знай я, что происходит, вряд  ли
мне бы понятны их действия; верно, и сей день я не догадался бы, как волки
ухитряются доставлять добычу в логово.
     То обстоятельство, что полевки составляют  основу  волчьего  рациона,
пробудило во мне интерес  к  самим  грызунам.  И  я  тут  же  приступил  к
исследованиям. Прежде всего мне пришлось установить около  полутора  сотен
мышеловок - для обеспечения материала в целях изучения популяции мышей  по
полу, возрасту, видовому составу и численности.  С  этой  целью  я  выбрал
часть  болота  в  непосредственной  близости  от  палатки.  Я  исходил  из
следующих соображений: во-первых, условия там типичны для всех  болот,  на
которых обычно охотятся волки; во-вторых, близкое расстояние позволит  мне
часто осматривать ловушки.
     Как оказалось, я совершил ошибку. На следующий же  день  после  того,
как были установлены мышеловки, появился  Георг.  Я  тут  же  заметил  его
приближение, но не сразу сообразил, как  быть.  Поскольку  мы  по-прежнему
строго соблюдали неприкосновенность  границ,  я  не  решался  выбежать  за
пределы моего анклава и преградить ему путь. С другой  стороны,  абсолютно
неизвестно, что он  предпримет,  когда  обнаружит  браконьерство  в  своих
заповедниках.
     Подойдя к краю  болота,  волк  некоторое  время  принюхивался,  потом
бросил подозрительный взгляд в мою сторону. Очевидно, он сразу  обнаружил,
что я нарушил границу, но не знал, с какой цедью. Не  приступая  к  охоте,
Георг двинулся сквозь пушицу, росшую по краю болота, и я с ужасом  увидел,
как он направился прямо к норкам колонии леммингов.
     Предчувствуя, что сейчас произойдет, я вскочил на ноги и заорал,  что
было силы:
     - Георг! Ради бога, СТОЙ!
     Поздно. Мой крик только вспугнул его и заставил перейти на  рысь.  Но
не пробежав и десятка шагов, волк  взвился  в  небо,  будто  по  невидимой
лестнице.
     Когда позже я обследовал  злополучное  место,  то  убедился,  что  он
умудрился попасть в шесть ловушек из  десяти  возможных.  Правда,  они  не
причинили ему серьезного вреда,  но  когда  неведомые  тиски  сжали  сразу
несколько пальцев на  волчьих  лапах,  страх  и  боль  оказались  довольно
сильными. В первый и  последний  раз  за  время  нашего  знакомства  Георг
утратил чувство собственного достоинства. Как  собачонка,  которой  дверью
прищемили хвост,  он  с  визгом  помчался  домой,  разбрасывая  по  дороге
мышеловки, точно конфетти.
     Я очень переживал это неприятное  событие  -  ведь  оно  легко  могло
привести к разрыву наших отношений. Этого не  произошло  только  благодаря
хорошо развитому чувству юмора у Георга. Он принял  все  за  грубую  шутку
весьма сомнительного сорта - чего всегда следует ожидать от людей.



                                    11

     Я, установил, что летом волки питаются главным образом полевками,  но
этим моя работа в области диететики не исчерпывалась. Я прекрасно понимал,
что сообщение  об  открытии  взаимоотношений  полевка  -  волк  произведет
настоящий переворот в науке и будет встречено с недоверием, возможно, даже
подвергнется осмеянию, если не будет подкреплено солидными обоснованиями.
     Итак, я выяснил два важных обстоятельства: во-первых, волки  ловят  и
едят  полевок;  во-вторых,  мелкие  грызуны  водятся  в  тундре  в   таких
количествах, что обеспечивают сохранение поголовья волков.
     Оставался,  однако,   третий   момент,   исключительно   важный   для
окончательного  подтверждения  правомерности   моей   теории:   вопрос   о
питательной  ценности  полевок.  Необходимо  было  доказать,  что  рацион,
состоящий  из  мелких   грызунов,   вполне   достаточен   для   нормальной
жизнедеятельности крупного плотоядного.
     Провести нужные эксперименты в полевых условиях оказалось занятием не
легким. Требовались тщательные наблюдения над подопытными  и  контрольными
животными, но на волках не поэкспериментируешь! Где искать выход? Вот если
бы вернулся Майк, можно было бы одолжить у него двух собак - одну  кормить
мышами, а другую  -  оленьим  мясом  (только  удастца  ли  его  достать?).
Подвергнув  затем  собак  одинаковым  испытаниям,  я  смог   бы   сравнить
результаты и окончательно доказать правильность выдвинутой гипотезы. Но от
Майка ни слуху ни духу, кто знает, вернется ли он?
     В поисках решения прошло несколько дней, и вот как-то утром, когда  я
препарировал леммингов и полевок, меня  вдруг  осенило  -  почему  бы  мне
самому не стать "подопытным кроликом"?  Правда,  человек  не  относится  к
числу чисто плотоядных животных, однако это недостаточно веское выражение.
Другое дело, что я "имелся в единственном  экземпляре"  и  поэтому  нельзя
было одновременно получить материалы для  сравнения.  Но  это  препятствие
легко устранить, нужно только  установить  два  периода:  вначале  я  буду
питаться одними мышами, а затем ровно столько же времени мой рацион  будет
состоять из мяса  и  свежей  рыбы.  Достаточно  в  конце  каждого  периода
провести ряд психологических  тестов  и  сравнить  полученные  результаты.
Разумеется, выводы нельзя будет полностью применить к волкам, но уже  одно
то, что в моем процессе обмена веществ не произойдет серьезных  изменений,
если я буду питаться  только  мышами,  несомненно,  послужит  убедительным
аргументом  в  пользу  выдвигаемой  мною  теории,  что   волки   сохраняют
нормальную жизнедеятельность, находясь на такой диете.
     Потерянного времени не воротишь, и я решил, не  откладывая  в  долгий
ящик, приступить к делу.
     Начистив целую миску маленьких тушек, которые  остались  после  того,
как я утром снимал с них шкурки, я наполнил  ими  котелок  и  поставил  на
примус.   Едва   вода   закипела,    как    распространился    чрезвычайно
соблазнительный тонкий запах,  и  пока  готовилось  кушанье,  мой  аппетит
разыгрался не на шутку.
     Поначалу есть такую мелюзгу - с массой мельчайших костей - показалось
мне чистой мукой, но вскоре я убедился,  что  кости  можно  разжевывать  и
глотать. Вкус  мышей  -  чисто  субьективное  восприятие,  не  имеющее  ни
малейшего отношения к эксперименту. На  мой  взгляд,  он  оказался  весьма
приятным, разве что мясо было чересчур нежное. Со временем,  однако,  мыши
мне   приелись,   аппетит   пропал,   пришлось    разнообразить    способы
приготовления.
     Из нескольких приготовленных мною блюд наиболее  удачным,  бесспорно,
следует считать "мышь под соусом". На случай, если кто-либо  из  читателей
проявит  интерес  и  захочет  использовать   в   личном   хозяйстве   этот
несправедливо   обойденный    источник    ценнейших    белков    животного
происхождения, привожу рецепт полностью.
     Для  приготовления  этого  деликатеса  требуются:  десяток  упитанных
мышей, чашка муки, кусок бекона,  соль,  перец,  чеснок,  этиловый  спирт.
(Следует  заметить,  что  бекон  вполне  можно  заменить  обычной  соленой
свининой).

                              СПОСОБ ПРИГОТОВЛЕНИЯ
     Обдерите шкурки и выпотрошите мышей,  но  не  удаляйте  голов;  затем
вымойте, положите в кастрюлю и  залейте  спиртом,  так  чтобы  тушки  были
покрыты, и отставьте примерно  на  два  часа.  Нарежьте  бекон  маленькими
кусочками и поджаривайте до тех пор, пока  невытопится  жир.  После  этого
выньте тушки и обваляйте в муке с  солью  и  перцем,  бросьте  на  горячую
сковороду и поставьте на огонь минут на пять (не  перегревайте  сковороду,
иначе мясо пересохнет, станет жестким и волокнистым). Теперь влейте  чашку
спирта и добавьте по вкусу шесть или восемь  зубков  чеснока.  Накройте  и
слегка прокипятите в течение пятнадцати минут. Крем-соус  приготавливается
по одному из стандартных рецептов. Когда  соус  будет  готов,  полейте  им
тушки, плотно закройте кастрюлю и дайте постоять  минут  десять  в  теплом
месте, прежде чем подавать на стол.

     В течении первой недели я не заметил в себе никаких  изменений  -  по
прежнему был полон энергии и абсолютно не ощущал вредного действия  диеты.
Правда, меня страшно потянуло на жиры.
     И тут я понял,  что  допустил  оплошность,  не  делавшую  чести  моей
научной подготовке: ведь волки едят целых зверьков! Мелкие же грызуны, как
легко можно убедится при вскрытиях,  откладывают  большую  часть  жиров  в
брюшной полости, на брыжейке кишечника, а не  подкожно  и  не  в  мышечных
тканях.  Следовательно,  я  совершил   непростительную   ошибку,   которую
надлежало немедленно исправить. Начиная с этого  дня  и  до  самого  конца
экспериментального периода я стал  есть  мышей  целиком  -  только  снимал
шкурку - и перестал ощущать недостаток в жирах.
     Когда эксперимент с мышами подходил к концу, возвратился Майк. Вместе
с ним прибыл его двоюродный брат, молодой эскимос по имени  Утек,  который
вскоре  стал  моим  собутыльником,  а  главное  -   совершенно   бесценным
помощником в научных исследованиях. Однако при первой встрече он показался
мне таким же замкнутым и неприступным, как Майк.
     Я пришел в избушку,  чтобы  пополнить  кое-какие  припасы.  При  виде
дымка,  поднимавшегося  из  трубы,  я  обрадовался  -  по  правде  говоря,
временами мне все-таки не хватало человеческого общества. Когда  я  вошел,
Майк жарил полную сковороду оленины.  Как  оказалось,  им  посчастливилось
убить отбившегося от стада животное примерно в сотне километров к  северу.
После нескольких тягостных минут, в течении которых Майк делал вид,  будто
меня не замечает, я попробовал сломать лед и заговорил с Утеком.  В  ответ
тот бочком, бочком перебрался на другую сторону стола, стараясь  держаться
от меня подальше. Вскоре  они  приступили  к  еде.  В  конце  концов  Майк
предложил и мне отведать жареного мяса.
     В другое время я бы принял его приглашение  -  но  не  сейчас,  когда
эксперимент еще не  окончен.  Я  отказался  и,  как  мог,  обьяснил  Майку
причину. Он встретил извинение с непроницаемым видом, унаследованным им от
предков-эскимосов, хотя и перевел мои слова Утеку. Уж не знаю, что подумал
обо всем этом Утек, но отнесся  он  ко  мне  чисто  по-эскимосски.  Поздно
вечером, когда я направился к себе в палатку,  Утек  подкараулил  меня  и,
застенчиво  улыбаясь,  протянул  небольшой  сверток,   обернутый   оленьей
шкуркой. Бережно развязав стягивавшую его жилу, я  увидел  пять  маленьких
голубых яичек - по-видимому,  дрозда,  хотя  за  точность  определения  не
ручаюсь.
     Я был глубоко тронут этим подарком (а это, безусловно, был  подарок),
но никак не мог постичь его значения и вынужден был вернуться  в  избушку,
чтобы спросить у Майка.
     - Эскимосы думают,  что  если  человек  ест  мышей,  то  у  него  все
становится маленьким, как у мыши, - обьяснил Майк, - но если съесть  яйца,
тогда все в порядке. Утек за тебя испугался.
     Вот так положение! Вначале я растерялся, не  зная,  как  отнестись  к
этому предрассудку, но  потом  решил,  что  излишняя  предосторожность  не
помешает, к тому же  вряд  ли  миниатюрные  яйца  как-нибудь  скажутся  на
результатах проводимого опыта. И я тут же приготовил из них яичницу. Cезон
кладки яиц давно прошел, что весьма сказалось на их свежести, тем не менее
я съел все, а так как Утек внимательно наблюдал за мной, пришлось  сделать
вид, будто получил при этом огромное удовольствие.
     Надо было видеть, какой восторг отразился на широкой, расплывшейся  в
улыбке физиономии эскимоса!  Он,  несомненно,  решил,  что  спас  меня  от
судьбы, худшей, чем смерть.
     Мне так и не удалось втолковать Майку суть и всю важность  проводимой
мной исследовательской работы. Зато  с  Утеком  дело  обстояло  неизмеримо
проще. Правильнее будет сказать, что, не совсем понимая смысл  работы,  он
сразу же проникся уверенностью в ее необходимости. Как  потом  выяснилось,
сам Утек был второразрядным шаманом в своем племени. Из рассказов Майка  и
из того, что ему довелось увидеть собственными глазами, он заключил, что я
тоже шаман, правда другого, неведомого сорта. Именно  этим,  с  его  точки
зрения, и объяснялись многие мои поступки. Мне бы не хотелось  приписывать
Утеку эгоистические  побуждения,  но,  возможно,  обращаясь  со  мной,  он
надеялся расширить собственные познания в общей для нас профессии.
     Так или иначе, Утек решил  "водится"  со  мной.  На  другой  день  он
заявился ко мне в палатку, захватив с собой  спальные  принадлежности,  и,
очевидно, собирался  остаться  надолго.  Мои  опасения  что  парень  будет
обузой, скоро рассеялись. От Майка Утек знал несколько английских слов,  а
так как он был поразительно понятлив, то уже вскоре мы могли вести  с  ним
элементарные разговоры. Утека ничуть не удивило,  что  все  свое  время  я
посвятил изучению волков. Напротив, он сумел растолковать мне, что  и  сам
интересуется ими: ведь его личным  тотемом,  духом-покровителем,  является
Амарок - Волчье существо.
     Утек оказался неоценимым помощником. Прежде всего, ему были  неведомы
ложные представления, совокупность которых  составляет  основу  Писания  о
волках, принятого в нашем обществе. А кроме того,  он  по-настоящему  знал
зверей и считал их себе сродни. Позже, когда я немного научился его языку,
а Утек улучшил свои знания английского, он рассказал мне, что ему не  было
пяти лет, когда отец, знаменитый  шаман,  отнес  его  в  волчье  логово  и
оставил на сутки. Там Утек подружился  с  волчатами  и  играл  с  ними  на
равных: взрослые волки его обнюхивали, но не трогали.
     Конечно, принимать все  россказни  Утека  а  волках  без  фактических
доказательств было бы по меньшей мере антинаучно. Но я убедился что всякий
раз, когда доказательства находились, он неизменно оказывался прав.



                                    12

     То, что Утек признал меня, благотворно повлияло и на Майка. Тот  явно
начал сдавать позиции. Правда, он по-прежнему не сомневался, что у меня "в
голове не все дома" и  без  соответствующего  надзора  я  могу  быть  даже
опасен. Тем не менее Майк  стал  обходительнее  (насколько  позволяла  его
замкнутая натура) и по возможности старался быть мне  полезным.  Последнее
обстоятельство было весьма кстати - появилась возможность использовать его
в качестве переводчика во время бесед с Утеком.
     Благодаря Утеку я пополнил свои знания о  гастрономических  привычках
волков. Подтвердив, что полевки действительно занимают очень большое место
в  их  рационе,  он  добавил,  что   волки   поедают   великое   множество
длиннохвостых сусликов (евражек) и временами отдают им  предпочтение  даже
перед карибу. Евражки чрезвычайно распространены по всей Арктике, но залив
Волчьего  Дома  расположен  хотя  и  недалеко,  однако  южнее  границы  их
распространения. Эти грызуны доводятся ближайшими родственниками  сусликам
западных  равнин,  но  отличаются  от  них   слабо   развитым   инстинктом
самосохранения. В  результате  они  становятся  легкой  добычей  волков  и
песцов. Летом, когда евражки отъедаются, они очень жирные  и  весят  почти
килограмм. Не удивительно, что их так любят волки - ведь они  с  легкостью
добывают себе на обед достаточное количество евражек с неизмеримо  меньшей
затратой энергии, чем нужно для поимки карибу.
     Мне казалось, что рыба не  занимает  существенного  места  в  волчьем
меню, но Утек уверил меня в противном. По  его  словам,  ему  неоднократно
доводилось видеть, как волки охотятся на щурят и даже на взрослых полярных
щук, которые весят пятнадцать - двадцать  килограммов.  Весной,  в  период
икрометания, эти крупные рыбы входят в бесчисленные узкие протоки,  густой
сетью покрывающие болотистую тундру в районе озер.
     Когда волк хочет полакомиться рыбой, он прыгает за ней  в  воду  и  с
шумом  гонит  вверх  по  течению  пока  еще  довольно  широкого   протока.
Постепенно русло сужается и мелеет; почуяв опасность, рыба кидается  назад
к глубокой воде, но волк преграждает ей путь. Одного быстрого удара мощных
челюстей достаточно, чтобы сломать хребет даже самой  крупной  щуке.  Утек
рассказывал, что однажды видел, как волк меньше чем  за  час  поймал  семь
больших щук.
     Волки не брезгают и прилипалами, когда эти медлительные  рыбы  входят
метать икру в тундровые речки. Но по отношению к ним они применяют  другую
тактику: притаясь на мелком  месте  у  какого-нибудь  камня,  они  хватают
проплывающих мимо рыб (это способ похож на то, как медведи ловят лососей).
     Еще одним источником пропитания,  правда  имеющим  меньшее  значение,
являются полярные бычки - маленькие рыбки, которые прячутся под камнями на
мелководье. Чтобы поймать их, волки бродят вдоль берега и лапами  и  носом
переворачивают камни.
     Позднее, летом, я воочию  убедился,  как  эти  занимался  Альберт.  К
сожалению, я не видал, как волки добывают щук, но, узнав от Утека,  в  чем
заключается их метод, с неменьшим успехом последовал их примеру. Я во всем
подражал действиям волков, только для нанесения coup  de  grace  -  вместо
собственных зубов воспользовался коротким копьем.
     Разумеется,  такие  дополнительные  седения,  проливающие   свет   на
характерные особенности биологии волков,  представляли  для  меня  немалый
интерес, но все же, когда Утек рассказал, какую роль играют карибу в жизни
волков, у меня по-настоящему открылись глаза.
     По словам Утека, волки и карибу настолько связаны  между  собой,  что
представляют как бы единое целое. И в доказательство он поведал  предание,
которое, на мой взгляд, несколько смахивало на Ветхий  Завет,  но  которое
(во всяком случае,  по  заверению  Майка)  относится  к  полурелигиоозному
фольклору эскимосов дальней тундры  (которые,  увы,  горе  их  бессмертным
душам, все еще пребывают в язычестве!).
     Вот пересказ легенды Утека.
     "В начале начал были Женщина и был Мужчина; никто больше не ходил, не
плавал и не летал в этом мире. Потом Женщина выкопала большую яму и  стала
выуживать из нее поочередно всех животных. Напоследок она вытащила карибу,
и тогда Кейла, Бог Неба, сказал: "Вот величайший из всех даров, ибо карибу
даст пропитание человеку".
     Женщина отпустила карибу на все четыре  стороны,  велев  плодиться  и
размножаться; и карибу поступили, как  та  сказала.  Прошло  время,  земля
наполнилась стадами, и сыновья Женщины охотились счастливо; Они были сыты,
одеты и укрыты шатрами из шкур - все это от карибу.
     Сыновья Женщины выбирали больших, жирных карибу, так  как  не  хотели
убивать слабых и тощих,  чье  мясо  негодно  в  пищу,  а  шкуры  плохи.  И
наступило время, когда больных и слабых карибу стало больше, чем жирных  и
сильных. Сыновья, увидев такое, смутились духом и пожаловались Женщине.
     Та, свершив заклинание, обратилась к Кейле и сказала: "Твоя работа  -
плохая работа, ведь карибу сделались слабыми и больными, если мы будем  их
есть, то тоже станем слабыми и больными".
     Кейла, выслушав ее, ответил: "Моя работа хорошая.  Я  накажу  Амораку
(духу Волка), а тот накажет своим детям - пусть  едят  больных,  слабых  и
мелких карибу, тогда пастбища останутся для жирных и здоровых".
     Так и произошло. Вот почему карибу и волк - одно целое:  ведь  карибу
кормит волка, зато волк делает оленя сильным".
     Признаюсь,  рассказ  изрядно  меня  изумил.  Меньше  всего  я  ожидал
услышать от невежественного эскимоса целую лекцию - да еще в виде  притчи!
- о борьбе за существование и значении естественного отбора. И все-таки  я
скептически  отнесся  к  словам  Утека,  будто  между  карибу  и   волками
существуют идеальные взаимоотношения. Правда,  за  последнее  время  я  на
собственном опыте разубедился во многих научно обоснованных  поверьях,  но
тем не менее не мог  себе  представить,  что,  нападая  на  оленьи  стада,
могучий и смышленый волк ограничивается отбраковкой больных и слабых, хотя
может выбрать любого самого крупного и жирного  оленя.  К  тому  же  уменя
имелся превосходный аргумент,  которым  я  намеревался  сразить  Утека.  -
Спроси-ка его, - обратился я к Майку, -  откуда  в  таком  случае  взял