купюры   в   брезентовый   мешок,   напоминавший
инкассаторский, а очередь становилась все больше; люди начали волноваться,
лысый успокаивал, мол, пока ковры еще есть, возможно, всем не  достанутся,
но  будут  продавать   еще   и   после   обеденного   перерыва.   Призывал
придерживаться  очереди.  Кто-то  лез  вперед,  возникали  ссоры,   споры,
толкотня, но кассирша работала быстро, молниеносно считая деньги.
     Незадолго до открытия универмага лысый объявил, что ковры кончились.
     Счастливые  обладатели  чеков  столпились  у  входных  дверей,  лысый
погрузил кассу и стол, внес в машину ковры. В это время универмаг открыли,
покупатели побежали на четвертый этаж, пытаясь  быть  первыми  в  очереди,
лысый с кассиршей сели в машину, и она исчезла  в  направлении  Городецкой
улицы.
     А "счастливчики" оказались отнюдь не любимчиками судьбы,  потому  что
уже через несколько минут выяснилось, что никаких ковров в магазине нет  и
они стали жертвой ловких жуликов.
     Толя достал из шкафа фотографии, разложил на столе. Среди них  был  и
снимок Пашкевича,
     - Вчера наши ребята начали расследование, - объяснил он.  -  У  одной
тетеньки  оказалась  хорошая  зрительная  память:  описала   лысого,   как
нарисовала. И у меня большое подозрение, что это Пашкевич.
     Теперь наступила моя очередь волноваться. Значит, лысый бандит  ходит
тут, рядом, по львовским улицам, вчера, во всяком случае, еще точно ходил,
а я в это время лакомился шашлыками.
     - И сколько же ковров они продали? - полюбопытствовал я.
     - Тридцать два. Одиннадцать тысяч без малого. Представляешь, за час.
     - Представляю, - мрачно ответил я, -  еще  как  представляю!  Странно
только: вроде должен бы был затаиться, убийство -  не  шутка,  знает,  что
Коцко из Кривого Рога осталась жива и мы охотимся за ним.
     - Э-э... - засмеялся Крушельницкий. - Знаешь,  как  говорят,  сначала
хочется конфетку с ликером, а потом уж и ликер с конфеткой.  А  тут  касса
подвернулась. Понимаешь, кассу они  где-то  достали.  Такого  шанса  может
больше не быть.
     - Вот-вот, - подхватил я. - Этот Пашкевич -  голова.  Все  рассчитал.
Пройдет афера - хорошо, еще десяток тысяч, не пройдет  -  тоже  рыдать  не
надо. Сколько там лет за это полагается? Ну, упекут его в тюрьму, ведь ему
не привыкать, а следы удастся замести: кто его в тюрьме искать будет?
     - А он не без фантазии.
     - "Рафик"!.. Где он мог достать машину? И неужели никто  не  запомнил
номера?
     - Запомнили. Но...
     - Фальшивый?
     - Снят с частных "Жигулей". Машина разбита и стояла во дворе.  Точный
расчет: никто на ней  не  поедет,  значит,  не  поднимет  шума  по  поводу
исчезновения номеров.
     - Где же они взяли кассу?
     - Слишком многого хочешь от меня!
     Наш разговор прервал парень в светлом кримпленовом костюме.
     Крушельницкий познакомил нас. Обладателем умопомрачительного  костюма
оказался лейтенант Игорь Проц -  вчера  он  начал  расследование  аферы  с
коврами и успел опросить всех потерпевших.
     - Начнем? - лаконично спросил он.
     Крушельницкий только кивнул.
     Проц впустил в комнату понятых и высокую сухощавую женщину в очках на
длинном, совсем не  женском  носу.  Такие  красные  носы  бывают,  главным
образом, у мужчин, любящих прикладываться к определенного вида посуде,  но
у  этой  категории  человеческого  рода  глаза,  как  правило,  мутные   и
невыразительные, а у женщины, которую Проц подвел к столу, они блестели за
стеклышками очков остро и пронизывающе, и я подумал, что действительно  от
этих глаз ничто не укроется.
     Женщина,  не  раздумывая,  ткнула  пальцем  с  обломанным  ногтем   в
фотографию Пашкевича и почти торжественно воскликнула:
     -  Он!  Вот  это  он,  ей-богу,  он,  и  я   утверждаю   это   вполне
категорически!
     Занеся в протокол ее  показания,  Крушельницкий  отпустил  понятых  и
попросил женщину присесть. Она по-хозяйски расположилась у стола, положила
на колени большую сумку и сразу же перешла в наступление:
     - Куда  вы  смотрите!  Простой  народ  обманывают,  последние  деньги
отбирают, а милиция где? Где, я вас спрашиваю, и можно ли такое допускать?
     - Удивляюсь я вам, Галина Григорьевна, - засмеялся  Крушельницкий,  -
такая умная женщина, а обвели вас вокруг пальца, как ребенка.
     У него был незаурядный опыт, у этого Толи, и ему сразу удалось  сбить
наступательный пафос женщины. Галина Григорьевна как-то жалобно посмотрела
на него и объяснила:
     - Но ведь такие красивые ковры! И я давно  хотела  именно  красный  с
цветами.
     - За триста пятьдесят шесть?
     - Узор... - вздохнула она. - И цвет... Как раз к нашей мебели.
     - Ковры продают в магазине, а не на улице. Это вам не пирожки.
     - Не пирожки, - согласилась она. - Черт попутал.
     - Вот мы и выяснили, что и без вашей вины не обошлось.
     - Очередь же была, и вроде все официально.
     - "Вроде"! - ухватился за слово Толя. - Только вроде...  И  никто  не
догадался попросить у них документы, администратора позвать из магазина.
     - Думали, что этот лысый...
     - Ну, хорошо... А кассирша?.. Опишите ее внешность. - Достал из папки
лист  бумаги.  -  Вот  тут  записано:  брюнетка,  брови  густые,   высокая
прическа... Все говорят: красивая. А точнее? Красивые, они тоже разные.
     - Конечно, - согласилась Галина  Григорьевна.  -  А  эта  как  кукла.
Знаете, магазинная кукла. Ресницы длинные, наклеенные, и  губки  бантиком.
По Академической такие по вечерам ходят.
     - Лицо удлиненное или круглое?
     - Скорее круглое.  Нос  вздернутый,  и  почему  это  таких  красивыми
называют?
     Очевидно,  Галина  Григорьевна  измеряла   женскую   красоту   длиной
собственного носа, и  тут  с  ней  трудно  было  согласиться.  Но  ведь  и
возражение могло вызвать ее негативную реакцию - вероятно, поэтому Толя  и
не ответил на ее вопрос. Вместо этого уточнил:
     - Глаза черные?
     - Не до глаз было: очередь и толкотня.
     - Может, какие-нибудь особые приметы: родинка, бородавка, шрамик?
     - Есть маленькая родинка. - Она коснулась левой щеки. -  Вот  тут.  И
губки бантиком. А больше вроде бы и ничего. Девка как девка.
     - Вы говорите - брюнетка.  Но  ведь  в  комиссионных  знаете  сколько
париков! У вас глаз женский, зоркий, случайно не обратили внимание?
     Галина Григорьевна немного подумала.
     - Сомнительно. Вы спросили, и теперь  кажется,  что  была  в  парике,
однако тогда я не подумала, смотрела и не подумала. Может, и не в парике.
     - Благодарю! - Толя встал из-за стола,  давая  понять,  что  разговор
окончен. Но Галина Григорьевна придерживалась другого мнения.
     - А деньги? - спросила она. - Как быть с деньгами?  Триста  пятьдесят
шесть рублей. Кто мне их вернет?
     - Поймаем преступников, и суд решит.
     - Мне деньги сейчас нужны.
     - Могу только посочувствовать.
     - А если вы их полгода будете ловить? Или даже год?
     - Постараемся раньше.
     - Постарайтесь, пожалуйста. Такое жульничество! Весь город говорит.
     Я подумал, что не без помощи самой Галины Григорьевны, которая успела
уже рассказать о своем несчастье не одной кумушке.
     Она ушла. Крушельницкий собрал со стола  фотографии,  оставив  только
Пашкевичеву.
     - Какие впечатления? - спросил он. - И что будем делать?
     Делиться с ним впечатлениями о Галине Григорьевне не было смысла,  да
и спросил он, кажется, так, ради приличия. Мне было ясно: надо начинать  с
поисков кассы. Это было понятно не только мне, потому что Толя сказал:
     - Список магазинов, где  установлены  кассы,  составляется.  Разделим
город на квадраты, подключим участковых. Как с "рафиком"? - обратился он к
Процу.
     - Автоинспекция ищет.
     - Машин развелось... - вздохнул Толя,  однако,  по-моему,  не  совсем
искренне, потому что имел прямое и непосредственное отношение к увеличению
автопарка: кто возил меня вчера на собственных "Жигулях"?
     - Брюнетка, вероятно, Мария, - высказал я догадку.
     - А то как же, торговый кадр.
     - Поэтому в продовольственных магазинах - прежде всего!
     - Резонно.
     - Есть две мастерских, где ремонтируют кассы, - сказал Проц. - Я  уже
послал туда. Кстати, - обратился он ко мне,  -  там  вас  двое  участковых
ждут.
     - Зови их сюда, - оживился Крушельницкий.
     Непейвода и Горлов сели у стены рядом,  вид  у  них  был  не  то  что
виноватый, но какой-то взволнованный: уже  знали  о  вчерашнем  событии  и
догадывались, каким образом это касается их.
     Крушельницкий не стал убеждать участковых в противоположном.
     - Пашкевич был или есть в ваших  участках!  -  заявил  он,  по-моему,
слишком категорично. - Ищите  Марию,  она  с  ним  была  вчера.  Брюнетка,
красивая и губки бантиком.  Маленькая  родинка  на  левой  щеке.  Красивая
брюнетка с лысым мужчиной - это уже немало!
     Непейвода заерзал на  стуле.  Это  можно  было  понять  как  неполное
согласие с  Толиной  категоричностью:  Крушельницкий  сразу  заметил  это,
потому что продолжал с нажимом:
     - Идите и снова просейте через сито всех Марий.
     Старшие лейтенанты встали синхронно. Горлов  вопросительно  посмотрел
на меня - ведь договаривались вместе доводить  дело  до  конца,  -  но  мы
должны были бросить сейчас все силы на поиски кассы.
     Я лишь махнул Горлову рукой, и  участковые  вышли,  думаю,  не  очень
довольные: проклятый Пашкевич  со  своей  Марией  нарушили  весь  ритм  их
работы.
     Список магазинов, доставшихся на мою долю, оказался немалым: двадцать
девять. Но ребята, учитывая мое незнание города, уступили лучший  квадрат.
Не в центре, где сам черт запутается в  бесконечных  львовских  улочках  и
переулках, а в новом массиве. Магазины  расположены  там  дальше  друг  от
друга,   зато   это   окупается   предельно   простой,   как    говорится,
квадратно-гнездовой планировкой улиц.
     Гастроном,  с  которого  я  начал  обследование  кассовых  аппаратов,
занимал весь первый  этаж  пятиподъездного  здания  и  считался  одним  из
крупнейших в городе.
     Директор встретил меня любезно, но без угодливости,  совсем  не  так,
как встречают в магазинах моих коллег из ОБХСС, это меня вполне устраивало
-  я  должен  был  действовать  быстро  и  четко,  не  теряя  времени   на
дипломатические тонкости.
     Мы направились из подсобки прямо в зал, где каждая касса  выбила  мне
чек.
     Все эти чеки эксперты сегодня же вечером сравнят с  чеками,  выбитыми
жуликами на ковры, и, таким образом, или установят  их  идентичность,  или
нет.
     Я лично не сомневался в последнем: вчера магазин работал,  все  кассы
стояли на месте, однако старательно пронумеровал  чеки  в  соответствии  с
расположением касс в торговом зале и положил в конверт.
     Потом мы с директором спустились в  подвал,  где  осмотрели  еще  два
совсем новых кассовых аппарата. Они находились, так сказать, в резерве, на
случай  выхода  из  строя  работающих.  Несколько  секунд  хватило,  чтобы
убедиться: по крайней мере полгода никто не прикасался к ящикам, в которых
хранились аппараты.
     Мы поднялись в кабинет директора, и я просмотрел личные  дела  Марий,
работавших в гастрономе. Тут были лишь две Марии, уборщица и продавщица, и
у обеих было чистое алиби: в январе находились на работе и жили в этом  же
микрорайоне неподалеку от гастронома.
     Пожав  мне  руку  на  прощание,  директор  все  же  не  удержался  от
саркастической улыбки и сказал:
     - У нас порядок, и  я  сам  бы  сигнализировал  вам  в  случае  чего.
Думаете, не знаем, что к чему?
     - Думаю, знаете. Но такая уж у меня работа: все надо  собственноручно
ощупать.
     - Не завидую, людям надо верить.
     У меня не было времени объяснять ему, что  именно  благодаря  вере  в
людей и, выражаясь официальным языком, в тесном контакте с общественностью
лишь  за  последнее  время  органы  милиции  раскрыли   несколько   тяжких
преступлений.
     Я помахал директору рукой и поспешил дальше.
     Процедура  осмотра  касс  в  первом  гастрономе  и  пеший  переход  в
следующий заняли у меня полчаса. Если в  среднем  выйдет  по  получасу  на
магазин и если учесть, что  в  большинстве  торговых  точек  рабочий  день
заканчивается   в   восемь   вечера,    сегодня    я    смогу    осмотреть
четырнадцать-пятнадцать    гастрономов    и    промтоварных     магазинов.
Приблизительно половину запланированных. А надо  еще  пообедать,  впрочем,
можно обойтись пирожками или  кофе  с  бутербродами.  Канительная  работа,
которая может окончиться полным пшиком.
     Но ведь Пашкевич со своей  красавицей  Марусей  все  же  должны  были
где-то достать кассу!
     Возможно, украли, а после аферы с коврами выезжали за город и зарыли;
возможно, незаметно вернули или  сговорились  со  сторожем  или  завмагом:
десятки вариантов, сотни магазинов, столовых, ресторанов, где  установлены
кассовые  аппараты,  -  действительно  канительная,  нудная,   но   крайне
необходимая работа.
     И все время на ногах.
     Когда-то один из старых, опытных работников угрозыска, уже  не  помню
кто, учил меня, еще зеленого  лейтенанта,  как  надо  относиться  к  своим
ногам, как закалять и в то же время холить их, по  крайней  мере  уважать:
носить хорошие носки, удобную обувь, может, и не  модную,  но  обязательно
удобную и чтобы отвечала требованиям сезона. Честно говоря, тогда я как-то
иронически воспринял эти советы и только потом понял, какими полезными они
были. Сегодня на мне удобные, несколько растоптанные и совсем не импортные
туфли, забыл точно - откуда, житомирские или белоцерковские, но  я  в  них
ходок и выдерживаю до вечера.
     Следующий магазин оказался совсем маленьким, с  одной  кассой  и  без
Марий. Я управился тут за десять минут и начал оптимистичнее  представлять
свое ближайшее будущее. Однако в гастрономе на параллельной улице не  было
ни директора, ни его заместителя, пришлось ограничиться заведующим секцией
и председателем месткома. Тут я растерял  фору,  полученную  в  предыдущей
симпатичной  торговой  точке.   Провозился   целых   сорок   минут   -   и
безрезультатно.
     Потом был небольшой универмаг, разделенный на бесчисленное количество
секций с кассой в каждой; одна, запасная, стояла в подсобке,  и  где-то  в
кладовке после долгих поисков удалось найти еще две испорченных.
     Короче, к восьми часам я обошел не четырнадцать-пятнадцать магазинов,
как планировал, а всего одиннадцать. Я с удовольствием  сел  в  полупустой
троллейбус и дал отдых натруженным ногам.
     В управлении меня уже  ждали  Крушельницкий,  Проц  и  еще  несколько
незнакомых   оперативных   работников.   Не   надо   было   быть   большим
физиономистом, чтобы понять: их тоже постигла неудача.
     Мы лениво и устало обменялись мнениями, сдали чеки  на  экспертизу  и
разъехались  по  домам,  чтобы  завтра  с  самого  утра  продолжить  обход
магазинов.
     В  гостиничном  буфете  я  выпил  две  бутылки  кефира  с  не   очень
аппетитными  булочками,  одним  глазом  посмотрел  телевизор  в  холле   и
завалился спать.
     Заснул сразу и спал без снов. В семь меня разбудил телефонный  звонок
Крушельницкого. Я провел электробритвой по  щекам,  выпил  припасенного  с
вечера кефира и еле влез в переполненный с утра троллейбус.
     Примерно в одиннадцать, после пятого магазина, я  позвонил  дежурному
по управлению: условились, что будем держать его в курсе  дел.  Но  ничего
радостного он не сообщил - прочесали уже больше половины торговых точек, и
никаких следов.
     Я представил, как ходят по магазинам и столовым,  ругаясь  и  бормоча
себе под  нос  проклятья,  мои  коллеги  по  розыску,  а  подлец  Пашкевич
наслаждается  где-то  с  брюнеткой,   целует   губки   бантиком,   нах-хал
проклятый...
     Разозлился и чуть бодрее побежал в столовую, которая значилась в моем
маршруте.
     Еще раз позвонил в управление в два, когда  магазины  закрывались  на
перерыв. Дежурный, узнав, кто звонит, радостно заорал в трубку:
     - Товарищ капитан, майор Крушельницкий просил вас срочно приехать!
     - Нашли?
     - Кажется.
     Я  вышел  из  будки  телефона-автомата,  ощутив,  как  сразу  у  меня
отяжелели ноги. Любопытно: еще минуту назад готов был бегать до вечера,  а
тут захотелось сесть тотчас же, даже вон на ту урну для мусора  или  прямо
на бровку тротуара, - сесть, вытянуть ноги и ни о чем не думать.
     Слава богу, увидел  зеленый  огонек  такси.  Невероятно,  но  таксист
остановился, более того: он не возразил, когда я назвал  адрес,  а  может,
просто не захотел спорить с человеком, едущим в управление милиции: кто  ж
его знает, что это за птица!
     Крушельницкий разговаривал с кем-то по телефону. Помахал  мне  рукой,
приглашая сесть, и продолжал:
     - Возьмите машину и привезите ее сюда.  Немедленно,  очень  прошу  не
задерживаться. Да, да, мы ждем.
     Положил трубку, посмотрел на  меня  долгим  взглядом,  но  ничего  не
сказал.
     - Нашли кассу? - не выдержал я долгой паузы.
     -  Нет,  не  нашли.  Но  Проц  нашел  столовую,  откуда  ее   увезли.
Оказывается, еще четыре дня  назад.  И  официанткой  там  Мария  Панасовна
Щепанская. Два года назад освободилась из  колонии.  Перед  этим  работала
продавщицей и получила срок за недостачу. В  пятницу  подала  заявление  и
ушла с работы. Представляешь, в январе Щепанская была в отпуске и ездила в
Кривой Рог, там у нее то ли родственники, то ли знакомые.
     - Адрес?.. - я чуть не застонал от нетерпения.
     Крушельницкий покачал головой.
     - Такая штука, - объяснил он. - Щепанская прописана на Зеленой улице,
однако там не живет. Поругалась с хозяйкой и сняла где-то другую  комнату.
Сейчас Проц привезет сюда ее подругу, разыщет и привезет - она знает,  где
живет Щепанская.
     Я заерзал на стуле.
     - И в какой же столовой работала Щепанская?
     - Официанткой в вареничной. Неподалеку от завода  автопогрузчиков.  В
прошлом году там поменяли кассу, а  старую  выбросили  в  сарай  с  разным
барахлом. Замок  гвоздем  можно  отпереть,  сарай  во  дворе  и  никем  не
охраняется. Да и кому нужны старые кастрюли и списанная  посуда?  Ключ  от
сарая висит в подсобке. Щепанская могла захватить  его  с  собой,  вечером
подъехали на машине, вынесли кассу,  и  конец.  А  в  воскресенье  бросили
куда-нибудь в речку или озеро - сто лет ищи!
     - А как портрет - сходится?
     - Тютелька в тютельку: брюнетка, красивая и губы красит ярко.
     - А фото?
     - К сожалению, нет, она свое личное  дело  стащила.  Перед  тем,  как
уволиться.
     - Прописана на Зеленой, а живет на Пекарской! - Мне стало  весело.  -
Вот посмотришь, живет на Пекарской, и мы ее, рабу божью,  вместе  с  лысым
красавчиком... - Мне не удалось докончить  эту  радостную  и,  как  вскоре
выяснилось, беспочвенно радостную тираду, потому что  дверь  открылась,  и
Проц ввел в комнату светловолосую девушку.
     - Оля Верещака, - представил он. - Подруга Щепанской.
     Проц придвинул девушке стул, она  присела  на  краешек,  настороженно
посмотрев исподлобья.
     -  Ну  и  чудесно!  -  широко  улыбнулся  Крушельницкий,  как  старой
знакомой. - Вы, Олечка, давно дружите с Марией?
     - Год уже или чуть больше. Работаем вместе.
     - Подруги?
     - Да.
     - Давно виделись?
     - В пятницу, она расчет взяла.
     - Почему уволилась?
     - Лучшую работу нашла. Тут девяносто  рублей,  а  там  сто  десять  и
прогрессивка.
     - Где?
     - В гастрономе.
     - В каком?
     - А я не спрашивала.
     - Бывали у Марии дома?
     - Конечно.
     - Где живет?
     - На Пекарской.
     Крушельницкий невольно посмотрел на меня и удовлетворенно улыбнулся.
     - Номер дома и квартиры?
     - А я не знаю.
     - Как же так? Ходили к подруге и не знаете?
     - А зачем мне? Дом знаю и квартиру, на втором этаже  справа.  А  дом,
кажется, третий от Чкалова.
     Маша у старушки комнату сняла: сорок ру