- Ты хочешь сказать, когда это сьест волк? - с надеждой спросил он.
     - Наак, - ответил я, щеголяя своим знанием эскимосского языка,  -  не
только волк, но и песец, и даже человек. Солитер  разовьется  в  любом  из
них, хотя в человеке, пожалуй, несколько хуже.
     Утек  вздрогнул  и  поскреб  живот,  будто  почувствовал  болезненное
ощущение в этом месте.
     - К счастью, я  не  люблю  печенку,  -  с  облегчением  вздохнул  он,
уцепившись за этот спасительный факт.
     - Ну, глисты  в  теле  карибу  встречаются  повсюду,  -  сказал  я  с
энтузиазмом эксперта, просвещающего профана. - Смотри. Видишь точки в мясе
огузка? Белые люди называют такое мясо "финнозным". Это  покоящаяся  форма
другого паразитического червя. Правда, я не  знаю,  развивается  ли  он  в
человеке. Но вот  такие  -  и  я  ловко  извлек  из  рассеченного  легкого
нитевидные нематоды длиной свыше  двадцати  сантиметров  каждая,  -  такие
встречаются и у людей; они способны удушить человека.
     Утек зашелся в припадке кашля, и его кирпичное лицо побледнело.
     - Довольно, - взмолился он, - замолчи! Я сейчас же вернусь в лагерь и
стану думать о других вещах, пока не позабуду все сказанное тобой. Нет, ты
недобрый! Ведь если это правда, то мне остается только питаться рыбой, как
выдре, или умереть с голоду. Но, может, это только шутка белого человека?
     Я деланно рассмеялся.
     - Еема, Утек. Ну, конечно, я пошутил.  Это  только  шутка.  А  теперь
ступай в лагерь и приготовь  на  ужин  бифштексы.  Только,  -  я  не  смог
удержаться от невольной мольбы, - прожарь их как следует!



                                    21

     В середине сентября выгоревшая тундра угрюмо побурела; лишь там,  где
раньше заморозки тронули низкие ягодники, ее оживлял красновато-коричневый
оттенок.
     Болотистые пастбища вокруг Волчьего Дома покрылись сетью свежих троп,
проложенных идущими  на  юг  стадами  карибу,  и  жизненный  уклад  волков
изменился.
     Волчата покинули летнее логовище, и хотя еще  не  могли  сопровождать
Ангелину и двух самцов на  большую  охоту,  но  уже  принимали  участие  в
ближних вылазках.
     Они начали познавать мир, и эти осенние месяцы были счастливейшими  в
их жизни.
     Когда мы с Утеком возвратились домой после путешествия по центральной
тундре, то обнаружили, что наша  семья  волков  бродит  широко  по  своему
участку и проводит дни там, где увлечется охотой.
     В меру своих сил и возможностей я  делил  с  ними  бродячую  жизнь  и
безмерно наслаждаться. Комары исчезли. По ночам иногда  подмораживало,  но
дни стояли теплые и ясные.
     В один из таких ласковых, солнечных деньков я направился на север  от
оза, вдоль гряды холмов, которые возвышались над обширной долиной.  Долина
была богата кормами и служила оленям излюбленной магистралью,  ведущей  на
юг.
     На белесом небе тучей сажи висели вороньи стаи, сопровождающие  стада
оленей.  Выводки  тундрянок-куропаток  кричали  в   зарослях   стелющегося
кустарника. Стайки морянок, готовых к дальнему перелету, бороздили  озерца
тундры.
     В долине подо мной медленно катился поток карибу - стадо  за  стадом.
Продолжая пастись, они безумно двигались на  юг:  их  направлял  инстинкт,
более древний, чем наши познания.
     В нескольких километрах от оза, где  находилось  волчье  логово,  мне
посчастливилось найти нишу на вершине утеса, и я устроился весьма  удобно:
спиной уперся в шероховатую, нагретую солнцем  скалу,  колени  подтянул  к
подбородку и навел бинокль на живой поток в низу в надежде увидеть волков.
     И  я  не  обманулся  в  своих  ожиданиях.  Около  полудня  на  гребне
поперечной гряды, чуть к  северу  от  меня,  появились  два  волка.  Через
некоторое время к ним присоединились еще  два  взрослых  волка  и  четверо
волчат.  После  обычного  ритуала  -  прыжков,  взаимного  обнюхивания   и
помахивания хвостами, большинство волков улеглось, но некоторые продолжали
сидеть и лениво наблюдали за оленями, которые двигались по обеим  сторонам
долины, в нескольких сотнях шагов от волков.
     Я сразу узнал Ангелину и Георга. Что же касается другой пары  волков,
то один из них  смахивал  на  дядюшку  Альберта,  а  другого  -  стройного
темно-серого зверя - мне прежде не доводилось встречать. Я так и не узнал,
кто он и откуда, но до  конца  моего  пребывания  в  тундре  он  неизменно
оставался в стае.
     Среди волков, точнее, среди всего живого  вокруг,  включая  оленей  и
меня самого, только Георг проявлял некоторую активность. В  то  время  как
остальные  блаженно  грелись  на   солнышке,   Георг   неугомонно   сновал
взад-вперед  по  гребню  хребта.  Разок-другой  он  останавливался   перед
Ангелиной, но та не обращала на него никакого  внимания  и  только  лениво
помахивала хвостом.
     Сквозь дремоту я заметил, как на склон  гряды,  где  отдыхали  волки,
поднялась важенка  -  очевидно,  наткнулась  на  участок,  густо  поросший
лишайником. Она, несомненно, видела волков, но продолжала двигаться  в  их
направлении и вскоре оказалась метрах в  двадцати  от  одного  из  волчат.
Волчонок, внимательно следивший за  ней,  поднялся  на  ноги  и,  к  моему
великому удовольствию, стыдливо оглянулся через плечо на остальных волков,
а затем, повернувшись, пополз к ним с поджатым хвостом.
     Даже Георг, этот  матерый  хищник,  который  медленно  приближался  к
важенке, вытянув  нос  принюхиваясь,  не  смог  нарушить  ее  безмятежного
спокойствия. И только когда он,  оскорбленные  в  своих  лучших  чувствах,
сделал  ложный  выпад  в  ее  сторону,  важенка  высоко  вскинула  голову,
повернулась на  задних  ногах  и  галопом  помчалась  в  долину  -  скорее
возмущенная, нежели испуганная.
     Время шло, живой поток продолжал двигаться, и я  уже  потерял  всякую
надежду  назахватывающее  зрелище  -  видимо,   придется   удовлетвориться
коротенькой интермедией, разыгранной между волком  и  важенкой;  очевидно,
волки сыты и наслаждаются послеобеденной сиестой.  Но  я  ошибся  -  Георг
что-то задумал.
     Он в третий раз подошел к Ангелине, лениво разлегшейся на боку, и  на
этот раз не принял отказа. Право, не знаю, что уж он ей сказал, но, верно,
что-то дельное - волчица поднялась, отряхнулась и  послушно  двинулась  за
ним. А Георг тем временем направился к другой паре - Альберту и Незнакомцу
- и принялся их обнюхивать. Выслушав его предложение, те  в  свою  очередь
поднялись на  ноги.  Волчата,  всегда  готовые  принять  участие  в  любом
мероприятии, с восторгом присоединились к взрослым. Встав в круг, вся стая
подняла морды и завыла - точь-в-точь, как они это делали  у  логова  перед
ночной охотой.
     По правде говоря, меня удивило, что они готовятся к охоте  так  рано,
средь белого дня, но, пожалуй, больше всего меня поразило, что олени никак
не отреагировали на волчий хор.  Лишь  некоторые  из  них  лениво  подняли
головы и равнодушно взглянули в сторону волков, а затем снова принялись за
мировую пастьбу. Я не успел осмыслить происходящее, как Ангелина,  Альберт
и Незнакомец убежали, оставив волчат сидеть рядком на самом гребне;  прямо
перед ними расположился Георг.  Один  из  волчат  кинулся  было  вслед  за
волками, но Георг двинулся на него, и тот поспешно вернулся на место.
     С юга тянул слабый ветер, и  трое  волков  тесной  кучкой  пошли  ему
навстречу. В долине они побежали рысцой, растянувшись цепью и  неторопливо
минуя группы мирно пасущихся карибу. Оленей по обыкновению это  ничуть  не
встревожило, ни один из них не отбежал в  сторону  -  разве  только  когда
возникла прямая угроза столкновения.
     Волки в свою очередь не обращали  внимания  на  оленей  и  равнодушно
пробегали мимо небольших табунков, среди которых  было  немало  однолеток.
Они не тронули никаго, а целеустремленно продолжали  свой  путь  и  вскоре
оказались почти против  моей  ниши.  Тут  Ангелина  остановилась  и  села,
остальные  последовали  ее  примеру.  Вновь  началось  обнюхивание,  затем
волчица встала и повернулась к гребню,  где  все  еще  маячили  волчата  и
Георг.
     Межу двумя группами  волков  оказались  по  крайней  мере  сотни  две
оленей, к тому же из-за восточного отрога  поперечного  хребта  непрерывно
подходили новые стада. Волчица охватила их всех  внимательным  взглядом  и
вместе с компаньонами двинулась дальше.  Развернувшись  в  одну  линию,  с
интервалом в двести - триста метров, так что захватили почти  всю  долину,
волки побежали на север.
     Они не очень спешили, но в их маневре  появилась  целеустремленность,
которую  олени  разгадали;  впрочем,  возможно,  такое  построение  волков
просто-напросто  мешало  оленям  использовать  свою  привычную  тактику  -
отбегать в сторону. Так или иначе, но  стадо  за  стадом  поворачивало  на
север, и в конце концов большинство оленей двинулись обратно той  дорогой,
по которой пришли. Оленям не нравилось, что их куда-то гонят, и  несколько
стад пытались прорвать линию наступления,  но  каждый  раз  два  ближайших
волка сходились к непокорным и заставляли их идти на  север.  Однако  трем
волкам  было  не  под  силу  контролировать  всю  долину;   олени   вскоре
сообразили, что можно прорваться на открытых флангах и продолжать движение
на юг. И все же, когда волки приблизились к гряде,  где  их  ждала  группа
Георга, они гнали перед собой не менее ста оленей.
     Теперь карибу  по-настоящему  забеспокоились.  Почти  сплошная  живая
масса распалась на небольшие стада, которые  галопом  помчались  в  разные
стороны. Группа за группой уходила в сторону, а  волки  даже  не  пытались
этому  воспрепятствовать.  Как  только  преследователи  проскакивали  мимо
какого-нибудь стада,  карибу  останавливались  и  выжидали  момент,  чтобы
возобновить прерванный бег на юг.
     Я начал  понимать  замысел  волков.  Они  сконцентрировали  все  свое
внимание  на  небольшом  стаде,  состоящем  из  десятка  важенок  и   семи
однолеток. Любая  попытка  стада  свернуть  влево  или  вправо  немедленно
пересекалась. Олени вскоре вынуждены были отказаться от  маневрирования  и
положились на свою быстроту, стремясь уйти от преследователей на прямой. И
это им, очевидно, удалось бы, но когда они пронеслись мимо ивняка, что рос
в конце гряды, с фланга ударили волки.
     Из-за дальности расстояния не все удалось разобрать, но  я  разглядел
Георга, который гнался за важенкой с двумя телятами. Вот он  настиг  их  и
вдруг свернул в сторону. За ними словно серые пули летели двое волчат. Они
кинулись за ближайшим олененком, но тот начал быстро увертываться. Один из
волчат, стремясь срезать угол, поскользнулся и покатился кубарем,  но  тут
же вскочил и продолжил погоню.
     Остальные волчата замешкались между  оленями,  и  я  понял,  что  там
произошло; когда же стадо во весь карьер помчалось дальше, волчата неслись
за ним по пятам, но не выдержали темпа и отстали.
     Отбившись от стада олененок тоже начал уходить от погони. Все  четыре
волчонка продолжали бежать изо всех сил, хотя догнать оленей уже  не  было
ни малейшего шанса.
     Ну, а что же взрослые волки? Когда я обернулся и  навел  бинокль,  то
увидел Георга - он стоял на том же месте, где я видел его в последний раз;
медленно поводя хвостом, он следил за охотой. Тем временем остальные волки
поднялись на гряду. Альберт и Незнакомец  тут  же  улеглись,  но  Ангелина
продолжала наблюдать за бегущими оленями.
     Волчата вернулись только через полчаса.  Они  так  устали,  что  едва
взобрались  на  гребень  к  старшим,  которые  теперь  лежали  спокойно  и
отдыхали. Волчата, тяжело дыша, плюхнулись рядом, но никто из взрослых  не
обратил на них ни малейшего внимания.
     На сегодня занятия в школе были окончены.



                                    22

     Сентябрь сменился октябрем, морозные  ночи  сковали  болота,  покрыли
льдом озера, но я с удовольствием проводил все время в  тундре,  продолжая
вести псевдоволчий образ жизни. Однако мне не  хватало  свободы  волков  -
меня призывали в избушку Майка будни исследовательской работы. Увы, следуя
теории (моей собственной, но не моих работодателей), что все  время  нужно
посвятить  наблюдениям  за  жизнью  и  повадками   волков,   я   пренебрег
бесчисленными побочными  исследованиями,  предписанными  Оттавой.  Теперь,
когда времени оставалось в обрез, я почувствовал, что должен (хотя бы  для
проформы)как-то угодить начальству.
     Помимо  непосредственных  заданий,  мне   вменялось   в   обязанность
проводить ботанические наблюдения:  во-первых,  собрать  гербарий  местной
флоры; во-вторых, исследовать плотность растительного покрова и определить
процентное отношение входящих в  него  различных  растений  и,  в-третьих,
произвести качественный анализ их состава и питательной ценности (с  точки
зрения оленей).
     Времени на все это не осталось, и в качестве компромисса я взялся  за
исследования плотности покрова.
     Обычно  для  этого  пользуются  кругом  Раункиера   -   инструментом,
придуманным не иначе как самим  дьяволом.  С  виду  это  невинная  вещица,
обыкновенный металлический обруч; но на  деле  это  дьявольский  механизм,
предназначенный сводить с ума нормальных людей. Пользуются им  так:  нужно
встать на открытом участке болота, закрыть  глаза,  повернуться  несколько
раз, словно волчок, и бросить круг  как  можно  дальше.  Вся  эта  сложная
процедура, якобы обеспечивающая бросок "наугад", на самом  деле  неизбежно
приводила к тому, что я каждый раз терял круг и тратил уйму времени на его
поиски.
     Но  это  еще  полбеды.  Настоящая  беда  начиналась,  как  только  он
отыскивался. Я, видите ли, должен был собрать все,  даже  самые  крошечные
растения, попавшие в пределы этого заколдованного круга,  определить,  что
это за растения, и установить количество видов, а затем  подсчитать  общее
число растений каждого вида.
     Кажется просто? Отнюдь. Все растения в тундре  мелкие,  иногда  почти
микроскопические. Первая  же  попытка  стоила  мне  доброй  половины  дня,
сильного перенапряжения  зрения  и  приступа  люмбаго  -  таков  результат
многочасовой работы,  которую  пришлось  выполнять  с  пинцетом  в  руках,
скорчившись над обручем.
     На первых порах мне удалось уговорить Утека от намерения сопровождать
меня в эти  экспедиции,  -  я  просто  был  бессилен  обьяснить  ему  цель
проводимых работ. Тем не менее на третий день  моих  мучений  он  внезапно
появился на ближайшей гряде и радостно устремился ко мне. Я  приветствовал
его весьма сухо - сердечность не входит в число моих добродетелей -  и,  с
трудом выпрямившись, произвел очередной бросок. Эскимос наблюдал за мной с
большим интересом.
     Но я устал, был расстроен, выбился из сил,  и  поэтому  круг  отлетел
недалеко.
     - Швианак! Плоховато. - пренебрежительно заметил Утек.
     - Будь оно проклято! - вспылил я. - Посмотрим, сможешь ли  ты  кинуть
лучше.
     Видимо, сам ангел-хранитель подсказал мне  этот  спасительный  вызов.
Утек снисходительно усмехнулся, сбегал за обручем, поднял его, затем отвел
руку, словно метатель диска, и бросил. Круг  взлетел,  подобно  вспугнутой
куропатке, сверкнул в лучах солнца, достигнув  вершины  своей  траектории,
плавно опустился над  ближайшим  тундровым  озерком,  почти  без  всплеска
врезался в воду и исчез.
     Утек был сражен неудачей. Лицо его вытянулось, он ждал  взрыва  моего
гнева. Бьюсь об заклад, добрый малый так и не понял, почему я заключил его
в обьятия и принялся весело отплясывать с ним джигу. Затем мы вернулись  в
избушку  и  вдвоем  распили  последнюю   драгоценную   бутылку   "Волчьего
коктейля". Но, несомненно, этот случай укрепил Утека во внимании, что пути
белого человека поистине неисповедимы.
     После того как с изучением флоры было невольно покончено, передо мной
встала  следующая  неприятная  задача  -  завершить  исследования  волчьих
экскрементов.
     Поскольку  в  Оттаве  скатологии   придавали   исключительно   важное
значение, мне было предписано уделить  часть  времени  на  сбор  и  анализ
волчьего кала. Не скажу, чтобы я был поглощен этим занятием, но, бродя  по
тундре, я при случае не оставлял помет без  внимания.  С  помощью  длинных
хирургических щипцов я собирал его в небольшие брезентовые  мешочки  и  на
каждый вешал ярлык с указанием места и времени  сбора  кала.  Мешочки  эти
хранились в избушке, под моей койкой; к  концу  сентября  удалось  собрать
такую внушительную, что из-за недостатка места образцы сыпались на  пол  и
растаскивались по всей избушке.
     По различным причинам  я  откладывал  анализ  находок;  не  последним
поводом для этого  послужило  присутствие  Утека  и  Майка  -  я  мысленно
представил себе,  какую  физиономию  они  скорчат,  когда  узнают,  чем  я
занимаюсь. Поэтому сборы кала я постарался всячески  засекретить;  Майк  и
Утек могли, разумеется,  заинтересоваться  содержимым  мешочков,  но  были
слишком деликатны (а возможно, попросту боялись моего ответа - мало ли что
я мог сказать) и не спрашивали меня ни о  чем.  Несмотря  на  то  что  они
притерпелись к неприятным сторонам моей профессии, мне  не  хотелось  быть
излишне бесцеремонным, и я все откладывал анализы, пока одним  октябрьским
утром они не ушли вдвоем охотится на  карибу,  предоставив  лагерь  в  мое
единоличное распоряжение. Я воспользовался этим  и  взялся  за  выполнение
малоприятного задания. От долгого хранения собранный  помет  стал  твердым
как  камень,  и  прежде  чем  приступить  к  обработке,  его   требовалось
размочить. Поэтому я перетащил мешочки  на  берег  реки  и  сложив  в  два
оцинкованных  ведра,  залил  водой.  Пока  они  размокали,  я   приготовил
инструменты, блокноты и  прочее  снаряжение  и  разложил  все  на  большом
плоском камне, пригреваемом солнцем и обдуваемом ветерком.  Мне  казалось,
что предстоящую работу лучше всего проводить на воздухе.
     Теперь оставалось только надеть противогаз. Да, да, я не  обмолвился,
именно противогаз. Меня снабдили  не  только  противогазом,  но  и  ящиком
слезоточивых гранат - с их помощью я должен  выгонять  волков  из  логова,
чтобы пристрелить, когда мне понадобятся образцы  для  анатомирования.  Но
само собой разумеется, так низко я ни разу не пал, даже когда еще не успел
узнать волков и не подружился с ними. Гранаты  я  давным  давно  утопил  в
ближайшем озере, но противогаз сохранил, так как он за  мной  числился.  И
вот предмет, долгое время бывший обузой, теперь пригодился - ведь иногда в
волчьем кале содержатся яйца исключительно  опасного  паразита:  стоит  им
попасть  в  организм  человека  (случайно  при  входе),  как  там  из  них
развиваются мельчайшие личинки, которые попадают в мозг  и  инцистируются,
обычно с роковым исходом для человека.
     Убедившись, что первая порция кала размокла, я напялил маску, выложил
помет на белое эмалированное блюдо, позаимствованное в хозяйстве Майка,  и
принялся орудовать щипцами  и  скальпелем.  С  помощью  лупы  я  определял
составные части и результаты и заносил в записную книжку.
     Процесс  был  весьма  трудоемкий,  но  любопытный.  И  вскоре  я  так
погрузился в работу, что совершенно погрузился в  работу,  что  совершенно
позабыл обо всем окружающем.
     Когда же часа через два я с трудом  выпрямился,  чтобы  размяться,  и
случайно глянул в  сторону  избушки,  то  неожиданно  увидел  перед  собой
человек двенадцать незнакомых эскимосов, которые с выражением несказанного
удивления и испуга уставились на меня.
     Ну и положение! Я  пришел  в  такое  замешательство,  что  совершенно
позабыл о противогазе с его хоботом и стеклянными  выпученными  глазами  и
попытался  приветствовать  незнакомцев.  Но  мой   голос,   пройдя   через
прессованный уголь и резиновую трубку, прозвучал глухо и печально,  словно
ветер над могилой, и это окончательно повергло эскимосов в ужас.  Стремясь
исправить положение, я поспешно сорвал маску и шагнул вперед, но  эскимосы
с  четкостью,