сразу заснете? - Она кивнула, совсем по-детски. Мегрэ накапал
в стакан снотворного, плеснул воды. - Утром все будет хорошо.
   Все еще всхлипывая, она пила, а комиссар воспользовался этим  и,  пятясь,
ретировался из комнатки.
   - Уф-ф! - облегченно  вздохнул  он,  когда  наконец  улегся  на  кровать,
которая, как и комнатка Терезы, была для него маловата.
   Утро было солнечное и морозное. У Терезы, подававшей Мегрэ  завтрак,  вид
был  совершенно  непримиримый.  Межа   раздобыл   у   местного   парикмахера
бриллиантин и невыносимо благоухал.
   Мегрэ прогуливался, засунув руки  в  карманы  и  любуясь  возвращающимися
сборщиками раковин, корзинами, полными мидий, зеленовато-синим морем  вдали,
мостом, по которому ему  так  и  не  удалось  пройти  до  конца.  За  мостом
виднелись недостроенное здание  водолечебницы  и  разбросанные  среди  сосен
недорогие дачи.
   У дома судьи топтался жандарм. Ставни в доме были уже открыты. Все вместе
выглядело очень симпатично, и  Мегрэ  начал  привыкать  к  этому  крохотному
мирку.  Кое-кто  из  местных  уже  здоровался  с  ним,  остальные  провожали
недоверчивым  взглядом.  Мегрэ  встретил  мэра,  который  грузил  мидии   на
грузовик.
   - На ваше имя пришло несколько телеграмм. Я положил их на стол  в  мэрии.
Лейтенант жандармерии, наверно, уже вас ждет.
   Да, время. Мегрэ долго прохлаждался. Однако, направляясь к мэрии, шагу он
не прибавил; еще недавно, в периоды затишья, он все так  же  неспешно  ходил
через квартал Сент-Антуан и остров Сен-Луи на набережную дез Орфевр.
   Гипсовая республика стояла на своем месте. Кому-то, очевидно мэру, пришла
в голову деликатная мысль поставить на стол запечатанную бутылку белого вина
и стаканы.
   Лейтенант жандармерии вошел вместе с Мегрэ. Комиссар снял пальто, шляпу и
собрался было задать лейтенанту  вопрос,  но  замолчал,  приятно  пораженный
неожиданным взрывом детских криков. Оказывается, под окна  мэрии  на  солнце
высыпали школьники: у них была перемена. Доносился приглушенный  стук  сабо:
ребята катались по замерзшим лужам. Пестрели красные, синие, зеленые  шарфы,
капюшоны, платки.
   - Слушаю, лейтенант. Что там с Марселем Эро?
   - Пока еще не разыскали. Болото очень уж  большое.  Приходится  проверять
все хижины. К одним в  эту  пору  труднопроходимы  дороги,  к  другим  можно
добраться только на лодке.
   - У судьи как?
   - Все тихо. Никто не  выходил,  никто  не  входил,  кроме  двух  служанок
сегодня утром.
   - А Альбер Форлакруа?
   - Утром, как обычно, вышел в море. Один из моих людей не спускает с  него
глаз... Тем более, что Альбер известен своей вспыльчивостью и может прийти в
ярость из-за любого пустяка.
   Уж не рисуется ли комиссар? Прижался спиной к печке, греется,  посасывает
трубку, а на столе лежат только что полученные телеграммы...  А  может,  это
привычка все делать по очереди: он сперва покончит с эгюийонскими делами,  а
уже потом поинтересуется, что происходит в других местах?
   Первая телеграмма, как в насмешку, была от г-жи Мегрэ.

   "Послала автобусом чемодан бельем одеждой на смену жду известий целую"

   - Когда приходит автобус?
   - Через несколько минут.
   - Будьте добры, получите чемодан, присланный на мое имя, и  распорядитесь
доставить его в гостиницу.
   Вторая телеграмма, гораздо длиннее, послана из Нанта.

   "Комиссару Мегрэ опербригада Нант тчк Неизвестный  обнаруженный  Эгюийоне
идентифицирован тчк Это доктор Жанеи 35 лет проживает Нанте улице дез  Эглиз
тчк Вышел дому вторник 11 января без вещей  тчк  Расследование  продолжается
тчк Получении дополнительных сведений звоните"

   Возвратился лейтенант. Мегрэ протянул ему телеграмму, равнодушно заметив:
   - Выглядит он старше своих лет.
   Затем он покрутил ручку телефона, вежливо поздоровался с телефонисткой  и
попросил соединить его с опербригадой в Нанте.
   Ну вот, пошла обычная традиционная работа. Посмотрим!  Третья  телеграмма
из Версаля, ответ на телеграфный запрос Мегрэ.

   "Последним   сведениям    супруга    Фордакруа    урожденная    Валентина
Константинеску проживает Ницце улица Командан-Маршан вилла Серые скалы"

   - Алло!  Нантская  опербригада?..  Это  Мегрэ...  Давайте-ка  мне  его...
Гийом?.. Да, старина... Все нормально... Быстро вы сработали... Слушаю...
   Мегрэ никогда ничего не записывает. А если перед ним  лежит  бумага  и  в
руках он держит автокарандаш, это означает, что он рисует  всякие  каракули,
не имеющие никакого отношения к делу.
   - Эмиль Жанен... Медицинский факультет в Монпелье... Уроженец Руссильона,
из скромной семьи... Интересная деталь: два года был интерном в больнице Св.
Анны...  Значит,  сведущ  в   психиатрии...   Ого!..   Характер   достаточно
независимый... Пошел корабельным врачом...  Какой  корабль?..  "Мститель"...
Несколько лет назад "Мститель"  совершил  кругосветку.  Вот  почему  у  него
одежда  из  Панамы...  Все  такой  же  независимый.  Аттестуется  достаточно
плохо... Уволился... Поселился в Нанте и специализируется в психоанализе...
   -  Алло,  мадемуазель!..  Будьте  добры,  срочный  разговор   с   Ниццей,
департамент Приморские Альпы, отделение Сюрте... Благодарю вас... Конечно, я
знаю, вы делаете все, что можете, и я, прежде чем уеду, поднесу вам  коробку
шоколада... Ах,  вы  предпочитаете  засахаренные  каштаны?  Запомнил.  -  И,
положив трубку, Мегрэ бросил лейтенанту:
   - Я вот подумываю, не пора ли мне использовать постановление об аресте?
   Интуиция? Мегрэ еще не договорил,  как  требовательно  зазвонил  телефон.
Перемена кончилась, и ребята вернулись в классы. Нет,  для  Ниццы,  пожалуй,
еще рано.
   - Комиссар Мегрэ? Минутку... С  вами  будет  говорить  прокурор  господин
Бурдейль-Жамине...
   В трубке зазвучал далекий, как бы отрешенный от мелких повседневных забот
голос высокопоставленного чиновника:
   - Вы уже получили протокол опознания, не так ли? И я думаю, что в  данных
обстоятельствах... Я беру на себя огромную ответственность...  Постановление
об  аресте  у  вас?  Так  вот,  комиссар,  я  посоветовался   с   господином
следователем и полагаю, будет благоразумней...

***

   Вошел Межа, смирно уселся в уголке, с  интересом  поглядывая  на  бутылку
вина.
   - Ницца!
   - Благодарю... Сюрте Насьональ?
   Мегрэ в нескольких словах изложил, что ему нужно,  а  закончив  разговор,
машинально глянул на лежащую на столе бумагу: на ней  был  нарисован  рот  с
пухлыми чувственными губами, как на некоторых картинах Ренуара. Комиссар тут
же разорвал листок и бросил в печку.
   - Думаю... - начал он, но, увидев,  что  через  двор  идет  дочка  старой
Элизы, одна из служанок в доме судья, распорядился:
   - Межа, впусти!
   - Письмо господину Мегрэ.
   Комиссар взял его, отпустил девушку, неторопливо вскрыл конверт.  Ну,  за
дело! Мегрэ впервые видел почерк судьи,  мелкий,  убористый,  ровный,  может
быть, несколько излишне утонченно-элегантный. Ни одна буква не вылезает  над
другими. Бумага строгая,  но  необычного  качества  и  редко  встречающегося
формата.

   "Господин комиссар!
   Прошу простить, что пишу эту записку вместо того, чтобы прийти  к  Вам  в
мэрию или в гостиницу. Вам известно, насколько мне трудно оставить дочь  без
присмотра.
   После нашей последней встречи я много думал и пришел к выводу, что обязан
сделать Вам одно заявление.
   Готов явиться по Вашему  вызову,  куда  и  когда  Вам  будет  угодно.  Но
признаюсь, предпочту, хотя моя просьба может выглядеть не совсем корректной,
чтобы Вы оказали мне честь и еще раз посетили меня.
   Думаю, нет смысла добавлять, что я все время  дома  и  что  меня  устроит
любое время.
   Заранее благодарю за все, что Вы сочтете  необходимым  сделать,  и  прошу
принять, господин комиссар, уверения в высочайшем к Вам уважении".

   Мегрэ сунул письмо в карман, не показав его ни лейтенанту, ни Межа,  хотя
они с трудом скрывали любопытство.
   - Когда сюда приходят газеты? - поинтересовался он.
   - Вот-вот должны разносить. Их привозят вместе с почтой на автобусе, а он
пришел, как раз когда вы звонили.
   - Межа, не добудешь мне какую-нибудь газетку? Да заодно удостоверься,  не
заходил ли утром к судье кто-нибудь, кроме служанок.
   Недавнее оживление  покидало  Мегрэ.  Взгляд  его  становился  все  более
хмурым. Он расхаживал по комнате, без  всякой  нужды  переставлял  на  столе
предметы, потом долго смотрел на телефон и наконец крутанул его ручку.
   - Это снова я, мадемуазель. Чувствую,  мне  придется  удвоить  количество
каштанов. Вы уже разобрали почту?.. Ах, еще не разносили...  Скажите,  судье
Форлакруа нет писем?.. А сегодня утром он никому не звонил? Может быть,  ему
звонили?.. Значит, нет? А телеграмм тоже не было?.. Благодарю... Да,  я  все
еще жду срочного разговора с Ниццей.
   Межа возвратился в сопровождении трех человек. Он их оставил во дворе  и,
войдя в комнату, сообщил:
   - Журналисты.
   - Вижу.
   - Один из Люсона, двое из Нанта. А вот газеты.
   Все газеты опубликовали фотографию убитого,  но  сообщения,  что  он  уже
опознан, ни в одной из них, разумеется, не было.
   - А что мне сказать? - поинтересовался Межа.
   - Ничего.
   - Они взбесятся. Кстати, остановились они в гостинице, так что за  обедом
вы с ними встретитесь.
   Помешивая уголь в печке, Мегрэ пожал плечами и тут же посмотрел,  который
час, так как увидел в окошко, что в школе кончились уроки. Что  там  в  этой
Ницце копаются? Привыкли не торопиться под своим словно вырезанным из  цинка
солнцем...
   Мегрэ беспокоил один вопрос, и он никак  не  мог  найти  на  него  ответ.
Почему судья написал ему письмо как раз  тогда,  когда  установили  личность
убитого? Выходит, это ему известно? Но каким же образом он узнал?
   Телефон... Нет, опять не Ницца... Из Марана сообщают, что никаких  следов
Марселя Эро не  обнаружено,  но  искать  его  продолжают  по  всему  болоту.
Прекрасно! Ага, вот и Ницца... На линии три голоса...
   - Маран, положите трубку!.. Положите, черт вас  возьми,  трубку!..  Алло!
Ницца?.. Да, Мегрэ... Значит, эта особа последние  три  недели  не  покидала
Ниццу? Хорошо проверили?.. И никаких телеграмм ни вчера, ни сегодня утром не
получала?.. Как?.. Не понимаю, как его фамилия?.. Луше... Ван Уше?.. Давайте
по  буквам!..  Значит,  Виктор  -  В...  Ага,  Ван  Ушен?..  Да,   слушаю...
Голландец... Какао... Да! Сообщите все  что  можете.  Если  меня  не  будет,
продиктуйте моему инспектору.
   И Мегрэ негромко, скорей для себя, чем для других, повторил:
   - Жена судьи уже много лет живет в Ницце  с  неким  Хорасом  Ван  Ушеном,
богатым голландцем, сделавшим состояние на какао.
   Затем Мегрэ раскупорил бутылку, выпил один-второй стакан вина,  посмотрел
на Межа невидящим взглядом и приказал:
   - Сиди здесь, пока я не вернусь.
   Трое журналистов двинулись вслед за  Мегрэ,  но  он  не  обращал  на  них
внимания. Был час аперитива, и из  гостиничного  кафе  высыпали  посетители,
чтобы посмотреть, куда направляется комиссар.  А  он,  приветственно  махнув
рукой жандарму, дежурившему возле дома судьи, дернул за звонок.
   - Пожалуйте сюда, - пригласила Элиза. - Господин судья ждет вас.
   Все та же просторная комната, такая  безмятежная,  такая  удобная!  Мегрэ
заметил, что судья беспрестанно стискивает побелевшие от напряжения пальцы.
   - Присаживайтесь, господин комиссар. Но сначала снимите пальто: я вас  на
какое-то время  задержу,  а  в  комнате  сильно  натоплено...  Портвейна  не
предлагаю: вы наверняка откажетесь.
   В голосе сквозила горечь.
   - Отнюдь нет!
   - А не пожалеете, что пили со мной, когда я все расскажу?
   Мегрэ уселся в то же кресло, где сидел в прошлый раз, вытянул ноги, набил
трубку.
   - Вам знаком некий доктор Жанен? Судья порылся в памяти. Судя  по  всему,
это не было уловкой.
   - Жанен? Погодите... Нет, понятия не имею.
   - Это человек, которого вы хотели бросить в море.
   Судья сделал такое движение, словно хотел  сказать:  "Да  разве  об  этом
речь! Причем тут это?" Потом налил портвейну.
   - Итак, ваше здоровье! - приподнял он рюмку. - Я ведь  вас  на  слове  не
ловил... Прежде всего, мне хочется задать вам один вопрос.
   Он посерьезнел. Лицо его, обрамленное светло-седыми, растрепанными, как у
женщины, волосами, оживилось.
   -  Если  случится  так,  что  на  какое-то  время  я  лишусь  возможности
заботиться о дочери, можете ли вы обещать мне, как мужчина  мужчине,  что  с
ней не случится ничего дурного?
   - Полагаю, что  в  случае..,  в  случае,  если  произойдет  то,  чего  вы
опасаетесь, забота о вашей дочери будет возложена на вашу жену?
   - О том, чтобы доверить девочку матери, и речи быть не может. Итак...
   - Я прослежу за тем, чтобы она жила в наиболее благоприятных  условиях  -
разумеется, в рамках закона.
   - Благодарю вас.
   Судья медленно допил портвейн, поднялся и достал из ящика папиросы.
   - Вы курите только трубку, не правда ли? Прошу вас...
   Наконец, выдохнув первое облачко дыма, он пробормотал:
   - По зрелом размышлении я решил, что при сложившихся обстоятельствах  мне
лучше всего провести какое-то время в тюрьме.
   Это было неожиданно. В ту же секунду над головами у  них  взлетели  звуки
рояля. Судья перевел взгляд на потолок. Когда он снова  заговорил,  голос  у
него от волнения стал хриплым; казалось, он еле сдерживает слезы.
   - Я убил человека, комиссар. С тротуара доносился стук подбитых  гвоздями
башмаков жандарма.
   - Теперь вы едва ли станете  допивать  портвейн.  Он  достал  из  кармана
старинные золотые часы, щелкнул крышкой.
   -  Полдень...  Мне  все  равно.  Но  вы,   наверное,   захотите   сначала
позавтракать. Не смею предлагать вам разделить со мной трапезу.
   Он налил  себе  еще  и  снова  сел  лицом  к  Мегрэ  перед  камином,  где
потрескивал огонь.

Глава 6

Две англичанки из Версаля

   Около  часу  дня  жандарм,  стоявший  на   посту   перед   домом   судьи,
забеспокоился: проходя мимо окон, он с каждым разом держался ближе к дому  и
пытался заглянуть внутрь.
   В половине второго он прижал  лицо  к  стеклу  и  окинул  взглядом  двоих
мужчин, сидевших в креслах по обе стороны камина; их лица  тонули  в  облаке
дыма.
   Из соседней комнаты послышалось звяканье вилок,  сопровождаемое  женскими
голосами, и Мегрэ предположил, что Лиз Форлакруа, должно быть, завтракает.
   Время от времени он закидывал ногу  на  ногу.  Потом  менял  позу,  чтобы
выбить трубку о каблук. На плитках, которыми был вымощен пол, скопилось  уже
немало пепла. Не все ли теперь равно? Судья по  привычке  гасил  папиросу  о
фарфоровую  пепельницу;  гора  бело-коричневых  окурков   выглядела   весьма
красноречиво.
   Беседа текла мирно. Мегрэ задавал вопросы, выдвигал возражения. Форлакруа
отвечал, голос его был таким же четким и безупречным, как почерк.
   В четверть третьего они услышали телефонный  звонок  и  вздрогнули:  оба,
казалось, начисто забыли о  внешнем  мире.  Форлакруа  бросил  на  комиссара
вопросительный взгляд. Имеет ли он право снять трубку? Мегрэ кивнул.
   - Алло! Да. Передаю трубку... Это вас, господин комиссар.
   - Алло, шеф?.. Прошу прощения... Я, может быть, напрасно  звоню,  но  мне
стало как-то тревожно... У вас там ничего не стряслось?
   Судья тем временем снова сел и уставился на огонь,  сплетая  и  расплетая
пальцы.
   - Найди мне машину... Да, прямо сейчас... Через полчаса она  должна  быть
здесь... Нет, ничего особенного.
   И комиссар тоже сел.
   Когда такси остановилось у дверей и Межа позвонил,  Мегрэ  в  одиночестве
мерил шагами большую комнату, поглощая сандвич с паштетом. На столе -  почти
пустая бутылка старого бургундского. Накурено было - хоть топор вешай.
   Межа ошеломление уставился на комиссара.
   - Вы арестовали его? Все кончено? Я поеду с вами?
   - Нет, останешься здесь.
   - Что мне делать?
   - Бери бумагу. Пиши: Тереза, служанка в гостинице... Юло, оба - Дидина  и
ее таможенник... Альбер Форлакруа... И пускай во что  бы  то  ни  стало  уже
разыщут наконец Марселя Эро.
   - А за остальными, кого вы назвали, вести наблюдение?
   Шаги на лестнице.
   - Можешь идти.
   Межа нехотя удалился. Вошел судья в пальто и шляпе  -  в  высшей  степени
достойный, безупречный господин.
   - С вашего  позволения  я  позвоню  доктору  Бренеолю,  справлюсь  насчет
клиники.
   Лиз Форлакруа вместе с обеими служанками расхаживала  взад  и  вперед  по
комнате наверху.
   - Это вы, Бренеоль? Нет, ничего страшного... Я только хотел спросить, нет
ли в окрестностях Ларош-сюр-Йон  хорошей  психиатрической  клиники...  Да...
Вилла "Альберт Первый" (Названа так в честь Альберта  I,  короля  Бельгии  с
1909 по 1934, героя I мировой войны)... Прямо при въезде в город? Благодарю.
До свидания.
   Первой к машине спустилась старуха Элиза, она несла два чемодана.  Следом
- ее дочь со свертками. Наконец, появилась Лиз, утопавшая в пушистом меховом
манто с поднятым воротником.
   Все произошло очень быстро. Лиз с отцом расположились на заднем  сиденье.
Мегрэ  сел  рядом  с  шофером.  Дидина,  стоя  на  углу  улицы,  глазела  на
отъезжающих. Прохожие останавливались. Проехать пришлось вдоль всей  главной
улицы, мимо гостиницы, почты,  мэрии.  Занавески  на  окнах  шевелились.  За
машиной бежали мальчишки. Комиссар видел Лиз и  ее  отца  в  зеркальце;  ему
показалось, что всю дорогу они держались за руки. Когда машина  подъехала  к
Ларош-сюр-Йон, уже темнело. Пришлось несколько раз спрашивать, где находится
вилла "Альберт I". Потом ждали главного врача, осматривали палаты. Все  было
чересчур бело, так же бело, как халаты сиделок и врача.
   - Седьмая палата... Прекрасно...
   В палату вошли впятером: Лиз, сиделка, Мегрэ, судья  и  главный  врач.  В
коридор вышли только трое: Лиз с сиделкой осталась по ту сторону двери.  Она
не плакала. Отец с дочерью не поцеловались.
   - Через час в коридоре начнет дежурить инспектор.
   Еще три километра - и  уже  город  -  ворота  тюрьмы,  книга  регистрации
заключенных, всякие формальности.  Мегрэ  и  судья  -  по  чистой,  конечно,
случайности - не успели попрощаться.
   Пивная. Толстая кассирша. Расписание поездов. Кружка свежайшего пива.
   - Принесите письменные принадлежности и бутерброд  с  ветчиной...  И  еще
кружку пива!
   Комиссар написал  официальное  донесение  прокурору,  составил  несколько
телеграмм и насилу успел к поезду. С полуночи до  двух  прождал  на  вокзале
Сен-Пьер.
   Вокзал Орсэ... В восемь утра  свежевыбритый  Мегрэ  уже  вышел  из  своей
квартиры на бульваре Ришар-Ленуар. Над Парижем вставало солнце. В двух шагах
от уголовной полиции Мегрэ пересел с автобуса на автобус и  различил  издали
окна своего бывшего кабинета.
   В девять он вылез в Версале, освещенном лучами скупого январского солнца,
и с трубкой в зубах медленно пошел по Парижской авеню.
   С этой минуты он словно раздвоился; ему казалось, что он  живет  сразу  в
двух измерениях. Разумеется, он - комиссар Мегрэ, попавший в некоторую опалу
и сосланный в Люсон. Руки его  засунуты  в  карманы  пальто,  принадлежащего
Мегрэ, он курит трубку Мегрэ. Все, что он видит вокруг, - это  действительно
Версаль, причем сегодняшний, а вовсе не тот, который существовал  столько-то
лет тому назад. Улица безлюдна, особенно ближе к концу, там, где за  пышными
воротами и высокими оградами прячутся  от  прохожего  красивейшие  на  свете
особняки. Но все это видится ему словно на экране  кино...  Действительность
смахивает на какой-то документальный фильм. Одни кадры сменяются  другими...
И в то же время слышится голос диктора, комментирующего эти кадры.
   Этот глуховатый голос принадлежит судье  Форлакруа,  и  на  виды  Версаля
неотступно наплывает просторная комната в Эгюийоне  с  поленьями  в  камине,
трубочным пеплом на плитках пола и окурками в зеленой фарфоровой вазе.
   - Мы - жители Версаля в третьем поколении. Мой отец, адвокат,  всю  жизнь
прожил в особняке на Парижской авеню, который получил в наследств