аботников  государственных  органов,  и
полицейские, которых в это  время  остается  относительно  мало,  занимаются
большей частью проверкой  иностранцев  да  пытаются  поддержать  порядок  на
автомагистралях.
   Мартин Бек, к примеру, много бы дал за  то,  чтобы  поговорить  со  своим
бывшим  сотрудником  Фредериком  Меландером,  теперь  инспектором  уголовной
полиции в Стокгольме. Тому  было  сорок  девять  лет,  тридцать  из  них  он
прослужил в полиции, и его память надежнее,  чем  чья-либо,  хранила  имена,
события, ситуации и другие факты, которые ему удалось добыть  за  все  годы.
Этот человек никогда ничего не забывал и был одним из тех, кто, может  быть,
сумел бы посоветовать сейчас что-нибудь дельное. Но Меландера не найдешь, он
в отпуске и, как всегда, когда бывает свободен, сидит  в  своем  домишке  на
острове Вэрмде. Телефона там нет, и никто из его коллеге  знает  точно,  где
этот дом находится. Его любимое занятие - заготовка дров, но в  этот  отпуск
он решил заняться строительством нового, двухместного нужника.
   Кстати говоря, отпуска у Бека и Монссона начались как раз в эту неделю, и
мысль о том,  что  отпуск  приходится  отодвинуть  на  неопределенный  срок,
действовала на нервы.
   Но, как бы там ни было, в  этот  понедельник  придется  провести  допрос.
Мартин Век позвонил в Стокгольм  и  после  долгих  "если"  и  "но"  уговорил
Кольберга заняться Хампусом Брубергом и Хеленой Ханссон.
   - О чем мне их спрашивать-то? - уныло сказал Кольберг.
   - Сам толком не знаю.
   - А кто же руководит расследованием?
   - Я.
   - И ты не знаешь? Что же я-то тогда могу придумать, черт возьми!
   - Нам не хватает мотива преступления.  Или,  вернее,  у  нас  их  слишком
много,  этих  мотивов.  Может  быть,  знание  обстановки  в  пальмгреновском
концерне поможет нам за что-то уцепиться?
   -  Ну-ну,  -  недоверчиво  сказал  Кольберг.  -  А  эта  самая   Ханссон,
секретарша, она хоть симпатичная?
   - Говорят.
   - Ну тогда еще куда ни шло. Пока. Мартин Бек чуть не сказал "жду звонка",
но в последнюю минуту сдержался.
   - Пока, - лаконично ответил он и повесил трубку. Взглянул на  Монссона  и
сказал: - Кольберг займется стокгольмским отделением концерна.
   Потом оба сидели молча, лениво перебирая бумаги. В девять часов встали  и
пошли на улицу, к автомашине Монссона.
   Движение было более оживленным, чем в воскресенье, но тем не  менее  путь
до портового района, где располагалась главная контора Пальмгрена в Швеции и
где сейчас распоряжался Мате Линдер, занял не больше десяти минут.
   Монссон поставил машину так, как ставить ее по правилам никак уж  нельзя,
и опустил щиток, с наружной стороны которого красовалась надпись "ПОЛИЦИЯ".
   Они поднялись на лифте на седьмой этаж и оказались в просторной приемной,
пол которой  был  затянут  светло-красным  ковром,  а  стены  обиты  шелком,
посредине стоял низкий стол и удобные кресла, на  столе  -  груда  журналов,
большей частью иностранных, но были "Свенск тидскрифт" и "Векканс  афферер",
две большие хрустальные пепельницы, деревянный ящик с сигарами и сигаретами,
настольная зажигалка черного дерева и  массивная  ваза  с  красными  розами.
Поодаль, за столиком, сидела светловолосая девица  лет  двадцати  и  изучала
свои сверкающие, как зеркало, ногти. Перед ней - переговорный  аппарат,  два
телефона, блокнот на металлической дощечке и позолоченное вечное перо.
   У нее была фигура манекенщицы, черно-белое, очень короткое платье.  Чулки
с черным хитроумным узором, элегантные черные туфли с  серебряной  обтяжкой.
Губы накрашены почти белой помадой, а веки резко обведены синим.  Серебряные
серьги, белые как мел зубы,  длинные  приклеенные  ресницы  над  глуповатыми
голубыми глазами. "Безупречно сделано, если кому это надо", - подумал Мартин
Бек.
   Она взглянула на них с оттенком презрения, ткнула длинным ногтем  в  свой
блокнот и сказала на самом настоящем сконском диалекте:
   -  Вы  из  полиции,  насколько  я  понимаю.  -  Бросила  взгляд  на  свои
миниатюрные часики и добавила: - Вы пришли почти  на  десять  минут  раньше.
Господин Линдер сейчас говорит по телефону.
   "Господин, - подумал Мартин Бек. - Значит, Мате  Линдер  уже  сделал  шаг
вперед, туда, где должность называть уже и не нужно".
   - Он разговаривает с Иоганнесбургом, - сказала девушка. - Как  только  он
закончит, я вас приглашу. Ваши фамилии Монссон и Бек, кажется?
   - Бек.
   - Хорошо, - равнодушно сказала она. Взяла ручку и стала небрежно  чертить
в  своем  блокноте.  Потом  снова  посмотрела  на  них  с  плохо  скрываемым
отвращением и, кивнув в сторону стола  с  розами,  хрусталем  и  сигаретами,
сказала:-Курите, пожалуйста. Примерно так говорит зубной  врач  -  сплюньте,
пожалуйста. Мартин  Бек  чувствовал  себя  скверно  в  этой  обстановке.  Он
взглянул на Монссона, на котором  была  мятая  рубаха  навыпуск,  неглаженые
брюки и сандалеты. Сам он выглядел ненамного элегантнее, хотя и  положил  на
ночь брюки под матрас. Монссон тем не менее казался совершенно невозмутимым.
Он  развалился  в  кресле,  достал  из  нагрудного  кармана  зубочистку,  за
полминуты пролистал "Векканс афферер" и, пожав  плечами,  бросил  журнал  на
стол. Бек, внимательно изучив богатое содержимое ящика с сигаретами,  кончил
тем, что вытащил из кармана свою  "Флориду",  прикусил  мундштук  и  чиркнул
спичку.
   Минуты шли. Монссон с отсутствующим видом жевал зубочистку.  Бек  загасил
сигарету и прикурил новую. Встал и подошел к стене,  в  которую  был  вделан
большой аквариум с зеленой искрящейся водой.  Он  молча  стоял,  разглядывая
пестрых рыбешек, пока жужжащий сигнал переговорочного  аппарата  не  прервал
это занятие.
   - Господин Линдер ждет вас.
   Сразу отворилась одна из дверей, и темноволосая женщина лет тридцати пяти
пригласила  их  войти.  Ее  движения  были  быстрыми  и  точными,  а  взгляд
пронизывающим. Типичная секретарша большого начальника, подумал Мартин  Бек.
Вероятно, именно она и делала всю работу, если только какая-то работа  здесь
была. Монссон тяжело поднялся и лениво  двинулся  за  Мартином  Беком  через
небольшую комнату  с  письменным  столом,  электрической  пишущей  машинкой,
шкафом для документов и полками, которые пестрели переплетами.
   Темноволосая секретарша открыла следующую дверь  и  молча  пропустила  их
вперед. Бек еще сильнее почувствовал, насколько они  с  Моиссоном  неуклюжи,
неприглажены и не вписываются в эту обстановку.
   Пока Монссон шел к письменному столу, из-за которого с печальной, но  все
же любезной и учтивой улыбкой поднялся Мате Линдер,  Мартин  Бек  изучал  по
порядку три разных объекта: вид из окна, кабинет и человека, к которому  они
пришли. Он успел заметить  все  самое  значительное,  пока  Монссон  вынимал
зубочистку изо рта, клал ее в пепельницу и протягивал руку Линдеру.
   Вид из окна открывался потрясающий. В гавани (вернее, в гаванях,  ибо  их
было несколько)  кипела  жизнь:  сутолока  грузовых  и  пассажирских  судов,
буксиров,  кранов,  грузовиков,  железнодорожных   составов,   нагромождения
контейнеров.  Где-то  вдали  лежали  Эресунн   и   Дания.   Видимость   была
великолепная, и он заметил по меньшей мере два десятка судов, тянувшихся  по
морской глади в Копенгаген или идущих оттуда. Эта панорама была  лучше,  чем
вид из его окна в гостинице,  хотя  и  тот  был  неплохим.  Так  и  хотелось
попросить хороший бинокль.
   На столе  Линдера  как  раз  лежал  бинокль:  морской,  цейсовский.  Стол
поставили так, что Линдер сидел спиной к  торцовой,  без  окон,  стене.  Всю
стену от пола до потолка и из угла до угла занимала  гигантская  фотография,
изображавшая рыболовный траулер во время шторма. Брызги пены, каскады  воды,
обрушивающиеся на палубу.  Вдоль  правого  борта  -  люди  в  зюйдвестках  и
проолифенных робах, поднимающие трал. Контраст  поразительный.  Зарабатывать
себе на пропитание неимоверным трудом  в  море  или  спокойно  посиживать  в
роскошном кабинете и наживать состояние  на  тяжком  труде  других.  Разница
поразительная, как уже сказано, однако вряд ли  фотографию  здесь  выставили
умышленно: и цинизм должен иметь свои границы. На противоположной окну стене
висели три литографии - Матисс, Шагал, Сальвадор  Дали.  В  кабинете  стояли
также два кожаных кресла для посетителей и стол  для  переговоров  с  шестью
стульями палисандрового дерева.
   По полученным данным, Матсу Линдеру было тридцать лет,  и  его  внешность
точно соответствовала его возрасту и положенею. Высокий, подтянутый,  хорошо
тренированный. Карие глаза, аккуратный  пробор,  сухощавое  лицо  с  твердым
профилем и решительным подбородком. Строгий костюм.
   Мартин Бек посмотрел на Монссона и почувствовал себя мятым и потным,  как
никогда.
   Он назвался и пожал руку Линдеру.
   Уселись в кожаные кресла.
   Линдер, поставив локти на стол, поднял  руки.  Кончики  пальцев  касались
друг друга.
   - Ну, - сказал он, - вы взяли убийцу? Монссон и Бек одновременно покачали
головами.
   - Чем я могу вам помочь?
   - У директора Пальмгрена были враги?  -  спросил  Мартин  Бек.  Глупый  и
простой вопрос, но с чего-то надо начинать. Линдер тем  не  менее  воспринял
его с преувеличенной серьезностью и тщательно обдумывал свой ответ.  Наконец
сказал:
   - Когда человек ведет дело такого размаха, он едва ли может обойтись  без
недругов.
   - А кто бы конкретно это мог быть?
   - Слишком многие, - тускло  улыбнулся  Линдер.  -  Господа,  деловой  мир
сегодня   весьма   жесток.    Конъюнктура    не    оставляет    места    для
благотворительности и сантиментов. Очень часто вопрос стоит так:  убить  или
быть убитым. С точки зрения экономической, конечно.  Но  мы,  деловые  люди,
пользуемся иными методами, чем стрельба друг  в  друга.  Поэтому,  я  думаю,
можно спокойно отложить в сторону теорию, согласно которой  некий  обиженный
конкурент приходит в первоклассный ресторан  с  пистолетом  в  руках,  чтобы
лично, так сказать, подвести итог.
   Монссон шевельнулся. Казалось, ему в голову пришла какая-то идея,  но  он
ничего не сказал. Бек продолжал спрашивать:
   - Вы имеете какое-нибудь представление  о  человеке,  который  стрелял  в
вашего шефа?
   - Я его, собственно говоря, и не видел. Во-первых, я сидел рядом с  Викки
- так мы обычно называли его в узком кругу  -  и,  следовательно,  спиной  к
убийце. Во-вторых, я не сразу понял, что случилось. Я  услышал  выстрел,  он
был не слишком громкий и не вызвал у меня тревоги, потом Викки  упал  ничком
на стол, я тут же встал и  наклонился  над  ним.  Прошло  несколько  секунд,
прежде чем я понял, что он серьезно ранен. Когда я  посмотрел  по  сторонам,
стрелявший уже исчез, к нам со всех сторон бежали люди. Впрочем, все -это  я
уже говорил полиции еще в тот вечер.
   - Знаю,-сказал Мартин Бек.-Возможно, я выразился не совсем ясно. Я  хотел
спросить, к какому, на ваш взгляд, типу людей принадлежал этот человек?
   - Он идиот, - сказал Мате Линдер,  ни  секунды  не  колеблясь.  -  Только
душевнобольной способен на такие поступки.
   -  Стало  быть,  Пальмгрена  можно  считать  случайной  жертвой?   Линдер
задумался. Потом улыбнулся своей тусклой улыбкой:
   - Это уж полиция должна выяснить.
   - Насколько я понимаю, Пальмгрен вел дела и за рубежом?
   - Верно. Круг его интересов был весьма широк.  Но  здесь,  в  Мальм„,  мы
занимаемся тем, с чего когда-то начиналась фирма:  экспорт  и  импорт  рыбы,
частично консервная промышленность. Фирму  основал  старый  Пальмгрен,  отец
Викки. С ним я никогда не  встречался,  слишком  молод  для  этого.  Что  же
касается зарубежных дел концерна, то тут я мало что знаю.
   Он сделал паузу.
   - Но весьма вероятно, что  теперь  мне  придется  познакомиться  с  этими
делами поближе.
   - А кто теперь отвечает за деятельность... концерна?
   -  Шарлотта,  я  полагаю.  Она  единственная  наследница.  Ни  детей,  ни
родственников у Пальмгрена нет. Впрочем,  это  уже  дело  юристов.  Главному
адвокату фирмы пришлось срочно прервать свой отпуск. Он  приехал  в  пятницу
вечером и вместе со своими помощниками просматривал дела за последние дни. А
пока мы работаем, как обычно. .
   - Рассчитываете ли вы занять место Пальмгрена? - вдруг спросил Монссон.
   - Нет, - сказал Линдер. - Не рассчитываю. У меня нет ни  того  опыта,  ни
тех способностей, которых требует дело такого размаха...
   Он остановился,  а  Монссон  не  стал  развивать  этой  темы  дальнейшими
вопросами. Бек тоже молчал. Линдер продолжил сам:
   - Пока меня полностью удовлетворяет мое положение. Могу вас заверить, что
и этой работой не так-то просто руководить.
   - А что, прибыльно это - торговля сельдью? - спросил Мартин Бек.
   Линдер снисходительно улыбнулся:
   - Но ведь. мы занимаемся не только сельдью. Во всяком случае,  можете  не
сомневаться: экономическое положение фирмы весьма прочное.
   Мартин Бек решил начать наступление с другого фланга.
   - Я полагаю, вы лично знаете всех присутствовавших на ужине?
   Линдер на мгновение задумался.
   - Да. Кроме секретарши Бруберга.
   Не промелькнула ли тень неприязни по его лицу? Бек, чувствуя, что вот-вот
что-то обнаружится, продолжал:
   - Директор Бруберг, кажется, старше вас и по возрасту,  и  по  должности,
которую он занимает в концерне?
   - Да, ему лет сорок пять.
   - Сорок три, - уточнил Мартин Бек. - А давно он работает на Пальмгрена?
   - С середины пятидесятых. Лет пятнадцать. Было очевидно, что Линдеру  эта
тема не по вкусу.
   - И все же вы находитесь в более привилегированном положении, чем он,  не
так ли?
   - Это зависит от того, что считать привилегиями. Хампус Бруберг  сидит  в
Стокгольме, занимается недвижимостью. И акциями тоже.
   Линдер явно был не в своей тарелке. Надо бить  в  одну  точку.  Рано  или
поздно он проговорится.
   - Но ведь совершенно ясно, что директор Пальмгрен доверял больше вам, чем
Брубергу. И это несмотря на то, что он работал у него пятнадцать лет,  а  вы
только... Да, кстати, а сколько вы здесь работаете?
   - Почти пять лет, - сказал Мате Линдер.
   - А Пальмгрен не очень-то полагался на Бруберга?
   - Наоборот. Слишком полагался, - сказал Линдер и сжал губы, словно  хотел
взять свои слова обратно и вычеркнуть их из протокола.
   - А вы считаете Бруберга ненадежным?-быстро спросил Бек.
   - На этот вопрос я не хочу отвечать.
   - Бывали ли разногласия между ним и вами?
   Линдер помолчал. Казалось, он пытается взвесить ситуацию.
   - Да, - наконец сказал он.
   - По каким вопросам?
   - Это уж наше внутреннее дело.
   - Вы считаете его нелояльным по отношению к концерну?
   Линдер молчал. Но теперь это уже не имело значения, ибо он в принципе дал
ответ на вопрос.
   - Ладно, нам ведь все равно придется говорить и с Брубергом,  -  небрежно
сказал Бек.
   Линдер взял тонкую длинную сигару, снял целлофан и осторожно закурил ее.
   - Я совершенно не понимаю, какое отношение все это имеет к убийству моего
шефа.
   - Может быть, никакого, - пожал плечами Мартин Бек. - Посмотрим.
   - У вас есть еще вопросы ко мне? - спросил, затягиваясь, Линдер.
   - В среду днем у вас было заседание. В этом кабинете?
   - Нет, в конференц-зале.
   - О чем шла речь на этом заседании?
   - Внутренние дела. Я не могу и  не  хочу  рассказывать  о  том,  что  там
говорилось. Скажем так: Пальмгрен на какое-то время должен  был  отключиться
от работы и хотел получить обзор положения дел в Скандинавии.
   - Делались ли во время докладов  выговоры  кому-либо?  Был  ли  Пальмгрен
чем-нибудь недоволен?
   Ответ последовал после короткого колебания:
   - Нет.
   - Но вы, возможно, считаете, что выговоры кому-то следовало сделать?
   Линдер не отвечал.
   - Вы, может быть, имеете что-нибудь  против  того,  что  мы  поговорим  с
Брубергом?
   - Наоборот, - пробормотал Линдер.
   - Извините, я не понял, что вы сказали?
   - Ничего.
   - Во всяком случае, ясно, что Пальмгрен доверял вам больше, ч„м Брубергу.
   - Может быть, - сухо сказал Ландер. -  Так  или  иначе,  к  убийству  это
отношения не имеет.
   - Это мы посмотрим, -  сказал  Мартин  Бек.  В  глазах  Линдера  сверкнул
огонек. Он был взбешен и с трудом скрывал это.
   - Ну извините, мы и так уже отняли у вас много  драгоценного  временя,  -
сказал Мартин Бек.
   - Верно замечено. И чем скорее мы этот разговор кончим, тем лучше. И  для
меня, и для вас. Я не вижу никакого смысла в том, чтобы пережевывать одно  и
то же.
   - Что ж, согласен, - сказал Мартин Бек, поднимаясь.
   - Спасибо, - устало выговорил Линдер. В его тоне чувствовался сарказм.
   И тут Монссон, выпрямившись в кресле, медленно произнес:
   - Простите, пожалуйста, но я хотел вас кое о чем спросить.
   - О чем же?
   - В каких вы отношениях с Шарлоттой Пальмгрен?
   - Я с ней знаком.
   - Насколько хорошо?
   - Это, очевидно, мое личное дело.
   - Конечно. Но я все-таки хотел бы получить ответ на свой вопрос: состоите
ли вы в каких-либо отношениях с Шарлоттой Пальмгрен?
   Линдер смотрел на него холодным и неприязненным взглядом. После минутного
молчания он раздавил сигарету в пепельнице и сказал:
   - Да.
   - Б любовных отношениях?
   - В половых. Я сплю с ней, если уж выражаться так, чтобы это было понятно
даже полицейскому.
   - И как долго эти отношения у вас продолжаются?
   - Два года.
   - Знал ли о них директор Пальмгрен?
   - Нет.
   - А если бы знал, ему бы это, наверное, не понравилось?
   - Не уверен. Шарлотта и я - люди современные, достаточно широко  мыслящие
и  без  предрассудков.  Виктор  Пальмгрен  был  таким  же.  Их   супружество
основывалось скорее на деловых соображениях, чем на чувствах.
   - Когда вы ее видели в последний раз?
   - Шарлотту? Два часа назад.
   Монссон полез в нагрудный карман за новой зубочисткой.	Посмотрел на нее и
спросил:
   - А как она в постели, ничего?
   Линдер, онемев, смотрел на него. Наконец сказал:
   - Вы в своем уме?
   Когда садились в машину, Монссон сказал:
   - Ловкий парень. Достаточно ловкий, чтобы говорить  правду  тогда,  когда
знает, что на Браках мы его поймаем. Уверен, что  Пальмгрену  от  него  была
большая польза.
   - Мате Линдер прошел, как видно, хорошую школу, - заметил Мартин Бек.
   - Да и сам он способный. Вопрос только в  том,  способен  ли  он  убивать
людей.
 
   XII
   Леннарту Кольбергу задание, которое он получил, казалось и  бессмысленным
и противным,  но  уж  никак  не  трудно  выполнимым.  Нужно  найти  каких-то
конкретных людей, поговорить с ними, и все.
   Сразу же после десяти он вышел из здания полиции  в  Вестберге;  там  все
было тихо и спокойно, что главным образом  объяснялось  нехваткой  людей.  В
работе же, напротив, недостатка не  было,  ибо  на  великолепно  унавоженной
почве так называемого "общества  всеобщего  благоденствия"  преступность  во
всех ее формах расцветала пышным цветом. Причины такого  положения  казались
совершенно неясными - во всяком случае, для власть имущих и для теоретиков.
   За благопристойным, приглаженным, даже респектабельным фасадом Стокгольма
скрывались джунгли большого города, где наркомания и развращенность достигли
широчайшего размаха, где бессовестные ростовщики совершенно открыто наживали
огромные барыши на порнографии в ее самых грязных и  отвратительных  формах,
где профессиональные преступники не только росли численно, но и  становились
все более и более хорошо организованными. То, что алкоголизм, который всегда
был проблемой, и преступность среди молодежи продолжали все расти  и  расти,
не могло удивить никого, кроме служащих учреждений, отвечавших за  борьбу  с
этими явлениями, и правительственных кругов.
   Стокгольм, что поделаешь.
   От того города, в котором Кольберг родился и вырос,  мало  что  осталось.
Экскаваторы спекулянтов земельными участками  и  бульдозеры  так  называемых
специалистов по уличному движению  снесли,  с  благословения  планировщиков,
большую  часть  старых,  добротных  ст