чень, как мне кажется, русская река. Особенно здесь, где
в нее впадает Ока. Замечательное место!
     Переводчик едва успевал за ним. Малышев внимательно слушал.
     - Здесь родился Максим Горький,  -  писатель, который у нас в Америке
пользуется большой  известностью,  -  продолжила разговор пожилая  дама  в
кружевной кофте с широкими манжетами.  - Он очень хорошо отобразил местную
жизнь, опустившихся людей... Певец босяков...
     - А  это  правда,  что  Сатин  -  действительное лицо  и  что  он  из
образованных,  а  когда  попал на  дно,  умилял богатых барышень тем,  что
просил у них милостыню по-французски? - поинтересовался журналист.
     Вопросы сыпались один  за  другим.  Хозяин кабинета охотно отвечал на
них.  С  гордостью подчеркнул,  обращаясь к  даме,  что Горький не столько
певец босяков,  сколько певец свободы,  революции, что знаменитая Ниловна,
героиня его романа "Мать", до сих пор живет в Красном Сормове.
     Расставались как  давние  и  близкие друзья.  В  дверях  Эдди  с  Кэт
задержались.
     - Я немного говорит по-русски, - смущаясь, произнес Эдди, не выпуская
из  своих  ладоней руку  Малышева.  -  Вы  очень правильный старик.  Вы  -
патриот. Это о'кей! Спасибо!.. - Он замолчал и почему-то пугливо оглянулся
на  дверь.  -  Наш  поезд  уходит вечер,  тридцать минут  после восьми,  -
поспешно  продолжал он.  -  Маленький пустячок,  просьба,  одолжение...  -
Краска залила лицо американца, он виновато опустил глаза.
     - Я слушаю,  говорите,  -  попытался успокоить гостя Малышев.  -  Вам
что-нибудь нужно?
     - Видите ли, у нас с Кэт украли саквояж...
     - Как? Где?
     - Здесь,  на ярмарке. Вы не волнуйтесь, ничего страшного. Это пустяк,
- заверил Эдди.  -  Я  понимаю,  сейчас не  время  об  этом  говорить.  Мы
тактичные люди.  И наш руководитель запретил мне это делать.  - Он говорил
быстро, почти скороговоркой, но с той поспешностью, какая появляется после
сомнений,  закончившихся твердым решением.  - Саквояж - пустяк. В нем цены
нет. Там личные мелкие вещи: несессер, носки, бутылка виски...
     Кэт вставила что-то, но Эдди раздраженно отмахнулся:
     - Пустяк - джемпер!  Все - пустяк,  кроме одного,  перочинный нож.  Я
купил  его  на  ярмарке.  Если  бы  вы  видели!  Это произведение большого
искусства.  Это - фурор для моей коллекции. Я был горд и счастлив. И вот -
такой конфуз.  Извините, мистер Малышев. Если это возможно, поймайте вора.
Я готов заплатить достойную цену.  Я - джентльмен, и поверьте, только этот
нож заставляет меня переступить законы приличия!..
     Ни слова не говоря, Малышев прошел к столу и снял телефонную трубку.
     - Соедините меня с  начальником уголовного розыска.  Товарищ Себекин?
Это  председатель ярмарочного комитета.  Очень  прошу вас,  поднимитесь ко
мне,  пожалуйста.  Почему не можете?  Представители из Москвы? Из Главного
управления? Очень кстати. Дело не терпит отлагательства. Жду.


     Виталий не  уехал ни  на  следующий день,  ни  через день.  Он не мог
просто так покинуть ярмарку. Особенно долго ходил среди тесно заставленных
витрин  выставки Наркомфина СССР.  За  стеклами были  выставлены различные
денежные знаки:  и николаевские кредитки, и марки стоимостью от копейки до
500  рублей.  Вот  разноцветные  билеты  красного  правительства  Крыма  с
надписью "обеспечиваются всем  достоянием Крымской республики".  Дальше  -
Колчаковские обязательства -  "язычки",  как их называли,  отпечатанные на
простой,  непрочной, без водяных знаков бумаге. Юденич, Деникин, Врангель,
грузинские  меньшевики,   азербайджанские  мусаватисты  -   все  выпускали
копейки, рубли, тысячи, шаги, карбованцы...
     Виталий склонился над врангелевской "липой" под громким наименованием
"кредитные билеты  казначейства командования Главными  вооруженными силами
Юга России".
     - Да,  мечтаний у  разных  баронов было  много,  -  услышал он  голос
пожилого красноармейца,  -  да нынче у нас,  в Сибири,  этой ерундой стены
оклеены...
     Виталий хотел было  после этой  выставки пойти на  пристань,  но  тут
заметил огромный плакат:  "На днях состоится последняя новинка спортивного
мира: футбол на велосипедах".
     Он забился в  укромный угол и стал шарить по карманам,  складывая всю
мелочь  в  руку.  Оказалось,  он  уже  достаточно  поистратился.  А  куда,
собственно,  ушли деньги?  Ну, качели, ну, пряник, потом кружка кваса. Ах,
да,  купил матери платок -  небольшой,  но  такой красивый,  она ему будет
очень рада.  И все, кажется. Итак, решено: он обязательно посмотрит футбол
на велосипедах - и домой...
     Виталий вновь вернулся к афише.  Начало зрелища было указано - 4 часа
дня,  а  вот в каком месте оно будет -  неизвестно.  В это время на него с
маху налетел парень с огромным тюком на плечах.  Круто развернувшись,  он,
чтобы не  упасть,  был вынужден опустить ношу на  землю.  Усевшись на  тюк
верхом,  незнакомец вытер подолом рубахи вспотевшее лицо и  снисходительно
усмехнулся:
     - Так тебе кто-нибудь оглоблей в  рот заедет.  Чего зенки-то вылупил?
Видишь, человек с грузом - уступи дорогу, гриб поганый. Как вот двину...
     - А  не знаешь,  где это будет?  -  спросил Виталий,  ткнув пальцем в
афишу.
     - Это  будет  вон  там,   -  парень  скрестил  руки  так,  что  левый
указательный палец показал в одну сторону, а правый - в противоположную. И
улыбнулся:  -  Интересуешься?  Зря.  Ничего интересного.  Я был.  Такое на
любителя.  Представляешь,  выезжает на поле дюжина молодцов, разукрашенных
как папуасы,  в  смысле одежды.  И вот лупят по мячу кто во что горазд.  А
велосипеды у  них получаются ненужным предметом.  В общем -  мура.  У тебя
закурить нету?
     Виталик отрицательно завертел головой. Парень дернул носом.
     - Тебе, вижу, делать нечего. Маешься, так сказать. Айда к нам. Нам во
как,  -  он провел ладонью по горлу,  -  люди нужны. Сам-то откуда будешь?
Местный?
     - Из деревни я. Тут неподалеку. Домой мне надо.
     - Ага,   понятно,   дети  ждут,   хозяйство  тоже:  скотину  подоить,
накормить, хлев почистить. Ясно.
     - Да нет. Я с матерью живу. У нас одна коза да кур шесть штук.
     - И все?
     - Все.
     - Не густо,  прямо сказать. Тогда тем более айда к нам. Тебе ведь что
нужно?  Хозяйство поднимать.  А  это значит -  для начала деньгу зашибить.
Правильно? То есть найти подходящую работу. Вот я тебе и предлагаю...
     - А что делать-то?
     - Ну,  прежде всего ты почувствуешь себя человеком.  И откроются тебе
все  прелести жизни.  То  есть наряду с  материальной выгодой ты  обретешь
духовную перспективу. Это тебе не велосипеды. У нас, брат, что ни день, то
все новые и новые ощущения. Представляешь, через неделю-другую твоя душа -
не ржавая лужа, а родник свежей, прозрачной воды.
     - Ну и что?
     - Вот и идем со мной.
     - Куда?
     Парень  поднял  ноги  и  резко  крутанулся  на  тюке.  Остановившись,
таинственно поманил Виталия пальцем.
     - В театр!
     - А что ж я там делать буду?
     - Декорации таскать.
     - Тю-у!..
     - А ты не тюкай,  -  он встал и сделал важный вид.  -  Не тюкай, если
ничего в искусстве не понимаешь. Это, знаешь ли, не каждому дано. Я вот не
скрываю:  мечтаю певцом стать.  И стану.  Только, кажись, со слухом у меня
чего-то не совсем. Зато голосище! Вот послушай.
     Широко разведя руки в  стороны,  он пропел:  "Как во городе было,  во
Казани". Потом протянул Виталию руку:
     - Меня Павлом звать. А тебя?
     - Виталий.
     - Победитель,  значит.  Это  уже  знак.  Только  что-то  ты  грустный
чересчур.  Голодный,  небось.  У меня две воблы есть, а пиво... "Певец" не
договорил:  перед  ним  стоял  невесть откуда  появившийся милиционер.  Он
сдвинул на затылок фуражку и строго спросил:
     - Чего орешь, как оглашенный? Порядка не знаешь? А в тюке что? Откуда
взял? Украл?
     - Я?  Украл? - обиженно-гордо спросил Павел и презрительно сплюнул. -
Не по адресу обратились.
     - Показывай, что несешь! - приказал милиционер.
     - Что да что!  - взорвался Павел. - Виташа, помоги откупорить. Пускай
смотрит.
     Ребята  развязали  тюк.   Показался  фанерный  короб,   туго  набитый
разноцветными тряпками.
     - Так-так,  -  многозначительно произнес  сотрудник милиции  и  двумя
пальцами извлек из короба расписанный золотом халат с высоким воротником.
     - Чей? - строго спросил он, сдвинув брови.
     - Рамзеса.
     - Понятно.  А  это?  -  милиционер подхватил шелковую вышитую цветами
женскую кофточку.
     - Маргариты.
     Милиционер понимающе кивнул.
     - Заворачивайте все это снова и пройдемте...
     - Куда это? С какой стати? - запротестовал Павел. - Послушайте...
     - Слушать будем в отделении.  А ну быстро! - перебил его милиционер и
сам стал собирать разбросанные веревки.


     Ромашин шел чуть сзади,  держа наган наготове. Прибегнуть к оружию он
решил  после  того,  как  задержанные парни попытались было  улизнуть.  Он
все-таки  поймал  их.   Вокруг  собрались  праздные  гуляки.   От   стыда,
невозможности объяснить  что-либо  Виталий  готов  был  провалиться сквозь
землю.  Нелепейшее положение,  в  которое он  попал,  вначале даже немного
рассмешило его,  но потом,  видя,  что дело принимает серьезный оборот, он
испугался. Ребята медленно и покорно поплелись в указанном направлении. По
сторонам слышались реплики в их адрес.
     - Эй, жулики! Попались...
     - А за что их?
     - За дело. Видать, крупные мастера, не гляди что молодые.
     Ромашин старался держаться на расстоянии, время от времени покрикивая
на зевак,  чтобы не путались под ногами.  На левом сапоге у него отскочила
подметка, поэтому он шел, чуть припадая на бок. "Эти двое, видать, воришки
неопытные,  -  размышлял он.  -  А впрочем,  как знать. Ишь какие умники -
одурачить захотели.  Рамзай Маргарита.  Постой,  постой...  - От пришедшей
мысли  милиционер даже  почесал в  затылке дулом нагана.  -  Цыгане!  Эти,
наверное,  сбывают им краденое.  Проговорились, голубчики. Всех разыщем, и
Рамзая с Маргаритой, и еще кого надо..."
     Ромашин  был  характера  прямого,   бескомпромиссного.   В  служебных
вопросах он  проявлял крайнюю щепетильность.  Но,  в  отличие от тех,  кто
строго руководствовался инструкциями,  приказами, наставлениями, он всегда
действовал,  как  сам  любил говорить,  "по  линии сердца".  Это  зачастую
приносило  ему   массу  неприятностей.   Себекин  долго  присматривался  к
Ромашину,   стараясь  понять   природу  его   внутренней  неуспокоенности.
Честность и  совестливость -  эти качества были мерилом и главной пружиной
всех   действий   Ромашина.   Они   восполняли   недостаток   образования,
профессиональных навыков,  служили ему  верным  ориентиром в  любых,  даже
самых непредвиденных ситуациях.
     С месяц тому назад домой к Ромашину прибежала заплаканная соседка.
     - Что делать?  -  нервно спросила она. - Посоветуйте. Кажется, попали
мы с дочкой в неприятную историю, из которой не знаю как и выбраться...
     Ее дочь Галя, кроткая, юная, как-то незаметно выросла, превратилась в
красавицу.  При встречах он  невольно любовался ею.  Не  знал только,  что
живший в  дальнем конце  их  улицы  Борька Сивун,  специалист "по  женским
вопросам", устроил за девушкой настоящую охоту. Проходу ей не давал.
     Однажды Сивун проводил ее до калитки дома. Галя искоса поглядывала на
провожатого, смущенно потупясь, слушала.
     - Мы  с  вами,  Галя,  находимся на  переднем крае  эпохи.  -  Борька
попытался  обнять  ее  за  плечи,  но  она  отстранилась.  -  Напрасно  вы
жеманитесь.  Извините, я всегда говорю то, что думаю. Это мой принцип. Так
вот,  бурное наше время требует действий. И я действую. Оглянитесь вокруг.
Нищета,  разврат,  пьянство сдавили горло нашей республике. Вы чувствуете,
сколько драматизма в этих словах? Но не безысходности, нет. Выход есть. Он
в  наших с  вами действиях и  поступках.  Но  что  может сделать маленький
человек  в  масштабах общества?  Я,  знаете  ли,  работаю на  мыловаренном
заводе.  Быть причастным к гигиене народа - это вселяет гордость. Но этого
мало. Посмотрите сюда.
     Тыча себя в  грудь,  увешанную всевозможными значками (в основном это
были жетоны добровольных обществ,  которые он приобретал везде, где только
мог),   Борька  с   упоением  рассказывал  о  том,   как  он  участвует  в
строительстве нового общества.
     - Замечательно!  -  восхищенно воскликнула Галина,  Тут  ее  внимание
привлекла металлическая бляшка с  надписью "О-во "Долой преступность"".  -
Даже такое общество есть? Вы знаете, Боря, мне порой бывает очень страшно.
На той неделе наших соседей обворовали.  Средь бела дня.  Кошмар какой-то!
Мы с  мамой ночами не спим,  вздрагиваем от каждого шороха.  В сегодняшнем
номере  "Нижегородской коммуны" не  читали  объявления?  -  Она  протянула
вытащенную из сумочки газету. - Вот, пожалуйста...
     Кавалер развернул газетный лист  и  в  правом верхнем углу  прочитал:
"Укравшего у меня бумажник с деньгами и документами в вагоне трамвая прошу
деньги взять,  а документы доставить по адресу: Кооперативная, 25, магазин
"Труд инвалида", В. А. Ширтову".
     Сивун  неопределенно хмыкнул:  этот  самый бумажник,  уже  наполовину
опорожненный, лежал у него в кармане. Там и денег-то было с гулькин нос.
     - Стоит ли  об  этом думать,  тем  более такой прелестной девушке!  -
наигранно веселым голосом проговорил он.  -  Вы  посмотрите,  что за вечер
сегодня! Чудо! Жизнь - прекрасная штука. - Он вновь попытался обнять Галю.
     Он  обещал,  что  они  поженятся,  поедут к  Черному морю  и  наживут
красивой, счастливой жизнью...
     Но вышло все мерзко.  Сивун с Галей подали заявление в ЗАГС,  а через
три дня он забрал его назад.
     Узнав об  этом,  Ромашин побагровел от негодования.  Соседка плакала,
вытирая кончиками платка обильные слезы.
     - Ить у него на все свои отговорки,  -  жаловалась она.  -  Свободная
любовь, говорит, время, дескать, нынче такое. Негодяй! Обесчестил девку...
     - Нет таких законов,  за  которыми подлецы могут прятать свои грязные
делишки, - мрачно произнес сотрудник милиции. - Судить его будем! - сказал
он  убежденно.  -  По  всей строгости и  справедливости Уголовного кодекса
республики. Не пройдет ему этот номер, мамаша.
     - Он вывернется, всех одурачит...
     Но вывернуться Сивуну не удалось. Дельный совет дал Гущин.
     - Во-первых,  сам этот Сивун,  -  сказал он,  - давно у нас на особом
учете.  Когда задержали группу спекулянтов коврами, ему чудом удалось уйти
от суда.  Тогда еще ему сказали:  если не бросишь -  все равно попадешь на
скамью  подсудимых.  Ты  бы  попробовал  поговорить с  ним  поласковей,  -
предложил Гущин.  - Глядишь - сболтнет лишнее, у него язык-то длинный. А я
пока у юристов проконсультируюсь.
     Сивуна Ромашин нашел в саду, под раскидистой яблоней.
     - Никуда я не пойду, - нахально заявил тот на предложение потолковать
в милиции. - А на твои бесправные действия жаловаться буду.
     - Давай беседовать здесь.
     - Я буду жаловаться.
     - Зачем так волноваться? Я по-соседски заглянул. Закурим?
     Красавчик недоверчиво глянул на  милиционера,  но  все-таки  полез  в
карман за папиросами.  Вытаскивая пачку,  он неожиданно выронил бумажник с
вышитыми инициалами "В. А. Ш.".
     - Ого! - многозначительно отреагировал Ромашин. - А буковки-то чужие,
да и остальное...  Ну что ж,  теперь, хочешь не хочешь, придется пройти со
мной.
     Между тем  Гущин,  сам того не  желая,  вызвал острую дискуссию между
начальником милиции Себекиным и следователем.
     - Позвольте,  Григорий Петрович,  -  возбужденно говорил последний. -
Прежде всего мы  должны ответить на  вопрос:  есть ли  в  действиях Сивуна
состав преступления?  Иными словами,  кроется ли в его поступке социальная
опасность,      угрожающая     правопорядку,      установленному     нашей
рабоче-крестьянской властью?  Если мы  установим наличие таковой,  значит,
должны будем найти и  соответствующую статью в  Особенной части Уголовного
кодекса.
     - Сомневаюсь.
     - Своим  поступком  сей  гражданин  дискредитировал наше  семейное  и
брачное право в глазах широких крестьянских и рабочих масс. Вот почему его
действия вызывают особое возмущение,  и плохие мы будем работники, если не
найдем статьи.
     - Это пока лозунги... - заметил Себекин.
     - Сивун явно обманул девушку,  склонив ее зарегистрироваться в ЗАГСе.
То есть он отнял у потерпевшей основание к сопротивлению.
     - К тому же вор он,  - угрюмо произнес незаметно появившийся Ромашин.
- Пригласить его сюда?
     Вскоре  состоялся  суд.   Сивуну  пришлось  отвечать  сразу  за   два
совершенных преступления...
     Об этой истории Ромашин вспоминал часто, так свежа она была в памяти.
И теперь, сопровождая двух мальчишек, размышлял о тех событиях.
     Комендатура  ярмарочного  уголовного  розыска,  куда  Ромашин  привел
задержанных,  занимала правую  половину небольшого каменного особняка.  От
его  замшелых  выщербленных стен  веяло  сыростью,  рядом  шумели  ветвями
высоченные тополя, под ними тянулись к солнцу две молоденькие липки и куст
сирени. От особняка до самой Волги раскинулся болотистый пустырь, поросший
мелким ивовым кустарником.
     На дверях висело объявление:  "К сведению потерпевших.  В  ярмарочном
уголовном розыске  имеется ряд  вещей,  как-то:  носильное платье,  белье,
золотые и  серебряные изделия и т.  д.,  отобранные у разных лиц в связи с
сомнением в  принадлежности им  этих вещей.  Потерпевшие могут осматривать
эти вещи ежедневно у дежурного".
     - Чего ты их привел! - спросил дежурный у Ромашина, кивнув на ребят.
     - Вот именно, что мы ему сделали? - встрепенулся Павел.
     - Сядь на лавку!  -  приказал сопровождающий.  - Сейчас узнаешь, что.
Цыган здесь?
     - Сидит в камере.
     - А ну-ка выводи его сюда, Степан! Очную ставку сейчас устроим.
     Дежурный пошел в  глубь коридора,  позванивая связкой ключей.  Вскоре
вернулся вместе со смуглым брюнетом.  Виталик сразу же узнал его:  это был
тот  самый  жилец,  у  которого  он  в  гостинице одалживал гитару.  Цыган
заулыбался.
     - И ты, голубок, попался? Что ж так неаккуратно?
     - А то и попался,  что вы из одной шайки будете,  - сказал Ромашин. -
Посмотри-ка на эти вещи. Узнаешь?
     - Нет,  -  цыган  покрутил головой,  -  это  барахло  не  наше,  -  и
пренебрежительно бросил обратно вынутый из тюка расписанный золотом халат.
     - Ты не увиливай, а говори прямо. Рамзая знаешь?
     - Кто это?
     - А вы, товарищ милиционер, Верди знаете? - вставил Павел.
     - Тоже вор? - спросил Ромашин.
     - Нет,  композитор,  итальянец.  Он оперу написал, называется "Аида".
Может, слыхали?
     - Ну и что?
     - А  то,  что Рамзес -  действующее лицо этой оперы.  Вот темнота!  -
Пашка хлопнул себя по коленкам. - Как вас таких здесь держат?
     - Но-но, ты не очень...
     - Да  поймите,  костюмы эти  -  для  театра,  чтобы  на  сцене разных
фараонов, князей и их дамочек в натуральном виде представлять. На гастроли
мы сюда приехали.  Сам Семен Глебович Кустовский в  главной роли.  А я его
помощник.  Вы же нам спектакль срываете.  Кустовский этого не простит. Для
него угро - плюнуть и растереть.
     - Какого черта ты  мне голову морочишь?  Кустовский!  Да мне хоть сам
Христос!..  -  Милиционер отошел к зарешеченному окну и закурил,  не зная,
что  делать.  -  Эти  штучки у  тебя  не  пройдут.  Много вас  тут,  таких
гастролеров,  понаехало.  Разберемся.  Всех троих под замок, - приказал он
дежурному.  -  Пускай посидят,  подумают...  До чего наглый народ пошел! Я
тебе поору на всю ярмарку,  это тебе не старое время!  И  про Аиду с Верди
забудешь.
     - Может,  у меня талант прорезается, - высоким голосом затянул Павел.
- Я, может, артистом стану. Впрочем, разве такой чурбан что-нибудь поймет?
А еще форму надел.  Пойдем,  Виташек,  чего с ним попусту говорить. - И он
решитель