- Вы очень быстро, быстрей чем кто-либо, причислили себя  к  моему  кругу
близких знакомых.
   Я спрятал портсигар и закурил сигарету.
   - Вы не поверите, моя прекрасная леди, - сказал я,  -  но  я  намереваюсь
заняться вами и окружающими вас людьми... Так почему  же  не  сделать  этого
сразу же?
   Женщина молчала. Из приемника доносились звуки "ча-чача".  Мужской  голос
выводил:
   "Две ножки, как твои.
   И после ча-ча-ча..."
   Женщина выключила приемник. Я подобрался, ожидая нападения. Мне казалось,
что теперь, пожалуй, настал момент, когда она могла раскрыться передо  мной.
Интересно, была ли наша встреча чистой случайностью? Или же за мной следили.
Банда работала быстро и точно. Не было никакого сомнения, что эта  маленькая
прогулка была только прелюдией. За  ней  теперь  должна  последовать  хорошо
отрепетированная часть.
   Красный свет перед железнодорожным мостом на рю  де  Рома  заставил  нашу
машину остановиться. Через улицу скользил темный поток пешеходов.
   - Вы не чародей? - спросила Рита  улыбаясь.  -  Со  вчерашнего  вечера  я
беспрестанно думаю о вас, Никки. Вы рады этому?
   - Еще бы! При одном взгляде на вас любой дед  выкинет  свои  лекарства  и
станет бойко отплясывать на паркете.
   - У вас странная манера делать комплименты. Нет, скажите, я действительно
нравлюсь вам?
   - И даже очень.
   Я обнял ее и добавил:
   - Смешно, мы шутим, а вдруг я действительно влюблюсь в вас?
   - А что, разве это плохо?
   Я задумался.
   - Больше, чем плохо. Это было бы просто катастрофично.
   Она остановила машину на улице Тильзит.
   - Послушайте, Никки, у меня, к сожалению, назначена встреча в салоне  мод
Ревильон, - сказала она, взглянув на часы. - Осталось всего десять минут  до
закрытия этой лавочки, а я должна еще примерить свое вечернее платье. У меня
будет небольшая вечеринка... О, это идея! Приходите  тоже,  если  у  вас  не
намечено на сегодня что-нибудь более интересное.
   - Идет. Какой адрес?
   - У вас есть машина? Это очень далеко.
   - Такой бедный пианист, как я, не имеет даже велосипеда. Но я могу  взять
машину напрокат.
   - Хорошо. Вы поедете до порта де ла Шапель по  главному  шоссе  N  34  до
Санта де ла Форет. В трехстах  метрах  за  этим  местечком  вы  свернете  на
проселочную дорогу, которая приведет вас к вилле Исанбул. Дорога туда займет
около получаса.
   - Ладно, - сказал я и вылез из машины.
   - Никки!
   - Да? - Я пригнулся к окну машины. Она обняла меня за шею и  обожгла  мой
рот поцелуем, от которого у меня захватило дыхание.
   Честно говоря, это было довольно приятное ощущение.
   На площади Этуаль я вошел в будку телефона-автомата, позвонил в  редакцию
Франс-суар и попросил Джойса. Когда он взял трубку, я рассказал ему  о  моей
встрече и попросил разрешения воспользоваться его  машиной.  Мы  условились,
что я буду ждать его на площади Этуаль в  "Атомик  бюро".  Потом  я  повесил
трубку и поплелся в бар, где выпил несколько рюмок кальвадоса. Не  прошло  и
десяти минут,  как  появилась  вечно  улыбающаяся,  лунообразная  физиономия
Джойса.
   - Привет, Никки...  Бармен,  быстро  перно,  иначе  мне  будет  плохо,  -
прокаркал он.
   Я выпустил в воздух клуб дыма.
   - Этого я в тебе никак не могу понять, мой Джойс, - задумчиво  проговорил
я. - Почему ты из года в год не перестаешь ухмыляться? Вероятно,  при  твоем
рождении был какой-то конструктивный недостаток.
   - Но, Никки, мир ведь так чудесен! Впрочем, хотя это меня и не  касается,
но, наверное, поцелуй платинового духа не так уж и плох, а?
   - С чего ты взял?
   - Олух! Посмотри на себя в зеркало! Или ты специально намазал  себе  лицо
губной помадой?
   Я взял салфетку и привел лицо в порядок. При этом я  успел  рассказать  о
приглашении, после чего мы еще выпили и испарились. Джойс отдал мне ключи от
машины, и я повез его в редакцию. Затем я вернулся домой и немного поспал.
   Для января ночь была сухая и теплая. Передо  мной  в  долине  рассыпались
огоньки. На часах  было  уже  половина  двенадцатого.  Ночной  портье  забыл
вовремя разбудить меня.
   Железнодорожный переезд, несколько освещенных пивных перед старыми домами
и Сент-Люи ла Форетт былр позади: начиналась проселочная дорога.  На  первой
же повороте я оставил свою колымагу в кустах и пошел дальше пешком.
   Я размышлял о том,  правильно  ли  я  поступил,  оставив  в  пальто  свой
револьвер, но это была довольно  тяжелая  пушка,  от  которой  оттопыривался
карман моего пиджака,  а  на  мне  был  великолепный,  цвета  ночного  неба,
смокинг. Бронзовая решетка  въезда  была  открыта.  Между  виллой  и  низким
строением рядом стояло около трех десятков автомобилей. Я вошел в дом. Уже с
первого этажа до меня донеслись смех  и  музыка.  Чувствовалось,  что  здесь
царило веселое настроение.
   Я  пересек  холл,  поднялся  по  широкой  лестнице,   протиснулся   между
танцующими парами и сел в кресло возле домашнего бара. Никто не  обратил  на
меня никакого внимания.
   На небольшом столике возле меня стояли подносы с  сандвичами  с  икрой  и
выпивка. Мне пришло в голову, что я еще не ужинал, и  поэтому  я  хорошенько
приложился к угощениям.
   Если смотреть на смокинги, фраки и вечерние платья, то  это  не  казалось
блефом. Гости выглядели сливками общества, а не переодетыми гангстерами.  Уж
об этом я мог судить, набив себе руку в своем ресторане, много лет бренча на
рояле по ночам. За это время мимо меня прошли  тысячи  людей  всех  стран  и
характеров.
   Позже  я  увидел  Риту.  С  бокалом  шампанского  она  подошла  ко   мне.
Законодателю мод это платье явно удалось. Вероятно, не менее десяти  лет  он
ломал себе голову, пока придумывал это чудо. На платье был приколот алмазный
бант. Если это были настоящие алмазы, то щедрый жертвователь продал половину
бельгийского Конго, чтобы оплатить его.
   - Где вы прятались весь вечер? - спросила меня Рита.
   Я встал. Мы немного потанцевали, и я ответил на легкое пожатие  ее  руки.
Мне показалось, что ее отношение ко мне несколько  изменилось.  Когда  опять
заиграла музыка, она за руку вытащила меня из толкучки. Я последовал за  ней
вниз к холлу и безмолвно проследовал дальше по длинному, покрытому  ковровой
дорожкой коридору.
   Рита прикрыла дубовую дверь и мягко притянула меня к себе за лацкан моего
смокинга.
   - У меня такое впечатление, Никки, - сказала она, -  как  будто  я  очень
давно знаю вас. Что бы ни произошло, знайте одно, что вы мне нравитесь.
   - Весьма любезно, - ответил я, - но почему так  таинственно?  Впрочем,  я
при любых обстоятельствах не теряю голову.
   Рита отпустила меня.
   - Вы не поняли меня, - тихо возразила она. - Пойдемте, я  представлю  вас
моим знакомым, которые, несомненно, вам будут интересны.
   Она без стука открыла дверь в комнату, где  за  письменным  столом  сидел
Миранда. Он подал мне руку и взглядом указал на кресло.
   - Устраивайтесь поудобнее, месье Фольдекс. Я думаю, у  нас  найдется  что
порассказать.
   Извинившись, Рита вышла, послав мне с порога воздушный поцелуй.
   Миранда задумчиво закурил.
   - Миранда, - сказал я, - я несомненно мог бы вам кое-что  рассказать,  но
вы все это и без того отлично знаете.
   - Так, - сказал он. - Так я и думал. И тем не  менее,  будучи  владельцем
"Корсо", я могу проявить некоторый интерес, если  ночью  кто-то  через  окно
влезает в мое заведение и избивает моего служащего.
   Он нажал на какую-то кнопку и продолжал:
   - Впрочем, здесь находятся еще два ваших старых знакомых,  которые  хотят
вас кое о чем спросить.
   - Я вижу, что среди  вас  слишком  много  любопытных,  и  это  может  вам
повредить. А мне хотелось бы узнать, почему  за  десять  минут  до  убийства
некий Бервиль с кольтом в кармане прибыл в "Корсо"?
   Правая бровь Миранды поднялась вверх.
   - Но, дорогой Фольдекс, ведь у нас ночной ресторан,  а  не  детский  сад.
Неужели я должен заботиться о том,  что  делают  люди  за  десять  минут  до
смерти? И есть ли у кого-нибудь в кармане револьвер?
   Миранда замолк, прислушался и улыбнулся. В коридоре послышались шаги, и в
комнату вошли двое. В одном из них я узнал шофера, который спрашивал у  меня
вчера дорогу в "Корсо". Потом вошел портье. Они чувствовали себя отлично и в
своих респектабельных костюмах не были похожи на простых служащих Миранды. В
уличных костюмах без галстуков, с засунутыми в карманы руками, они  вряд  ли
прошли б через зал с гостями Риты.
   - А-а! Наш маленький пианист! - улыбнулся портье.  -  Посмотрим,  как  ты
будешь чувствовать себя сегодня!
   Он поплотнее закрыл дверь, сел на письменный стол,  свесив  свои  длинные
ноги, в то время как шофер встал у двери в другую комнату.
   Когда они вошли в комнату, я встал и оперся о камин. В правой руке у меня
был стакан, в левой - сигарета. Полуприкрыв глаза, я делал  вид,  будто  это
все меня совершенно не касается. В  действительности  же  мой  мозг  работал
быстро и напряженно. Во мне все на пружинилось.  Как  бы  издалека  до  меня
донесся голос Миранды:
   - Послушайте, Фольдекс, мы не злые люди, но маленькое поучение вам просто
необходимо. В будущем больше думайте о своих делах, конечно,  если  этому  у
вас представится возможность. Когда нам наступают на  ноги,  мы  умеем  быть
очень злыми. Верно, Мальт?
   Мальт, портье, как раз хотел что-то ответить, но  не  успел,  так  как  я
рывком опрокинул ему в лицо содержимое моего стакана.  Он  схватился  обеими
руками за глаза, так как на какое-то мгновение ослеп. Я молниеносно отбросил
стакан, схватил с полочки камина хрустальную пепельницу и швырнул в  Мальта,
попав ему в плечо. Теперь о  нем  можно  было  больше  не  заботиться,  и  я
бросился на оторопевшего шофера. Ударив его сначала в живот, я  схватил  его
за шею и с силой швырнул о пол.  Перевернувшись  через  него,  я  тотчас  же
поднялся, но к тому времени портье уже оправился и, выдвинув вперед  голову,
шел на меня.
   Тем временем  Миранда,  положив  ноги  на  стол,  уютно  попыхивал  своей
гаванной и веселился.
   Ну, Болдуис! - крикнул он шоферу, - теперь оба разом бросайтесь на него!
   Я схватил стул и бросил его Мальту между ног. Болдуис бросился  в  атаку,
согнувшись как боксер. Ему удалось ударить меня в то время, когда в меня уже
летел  стул,  отброшенный  Мальтом.  Выпустив  его  из  виду,  я  не   успел
увернуться, и он попал мне в бедро. Кулак Болдуиса в это время ткнулся в мой
правый глаз, потом еще и еще, и они стали избивать меня.
   Конечно, одному трудно справиться с двумя. Я должен был отключить  самого
сильного из них хотя бы на несколько минут, чтобы продолжать бой со  слабым.
Не обращая внимания на шофера, я бросился на портье. Он решил,  что  я  хочу
нанести ему удар в живот, как это я сделал с его товарищем, и поэтому принял
защитную боксерскую стойку. Но  я,  сделав  обманное  движение,  ударил  его
ребром ладони по шее, после чего проделал то  же  самое  обеими  руками.  Он
опустился на пол, как куль.
   Теперь мне надо было спешить и продержаться на ногах не менее двух минут.
Шофер кинулся на меня сзади и обхватил руками, сжав как в тисках. Я вцепился
в его мизинец и отгибал его до тех пор, пока он не  ослабел  от  боли  и  не
отпустил меня. Шофер был небольшого роста, хотя и приземистый, но был слабее
меня. Кроме того, он, вероятно, никогда не слышал о дзю-до, поэтому  он  был
вскоре совсем готов. Когда портье очухался, его хорошо обработанный  коллега
сидел на полу, прислонившись к стене, и не испытывал  желания  подняться  на
ноги.
   Миранда все еще улыбался, но его улыбка стала немного менее уверенной.
   Портье, вероятно, уже передохнул и опять ринулся на меня, пытаясь  носком
сапога попасть мне в живот. Но я был  готов  к  этому.  Быстро  отпрыгнув  в
сторону, я поймал его ногу и потянул на себя. Его голова стукнулась  о  край
письменного стола, и он потерял сознание.
   Миранда медленно поднялся, отбросил сигару и стал подходить ко мне.
   - Только сейчас все начнется по-настоящему, - зашипел он.
   Я оперся о камин тяжело дыша.
   Миранда, свежий и невредимый,  сразу  сильно  атаковал  меня.  Я  схватил
колени Миранды и упал на него. Несколько секунд мы стояли сцепившись,  затем
упали на пол и  каждый  старался  придавить  другого.  Наконец  Миранде  это
удалось. Я получил несколько ударов в подбородок, голову и затылок.  У  меня
зазвенело в ушах, глаза заволокло туманом. Не имея возможности сдвинуться, я
смотрел на разорванный рукав Миранды и на три длинных красных шрама  на  его
предплечье.
   Напрягая последние силы, я пытался освободиться. Мне это немного удалось,
и я прижал его к краю письменного стола. В это мгновение я увидел, как дверь
в соседнюю комнату открылась и женская рука, размахнувшись, опустила бутылку
на мою голову. Для меня сразу же наступила ночь.
   Когда я пришел в себя, я лежал перед верандой в саду.
   Где-то били церковные часы. Звезды на небе стали бледнеть.
   Мягкий утренний ветерок шевелил верхушки сосен.  Я  ухватился  за  перила
веранды и подтянулся вверх. Моя нога наткнулась на что-то металлическое. Мои
поломанные часы. На темном фоне возвышалась темная спокойная громада  виллы.
Бесполезно было искать в ней что-либо. Дом был снят лишь на один день.
   Мое правое бедро болело, в голове стоял  шум,  живот  горел,  а  все  это
вместе покрывало меня холодным потом. Опершись о перила, я задумался.
   Когда я потихоньку двинулся в путь, придя наконец в себя, мне приходилось
отдыхать у деревьев каждые двадцать метров. Спустя пятнадцать минут я  стоял
у своей машины. Натянув плащ поверх разорванного смокинга, я сел за  руль  и
поехал. Каждая колдобина на проселочной дороге  больно  отдавалась  на  моей
битой, голове.
   Спустя некоторое время я остановился и вытащил сигарету.
   Когда я закурил и хотел поехать дальше, колымага Джойса  не  завелась.  Я
попробовал еще и еще, потом плюнул и пошел пешком.  До  ближайшего  местечка
было девять километров. К счастью,  меня  посадил  к  себе  в  машину  шофер
грузовика, шедшего в Париж. Я попросил довезти меня до Северного  вокзала  и
дал шоферу двести франков, а затем взял такси и назвал адрес Джойса.
   Во время поездки я вытащил мое портмоне и обследовал его содержимое.  Мне
кое-что бросилось в глаза. Я помнил, что мои трехтысячефранковые билеты были
старыми и замызганными. Теперь же у  меня  оказались  три  новых,  пахнувших
типографской краской. И еще одно! - письмо Поля исчезло.
   Было уже половина шестого, когда я позвонил у двери квартиры  Джойса.  Он
открыл дверь мне совсем заспанный, я стянул  с  себя  плащ  и  повалился  на
кушетку.
   - Черт возьми, на кого ты похож! -  воскликнул  Джойс.  -  У  меня  такое
впечатление, будто тебя вытащили из-под товарного поезда!
   Он побежал на кухню, чтобы разогреть кофе, и принес бутылку,  стаканы,  а
затем приготовил мне постель. Тем  временем  я  вымылся  в  душе,  привел  в
порядок свое разбитое лицо, прижигая йодом многочисленные ссадины. Наконец я
улегся, и Джойс подал мне кофе прямо в постель. Я начал рассказывать  ему  о
том, что со мной случилось, и ухитрился заснуть на середине своего рассказа.

 
   ГЛАВА 3
 
   Я проснулся в два часа дня. Голода я не  чувствовал,  но  меня  одолевала
сильная слабость. Джойс, очевидно, уже ушел. Кое-как  проковыляв  в  душ,  я
побрился. Там я обнаружил,  что  все  мое  тело  было  покрыто  ссадинами  и
синяками, а глаз был подбит.
   Одевшись, я уселся в гостиной за завтраком. Послышалось звяканье ключа  в
двери, и в комнату поспешно вошел Джойс, бросивший на стол  утренний  выпуск
газеты.
   - Никки, мужайся и не падай в обморок, когда заглянешь в газету. Человек,
который убил Бервиля, это ты!
   - Что? Ты сошел с ума!
   Я встал, отбросив в сторону салфетку, и схватил газету.
   Моя фотография была помещена на  верхней  трети  первой  полосы.  Крупным
шрифтом там было написано:
   ПОЛИЦИЯ ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ ЧАСОВ ОБНАРУЖИЛА УБИЙЦУ БЕРВИЛЯ!
   За такой шапкой следовало: "Расследованием руководил уголовный  инспектор
Гастон. В воскресный вечер, в своей квартире был найден  убитый  генеральный
директор  Марокканской  урановой  компании  Поль  Бервиль.   Сегодня   утром
расследование было успешно закончено. Разыскивается преступник,  пианист  из
бара Николае  Фольдекс.  Вчера  в  центральном  парижском  банке,  со  счета
Бервиля, он снял 500 тысяч франков. В отеле, где он проживал, в его  комнате
было найдено оружие, из которого,  как  было  установлено  полицией,  и  был
произведен смертельный  выстрел.  На  браунинге  найдены  отпечатки  пальцев
Фольдекса. Преступник пока не обнаружен".
   Я опустился на кушетку, налил кальвадоса и сделал еще глоток.
   - Дружище, - сказал я, - они просто обалдели.
   Я взял газету и стал смотреть на свое изображение. Возле фотоснимка  были
опубликованы мои приметы: рост 184 см,  возраст  33  года,  спортивный  вид,
густые, коротко остриженные черные волосы, серо-зеленые глаза.
   Несколько минут мы молчали. Джойс расхаживал по комнате, потом бросился в
кресло и стал набивать трубку.
   Первым заговорил я.
   - Пока все складывается для нас удачно.
   - Хотел бы я знать, что ты называешь удачей?
   Я занялся приготовлением бутерброда.
   - Фотография в газете десятилетней давности.  Если  меня  по  ней  кто-то
сейчас узнает, значит, он обладает даром волшебника.
   - Это верно, - согласился Джойс, - по ней ты выглядишь восемнадцатилетним
карманником.
   Это же счастье. А то, что сегодня утром я пришел к тебе, а  не  в  отель,
где меня ожидала полиция, разве это  не  удача?  Мы-то  ведь  не  собираемся
являться в полицию и рассказывать мою историю. Это было бы равносильно тому,
чтобы самому накинуть себе петлю на шею.
   - Почему? Они должны поверить тебе, если ты придешь и расскажешь все  как
было И потом ты кое-что можешь доказать им.
   - Доказать? Что именно? Единственное доказательство - письмо Поля. Но его
больше нет у меня.
   - Это не играет большой роли. Ты можешь сослаться на меня, и кроме  того,
ты показывал его Лендрю. Видишь, это уже два свидетеля.
   - Не смеши меня. Это будет самая большая глупость.
   - Почему?
   -   Подумай   немного.   Предположим,   Лендрю   пригласят   в   качестве
свидетельницы. Хорошо, она подтвердит, что я показывал  письмо  Бервиля,  но
сможет ли она поклясться, что  это  было  действительно  письмо,  написанное
Полем? Нет, она видела его мельком. Имя "Поль" может написать любой идиот, а
остальное Бервиль напечатал на машинке, которая  находилась  в  холле  отеля
"Сули", в котором я живу... Ну а ты  можешь  поклясться  или  нет?  Нет!  Ты
вообще не знал Бервиля. Что же из этого следует? Могут подумать, что письмо,
которое Бервиль отпечатал в присутствии хозяина отеля, я  уничтожил  сам.  И
все только потому, что можно предположить, что в нем он обвинял меня. Позже,
на той же самой машинке, я  мог  бы,  как  предположит  полиция,  отпечатать
письмо и снабдить его  фальшивой  подписью  Бервиля...  Разумеется,  полиция
потребует письмо, чтобы проверить документ, а я им отвечу, что  у  меня  его
нет, и расскажу им сказочную историю о вилле "Истамбул", и о том,  как  меня
избили, и о том, что когда я был в бессознательном состоянии, они сунули мне
в руку револьвер, чтобы на нем оказались отпечатки моих пальцев, и  что  они
забрали у меня письмо. Можешь быть уверен, что они мне поверят.
   Джойс задумался.
   - Гм... Может быть, ты и прав, - согласился он.
   -  Разумеется,  прав.  Та  же  Рита  может  подтвердить,  что  она   меня
пригласила. Но с Мирандой и остальными дело будет кислым, как уксус.  Думаю,
что они вообще не были в числе приглашенных и вряд ли она знает этих  людей.
Я уверен, что они представят доказательства, что они  весь  вечер  играли  в
преферанс на квартире Мирянды.  И  кроме  того,  кто  знает,  к  чему  может
привести допрос Лендрю, которая знает, что в вечер убийства я был в квартире
Бурвиля и испарился из нее в тот момент, когда полиц