а. И чего в нем
хорошего?
     - Он  хороший  парень,  -  сказал  Евгений  Николаевич,  успокаивающе
положив руку на плечо Губошлепа.  - И ты его не обижай. Потому как обидеть
его очень просто.  Зато,  если нужно,  он ни перед чем не остановится. Ну,
так как мое предложение?
     - Ой,  Евгений Николаевич!  Уехать бы отсюда куда глаза глядят.  Ведь
посадят его не сегодня-завтра, - в сердцах проговорила буфетчица.
     - Тем более. Вот вам и деньги на билет. Здесь хватит с лихвой в любой
конец.  -  Сухов  достал  приготовленные заранее  червонцы и  бесцеремонно
положил их женщине в сумочку.
     В том,  что он уговорил Губошлепа на поджог,  Сухов не сомневался: за
деньги  тот   мог   действительно  сделать  любую  подлость.   Они   стали
уславливаться о  времени  и  месте.  Евгений  Николаевич предложил поджечь
лавку  с  мучными  изделиями,  которая прилегала к  главному промышленному
павильону, но Губошлеп тут же решительно возразил:
     - Не  пойдет.  То  место  хорошо  просматривается,  милицейский пикет
близко.  Лучше уж спалить ювелирную мастерскую Дрягина. Полыхнет, как сноп
соломы...
     - Ой,   мальчики,   зачем  вам  это?  -  плаксиво-испуганным  голосом
проговорила Галина. - А если поймают?
     - Значит,  договорились,  -  не обращая внимания на ее слова,  сказал
Сухов. - Завтра утром встретимся здесь же. Будьте здоровы. - И он проворно
нырнул в людской поток, устремлявшийся вверх по берегу.
     - Сука он!  - зло прошипел ему вслед Губошлеп. - А ну покажи, сколько
дал?  -  Он  выхватил из рук жены сумочку,  отвернулся к  реке и,  слюнявя
пальцы,  стал  жадно  пересчитывать  деньги.  Галина  кокетливо  улыбалась
проходившим мимо красноармейцам.
     - Пойдем, курносая, с нами! - весело сказал один из них.
     - Своих  дел  по  горло!  -  ответила буфетчица,  отобрала сумочку  у
супруга,  шутливо стукнула его по спине и потащила в другую сторону. Вслед
им раздался озорной мужской гогот.
     - На сто грамм сшибает, - сказал один из красноармейцев.
     - С малосольным огурчиком, - уточнил кто-то.


     В  театр Сухов возвратился через служебный вход и сразу же направился
в комнату,  где полчаса назад оставил Кустовского.  Там никого не было. Он
прошел к зеркалу и устало опустился на стул. Отрешенным взглядом посмотрел
на  свое  отражение.  Плотно сжал  бледные полоски губ.  Подойдя к  двери,
повернул ключ и,  достав из  чемодана парик,  стал старательно прилаживать
его на голове. Затем приклеил усы.
     Широко раскрытыми глазами Сухов всматривался в  зеркало.  Но видел не
себя,  а всполохи пламени,  жадно пожирающего ярмарочные постройки.  Огонь
бушевал в  его воображении с такой силой,  что он даже невольно попятился.
Мелкие  бисеринки пота  покрыли  его  лицо.  Но  он  по-прежнему продолжал
пристально всматриваться в  зеркальную гладь,  и вот уже на фоне огромного
пожарища  ему  стали  мерещиться несгораемые шкафы  с  раскрытыми тяжелыми
дверцами, откуда обильным дождем сыплются золотые монеты и пачки денег...
     Отперев дверь,  он  выбрался в  коридор.  Спектакль шел полным ходом.
Мимо  него  пробежала группа танцовщиц,  они  только что  покинули сцену и
спешили  добраться до  гримерной,  чтобы  передохнуть.  Сухов  проводил их
долгим взглядом.
     А из-за кулис,  возбужденно-испуганный, озираясь по сторонам, семенил
к нему Кустовский.
     - В чем дело?
     - Евгений, ты? Нужно поговорить.
     Они вернулись в комнату.
     - Беда,  Женя.  Там, на сцене, милиционер. Он расколол Пашку-подлеца.
Тот все ему рассказал,  я  сам слышал:  и  про поджог,  и про подсвечники.
Нужно  что-то  делать...   Немедленно!  Сию  минуту!  Наверное,  во  время
спектакля они ничего не станут предпринимать.  Боже,  я,  кажется, схожу с
ума...
     - Спокойно,  -  твердым  голосом  сказал  гость.  Он  почувствовал на
какое-то  мгновение,  как  мелкая дрожь  пробежала по  всему телу.  Что-то
больно кольнуло в сердце.  Но, собрав в кулак всю свою волю, он постарался
успокоиться.
     - Где они?
     - За кулисами. А может, уже ушли. Теперь всем нам крышка.
     - Пошли!


     - Ну ты и горазд брехать,  -  говорил Ромашин Павлу, который держался
за ручку лебедки.
     На сцене в  это время действие подходило к  кульминационному моменту.
Розыскник увлеченно следил за  игрой артистов и,  казалось,  совершенно не
слушал собеседника.  В  действительности же он лихорадочно обдумывал,  как
ему поступить. Если этот малый не врет, а было похоже, что так оно и есть,
значит,  налицо  замышляемое крупное  преступление,  предотвратить которое
нужно во  что бы  то ни стало,  иначе...  Но как это сделать?  Как поймать
зачинщика  и  всех,   кого  он  сумел  завербовать?   "Спокойно,  Ромашин,
спокойно",  -  говорил  розыскник  сам  себе,  стараясь  ничем  не  выдать
охватившего его волнения. Он поправил ремень, чуть коснувшись рукой кобуры
с  револьвером.   Нужно  срочно  позвонить  в  комендатуру,   предупредить
Себекина,   если  тот   уже  вернулся  со   станции.   Может,   прекратить
представление,  разогнать публику?  Но  один  он  ничего не  сделает.  Да,
положение... А может, зря он паникует? Может, в самом деле брехня все это?
Нет как будто... Надо действовать...
     Сильный  удар  под   лопатку  пронзительной  болью  сотряс  все  тело
Ромашина.  Он  успел  схватиться за  стальной  трос,  с  трудом  удерживая
равновесие.  Рука тут же поползла к кобуре, но сил, чтобы вытащить оружие,
не было...
     - Помоги!  - свистящим шепотом приказал Сухов Павлу, подхватывая враз
обмякшее тело милиционера.  Они оттащили его в сторону и кинули  на  груду
пыльных  матерчатых  декораций,  изображающих крону березы.  Сухов носовым
платком вытер окровавленный финский нож.  Павел весь дрожал,  потом  вдруг
стал громко икать.
     - Ты что же,  сволочь,  того же хочешь? - спросил Евгений Николаевич,
беря парня за грудь.  -  Шутить вздумал?  Не позволю!  Тащи вон ту тряпку,
надо прикрыть этого...
     Павел сгреб в  охапку валявшийся у  стены весь порванный,  наполовину
истлевший от  времени  задник  с  нарисованным на  нем  плесом,  огромными
кучевыми облаками и бакеном на переднем плане и торопливо стал укрывать им
Ромашина.
     - Шевелись проворней!  -  шипел  на  него  Сухов,  судорожно шаря  по
карманам в поисках спичек.  Наконец нашел их. Пальцы не слушались - спички
ломались одна за  другой.  Но  вот  маленький дрожащий огонек осветил лицо
Сухова. Он не спеша поднес его к марлевой зеленой тряпке.
     Спектакль продолжался,  из  оркестровой ямы  неслась громкая маршевая
музыка...


     Гущин устало спрыгнул с коня и,  перекинув уздечку через гриву, повел
его к  воде.  Яркая лунная дорожка уходила к  противоположному берегу Оки,
смутно вырисовывающемуся где-то далеко-далеко.  Звезды усеяли темное небо.
По  реке  двигался караван барж.  Их  тянул  расцвеченный огнями небольшой
кряжистый паровик. Навстречу ему шел двухпалубный пассажирский пароход.
     Не сняв сапоги, Гущин брел по песчаной отмели. Конь послушно следовал
за  ним.  Почуяв  воду,  животное  нагнулось  и стало жадно пить.  Человек
положил ладонь на его крутой бок.  Роняя большие капли,  жеребец оторвался
от   воды,   зашевелил   ушами,   прислушался.  Приглушенно  перекликались
хрипловато-сиплыми гудками пароходы, громыхал по железному мосту товарняк.
Где-то слышалась музыка.  Но вот Гущин уловил тревожные звуки колокола. Он
насторожился.  Так и есть - пожар!  Почти мгновенно вскочив  в  седло,  он
увидел  на  западе  огромное  зарево,  оно  отражалось в темной глади Оки,
высвечивая ее быстрину...


     Себекин уже  собирался идти  домой,  как  вдруг зазвонил телефон.  По
голосу он узнал Малышева. Из окна кабинета хорошо просматривалась площадь,
где располагался театр. Из-под его крыши тянулись густые клубы дыма.
     - Пожар!  -  послышалось в трубке.  - Беда, Григорий Петрович. Срочно
вызывайте пожарные части. Своими силами нам не справиться!
     И  полетели по  булыжным мостовым десятки подвод с  бочками для воды,
ручными насосами,  вытяжными лестницами.  В них,  плотно прижавшись друг к
другу,  сидели  пожарные,  тускло  поблескивали в  свете  уличных  фонарей
надраенные каски.  Но  мост  оказался  уже  разведен.  Маленький буксирный
катер,   словно   нарочно   не   торопясь,   соединял  понтоны.   Люди   с
противоположного берега молча смотрели в сторону ярмарки,  над постройками
которой все ярче разливалось красное зарево...


     - Где  Ромашин,  куда  он  подевался?  -  кричал  Себекин  дежурному,
торопливо застегивая снятую  было  портупею с  кобурой:  оружие он  обычно
перед уходом домой запирал в своем сейфе.
     - Отправился,  товарищ  начальник,  по  просьбе  товарища  Гряднова в
расположение театра, - доложил тот.
     - Ну,  я  ему задам!  Он у  меня дождется!  -  сквозь зубы проговорил
Себекин. - Что с городом? Вызвал пожарных?
     - Так   точно!   Только  по   случаю  развода  моста   они   временно
задерживаются. Зато из Канавина и Сормова уже должны быть на месте.
     - Всех  наших срочно посылайте к  театру.  Я  тоже бегу туда.  Как  с
оцеплением?
     - Все в  порядке.  Райком партии выделил тридцать рабочих и  двадцать
милиционеров.
     - Позвони  в  приемный  покой.  Пусть  высылают  все  кареты  "скорой
помощи".
     - Я уже справлялся. На ходу у них всего две кареты. Больше нет.
     - Пусть ищут, берут где угодно! Этого мало!


     Виталий и  Гряднов на телеге подъехали к краю моста и замерли,  глядя
на пламя.
     - Вот она,  наша неразворотливость, - бросил пожилой пожарный, снимая
каску.  - Горит, вовсю горит, а мы ничего сделать не можем. Давно говорено
- нужен на этом месте большой настоящий мост.  Эх!.. Да поворачивайтесь вы
проворней,  -  закричал  он  двум  матросам,  держащим наготове причальные
тросы.
     - Успеешь,  - мрачно ответил один из них и прыгнул на мост. Привычным
движением  он  закрепил  подтянутый понтон,  сбрасывая  на  стыки  большие
железные щиты. - Гони теперича. Если не поздно.
     Подвода, где сидели Виталий и московский розыскник, вырвалась вперед.


     Публика в  панике разбегалась.  Огонь не пробился в  зрительный зал -
первым заскочив на  сцену,  начальник пожарной команды Егор Егорович сразу
же опустил железный занавес,  сделанный как раз на случай пожара. Но едкий
дым уже обволакивал зрителей, поваливших к дверям.
     Егор  Егорович выбежал  на  сцену.  Она  была  пуста.  Огонь  бушевал
наверху,  на кулисах. По крутой лестнице он устремился под крышу, с багром
в  руках добрался до подвесного мостика.  Неловким движением задел один из
рычагов, и сверху прямо в огонь упал огромный холст.
     А внизу лихо орудовали пожарные.  Один из них случайно направил струю
из  брандспойта на  кучу тряпок,  до  которых еще не  дошло пламя.  Ткань,
сбитая напором,  отлетела,  и все увидели раненого Ромашина. Первым к нему
подскочил Себекин, наконец примчавшийся к месту происшествия.
     - Григорий  Петрович...   -  неожиданно  услышал  начальник  милиции.
Видимо, вода привела Ромашина в чувство.
     - Что с тобой, Рома?
     - Скорее задержите...
     - Кого?
     - Павильон госторга...  С  крыши...  Сухов...  Дайте  пить.  Кажется,
все...  -  Ромашин дернулся всем телом,  стремясь приподняться,  но тут же
безжизненно упал на руки Себекина.
     Пламя вырвалось с  чердаков.  Кругом было светло,  как  днем.  Молча,
почти  автоматически делали  свою  работу  пожарные:  лезли  по  лестницам
наверх, качали воду.
     Сквозь заградительный занавес пробились Гряднов и  Виталий.  И тут же
заметили убитого.
     - Кто его? - спросил инспектор у Себекина.
     - Не знаю.  Понимаешь,  он в самый последний момент,  очнувшись,  про
госторг говорил, какого-то Сухова.
     - Вот как? Опять твой дядюшка, Виталик. Значит, все это его рук дело.
У павильона госторга нужно немедленно поставить засаду. Он, наверное, там.
Пошли.
     Но  Сухов был рядом,  в  толпе зевак,  сбежавшихся на  пожар,  натиск
которых с трудом сдерживали рабочие. Он считал, что в гриме его не узнают,
и  сквозь шум  старался разобрать,  о  чем говорят люди,  склонившиеся над
милиционером,  которого к тому времени вынесли из здания театра.  Он узнал
Виталия.  Неожиданно они  встретились взглядами.  Виталий стал  пристально
всматриваться в лицо Сухова,  но тот успел спрятаться за соседа и поспешил
выбраться из  толпы.  Зло  усмехнувшись,  Сухов  подождал,  пока  не  ушли
сотрудники  милиции  с  "племянником".  Чуть  в  стороне,  прислонившись к
столбу,  в  окружении артистов стоял Кустовский.  Он тихо плакал.  Евгений
Николаевич пожал ему руку.
     - Уйдите,  Сухов!  - вдруг взорвался режиссер. - Вы не человек. Какая
же вы мразь! Прочь отсюда, жалкое ничтожество! Это ты спалил наш театр!
     Из темноты выскочил Павел. Не видя Сухова, он подошел к старику.
     - Что с вами? Успокойтесь, пойдемте скорее отсюда!
     - Паша! Милый! Это конец!
     - Да нет же,  нет! Бежим на пристань. Мы успеем. Смотрите, что у меня
есть.  Вот они,  подсвечники.  Ваш приятель оставил их в театре.  - Парень
развернул красную тряпку.  - С этим мы нигде не пропадем. Вставайте, Семен
Глебович! Надо бежать.
     Сухов, сделав два шага, очутился возле Павла.
     - Женя,  не трогай мальчика!  -  закричал Кустовский и схватил его за
руку. - Не убивай, прошу тебя!
     - Пошел вон, скотина!
     Сухов,  выхватив финку,  хотел оторвать от себя режиссера,  но в этот
момент  Павел  сильно  ударил Евгения Николаевича подсвечником по  голове.
Удар обрушивался за  ударом,  пока подоспевшие милиционеры,  среди которых
были и Гущин с Себекиным, не оттащили его.


     Константинов, обнимая жену, говорил ей заплетающимся языком:
     - Что бы я делал без тебя? Сокровище ты мое драгоценное.
     Они сидели за  столиком трактира возле окна,  из  которого была видна
ювелирная лавка.
     - Оставь меня. Опять напился, смотреть противно. Еле сидишь. Вставай,
вроде бы уже пора...
     - Успеем,   дорогая,  сделать  то,  что  нам  поручено  этим  мерзким
человеком, а именно - запалить мастерскую...
     - Ты чего кричишь?
     - Я говорю,  -  икая,  ответил Губошлеп.  - А у нас в стране говорить
никому не возбраняется. Да-да, смею вас заверить...
     - Болтун! Ты посмотри, на кого ты похож. Вставай сейчас же!
     - Па-пра-шу...  не оскорблять мое достоинство. Иначе... - Он встал со
стула, пошатываясь.
     - Пошли, пошли отсюда! - потянула его жена. - Уже время. Сделаем дело
- и на пароход. Никто нас не поймает.
     - На  посошок!  Нужно  выпить  на  посошок!  -  Губошлеп  потянулся к
недопитой бутылке.  -  Давай,  Галя, выпьем и начнем новую жизнь. И факел,
который мы зажжем на этой ярмарке, будет символом нашего очищения.
     Гряднов  с  Виталием,  обойдя  здание  госторга и  не  заметив ничего
подозрительного,  присели  на  скамейку,  окруженную  кустами  разросшейся
черемухи,  и  стали наблюдать.  Тут  они  и  увидели вышедших из  трактира
супругов.  Виталий, вытянув шею, стал всматриваться в их лица. Он сразу же
узнал  Губошлепа.  Тот,  с  трудом удерживая равновесие -  последняя рюмка
сыграла свою роль,  -  еле передвигал ноги и,  если бы  не  старания жены,
давно бы свалился. Наблюдатели незаметно последовали за парочкой.
     - Да пойми ты,  дурья башка,  - чуть не плача, причитала буфетчица, -
это наш последний шанс.
     Губошлеп остановился, покачиваясь.
     - О чем ты говоришь?  Какой шанс?  Ах,  да!  Где бензин, где флакон с
бензином, я тебя спрашиваю?
     - Тише, в сумке у меня. Все готово. Мы только чиркнем спичкой и...
     - Давай  сюда  флакон.  Ого,  да  это,  оказывается,  целая  бутылка.
Загороди меня. Вот так.
     Губошлеп, качаясь, стал выливать горючее на стену ювелирной лавки. Он
не сразу почувствовал на своем плече твердую руку Гряднова.


     Теплым сентябрьским днем хоронили Ромашина.  Виталий вместе с Гущиным
нес  венок от  личного состава комендатуры ярмарочного уголовного розыска.
Впереди шли  двое  парней с  венком от  рабочих механического завода,  где
раньше трудился погибший. Вокруг причитали старухи.
     Виталий слышал эти причитания,  и  они отдавались в душе тупой болью.
За  эти дни он заметно повзрослел,  происшедшие события не прошли для него
даром.
     - Товарищи!  -  Голос  Себекина,  открывшего  траурный  митинг,  эхом
пронесся над кладбищем.  -  Сегодня мы провожаем в последний путь рядового
бойца   Советской  власти.   Роман   Ромашин  был   скромным,   незаметным
сотрудником,  каких среди нас очень много. Этого человека я любил, хотя не
все  у  нас  было гладко.  Трудно,  товарищи,  говорить,  потому как слезы
сжимают мне  горло.  Но  пусть  наши  враги  не  надеются на  то,  что  мы
расслабимся хоть на минуту. Ромашин стал жертвой преступной шайки, которую
мы выловили.  Они хотели спалить нашу ярмарку, опорочить Советскую власть.
А  мы заявляем им и всем подобным:  не выйдет!  И не выйдет потому,  что в
наших рядах есть много таких, как Ромашин, наш дорогой и бесценный друг...
     Взвод  красноармейцев дал  несколько прощальных залпов.  Большая стая
галок с  тревожным криком взметнулась над  кладбищенскими вязами,  запахло
пороховым дымом... Через минуту птицы угомонились и снова стало тихо.
     Выйдя за ворота, Гряднов повернулся к Себекину:
     - Хорошо сказал. Правильно.
     Виталий шагал рядом.  Инспектор перевел разговор на другую тему, стал
рассказывать о том, что звонил в Москву. Там подтвердили, что под фамилией
Сухов скрывался опасный преступник.
     - Настоящая его фамилия Ядров, Николай Устинович, - объяснил Гряднов.
- В Витебске он участвовал в разгроме военного комиссариата,  где захватил
ряд документов.
     - Мой отец последнее письмо именно оттуда,  из Витебска,  прислал,  -
вставил Виталий.
     - Да.  Так что никакой он тебе не родственник. И судить его будут как
матерого бандита,  на  счету которого не  только убийство Ромашина,  но  и
множество других преступных дел.
     - А Губошлеп какой номер отмочил,  -  улыбнулся Себекин. - Как только
вы  его привели,  он  сразу ко  мне:  саквояж американский нашли,  так что
отпускайте, и все тут. Я ему вроде как слово давал.
     - Подонок,  -  ответил  москвич и  после  паузы  повернулся к  своему
молодому спутнику.  -  А  ведь у  меня и  для тебя есть новость.  Нашли мы
твоего Генку. Сейчас дело прекращено, его выпустили. Так что он дожидается
тебя на ярмарке, на площади.
     - Вот спасибо! - обрадовался Виталий. - Побегу я тогда.
     - И тебе спасибо, - сказал Гряднов. - Будешь в Москве - заходи.
     - Обязательно!  Мы с Генкой вас еще навестим.  -  И он быстро побежал
под откос к пристани.

__________________________________________________________________________

          О 60. Операция "Дипломат". - М. : Юрид. лит., 1989. - 256 с.
          ISBN 5-7260-0194-Х
          Действие двух  повестей об уголовном розыске происходит в начале
     становления Советской  власти,  когда  в  органы  милиции  направляли
     преданных   делу   революции,   но,  как  правило,  мало  сведущих  в
     юриспруденции людей.  В двух других повестях рассказывается о  работе
     уголовного розыска в наши дни.  Все произведения остросюжетны и несут
     в себе интересную информацию об истории советской милиции.
          Для широкого круга читателей.
          Тираж 100 000 экз. Цена 2 р. 80 к.
     Составительї             Н. М. Беркова
     Редакторї                В. А. Терехина
          ИБ ј 2240
     Художникиї               А. А. Брантман, И. В. Красильников
     Художественный редакторї А. Б. Бобров
     Технический редакторї    Н. Л. Федорова
     Корректорыї              Л. Г. Кузьмичева, Л. А. Перовская

__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 02.04.2002
     О найденных в тексте ошибках сообщать по почте: vgershov@chat.ru
     Новые редакции текста можно по