отко ваш разговор. Он сказал вам, почему
хочет покончить с собой?
   Господин Ферран оперся подбородком на ручку зонтика,
который держал на коленях, закрыл глаза, чтоб было легче
вспоминать, и заговорил:
   - Сначала голос его дрожал. Он робел... Кстати, так
всегда бывает... Затем сказал мне, что держит в руках
револьвер, и для убедительности постучал дулом по столу.
Вот тут я испугался. Спросил, не болен ли он, может, его
обманывают или он потерял близкого человека? Он отвечал
отрицательно.
   Господин Ферран опять открыл глаза и посмотрел на Дрё.
   - Что бы вы сделали на моем месте?
   Комиссар покачал головой.
   - Вы ни в чем не виноваты, - заверил он. - Если я
правильно понял, причин для самоубийства у Фромана не было.
   - Была причина, но это так странно!.. Я довольно точно
помню слова, которые он произнес.
   Дрё наклонился вперед.
   - Говорите. Это самое важное.
   - Он сказал: "Я отошел от всего... Жизнь меня больше не
интересует". И еще: "Я чувствую себя чужаком в вашем мирке
манекенов. Я удаляюсь. Ухожу".
   - Ну что ж, это слова человека, страдающего депрессией.
   - Нет, нет. У меня в голове до сих пор звучит одна из
его последних фраз: "Я в здравом уме и твердой памяти... Я
решил исчезнуть, потому что сыт по горло и собой, и
другими".
   - Это бред.
   - Он еще добавил: "Я хочу, чтобы моих близких оставили в
покое. Чтобы не было неприятностей". А потом сказал что-то
в таком роде: не надо ни цветов, ни венков.
   - Таким образом, он изложил вам нечто вроде устного
завещания, - резюмировал Дрё.
   - Да, вроде этого.
   - Продолжали ли вы держать трубку после того, как
прозвучал выстрел?
   - Разумеется. Вначале была тишина. Затем послышалось,
как упало тело, но не сразу.
   - Завтра мы получим результаты вскрытия. Но, по-моему,
смерть Фромана наступила мгновенно. Вы уверены в том, что
говорите?
   - Чтобы быть абсолютно уверенным - нет, я бы не
присягнул. У меня голова шла кругом. Я был так далек от
каких-либо подозрений...
   - Ну, сделайте усилие. Бах! Выстрел. Вы по-прежнему
держите трубку около уха.
   - Постойте, - сказал коммерсант. - Я успел подумать:
"Он, конечно, сидит. Сейчас он рухнет. Может, послышится
стон", - и уже соображал, что надо немедленно вызывать
дежурного по полицейскому участку... Слишком поздно!
Именно в этот момент я и услышал какой-то звук, только очень
смутно... Не удар, нет. Точно не знаю.
   - Тело упало на пушистый ковер, - пояснил Дрё.
   - Тогда понятно.
   - Видите ли, - продолжал комиссар, - это между нами: я
нахожу странным, что такой человек, как Фроман... Впрочем,
никак не пойму, что меня смущает!.. В его поступке
содержится некий вызов... Если бы ему надоело жить, об этом
не надо было кричать на всех перекрестках. Довольно было бы
письма. Завтра об этом напишут на первых страницах местной
печати. Однако Фроман был не из тех, кто любил шум...
Постарайтесь вспомнить любые, самые мелкие подробности...
Это мне очень поможет. Вообще вам следовало бы записывать
телефонные разговоры.
   Ферран подскочил.
   - Что вы, что вы! Если бы этот несчастный не сообщил мне
своего имени и адреса, я бы молчал как рыба. Мы
вмешиваемся, когда отчаявшиеся сами этого хотят. Соблюдение
тайны с нашей стороны ни у кого не должно вызывать сомнения.
   - Да, конечно, вы правы, - согласился Дрё. - Когда
Фроман застрелился, он, в сущности, был один в замке. Иными
словами, только вы были рядом. В таком случае... минута
отчаяния... Только так это можно объяснить... Ну что ж,
благодарю вас, господин Ферран. Мой помощник попросит вас
подписать ваши показания.

   Все это написал я сам. Пора об этом сказать. Абсолютно
все. Мысли действующих лиц... их разговоры. Например, в
самом начале, разговор между комиссаром и его женой.
Конечно, я не прятался под кроватью. Не было меня и в
матине, когда Дрё переговаривался с инспектором. И так
далее. Я восстановил одну за другой все подробности, создал
своего рода миниатюрную модель событий. Смастерил вполне
подходящий макет. Уверен, что ничего не забыл. Слова,
записанные мною, необязательно точно такие, какими они были
на самом деле, но выражают они одно и то же. У меня было
достаточно времени, чтобы все разузнать, всех выслушать.
Прежде всего Изу и Шамбона. Ох уж этот... и даже Дре -
ведь он только делает вид, что болтает, чтобы удобнее было
шпионить... От калеки, иначе говоря, от пленника, скрывать
нечего. Он ведь вызывает жалость. Считается, что ему
просто-таки необходимо рассказывать все до мельчайших
подробностей, день за днем, лишь бы он не чувствовал себя
исключенным из жизни, отстраненным, наказанным. Кроме того,
известно, что я могу быть добрым советчиком. Вот они и
навещают меня друг за другом. "Как вы думаете, Ришар?" или
"Подобное самоубийство, наверное, не может вас не
интересовать, вы ведь снимались в кино?". Да, друзья мои,
меня все интересует. Они и не подозревают, разбегаясь в
разные стороны, что я недремлющее око. Оно видит контуры
романа там, где для них лишь густой туман и тайна. А как я
тешусь, управляя ими, как марионетками. Как мне
заблагорассудится! Даже тобой, Иза, предательница!

   Комиссар Дрё явился в Ля Колиньер в одиннадцать утра.
Один. На этот раз он слегка привел себя в порядок, но
любезнее от этого не стал. Его встретил Шамбон, и комиссар
пожелал вновь осмотреть кабинет. Там он долго созерцал
силуэт, нарисованный мелом на ковре.
   - Кое-что я никак не пойму, - сказал он наконец. -
Господин де Шамбон, не могу ли я попросить вас о помощи.
   - Разумеется.
   - Садитесь за письменный стол, возьмите телефон в левую
руку, будто вам нужно позвонить... Давайте... И по моему
сигналу начинайте падать... Только не навзничь... Сначала
грудью на угол стола, затем - на пол. Как бы в два приема.
   - Но... я не сумею, - пробормотал Шамбон. - И потом,
при мысли, что Шарль...
   - Это очень важно, - настаивал Дрё. - Попробуйте...
Приготовились?.. Так. Выстрел. Бах!.. Давайте.
   Смертельно бледный Шамбон рухнул вперед.
   - Не так. Мягче, - закричал комиссар. - Сюда... Теперь
правым плечом - вперед! Падайте!.. Давайте, падайте! Вы
не ушиблись? Стоп! Не двигайтесь.
   Скрючившись у ножки письменного стола, Шамбон шумно
дышал.
   Дрё изучал положение тела.
   - Так я и думал, - прошептал он. - Фроман, видимо,
стоял. Это более логично... Не так-то просто направить
дуло на себя.
   - Я могу встать? - спросил Шамбон.
   - Разумеется, - буркнул Дрё.
   Он еще долго рассматривал нарисованный мелом силуэт.
   - Меня беспокоит, что тело занимало положение, которое
кажется мне необъяснимым. Если бы он сидел, то упал бы по
другому. Если бы стоял, его отбросило бы ударом назад.
Выстрел из оружия такого калибра весьма силен.
   - А может, он не был убит наповал? - предложил Шамбон.
   - Верно, он мог согнуться пополам, упасть на колени. И
все-таки. Я не убежден... Где господин Монтано?
   - В своей комнате. В девять утра Жермен относит ему
поднос. Он пьет кофе с сухариками.
   - А потом?
   - Жермен помогает ему встать. На маленькие расстояния
Ришар пользуется костылями. Он умывается, затем снова
ложится. Много читает. Слушает пластинки. В час дня я
сажаю его в коляску. Он доверяет только мне.
   - Значит, вы ладите друг с другом?
   - Как братья.
   - Я предполагаю, что госпожа Фроман тоже им занимается...
Я сказал что-то неприятное для вас?
   - Нет, - смущенно пробормотал Шамбон. - Или, скорее,
да... Дело в том, что Шарль не очень любил, когда его жена
была в обществе Ришара.
   - Следовательно, кроме вас и Жермена, Ришар не видит
практически никого?
   - Ну, не то чтобы никого... Но Ришар действительно живет
очень уединенно, это надо признать.
   - Проводите меня.
   Они направились в конец коридора, повернули направо,
пересекли просторную комнату с закрытыми ставнями. Шамбон
не потрудился даже включить свет, лишь пояснил, что это
столовая, которой больше не пользуются.
   - Сюда... Мы в том крыле, где живет Ришар.
   - Он сам решил поселиться здесь?.. Мне думается, для
калеки это ссылка.
   - Так он захотел. Предпочитает жить в своем углу...
Сюда.
   Шамбон осторожно постучал в дверь и тихо сказал:
   - Это мы, Ришар.
   Затем, повернувшись к комиссару, добавил:
   - Он ждет вас. Я, конечно, рассказал ему о том, что
произошло. Не обращайте внимания: у него всегда
беспорядок... И всегда полумрак. Что вы хотите! Его надо
принимать таким, каков он есть.
   Он толкнул дверь и посторонился. Горела только ночная
лампа, освещавшая, кровать, заваленную иллюстрированными
журналами, изданиями по автомобилизму, парусному спорту,
футболу, которые сползали на ковер. Молниеносный взгляд на
худое лицо Ришара - вьющиеся, слишком светлые, слишком
длинные волосы, светлые голубовато-зеленые глаза, выражение
которых становилось жестким при боковом освещении, и
особенно руки, те самые руки, которые... Все это
производило болезненное впечатление.
   - Вы удивлены? - спросил он. - Не похожи на руки
акробата, правда? Слишком тонкие, хрупкие.
   Он протянул правую руку, и Дрё с удивлением испытал на
себе ее сдержанную силу.
   - Черт! - вырвалось у него. - Ну и хватка!
   Ришар рассмеялся и показал на костыли у кровати.
   - Нет ничего лучше для поддержания формы. Если вы вдруг
почувствуете, что начинаете скрипеть, подарите себе костыли.
Результат гарантирован.
   В напускной игривости, с которой это говорилось,
проступал сарказм. Более того... Некая скрытая
агрессивность по отношению к сыщику.
   - Садитесь, - продолжал Ришар. - Снимите все это с
кресла.
   - Оставьте, - вмешался Шамбон. - Бедняга Ришар, ведь ему
бесполезно говорить...
   - Слышите? "Бедняга Ришар"! Вот и вы будете говорить:
"Бедняга Ришар", - иронизировал калека.
   Шамбон снял с кресла брошенную кое-как одежду, и Дрё сел.
   - Что бы вы там ни думали, - начал он, - это просто визит
вежливости. Теперь вы знаете о трагедии. Понимаю, что вы
тут ни при чем. Но я обязан переговорить со всеми
обитателями замка. Само собой, вы ничего не слышали...
   - А-а! - протянул Ришар. - Визит вежливости, и вот меня
уже допрашивают... Так вот, даю слово: я ничего не слышал.
Но даже если бы и услышал, то не сдвинулся бы с места. Мне
плевать, что бы ни случилось с папашей Фроманом.
   - Вы его не любили?
   - Он украл мои ноги. По-вашему, я должен был сказать ему
спасибо?
   - Вы ссорились?
   - Они избегали друг друга, - поправил Шамбон.
   - Это правда, - подтвердил Ришар. - Едва он замечал
меня, как останавливался, будто человек, обнаруживший, что
он что-то забыл; или же смотрел на часы, и слышно было, как
он шептал: "Где моя голова?", затем разворачивался, слегка
кивнув мне... Меня забавляла эта игра в прятки. Резиновые
шины коляски, наконечники костылей не производят ни
малейшего шума, и его легко было застать врасплох. Нельзя
не признать, что когда я его подлавливал, он бывал
безупречно корректен, спрашивал меня о самочувствии,
напоминал, что в Ля Колиньер я у себя дома. А про себя
небось твердил: "И зачем только я его не раздавил?"
Представляете, комиссар, я ведь был пугалом в его жизни! И
кроме всего прочего, стоил недешево. А уж он-то был жмот,
каких свет не видал!
   - Короче, вы были на ножах.
   - Скажите откровенно, если бы я утверждал обратное, вы бы
мне поверили?
   - А ваша сестра... между двух огней?
   - А, Иза... Мне не повезло, я остался жив. В противном
случае ей было бы проще.
   И так как комиссар ожидал дальнейших разъяснений, он
заключил:
   - После катастрофы нас не ждало ничего, кроме безработицы
и нищеты. Как вы думаете, что остается безработной
девице?.. Замужество, разумеется. Встретился Фроман. Он
или кто другой, лишь бы муж! По крайней мере дом приличный.
   - Вы останетесь здесь?
   - Надеюсь. Это будет зависеть от завещания.
   Мысленно Дрё взял это на заметку. Надобно узнать, кому
перейдет состояние. Он встал, поднял журналы и сложил их
около кровати.
   - Это вас еще интересует?
   - Почему бы нет? - зло ответил Ришар. - У меня коляска,
не так ли? Пока я могу передвигаться, я привязан к ремеслу.
   Дрё подался вперед - пожать руку калеке и, заметив
телефон, ткнул в него пальцем.
   - Вы, однако, не совсем одиноки.
   - Видите... Отсюда я звоню, кому хочу, домашним или
чужим.
   - Часто вы им пользуетесь?
   - Довольно часто. У меня друзья, они меня не забывают.
   - Значит, если бы мне понадобилось спросить вас о
чем-либо...
   - Вы могли бы связаться со мной в ту же минуту. Не
стесняйтесь, комиссар.

   Комиссар ушел. Я знал, куда он направился. К старухе,
этажом выше. Марсель мне доложил. Оставалось только
следить за ними. Марсель, как всегда, в тревоге. Шпик
шевелит мозгами, что-то его беспокоит. Самоубийство-то
дурно пахнет. А он никак не нащупает, почему. В сущности,
мы с Изой ему не нравимся. Он чувствует в драме
подозрительный привкус. Акробаты! Бродяги! Иными словами,
дурно пахнущее самоубийство, неподходящее для светского
пищеварения. Городу придется заткнуть нос. Этажом выше
мамаша Ламбер де Шамбон, урожденная Фроман, небось держит
уже флакон с нюхательной солью!
   Вот они оба подходят к ее двери. Марсель стучится. Она
открывает, в глубоком трауре, лицо застывшее, как похоронная
маска. Полицейский вовсе не намерен выражать
соболезнования. Ему надо выудить из нее кое-какие сведения
насчет меня с Изой...
   - Вас не удивила женитьба вашего брата?
   - Если только это можно назвать женитьбой! Скорее
легальное сожительство.
   Она говорит громко, властно, высокомерно, постепенно
входя в раж. Мне казалось, что я слышу ее сквозь стены.
   - Мой брат был не более чем простофиля... а этот (она
кивает в сторону сына) - несчастный глупец... Оба с ума
посходили из-за этой шлюшки, которая притащила за собой
безногого, не знаю, из какого балагана... Доигрались!
   Точно. Она зовет меня безногим. Марсель признался
однажды. Даже просил у меня прощения. И все-таки комиссар
морщится. Она прерывает его на полуслове.
   - Меня не интересует, кто виноват в катастрофе. Важен
результат. А в результате убит мой бедный брат.
   - Позвольте, - говорит Дрё, еще не привыкший к манерам
старухи. - Он не был убит. Он сам...
   Энергичный жест старухи.
   - Это вы, месье, толкуете, как вам удобнее. Вы находите
умершего и револьвер. Значит, самоубийство. Как просто!
   Я словно вижу эту сцену. Шамбон мне ее описал.
Признаюсь, довольно забавно. Однако вернемся к Дрё - тот не
любит, чтобы ему наступали на ноги.
   - Вы знаете господина Феррана? - спрашивает комиссар. -
В высшей степени достойный человек. Вчера вечером он
дежурил по Братской помощи.
   - Что еще за Братская помощь?
   - Филантропическое общество, где приходят на помощь
отчаявшимся.
   - Будто нельзя им дать спокойно умереть. Начнем с того,
что Шарль отнюдь к ним не принадлежал. Ничего себе
фантазия!
   - Да будет вам известно, что он позвонил в Братскую
помощь, сообщил свою последнюю волю и выстрелил себе в
сердце. Господин Ферран все слышал.
   Старуха в ярости.
   - Я сказала то, что сказала! - кричит она. - В него
выстрелила эта шлюха.
   - Она провела вечер в городе.
   - В таком случае безногий.
   Ее оставляют силы, и, плача, она становится всего-навсего
убогой старушенцией, такой же убогой, как и я сам. Затем
происходит перепалка между нею и сыном; я догадался об этом,
но тщетно пытался выведать у Марселя, в чем дело. Потом
вернулся Дрё. Нелегко угадать его тайные мысли. Он
извинился - этакий добрый малый.
   - Еще один вопросик, и я убегаю. Вы ведь сказали, что у
вас есть приятели, не так ли?
   - Да, конечно.
   - Навещают ли они вас?
   - Вначале пытались. Но их на порог не пустили.
Распоряжение врача. Ведь у врача широкая спина. На самом
же деле папаша Фроман не хотел видеть у себя... как бы вам
сказать... слишком заметных субъектов. Если вам будет
угодно, я расскажу о своем ремесле.
   - С удовольствием, - согласился комиссар.
   Он улыбается. Пожирает меня глазами. Между нами своего
рода сообщничество. Мне становится жутко интересно, и я
удерживаю его ручищу в своих пальцах.
   - Рассчитываю на вас, комиссар. Теперь, когда нет больше
моего цербера, мне будет так скучно!
   В этот самый момент я и решил рассказать обо всем. Но
прежде надо покончить с началом спектакля. Комиссар не
забыл заглянуть в гараж, расспросить Жермена. Выяснилось,
что папаша Фроман взял свою машину накануне, около десяти
утра. Завтракал в городе и вернулся довольно поздно. Дрё
слишком хитер, чтобы допытываться у Шамбона и Изы насчет
распорядка дня Фромана. Он предпочел поручить это своему
помощнику. Так вернее. В Ля Колиньер он не доверял никому,
поэтому и позвонил инспектору.
   - Алло, Гарнье?.. Я только что из замка. Видел молодого
Монтано. Вообрази - не геркулес. Как раз наоборот.
Довольно красивый малый, только в веснушках. Не люблю
таких. К тому же агрессивный! Но это как раз можно понять.
Само собой, из него ничего не выудишь. Отношения со
стариком самые что ни на есть отвратительные. Королева-мать
неописуема. Расскажу при встрече. В общем, сумасшедший
дом. Завтра свяжись с налоговой администрацией, выведай о
состоянии Фромана. Затем постарайся узнать, чем он вчера
занимался. Он не завтракал и не обедал дома. Узнай, где он
был. Я займусь бывшей горничной и нотариусом. Жду
заключения криминалиста и судебно-медицинской экспертизы.
Уверен: самоубийство они подтвердят! Но у меня куча
самоубийств, которые, быть может, вовсе не самоубийства. Я
не хочу, чтобы на этот раз меня услали к черту на рога в
Финистер или Канталь (2).
   Представляю, как в понедельник утром в полиции комиссар
читает газеты. Кабинет как кабинет - видел не раз. Дым
столбом, пепельницы набиты окурками, за матовыми стеклами
дверей снуют фигуры, где-то надрываются телефоны. Дрё
просматривает статьи, красным карандашом помечает фразы,
качает головой: необъяснимое исчезновение... Следствие
продолжается... Президент Фроман - один из тех незаменимых
людей...
   Стучат. Входит инспектор Гарнье, вечно деятельный,
суетливый, нос по ветру, крутится, как пес под ногами.
   - Патрон, взгляните - результаты вскрытия.
   - Будь другом, избавь меня от этой трупной литературы.
Изложи сам покороче.
   - Проще простого. Пуля пробила сердце. Смерть
мгновенная. Выстрел был сделан с близкого расстояния.
Жилет и рубашка прожжены.
   - А как насчет болезней?
   - Ничего. Крепкий тип. Износу не было. Вас это
беспокоит, патрон?
   - Пожалуй, да.
   Тишина. Гарнье шарит по карманам, выуживает помятую
сигарету, закуривает. Комиссар подвигает поближе к нему
листки бумаги, на которые сыплется пепел.
   - Это из лаборатории. Ничего нового. Пуля револьверная.
По всей вероятности, револьвер принадлежал Фроману со времен
Сопротивления. Отпечатков пальцев много, но все - его
собственные. Мы топчемся на месте.
   Гарнье показывает газету, роняет несколько горящих крошек
табака.
   - Осторожно, - говорит Дрё. - Устроишь пожар. Езжай.
Кстати, бесполезно допрашивать помощников Шамбона. Скорее,
низший персонал... секретарш... Разузнай, о чем говорит
народ. Меня это интересует в первую очередь. Потом
разберемся. И не забудь о налогах. Я пытаюсь связаться с
нотариусом, но линия занята.
   - А кто нотариус?
   - Мэтр Бертайон. Это имя записано в блокноте Фромана.
Сегодня утром в одиннадцать он собирался встретиться с ним.
   - Странное совпадение. Мне кажется, это дело...
   Звонок прерывает разговор. Дрё берет трубку и передает
параллельную Гарнье.
   - Нотариус у телефона, - отвечает голос.
   - Спасибо, Поль... Алло! Мэтр Бертайон?.. Это комиссар
Дрё. Я по поводу кончины президента Фромана... Мне
известно, что он собирался встретиться с вами сегодня утром.
Не могли бы вы сказать, с какой целью?
   - Это ужасно, - начинает нотариус. - Такой замечательный
человек! Какая утрата для города!
   Прикрывая рот рукой, Гарнье шепчет: "А ведь он
серьезно!"
   Дрё делает большие глаза и продолжает:
   - Вам известно, мэтр, о