то я не могу и не хочу...
     Он посмотрел на нее внимательно и спросил:
     - Есть у вас дети, Гвенда?
     Это было чересчур: один и тот же вопрос был задан ей дважды в течение двадцати четырех часов!.. Она расхохоталась.
     Наконец Гвенда справилась с собой и вытерла глаза.
     - Есть у вас дети? - повторил он упрямо.
     - Шестеро, - ответила она с вызовом.
     - Я вам не верю, - отрезал Чик.
     Он хотел еще кое-что сказать, но на это уже у него не хватило духу. Дважды во время их прогулки он начинал:
     - Гвенда, я... - но язык ему не повиновался.
     На пляже они напряженно наблюдали за большой белой яхтой, сверкавшей на солнце посреди бирюзового моря.
     Неожиданно Чик спросил:
     - Гвенда, можно взглянуть на ваше обручальное кольцо?
     Она колебалась.
     - Зачем это вам, Чик?
     - Только одним глазом, - ответил Чик невинно.
     Гвенда сняла кольцо и положила его на ладонь Чика.
     На внутренней стороне кольца были выгравированы какие-то буквы.
     - Можно?.. - спросил он, и она с неохотой разрешила ему прочитать надпись, которая гласила: "От Л.М. дорогой Ж.М.".
     Кольцо было сильно потертое и буквы трудно было разобрать.
     - Каково ваше полное имя, Гвенда? - спросил Чик, возвращая кольцо.
     - Гвенда Доротея Мейнард, - отвечала она.
     - Значит, ваша мать тоже была Мейнард? И отец тоже?
     Она молчала. Чик почувствовал, что ему не хватает воздуха.
     - Гвенда... - начал он в третий раз, но снова умолк в самом начале фразы.
     Теперь он узнал ее тайну! Эта мысль наполняла его радостью. У Гвенды не было мужа! Кольцо принадлежало ее матери! Он вспомнил ее слова о том, что актриса бывает в гораздо лучшем положении, если она замужем и муж готов в любую минуту прийти ей на помощь...
     Весь остаток дня он словно парил в воздухе, но всякий раз, когда он хотел заговорить с ней, красноречие предательски покидало его.
     Гвенда видела это и не решалась ему помочь.

***

     Вечером они опять направились в казино, и миссис Фиббс на этот раз предусмотрительно запаслась двумя столбиками пятифранковых монет.
     И тут на Чика снизошло вдохновение. Он избрал отчаянный путь, но ведь и его положение было не из лучших...
     - Гвенда, - произнес он наконец, - приходите в нашу гостиную через час. Вы узнаете нечто такое, что может... что может вас поразить, Гвенда.
     Она слегка кивнула ему и вернулась к столу. Чик выждал некоторое время и, не замеченный дамами, спустился в бар.
     - Добрый вечер, сэр, - приветливо улыбнулся бармен.
     - "Кловер-Клуб", - бросил Чик решительно, пресекая его шутливые излияния. - Два "Кловер-Клуба", побыстрее!
     Он проглотил оба бокала один за другим, и, казалось, они не произвели никакого действия. Он был ошеломлен. Неужели он так быстро сделался алкоголиком? Он был готов заказать третий, когда почувствовал начало этого дивного внутреннего горения и присел на табурет дожидаться полного эффекта. Теперь он был смел, как молодой лев. Он направился в отель...
     - Гвенда, - начал Чик, обращаясь к большой вазе с нарциссами, - я хотел вас попросить...
     Он чувствовал такую уверенность в себе, что от души желал, чтобы она появилась в этот самый момент. Но оставалось еще десять минут до ее прихода, и ему приходилось довольствоваться этой вазой.
     - Гвенда, я хотел бы вам кое-что сказать, но мне неприятно сознавать, что я был вынужден выпить два коктейля, чтобы поддержать в себе мужество... Поэтому вы, пожалуйста, не позволяйте мне вас целовать!
     Она что-то долго не приходила, а он чувствовал себя таким усталым, как никогда в жизни. Он пробрался в свою темную спальню и прилег на постель.
     - Гвенда, - бормотал он, - я знаю, что я подлец, что я нарушил свое слово... но, Гвенда...

***

     ...Чик проснулся, когда горничная принесла ему чай. За время службы она привыкла видеть джентльменов, столь ревностно поддерживающих высокий стиль, что они ложились спать в полном парадном костюме, в визитках и даже во фраках, поэтому она ничему не удивлялась.
     Чик переоделся и вышел к завтраку. У Гвенды был немного рассеянный вид, как будто она не выспалась.
     Чик пододвинул стул к столу и сел.
     - Я нарушил свое слово, Гвенда, - начал он неловко. - Я обещал вам...
     - Вы обещали мне, Чик, что я узнаю от вас нечто такое, что меня поразит, - сказала она, наливая ему кофе. - Теперь я знаю, и я поражена!
     - Что вы знаете, Гвенда? - спросил он встревоженно.
     - Что вы ужасно храпите.
     Наступила мертвая тишина.
     - Я уезжаю в Лондон, - добавила Гвенда.
     Чик заерзал на стуле.
     - Вы не исполнили вашего обещания... не пить. - Голос ее задрожал.
     - Вы меня видели вчера? - спросил он, готовый провалиться сквозь землю.
     Она утвердительно кивнула.
     - Но почему... почему вы меня не остановили? - пробормотал он.
     Она бросила на него убийственный взгляд.
     - Я никогда не думала, что вы потом уснете, как младенец!

Глава 11. ШАНТАЖ, ПОМОГАЮЩИЙ РАЗРЕШЕНИЮ БРАЧНОЙ ПРОБЛЕМЫ

     Когда Джегг Флауэр досиживал срок своего заключения в Тулузе, тюремное начальство разрешило ему читать книги для наставления его на путь истинный. Начало одной из них он хорошо запомнил. Оно гласило:
     "Жили-были двенадцать оловянных солдатиков; все они были братья, потому что все были сделаны из одной старой оловянной ложки".
     - Вот это, - чертыхнулся Джегг Флауэр, отбросив назидательную книгу, - это как раз и делает тюремный режим во Франции таким непопулярным среди образованных классов!
     Его глубокомысленное замечание было тотчас передано начальнику тюрьмы, и так как Джегг Флауэр был накануне освобождения, почтенный чиновник, питавший добрые чувства к этому изысканному банковскому грабителю, послал ему однажды вечером целую кипу английских и американских газет.
     - А вот это, - заметил Джегг, разворачивая "Нью-Йорк Геральд", - это и человечно, и роскошно! Взгляните, Франсуа! Передайте господину начальнику мои поздравления и засвидетельствуйте ему мою возвратившуюся преданность!
     Франсуа, надзиратель, восхищенно улыбнулся.
     На второй день жадного изучения прессы Джон Джеггер Флауэр наткнулся на заметку в одной лондонской газете, заставившую его призадуматься.

     "Усадьба Кенберри, бывшая когда-то владением обедневшей
     аристократии, приобретена в настоящее время маркизом Пальборо,
     романтическая карьера которого известна нашим читателям. Год тому
     назад маркиз был клерком страхового агентства в Сити. Его дядя,
     доктор Джозефус Бин из Пальборо, возбудил иск о восстановлении прав
     на этот титул, исчезнувший с 1714 года. Такова печальная ирония
     судьбы, что доктор умер как раз в тот день, когда получил известие о
     восстановлении титула. Нынешний маркиз Пальборо, будучи единственным
     его родственником по мужской линии"...

     - Тысяча чертей! - вскричал Джегг Флауэр.
     Остаток своего заключения он провел в разработке некоего плана...

***

     Усадьба Кенберри, каковы бы ни были ее претензии в прошлом, давно утратила свой аристократический облик. Это было одно из тех строений, к которым роковым образом тяготеет огонь. Ее история изобиловала пожарами, и каждый раз, когда она отстраивалась заново, ее размеры уменьшались, а общий вид опрощался.
     Угловые башни, бойницы и мрачные огромные ворота, напоминавшие о пышных празднествах и турнирах времен Тюдоров, были заменены верандами и самой заурядной калиткой. Дом в Кенберри был теперь слишком велик, чтобы его называть загородной виллой, и слишком мал, чтобы носить гордое название замка.
     Но земля, окружавшая его, эти великолепные волнистые луга, сбегавшие вниз к журчащему Кену, старые сады и аллеи древних вязов, - оставались почти такими же, какими они были, когда королева Елизавета (с ее страстью спать в чужих домах) провела здесь одну ночь.
     Гвенда увидела описание этой усадьбы в газетном объявлении и тотчас по возвращении из Франции отправилась осматривать имение. Она была в восторге. Дом был вполне подходящ для Чика, а цена его абсурдно мала. Имущество было в хорошем состоянии и носило на себе печать заботливой реконструкции. Маркиз Пальборо оказался выселенным из Лондона в свою новую сельскую резиденцию раньше, чем он успел сообразить, какая перемена произошла в его жизни.
     Он чувствовал себя глубоко несчастным, ибо ничего не могло компенсировать ему насильственный разрыв с его приятной жизнью на улице Даути. Он терял самое главное - терял Гвенду, которая переехала в комнату под его прежней квартирой. Часть имущества, достойная перевозки в аристократический дом в Кенберри, была отправлена туда по железной дороге, оставленные вещи были безжалостно проданы.
     Чик чувствовал себя покинутым и не осмеливался задумываться о том, какова будет его жизнь без ежедневного общения с Гвендой Мейнард. Он не мог отрицать респектабельности своего нового положения, тишины и уюта своей усадьбы, так же как не мог остаться вполне равнодушным к тому, что является повелителем четырех садовников, кучера и пастуха. Помимо этого он оказался теперь владельцем двух ферм, сданных в аренду, и не без интереса узнал, что, согласно старинной хартии, дарованной Генрихом IV, он мог, если бы это ему заблагорассудилось, повесить на виселице, которую он должен построить на свои деньги, любого убийцу, грабителя или конокрада.
     Наконец, Гвенда, освободившаяся на две недели вследствие перемены репертуара, приехала к нему в гости.
     - Но только на две недели, Чик. Я не могу и не хочу жить за ваш счет.
     - Будет ужасно, когда вы уедете, Гвенда, - простонал он жалобно. - Каждый день у меня какая-нибудь новость. Сегодня утром я получил письмо от адвокатов моего дяди, в котором они запрашивают у меня подписанные им арендные договоры. Дело в том, что он владел крошечным участком земли где-то около Пальборо, а теперь возник процесс о правах нынешнего арендатора...
     - Но разве у вас есть какие-нибудь документы вашего дяди? - спросила Гвенда.
     - Есть целый склад ящиков, - ответил он, и вдруг луч надежды осветил его мрачное одиночество. - Предположим, Гвенда, что вы останетесь здесь и поможете мне разобрать и классифицировать эти бумаги! Я никогда еще до них не дотрагивался, но вот уже второй раз эти адвокаты мне надоедают...
     Он объяснил ей, что после смерти дяди нашел ящики, полные писем и заметок, относившихся преимущественно к претензии доктора Бина на титул маркиза, и прибавил туда другую массу бумаг, найденную им в письменном столе и сейфе доктора.
     - Я все время собирался разобрать их, но без вашей помощи мне не справиться с ними.
     - Я помогу вам, - согласилась она, наконец, - но только, если это не займет больше двух недель, Чик. А затем я уеду...
     - Не надо об этом говорить в день приезда! С завтрашнего утра мы займемся бумагами.
     - Начнем сегодня, Чик, - сказала Гвенда, но Чик имел свои планы.
     Он еще не вполне исследовал свое имение и теперь настаивал, чтобы первый день был посвящен этой благой цели. Она согласилась.
     Они сидели под зарослями ольхи, облегавшими к маленькой речке на границе усадьбы. Чик сходил в дом за новой удочкой, которую купил перед отъездом из Лондона. К вечеру им удалось вытащить из воды какую-то мелочь, и с этой минуты Кенберри-Хауз приобрел новое значение в глазах Чика.
     - Не уходите, Гвенда, - попросил он, когда она поднялась.
     - Поздно, Чик, мы можем остаться без чая.
     - Только одну минуту, Гвенда! Я вам хотел сказать это еще в Монте-Карло...
     - Лучше не нужно, Чик, - ответила она спокойно.
     Она стояла над ним, приглаживая свои растрепавшиеся волосы.
     - Я знаю, что вы мне хотели сказать, Чик, - и я делала все, что могла, чтобы вас поощрить к этому. Я была бессовестной тогда, но с тех пор я была пристыжена. Чик, я ловила вас на удочку, как теперь вы ловите форель. О, я, должно быть, сошла с ума...
     Он вскочил на ноги и уронил свою удочку, но она остановила его прежде, чем он успел заговорить.
     - Мы провели хорошее время вместе, Чик, чудное, идеальное время, но мы не должны портить воспоминание о нем. Вам предстоит большое будущее, Чик, и вы должны выбрать себе жену из вашего круга. Я знаю, - предупредила она его протест, - это звучит жестоко и ужасно, но, в самом деле, в этих браках между равными, в пределах одного класса, есть бесспорная логика. Если бы я вышла замуж за вас, что бы обо мне говорили люди? Что я прибрала вас к рукам с того момента, как вы унаследовали титул, и держала вас так крепко, что вы не имели возможности встретить другую! Меня не очень беспокоит, что будут думать обо мне, но что будут думать о вас? Вас будут считать беспомощным дурачком, который попался в сети, сплетенные хитрой актрисой.
     Она покачала головой, все же избегая встречаться с ним взглядом.
     - Нет, Чик, этот маленький чудный сон окончился. Если бы даже я любила вас больше, чем люблю, а я не думаю, что это возможно, - ее голос дрогнул, - никогда я бы не согласилась...
     - Но вы сделали меня тем, кем я стал, - возразил он горячо.
     - Я только вывела вас на сцену жизни, Чик, - усмехнулась она. - Поэтому вы должны думать обо мне как о своем импресарио.
     Чик нагнулся, поднял с земли удочку, бережно снял крючок и с ужасающим спокойствием стал наматывать лесу.
     - Хорошо, Гвенда, - сказал он, и она почувствовала болезненный укол своему самолюбию в том, как хладнокровно принял он ее отказ.

***

     Эта ночь была самой грустной в жизни Гвенды. Мысль о том, что она бесповоротно вычеркивает его из своей жизни, наполняло сердце невыносимой болью.
     Чик заметил утром темные круги у нее под глазами, и это открытие только усугубило его собственное горе.
     - Сегодня мы начнем разбирать бумаги, - заметил он деловито.
     - Боюсь, Чик, что я не смогу вам помочь дольше сегодняшнего дня, - возразила она. - Я завтра должна уехать в Лондон.
     - Завтра? - встрепенулся Чик и тихо прибавил: - Хорошо, Гвенда.
     Он только теперь начинал понимать, какую муку она испытывала. До сих пор он думал только о себе, переживая собственную утрату.
     - Дорогая моя, если вам хочется уехать сегодня, я не стану вас удерживать.
     Ему потребовалось немалое усилие, чтобы произнести это, и еще большее усилие, чтобы сдержаться, когда она уронила голову на грудь и тихо заплакала.
     - Благодарю вас, Чик, - сказала она.
     - Только один вопрос я хотел бы задать вам, Гвенда. Если бы не этот дьявольский титул, если бы мы снова вернулись в Брокли, и я бы, как прежде, зарабатывал страхованием себе на жизнь, сказали бы вы мне то же самое?
     Она молча покачала головой.
     - Теперь давайте смотреть эти несчастные бумаги. - Бедный дядя Джозефус! Сколько он нам причинил беспокойства!
     - Хотите вы видеть мистера Флауэра? - спросила миссис Фиббс, входя с визитной карточкой в руке.
     - Флауэр? - переспросил Чик, нахмурившись. - А он не репортер?
     Месяц назад, когда стало известно, что Чик покупает усадьбу Кенберри, он подвергался бешеной атаке репортеров.
     - Нет. Я спросила его.
     Чик взял карточку, но не узнал ничего нового, так как мистер Джон Джеггер Флауэр из скромности не указал ни своей профессии, ни адреса.
     - Ладно. Пригласите его сюда. Вы ничего не имеете против, Гвенда?
     В комнату вошел изящно одетый человек с тонким, умным лицом и насмешливыми глазами. Он поклонился Гвенде и устремился к Чику с протянутой рукой, приготовленной для дружеского пожатия.
     - Лорд Пальборо?
     - Да, это я, - ответил Чик, - Не угодно ли вам присесть, сэр?
     - Восхитительная местность! - сказал мистер Флауэр, охотно принимая его приглашение. - Самая прекрасная местность, какую я когда-либо видел! Воздух - настоящий бальзам, население почтительно и настроено идиллически. А эти роскошные вязы вдоль аллеи! Лорд Пальборо, им, по крайней мере, пятьсот лет!
     - Я бы не удивился этому, сэр, - заметил Чик.
     Он строил догадки, продаст ли его гость механические пианино или электрические игрушки. Последний из этих милых людей, побывавших у него, вояжировал с декоративными растениями, освещающимися электричеством.
     Мистер Флауэр многозначительно поглядел на Гвенду, принимая ее за секретаря Чика.
     - Я должен сделать весьма конфиденциальное сообщение, милорд.
     Гвенда хотела встать, но Чик покачал головой.
     - Если это не что-нибудь такое, чего нельзя говорить в присутствии леди, вы можете говорить все.
     - Это касается дела, имеющего для вас огромное значение, милорд, - ответил мистер Флауэр многозначительно.
     - Я думаю, мне лучше выйти, - вполголоса заметила Гвенда, но Чик снова покачал головой.
     - Мы вас слушаем, мистер Флауэр, - сказал он, откидываясь на спинку стула.
     Но Джегг Флауэр не был расположен излагать свое дело при свидетелях. Он это высказал. Он, правда, не заявил прямо, что ему нежелателен свидетель, но туманно намекнул, что предмет его сообщения имеет настолько тягостный характер, что это может огорчить молодую леди.
     - Продолжайте! - коротко сказал Чик.
     Гвенда встревожилась. Инстинкт подсказывал ей, что речь шла о чем-то, имеющем чрезвычайное значение для Чика.
     - Не думаю, чтобы меня что-нибудь могло огорчить, мистер Флауэр, - проговорила она спокойно, - но если это случится, я покину вас.
     Джегг Флауэр был удивлен. Он никак не мог определить характер их отношений, зная, что маркиз Пальборо был не женат.
     - Хорошо, - решился он после некоторого раздумья, - я вам изложу то, что желательно было бы воспринимать только ушам милорда. Итак, я авантюрист, господа... Иными словами, я - человек, поступки которого никогда не отвечали требованиям законов, сочиненных другими людьми.
     - Ого! - произнес Чик, ощутив некоторое беспокойство.
     - Я говорю вам это, лорд Пальборо, - продолжал мистер Флауэр, - для того, чтобы предупредить ваши неизбежные вопросы о моей личности и профессии после того, как я вам сделаю свое сообщение. Позвольте вам сказать, что неделю тому назад я вышел из тюрьмы в Тулузе, где отбывал трехлетнее заключение. В данном частном случае я был жертвой грубой и вероломной системы правосудия во Франции, так как в тот час, когда я был заподозрен в неблагонамеренном визите в помещение банка Фонсье в Марселе, я в действительности был занят ограблением страхового общества в Бордо! Нужно ли вам объяснять, что я счел излишним устанавливать свое алиби... Но, перейдем к делу... Итак, двенадцать лет тому назад, лорд Пальборо, - его голос стал серьезным и задушевным, - я работал в восточных штатах Америки с человеком, который в настоящее время сидит в одной из американских тюрем. Имя этого человека Джозеф или - я имею честь это знать наверное - Джозефус Бин, и он был сыном Джозефуса Бина из Пальборо!
     Чик оторопело уставился на него.
     - Мой дядя был холост.
     - Взгляните на это, - сказал Джегг Флауэр, вынул конверт и положил его на стол.
     Чик достал из него два листа бумаги... Первый лист был копией брачного контракта между Джозефусом Бином, студентом-медиком, и Агнессой Картрайт. Брак был заключен в Ливерпуле. Второй документ представлял копию свидетельства о рождении Джозефуса Пальборо Бина.
     - Мой дядя никогда не говорил мне о своем браке, - спокойно заметил Чик.
     Джегг Флауэр улыбнулся.
     - Вряд ли ему это нравилось. Леди, на которой он женился, умерла в приюте для алкоголиков через семь лет после свадьбы. Мальчик - как Джо мне часто рассказывал - был взят на воспитание друзьями его матери. Это был один из тех браков, в которые вступают исключительно по глупости. Джо вырос в ненависти к своему отцу, и я имею основания верить, что его отец возвращал ему эту ненависть с процентами. Джо был авантюристом, но не таким, как я, - он самодовольно улыбнулся, - довольно мелким авантюристом. Он три раза отбывал наказание в Англии и оставался бы в тюрьме до конца своей жизни, если бы не уехал в Америку, где я с ним и встретился...
     - Где он теперь? - спросила Гвенда. Ее сердце отчаянно стучало, и ей б