломастер и жирной  линией  вычеркнул  из  гроссбуха
несколько строчек, следовавшие за номером 961.
     - У нас еще  масса  работы,  -  вздохнул  товарищ  Борис,  поглядывая
утомленно на товарища Федора. - Но я думаю, что на сегодня хватит.
     - Да, не  в  нашем  возрасте  работать  сутками,  как  это  бывало  в
тридцатых, - поддакнул товарищ Михаил. - Эти два ящика разберем потом.
     - Хорошо, - согласился товарищ Федор. - Расходимся.  Завтра  ночью  у
нас еще одно важное изъятие, потом две недели отдыха.
     Турусов взял вещмешок и вышел. Идти было некуда, но  об  этом  он  не
думал.
     Возле домика еще пахло сожженной  бумагой.  Турусов  поднял  с  земли
пригоршню пепла, поднес ко рту и что было силы дунул. Пепел, рассыпаясь на
микроскопические частицы,  поплыл  в  густом  от  сырости  ночном  воздухе
Выборга.
     - Историю по ветру! - зло хмыкнул себе под нос Турусов.
     - Вам есть где остановиться? - сзади подошел товарищ Алексей.
     - Нет. Негде.
     - Пойдемте со мной, молодой человек, -  голос  товарища  Алексея  был
мягок и доброжелателен.
     Не попрощавшись с остальными, Турусов и  персональный  пенсионер,  не
поддержавший старую песню у костра, отправились в сторону центра.
     - Извините,  у  меня  дома  слишком  роскошные  условия,  -  сбивчиво
зaговорил товарищ Алексей. - Четыре комнаты на одного...  Вы  не  думайте,
что я сам себе это устроил... Я вижу,  что  вы,  молодой  человек,  весьма
серьезны...
     - Вам, наверно, положено, - пожал плечами Турусов.  -  Да  и  за  что
извиняться?! За то, что у вас все в порядке?
     -  Стыдно...  -  признался  товарищ  Алексей.  -  Соседских  взглядов
избегаю. На моей площадке семья - шесть человек - в одной  комнате  живет.
Хотел отдать  им  две  комнаты,  так  горисполком  запретил.  Назвали  это
квартирными махинациями... поэтому и извиняюсь. Да и то только перед вами.
У вас какой-то строгий взгляд, словно вы не  из  нынешнего,  а  из  нашего
поколения. Я бы даже сказал - справедливый взгляд... Сколько вам лет?
     - Двадцать шесть.
     - Двадцать шесть... - задумчиво повторил персональный пенсионер.
     - А почему вы с ними, товарищ Алексей? -  Турусов  заглянул  в  глаза
старика.
     - Хватит товарищей, не называйте меня так. Почему с ними? Мне  больше
не с кем. Я уже уходил от них несколько раз... Они у меня дома хранили все
эти папки, бумаги, отрывки истории... А мне страшно делалось  оттого,  что
лежат мертвым грузом удивительные события, яркие и зловещие биографии, все
темное и все светлое вперемешку. Сам думаю: как же так, почему люди  своей
истории не знают? Почему не ищут свои корни? Почему до этих  папок  никому
дела нет? Написал я  тогда  воспоминания,  в  основном  о  том,  чему  сам
свидетелем  был.  Принес  в  издательство,  думал  обрадуются,  удивляться
начнут. Ничуть! Сидит чиновник сорок восьмого года рождения и в  лицо  мне
говорит, что не было и быть не могло того, о чем писал я.
     - Когда это было? - спросил Турусов.
     - В семьдесят девятом, весной, -  вздохнул  пенсионер.  -  Потом  мне
пригрозили, что если буду этим заниматься, то стану обычным пенсионером, с
обычной пенсией и комнаткой в полуподвальном помещении. После этой истории
забрали товарищи все бумаги из моего дома, и  с  тех  пор  все  "ненужное"
сжигают сразу же после заседания редколлегии. А потом отрекаются...
     - А больше не  пробовали?  Может  теперь  опубликуют?  -  с  надеждой
произнес Турусов.
     - Рукопись в издательстве в тот же день утеряли. А силы  и  веры  уже
нет, устал я. Помнить - еще многое помню,  а  снова  записывать  все,  как
было, даже не хочется. Заставили меня товарищи над первым костром  петь  с
ними наш старый гимн. Отрекся тогда и от старого мира, и от прошлого, и от
себя. И это было не первое мое отречение... Было время,  когда  отрекаться
приходилось публично и регулярно. И желающих отречься море  было,  очереди
выстраивались, как сейчас за благополучием...
     После  уличной  сырости  теплый  воздух  квартиры   сразу   расслабил
Турусова. Хозяин постелил Турусову на диване с бархатной  обивкой,  а  сам
улегся в этой же комнате на старую железную кровать.
     - Спи спокойно, - проговорил он. - Когда проснешься - разбудишь меня.
     Следующим вечером, когда Турусов с товарищем Алексеем пришли  в  клуб
теоретического собаководства,  первым,  на  что  обратил  внимание  бывший
сопровождающий,  было  отсутствие  двух  ящиков,  принесенных  студентами.
Товарищ Алексей перехватил бегающий взгляд Турусова  и  горько  улыбнулся,
покачав головой. Трое других  товарищей  к  тому  времени  уже  сидели  за
невысоким грубо сколоченным столом и мирно беседовали  о  тяжких  временах
царского режима, показывая неплохие знания той истории. Видно эту  историю
они  тоже  знали  хорошо,  но  кажущаяся  ее   недавность   не   позволяла
персональным пенсионерам говорить о ней легко  и  открыто,  как  о  "делах
давно минувших дней".
     "Право рассказать правду  надо  выстрадать!"  -  так  говорил  Леонид
Михайлович, человек в плаще и шляпе, и, как казалось, без лица, по крайней
мере без собственного. То,  что  называлось  Леонидом  Михайловичем,  было
существом особого вида, психологически зaпрограммированным на  собственную
правоту  и  непогрешимость,   осознающим   свою   высочайшую   функцию   и
историческую необходимость своего  существования.  Вот  идеальный  образец
единения слова и дела: он изрекал истины и вершил суд.  Ему  сказали,  что
такое справедливость и он ее оберегал и охранял. И людей он различал по их
отношению к этой справедливости. Входя в кабинет, он прежде всего  смотрел
чей портрет висит на стене и насколько ровно и аккуратно он повешен. Поняв
это, хозяева кабинетов приучили себя работать при закрытых  форточках,  во
избежание случайных дуновений ветра, а  идеально  правильное  расположение
портрета над столом было отмечено черными точками,  чтобы  подравнять  его
можно было быстро и не на  глазок.  Вскоре  леониды  михайловичи  смотрели
только как висит портрет, вопрос "чей" отпал сам собой.
     Турусов смотрел на этих стариков и пытался  найти  хотя  бы  какое-то
внутреннее сходство с Леонидом  Михайловичем.  Но  нет,  это  были  скорее
бывшие хозяева кабинетов, не зря  же  даже  на  стенах  клуба  висели  три
портрета  и  одна  рамка  со  стеклом,  ожидающая  властного   профиля   с
риторическим взглядом. Может, внутренне они все еще были готовы  подбежать
на стук к двери, распахнуть ее, пропустить вперед  Леонида  Михайловича  и
шепотком ему в спину кольнуть: "Все у нас отлично, все ровненько, лично  с
миллиметровочкой проверял!" Страдать они не умели и не хотели,  поэтому  и
права никакого выстрадать не могли, а уж тем более права сказать правду.
     - А вот и наш молодой гражданин! - поднял голову товарищ Борис и  его
умудренный с искоркой хитрецы взгляд впился в Турусова.
     Резануло слух это обращеньице "наш гражданин". Турусова  передернуло,
но в ответ он кивнул.
     - А мы вас ждали, - уважительно произнес  товарищ  Федор.  -  Вы  нам
сегодня очень поможете.
     В голосе товарища Федора зазвучала такая беспрекословная уверенность,
что "молодой гражданин"  подумал:  уж  не  на  подвиг  ли  его  собираются
послать.
     - Сегодня ночью на несколько часов  здесь  остановится  очень  важный
состав, в одном из вагонов которого находится пожалуй самый ценный для нас
груз, - снова заговорил товарищ Борис. - Но  нам  необходима  сейчас  лишь
мизерная его часть  под  шифром  "ТПСБ-1755".  С  тех  пор,  а  точнее  со