вчерашнего дня, когда вы появились в нашем клубе, мы все  почувствовали  к
вам огромное доверие и поэтому сегодня ночью доверяем одному изъять нужный
ящик и принести его сюда. Практически вы становитесь вкладчиком тайны и та
история, которая  не  в  силах  повредить  нашему  народу,  которая  не  в
состоянии  отнять  у  него   веру   в   правильность   самой   истории   и
справедливость, станет вашим личным достоянием. Соответственно вы  сможете
распоряжаться ею по своему усмотрению. Хотя  вы,  должно  быть,  понимаете
огромную разницу между личным и общественным достоянием. Не знаю, как  вы,
но там, высоко, эту разницу не только понимают, но  и  чтут.  Единственная
трудность,  ожидающая  вас  нынче  ночью  -  это  сильный  туман,   всегда
сопровождающий появление  этого  состава.  Но  вы,  кажется,  уже  неплохо
ориентируетесь в городе.
     Турусов постарался изобразить на лице нечто  вроде  благодарности  за
оказанное доверие. Он хотел выйти  из  этого  старинного  зданьица,  выйти
легко и без продолжения бессомненно интересного разговора.
     - В котором часу прибудет состав? - по-деловому спросил он.
     - Вероятно, уже прибыл. Но мы вас не торопим, у  вас  есть  время  до
пяти утра, - мягко произнес товарищ Борис.
     Турусов закинул на плечо вещмешок, в  котором  рядом  с  магнитофоном
Смурова лежали две папки. Кивнул на прощанье.
     На мгновение встретился взглядом с товарищем Алексеем, и вышел.
     Туман уже опускался на город и его белое молоко колыхалось  метрах  в
пяти от мостовой.
     За сортировочной горкой  на  тупиковом  пути  стоял  нужный  Турусову
состав.  Турусов  неспеша  прошелся  вдоль  вагонов,  цистерн  и  открытых
платформ и вдруг сообразил, что перед ним тот самый состав, на котором  он
самыми невероятными маршрутами пересекал русскую землю. Он ускорил  шаг  и
вдруг остановился перед коричневым  товарным  вагоном,  на  котором  белой
краской был выведен номер 112. Турусов откатил двери и забрался внутрь.
     В дальнем  углу  все  так  же  стоял  ГРУЗ.  Сопровождающий  перестал
чувствовать  себя  "бывшим"  и  облегченно  вздохнул.  Потом   подошел   к
служебному купе и оцепенел: на нижней полке  все  также  неподвижно  лежал
Радецкий. На впавших щеках выросла добротная рыжая борода.
     Турусов приложил ухо к груди  Радецкого  и  услышал  едва  различимые
редкие удары сердца.
     - Он умрет, не проснувшись! - взволнованно  подумал  Турусов,  потряс
напарника за плечи и удивился, насколько легким  и  бестелесным  показался
ему Радецкий. Он с легкостью усадил его,  прислонил  к  стенке  служебного
купе. Нервно прошелся к грузу и обратно и, приняв  окончательное  решение,
взвалил Радецкого на спину так, как когда-то в школе на уроках гражданской
обороны учили выносить раненых, и  с  этой,  показавшейся  ему  нетяжелой,
ношей выбрался из вагона.
     Бредя в густом тумане, Турусов все  же  почувствовал  вес  Радецкого,
хотя тот и здорово похудел.
     Обойдя сортировочную горку, Турусов прошел под хиленьким  прожектором
и свернул налево, туда, где начиналась улочка, ведущая в  самый  центр,  к
ратуше и базару. Уже идя по этой улочке, Турусов неожиданно  наткнулся  на
военно-морской патруль. Они  остановились  друг  напротив  друга.  Пожилой
усатый мичман отдал команду одному из своих матросов, и тот натренированно
прощупал Турусова.
     - Оружия не обнаружено! - доложил матрос мичману.
     Опешивший Турусов неподвижно застыл.
     - Что вы здесь делаете в два часа ночи? -  строго  спросил  начальник
патруля.
     - Мне нужна больница, - выдавил из  себя  Турусов.  -  Надо  человека
спасти...
     Мичман заглянул за плечо Турусова.
     - Пьяный?
     - Он умирает! - выкрикнул сопровождающий.
     Мичман приказал матросам помочь и они, разгрузив Турусова,  поволокли
Радецкого под руки, как в усмерть пьяного.
     Больницу нашли быстро, на соседней улице.  Дежурный  врач,  низенький
еврей с побитым оспой лицом,  долго  осматривал  Радецкого,  придирчиво  и
скрупулезно, словно искал повод отказаться от приема такого пациента.
     - Так что, вы говорите, у него за  болезнь?  -  уже  пятнадцатый  раз
спрашивал он Турусова.
     - Летаргический сон, - сдержанно ответил тот.
     - Ладно, - вздохнул врач. - Занесите его на третий этаж.  У  нас  нет
санитаров.
     Хорошо, что  патруль  был  рядом.  Матросы  охотно  помогли  дотащить
Радецкого до третьего этажа и уложили его на раскладушку,  выставленную  в
узком коридоре.
     Дежурный врач записал фамилию Радецкого  на  медицинскую  карточку  и
очень удивился, узнав, что у пациента нет адреса.
     - Я наведаюсь на днях, - сказал на прощанье Турусов.  -  Постарайтесь
его разбудить и спасти!
     - Что будет в наших силах! - не очень уверенно пообещал врач.
     Турусов без труда вернулся к стоящему в тупике  составу,  забрался  в
вагон и присел на полку Радецкого.
     С Выборгом он был в рассчете.
     Вещмешок здесь, а в нем самое ценное достояние Турусова:  самодельный
магнитофон Смурова и две папки.
     Возвращаться в клуб собаководства нет нужды.
     Ящик "ТПСБ-1755" стоит в другом углу  вагона  и  на  суд  редколлегии
истории по крайней мере в этот раз не попадет.
     Турусов встал, вытащил из-под столика примус, поставил чайник на него
и глянул в окошко, сквозь которое ничего видно не было.
     - Скоро туман поднимется, - подумал Турусов. - И в путь. Только  куда
дальше?
     Он подтащил к купе для сопровождающих "ТПСБ-1755", выложил на  крышку
ящика магнитофон, алюминиевую кружку, кусок рафинада.
     - Остался я один... - думал Турусов и делалось ему страшно от  своего
одиночества, но это не был физический страх.
     Турусов почувствовал на себе огромную ответственность за  прошлое,  и
еще большую ответственность за настоящее, и понял  он,  что  пришло  время
спасти историю от костра, пришло время уточнить маршрут состава, а завтра,
быть может, появится  и  получатель  груза,  который  не  испугается  всей
тяжести этих ТПСБ, и крепко пожмет руку Турусову, и скажет:
     - Ну вот мы наконец и доехали!
     И будет искренне удивляться, почему за семьдесят лет состав преодолел
такое короткое расстояние, но все равно будет  счастлив  и  будет  кричать
прохожим: "Смотрите, что нам привезли! Идите сюда! Вы и не знали об этом!"
     Потом Турусов задумался: а подойдут ли прохожие, и если подойдут,  то
не будут ли возмущаться и требовать, чтобы убрали  с  такой  чистой  улицы
такие громоздкие и эстетически несовершенные ящики.
     Вскипел чайник.
     Турусов отодвинул магнитофон на край ящика и вдруг уловил  ухом  едва
заметное шипение, доносившееся из самодельного  аппарата.  Турусов  затаил
дыхание и напряг слух в надежде услышать продолжение прерванного  монолога
инженера-конструктора физической лаборатории Смурова Александра Петровича.
Но в возникшей тишине вагона  по-прежнему  звучало  лишь  едва  различимое
шипение.
     - Может, он сейчас на запись работает? - мелькнула догадка.
     Турусов собрался с мыслями.
     - Если вы  когда-нибудь  услышите  меня,  Александр  Петрович,  -  он
склонился над магнитофоном и произносил  слова  медленно  и  четко,  -  то
знайте, что я тоже был сопровождающим груза ТПСБ. Фамилию свою называть не
буду. Не потому, что еще не знаю когда и кто станет получателем  груза.  Я
не стремлюсь в историю, я даже еще не уверился  окончательно  в  том,  что
настоящая объективная история существует, а если она все-таки  существует,
то чего она принесет больше: вреда или пользы - я не  знаю.  Без  сомнения
есть исторические моменты,  способные  поколебать  веру  человека  в  свое
правильное и праведное прошлое, а там, где вера в лучшее прошлое  ставится
под сомнение, переоценке подлежит все, включая отношение  к  настоящему  и
будущему. Ведь практически мы  строим  этажи  здания,  яму  под  фундамент
которого рыли наши деды, а сам фундамент укладывали отцы. Я не  верю,  что
деды и отцы гнали брак, но нельзя не учитывать и  того,  что  строительные
материалы истории у наших поколений были различны, и  если  не  признавать
этого, то в один день по, казалось бы, самой  безобидной  причине,  здание
даст трещину. И только тогда забегают комиссии, и чиновники  будут  валить
всю вину на тех, кто рыл яму и укладывал фундамент. И  выяснится  в  конце
концов, что фундамент строился совсем под другое здание, и что если теперь
не снять лишние этажи и тщательно не продумать реконструкцию, то  и  стены
рухнут. Я еще буду на маршруте, буду до тех пор, пока не  потеряю  веру  в
полезность  своего  дела.  Но  если  же  утрачу  веру...  ищите   меня   в
Кенгараксе...
     Турусов выпрямил спину и, в глубокой  задумчивости  глядя  на  темные
кубы ящиков в противоположном углу вагона, тяжело вздохнул.
     - Господи, не приведи меня в Кенгаракс! -  надрывно  прозвучал  голос
сопровождающего  и  огненные  язычки  примуса,  продолжавшего   гореть   и
рассеивать тьму, задрожали и заметались как от внезапно налетевшего ветра.
     Магнитофон больше не шипел. Когда он замолчал - было неизвестно.
     Турусов достал топор, аккуратно вскрыл  ящик  "ТПСБ-1755",  не  глядя
утрамбовал его содержимое, потом  опустил  внутрь  магнитофон  Смурова,  а
сверху две папки - свое личное достояние. И  еще  полчаса  забивал  обухом
топора в крышку ящика длинные покладистые гвозди.
     Когда не осталось ни одного гвоздя, он забросил  топор  под  откидной
столик, а заколоченный ящик волоком оттащил в грузовую часть вагона.  Дело
было сделано, но состав стоял, тишина и неподвижность раздражали  Турусова
и он то садился на нижнюю полку, то вскакивал и беспокойно  расхаживал  по
деревянному полу.
     Он снова и снова задумывался о том, что он остался один,  и  грядущее
длительное одиночество  на  всем  пути  следования  казалось  ему  слишком
суровым приговором судьбы, а точнее, не судьбы, а случая.  А  что  случай?
Случай мимолетен и изменчив, он может сам  себя  отменить.  Если  бы  люди
научились с легкостью отличать судьбу  от  случая,  сколько  бы  трагедий,
сколько бы самоубийств можно было предотвратить!
     Турусов  откатил  дверь  и  выглянул.   Продолжалась   ночь.   Земля,
погруженная в густой туман, была не видна. До рассвета оставалось еще пару
часов.
     Турусов спрыгнул вниз, наощупь задвинул дверь и торопливо  зашагал  в
сторону города.
     Вот уже и знакомая улочка, и едва заметные светлячки фонарей.  Теперь
за угол и там будет больница.
     Сонная женщина в белом халате неохотно открыла дверь  и  пошла  звать
дежурного врача. Турусов никак не мог остановиться и теперь ходил из  угла
в угол по небольшой комнатке приемного отделения.
     Вскоре зашел  уже  знакомый  врач  и,  увидев  Турусова,  нахмурился,
наморщинил лоб и скорбно свел брови.
     - Ну что? Вы сделали что-нибудь? - Турусов быстро подошел к нему.
     -  Было  уже  поздно,  -  опустил  глаза  врач.   -   Это,   конечно,
феноменальный случай: у  него  было  живое  сердце  в  совершенно  мертвом
организме. Сердце мы спасли...
     - Что? - у Турусова затряслись руки и он спрятал их за спиной, сцепив
в замок.
     - Мы пересадили  его  сердде...  -  настороженно  заглядывая  в  лицо
Турусова, продолжил врач. - Мы пересадили сердце вашего умершего  товарища
очень хорошему, нужному нашему обществу, человеку. Можно сказать, что  это
последний подвиг вашего товарища...
     - Какому человеку! - зарычал Турусов. - Что вы говорите!
     - Это тоже феноменальный случай! - затараторил врач, отведя взгляд от
искаженного мукой лица  Турусова.  -  Привезли  девяностолетнего  старика,
упавшего с поезда. Переломы шести ребер, сотрясение мозга, травма  черепа.
И вот теперь, когда в его груди  с  новой  силой  забилось  сердце  вашего
товарища, он открыл глаза! Удивительно живучее поколение!
     Турусов  не  удержал  руки  за  спиной.  Неожиданный  удар  приподнял
дежурного врача над мраморным полом приемной  и  шумно  опрокинул  его  на
спину. Лежащий пошевелился, выдавил из себя утробный хрип и замолк.
     Турусов спешил назад к  составу.  Болели  глаза,  он  едва  сдерживал
слезы, и сердце отбивало бешенный ритм; а  легкие  хрипели  от  вдыхаемого
тумана и заставляли Турусова дышать часто, как дышат загнанные звери.
     Состав был на месте. Турусов забрался в  вагон,  плотно  задвинул  за
собой дверь и улегся на свою верхнюю полку. Теперь лишь бы  услышать  стук
колес, лишь бы снова быть в движении. Лишь бы быть в пути, лишь бы  уехать
из этого красивого чужого Выборга, а куда - это неважно. Надо только ехать
и думать, что где-то впереди, может быть, даже очень далеко впереди,  ждет
твой груз получатель, стареет, но все-таки ждет, и ты  стареешь  вместе  с
ним, но все еще живешь надеждой, что в этой жизни вы должны встретиться. И
тогда он распишется в получении груза, и твой долг будет исполнен,  а  его
долг только начнет исполняться, но и это уже будет началом  большого  пути
вперед, к следующим поколениям.


     Утром, когда спящий под стук колес Турусов грезил  во  сне  покинутым
Выборгом, дверь  в  вагоне  медленно  откатилась.  Бесшумно  вошли  Леонид
Михайлович и  двое  его  подручных  в  своей  несменной  униформе.  Леонид
Михайлович с включенным фонариком в руке подошел к купе для сопровождающих
и потормошил спящего.
     -  Эй,  гражданин,  приехали!  Вставайте!  -  металлическим   голосом
произнес он.
     Турусов, опухший со сна, мадленно спустился и сел на нижнюю полку.
     На него пристальным  усталым  взглядом  смотрел  уже  давно  знакомый
человек в темном плаще и шляпе.
     - Я - ровесник века, - с упреком заговорил он. - Ответьте мне, почему
в свои тридцать семь лет я  должен  заниматься  вашими  делами?  Почему  я
должен спать по два часа в сутки и  неустанно  следить,  чтобы  у  вас,  в
далеком для меня  будущем,  был  полный  порядок?  Неужели  у  вас  некому
доверять такие важные дела, как сопровождение этих вагонов? Мы же оставили
вам общество полностью очищенное от врагов!..
     - Уйдите... - тупо уставившись в  прозрачные,  словно  они  были  без
зрачков, глаза Леонида Михайловича, проговорил Турусов.  -  Я  и  так  уже
остался один...
     - Вы один?! - горько усмехнулся гость. - Зачем  вам  этот  самообман!
Вас  давно  уже  нет!  У  вас  был  выбор  еще  до  того,  как  вы   стали
сопровождающим. Вы могли остаться человеком или превратиться в функцию. Вы
выбрали второе, потому что за первое не платят. Так что вы не один.  Вы  -
ноль! Но тем не менее нам придется забрать вас c собой. Может быть, мы еще
и вернем вас сюда, - Леонид Михайлович оглянулся, ехидно улыбаясь, и обвел
взглядом содержимое вагона. - Но, скорее всего, уже в другом качестве.
     Он отошел к ящикам  и,  положив  ладонь  на  самый  большой  из  них,
улыбнулся:
     - Вот  в  таком  качестве!  -  сказал  он.  -  В  качестве  достояния
истории...
     Двое подручных Леонида Михайловича вышли из темноты и  стали  по  обе
стороны Турусова, застегивавшего серый ватник.
     - Вашу накладную! - попросил Леонид Михайлович.
     Получив бумагу, он пересчитал лежащие в другом углу ящики  и  остался
доволен их сохранностью.
     - Ну что, вы готовы? - нарочито вежливо спросил Леонид Михайлович.  -
Тогда вперед, гражданин бывший сопровождающий.
     Они вышли на ходу, и стук колес затих. Ничьи  уши  в  нем  больше  не
нуждались. Но состав продолжал свой  путь,  путь  от  Темного  Прошлого  к
Светлому Будущему, и еще долго  мерцающими  огоньками  освещал  полупустой
вагон примус, по инерции ползавший по полу  и  постоянно  натыкавшийся  на
стоявший рядом чайник. А из соседнего вагона Время от  Времени  доносилось
голодное лошадиное ржание.