тенце, уходит на кухню)
   ДЖЕРРИ  (разворачивает сложенное полотенце, в  нем большая дыра, Качает
головой -  ему  смешно и  грустно): До черта неловкое положение! (выходит на
лестницу, не закрыв за собой входную дверь)

   Из кухни выходит Гитель все с той же охапкой вещей.

   ГИТЕЛЬ: Слушайте, я...
   (видит, что комната пуста и умолкает, глядя на берет, лежащий на тахте.
Сердито хмурится, что-то обдумывая. Потом качает головой: "нет-нет" и идет в
кухню.  Но на  пороге  вдруг останавливается. Через секунду  идет  обратно и
опять смотрит на берет.  Наконец, вздыхает,  с видом  угнетенной  покорности
бормочет)

   Ведь день рожденья, будь он проклят!

   (и  возвращает  все вещи  на  место: халат в  шкаф, будильник  на стол,
подушку на  тахту,  рядом с  другой. Расстегнув блузку, бросает ее на спинку
стула; потом, присев на кровать, снимает туфли и стягивает  с  себя  юбку. В
коротенькой комбинации  идет к  шкафу  и  достает  пижаму, но,  услышав шаги
Джерри в передней, удирает с пижамой н кухню)

   ДЖЕРРИ (входит и начинает беспокойно шагать  по  комнате. Под ноги  ему
попадаются туфли; он смотрит на них,  на юбку, брошенную на  пол,  на вторую
подушку и взглядывает в сторону кухни -  намерения Гитель ему ясны. Он берет
со стула блузку и прижимает ее к лицу, вдыхая запах женщины. Трется о блузку
щекой, размышляет,  хмурится.  И,  наконец, разобравшись  в путанице чувств,
говорит себе твердо и раздельно):

   Нет, это не начало новой жизни!

   (вешает блузку на  спинку  стула и, захватив лежащий  на  тахте  берет,
выходит в переднюю и закрывает за собой дверь)

   Из кухни осторожно выглядывает Гитель,  уже в пижаме. Видит, что Джерри
нет, входит. Быстро тушит лампу,  откидывает  одеяло и хочет лечь, но, вдруг
что-то  вспомнив, придвигается на коленях к ножкам  тахты и шарит рукой, ища
берет Джерри.  Берета нет. Гитель озадачена,  но  тут замечает, что дверь на
лестницу  закрыта. Она  встает  с тахты,  выглядывает  на площадку лестницы,
смотрит  через  перила. Внизу, двумя этажами  ниже,  хлопнула входная дверь.
Гитель  идет  назад,  на  мгновение  останавливается  на  пороге,  выделяясь
силуэтом в  проеме двери, потом с беспомощно-покорным видом хлопает  себя по
бедрам.




Картина третья.

   Обе комнаты.

   Прошло несколько часов; в окнах комнат Гитель и Джерри брезжит рассвет.
Гитель  спит на кровати, с головой  укрывшись одеялом. Комната Джерри пуста,
но через минуту мы слышим, как он отпирает дверь. Войдя, он замечает лежащую
на полу телеграмму, поднимает ее и идет к разбитому  окну.  Он небрит, устал
после  долгой ходьбы, но на  душе у него стало,  видимо, легче. Он разрывает
конверт,  чтобы   прочесть  телеграмму,   но,  вынув  ее  наполовину,  снова
засовывает  в конверт и бросает на кушетку. Закурив, делает несколько  шагов
по комнате и останавливается возле кушетки, как бы выбирая между телефоном и
телеграммой, затем решительно садится к телефону и набирает номер. В комнате
Гитель звонок.

   ГИТЕЛЬ (сонная,  поворачивается на бок  и  ощупью  снимает  трубку;  не
открывая глаз): Да-а, алло!

   Джерри медлит, не зная, с чего начать.

   Алло!
   ДЖЕРРИ (сухо): Так вот, насчет холодильника.  Мне думается, вы напрасно
отдали его незнакомому балбесу.
   ГИТЕЛЬ: Что-о?
   ДЖЕРРИ: Если вы будете раздавать свои вещи первым встречным, то  ко дню
Страшного  суда рискуете  остаться без  холодильника,  а с  моральной  точки
зрения...
   ГИТЕЛЬ  (вскакивает): Джерри!  Эй,  вы живы-здоровы? Я звонила вам раза
два-три, и никакого ответа!
   ДЖЕРРИ:  Я   исследовал  новый  мост.  Куинсборо.  Он  открывает  новые
возможности для... Я хотел сказать, для прыжков в воду. Ну да ладно. Я удрал
от вас, Гитель.
   ГИТЕЛЬ: Да, я заметила.
   ДЖЕРРИ: Что заставило вас изменить своему железному правилу?
   ГИТЕЛЬ: О, я просто не могла устоять перед вашим ослепительным беретом.
   ДЖЕРРИ: Надо было оставить его у вас. А я думал, тут другое.
   ГИТЕЛЬ: Что же?
   ДЖЕРРИ:  Благотворительность.  По-моему,  ваша   беда  в  том,  что  вы
распоряжаетесь кассой благотворительного общества.
   ГИТЕЛЬ: Что-что?
   ДЖЕРРИ:  А моя беда в том, что моя  жена слишком хорошо меня  знает. Вы
вчера зажгли такую огромную свечу на моем именинном пироге, что она осветила
мне весь обратный путь от города Омахи в штате Невада.
   ГИТЕЛЬ: Как это?
   ДЖЕРРИ: Тесс - насколько мне помнится, ее зовут Тесс - тоже душила меня
своей  чуткостью. Но, ей-богу, это не ее вина.  Я не  должен был поступать в
юридическую  контору ее  отца, а я  поступил. Я  должен  был  отказаться  от
чудесного  дома. который он нам дал, а я не отказался,  и  это отравило  нам
жизнь.
   ГИТЕЛЬ (мрачно): Ну?
   ДЖЕРРИ: Ну и вот. Мы жили, как  боги, и нечаянно позабыли,  что есть на
свете такая вещь, как верность. Мне пришлось разыгрывать героя перед чьей-то
женой,  не  важно  чьей,  а  Тесс  сейчас выходит  замуж  за  моего  бывшего
однокурсника, который... Впрочем, это тоже  неважно. Я только хотел сказать,
что со  вчерашнего вечера мне  кажется, будто половина моей жизни состоит из
подачек, - от последней я решил отказаться. От вас.
   ГИТЕЛЬ: О! А я думала, тут другое.
   ДЖЕРРИ: Что же, например?
   ГИТЕЛЬ:  Мне показалось, будто  вам показалось,  что  я не...  (глубоко
переводит дыхание) Одним словом, вы считаете, что я... Ну, вы понимаете.
   ДЖЕРРИ: Нет.
   ГИТЕЛЬ: Что я недостаточно привлекательна.
   ДЖЕРРИ (после паузы):  О господи! И все-таки вы звонили мне два или три
раза?
   ГИТЕЛЬ (самолюбиво): Только два!
   ДЖЕРРИ: Но почему?
   ГИТЕЛЬ: Ну, вы так внезапно удрали, я о вас беспокоилась.
   ДЖЕРРИ:  Гитель!  (тон его  мягок  и ласков;  в  нем  впервые  слышатся
неподдельное  участие и  заинтересованность.  Отношение  Джерри  к ней вдруг
принимает совсем иной оттенок.)  Гитель, я скажу вам две правды. Первая - вы
очень привлекательны, вторая - вы слишком дешево себя цените.
   ГИТЕЛЬ: Неправда!
   ДЖЕРРИ: Нет, правда. Иначе бы вы гораздо чаще возмущались.
   ГИТЕЛЬ: Чем?
   ДЖЕРРИ:  Многим. Вот сейчас, в эту минуту, почему вы не  отругаете меня
за то, что я звоню вам в такой час?
   ГИТЕЛЬ: А сколько сейчас времени?
   ДЖЕРРИ: Без чего-то пять. Ну, начинайте. Надо упражняться.
   ГИТЕЛЬ: Чего начинать?
   ДЖЕРРИ: Упражняться. Протестовать. Возмущаться.
   ГИТЕЛЬ: А?
   ДЖЕРРИ: Накричите же на меня!
   ГИТЕЛЬ: За что?
   ДЖЕРРИ:  Да ведь это безобразие  -  звонить в  такой час! Кто я  такой,
чтобы будить вас на рассвете? Это  неуважение к  вам и вообще черт знает что
такое! Ну, почему же вы молчите?
   ГИТЕЛЬ: Послушайте, что вы на меня орете?
   ДЖЕРРИ (мягко): Для вашей же пользы.
   ГИТЕЛЬ: Я  не  люблю  кричать на людей, это действует мне на нервы.  И,
кроме того, я рада, что вы мне позвонили...
   ДЖЕРРИ: Почему?
   ГИТЕЛЬ  (с  раздражением): Нет,  я просто поражаюсь вашей тупости! Я же
говорю - я о вас беспокоилась.
   ДЖЕРРИ: Вот это уже лучше.
   ГИТЕЛЬ: Что лучше?
   ДЖЕРРИ: Главное - упражняться. Валяйте дальше.
   ГИТЕЛЬ  (разозлившись): Еще чего! Упражняться!  Вы что, совсем спятили,
или  считаете  меня за идиотку.  Знаете,  который  теперь  час? Зачем вы мне
звоните в пять утра? Чтобы упражняться в перебранках, да?
   ДЖЕРРИ (забавляясь): Нет, чтобы попросить  вас  больше ничего никому не
отдавать. Пока мы не увидимся.
   ГИТЕЛЬ: Что-что?
   ДЖЕРРИ: Я спрашиваю вас: хотите попробовать... стать половиной пары?
   ГИТЕЛЬ (помолчав): Слушайте, лучше не начинайте все с начала.
   ДЖЕРРИ: На этот раз - на моих условиях. Подачек больше не хочу.
   ГИТЕЛЬ: А что же вы хотите?
   ДЖЕРРИ: Я хочу... немножко позаботиться о вас. И о вашей язве.

   Гитель, широко открыв глаза, смотрит на телефон.

   Вы мне разрешите это?
   ГИТЕЛЬ (качает головой;  она не  может  разобраться  в своих ощущениях,
поэтому  не  знает,  что  ответить.  Она  растрогана  и  вместе  с  тем  еле
удерживается, чтобы не засмеяться): Я... Вы... Но почему вдруг?
   ДЖЕРРИ: Кажется мне, что я могу вам пригодиться. Конечно, не такое уж я
сокровище,  к  тому  же все  еще  занят  этой...  гражданской  войной.  Я бы
рассказал вам всю эту скверную историю, если бы вы позавтракали со мной.
   ГИТЕЛЬ: Где?
   ДЖЕРРИ: Здесь. Вы приедете?
   ГИТЕЛЬ: Понимаете, в восемь  пятнадцать мне  будут  рвать  зуб, будь он
проклят. Потом я буду плеваться кровью, так что с меня мало толку...
   ДЖЕРРИ: Но вы придете?
   ГИТЕЛЬ: Конечно, приду.
   ДЖЕРРИ (после паузы, ласково): Я буду о вас заботиться. (хочет положить
трубку, но вдруг спохватывается) Гитель!
   ГИТЕЛЬ: Да?
   ДЖЕРРИ: Что надо делать, когда из десны идет кровь?
   ГИТЕЛЬ (мгновенно встревожилась): А что, у вас идет кровь?
   ДЖЕРРИ: Чудачка вы все-таки! Я о вас говорю.
   ГИТЕЛЬ: А-а. Да ничего не надо делать. Пойдет и перестанет.
   ДЖЕРРИ: Я знал,  что мне  непременно понадобится  тот  ледник. Придется
положить лед в раковину.
   ГИТЕЛЬ: Зачем?
   ДЖЕРРИ: Чтобы набить пузырь, который я  куплю. Вы  будете  прикладывать
его к щеке.
   ГИТЕЛЬ (после паузы, улыбаясь): Решили взять быка за рога?
   ДЖЕРРИ:  Не хочу  терять ни минуты. Сегодня первый день моего  тридцать
четвертого  года,  и  я  чувствую  себя,  как жаворонок  на заре. Ну,  спите
спокойно. (кладет трубку)
   ГИТЕЛЬ  (сидит неподвижно, потом тоже кладет  трубку и удивленно качает
головой):  С ума сойти! (немного погодя,  встает, идет  в  кухню и,  налив в
стакан молока, возвращается на тахту)

   Джерри ставит телефон на пол и задумчиво улыбается, пока его взгляд  не
падает  на телеграмму. Берет конверт и вертит  в пальцах.  Наконец, вынимает
телеграмму  и, подойдя  к окну, читает - дважды про себя,  третий раз вслух,
без всякого выражения в голосе:

   "Звонила поздравить днем рождения, не смей отталкивать  меня,  негодяй,
помоги бог нам обоим, но помни, что я тебя люблю, это правда. Тесс."

   Через секунду замечает, что телеграмма дрожит в его руке. Комкает ее  и
медленно бросает в  разбитое  стекло.  Идет  к кушетку,  перекладывает  кучу
одежды на стул и ложится, куря сигарету.
   В тусклом  предутреннем свете каждый  лежит у себя, поглощенный  своими
мыслями.  Джерри  курит, Гитель  потягивает  молоко. Тишину нарушает  только
далекий бой башенных часов - бьет пять.

   Занавес.




ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.


Картина первая.

   Комната Джерри.

   Уже октябрь. Ранний вечер,  сумерки. В комнате  Гитель все по-прежнему,
только  не  убрана  постель  с двумя смятыми подушками. Зато  комната Джерри
значительно изменилась.  В ней  появились незатейливые и  дешевенькие  вещи,
однако она выглядит теперь уютной  и жилой. Появилось  покрывало на кушетке,
новые лампы,  маленькие половики,  холщовые занавески на  окнах, выкрашенные
ящики из-под фруктов вместо книжных  полок;  все это убранство в деревенском
стиле сделано руками Гитель.  У окна - ломберный столик, накрытый к обеду, и
два   стула.   На  книжной  полке  маленький  радиоприемник  Гитель;  играет
симфонический  оркестр. В кухне горит лампочка, уютно  затененная  абажуром;
там Гитель, подвязав вместо передника  кухонное полотенце, готовит обед. Она
вносит  миску  с  салатом,  ставит ее на  стол  и останавливается, задумчиво
слушая  музыку.  Внезапно  она  делает  несколько  медленных   конвульсивных
движений;  через  секунду  мы  догадываемся, что  это движения  современного
танца, потому что Гитель останавливается, недовольная собой, скребет затылок
и начинает снова, потом досадливо машет рукой
   и уходит в  кухню. Там снова открывает духовку газовой плиты,  поливает
жаркое  соком.  Вдруг  застывает,  прислушивается и,  бросившись в  комнату,
торопливо зажигает две свечи на столе. Входит Джерри.

   ГИТЕЛЬ (радостно): Здравствуй, малыш!
   ДЖЕРРИ: Привет! (нюхает воздух  и заглядывает в кухню) М-м, какой  дух!
Цыплята?
   ГИТЕЛЬ: И салат, и картошка, и вино на льду.
   ДЖЕРРИ: И вино? (стоит, прислонясь  к дверному косяку; он в пальто  и в
шляпе, под мышкой у него два-три толстых юридических справочника и несколько
свертков,  обернутых  только что купленной газетой) Что  мы пропиваем?  Наши
поместья?
   ГИТЕЛЬ:  Мне уступили его задешево, шестьдесят  девять центов  бутылка.
Наверное,  потому, что  оно старое. (привстает на цыпочки, чтобы  поцеловать
Джерри; он обнимает ее свободной рукой  и  улыбается)  Что  тебя смешит,  не
понимаю?
   ДЖЕРРИ:  Ты,   детеныш.  (замечает  занавески   на  окне)  Ты  повесила
занавески!
   ГИТЕЛЬ: Ну да, а зачем я хожу сюда, как ты думаешь? Любоваться на тебя?
   ДЖЕРРИ: Роскошная вещь. За две  недели  ты  сделала из этого клоповника
выставочный  экспонат.  В  отличие  от  вина ты с возрастом  становишься все
лучше.
   ГИТЕЛЬ: Что же в газете?
   ДЖЕРРИ: Все то же. Два трупа и четыре похищенных автомобиля.
   ГИТЕЛЬ: Я спрашиваю, что ты принес в газете?
   ДЖЕРРИ: Стоп! Не подходи!
   ГИТЕЛЬ (испуганно): А!..
   ДЖЕРРИ: Осторожней! Отойди на шаг.
   ГИТЕЛЬ: Почему?
   ДЖЕРРИ  (спокойно):  Потому что  весь день я  сидел, уткнувшись носом в
юридические  книги,  и  мне  все  время  хотелось  уткнуться  носом  в тебя.
(разворачивает газету  и помахивает перед  лицом Гитель пакетиком)  Вот тебе
твои нитки.
   ГИТЕЛЬ: О, спасибо! Ты видел Фрэнка Таубмена?
   ДЖЕРРИ: Видел. Это к чаю. (помахивает другим пакетиком) Соевый  пудинг.
Полезная штука. Без соли, без масла, без вкуса.
   ГИТЕЛЬ: И что он сказал?
   ДЖЕРРИ: Потом расскажу. А это кусочек луны.  От  меня тебе. (отдает  ей
третий пакетик)
   ГИТЕЛЬ: Подарок?
   ДЖЕРРИ: Просто кусочек луны с неба.

   Гитель развязывает пакетик при свете свечей.  Джерри снимает  пальто  и
шляпу.

   ГИТЕЛЬ: Мне не терпится. Скажи, что это? Что?
   ДЖЕРРИ (бесстрастно): Значит, так: она  открывает  коробку, которую  ей
преподнес  ее возлюбленный, и думает, что  это конфеты,  но там  оказываются
законсервированные  мозги  ее  вероломного отца,  который убежал  из дому  с
шайкой  малолетних  преступников;  она  мгновенно  узнает  его  и  испускает
нечеловеческий крик...
   ГИТЕЛЬ (озадаченно): Кусок мыла?..
   ДЖЕРРИ  (подходит к ней): На самом  деле  это консервированные мозги ее
вероломного...
   ГИТЕЛЬ: В чем дело? Разве от меня дурно пахнет?
   ДЖЕРРИ:  Блестящая  догадка. Сейчас  обследуем. (обнимает  ее  сзади за
талию и зарывается лицом в ее волосы)
   ГИТЕЛЬ:  Нет, в  самом деле, почему ты мне даришь кусок мыла? Разве мне
необходимо вымыться?
   ДЖЕРРИ: Почему я дарю кусок мыла... Ты посмотрела на коробку?
   ГИТЕЛЬ: Нет.
   ДЖЕРРИ: Прочти, что там написано.
   ГИТЕЛЬ (читает у свечки): Шанель номер...
   ДЖЕРРИ:  Шанель номер  пять,  его рекламировали по  телевизору.  Шанель
номер пять, мадам.  У вас  в руках  мыльные  пузыри ценой в два  с половиной
доллара.
   ГИТЕЛЬ (в ужасе): Два с полови... за один кусок мыла?!
   ДЖЕРРИ: Не вздумай только им мыться. Мы будет есть  его ложками, вместо
соевого кекса.
   ГИТЕЛЬ: Знаешь, иногда я думаю, что не я полоумная, как считает один из
нас, а ты. Мы не будем есть два с половиной доллара!
   ДЖЕРРИ: Нет, будет. Устроим себе пир. Как твой живот?
   ГИТЕЛЬ: Хорошо. Я приняла пилюлю - и живот как рукой сняло.
   ДЖЕРРИ: Ну, не совсем сняло. Немножко осталось.
   ГИТЕЛЬ: Чего осталось?
   ДЖЕРРИ: Живота.
   ГИТЕЛЬ: Ага. По-твоему, я слишком толстая?
   ДЖЕРРИ: Что ты, наоборот.
   ГИТЕЛЬ: По-твоему, я слишком тощая?
   ДЖЕРРИ (сухо): По-моему, ты священный сосуд женственности.
   ГИТЕЛЬ:  Словом, посудина,  которую необходимо  вымыть.  поэтому  ты  и
принес кусок мыла.
   ДЖЕРРИ:   Священный   сосуд   с   гордо   изогнутым  носиком,   плавной
округленностью корпуса, с изящным изгибом  ручки... Ну, как, ничего? (целует
ее)
   ГИТЕЛЬ: Понимаю. Это чайник.  (снова долгий  поцелуй; высвобождаясь  из
его объятий) Да, чуть не забыла, тебе звонили по  междугородней. Скоро опять
будут звонить.
   ДЖЕРРИ: Кто?
   ГИТЕЛЬ (весело): Твоя жена. (нюхает мыло) Это ее любимое мыло, ДЖЕРРИ?
   ДЖЕРРИ (не сразу): Нет, и я редко делал ей подарки. У нее и так... было
всего вдоволь.
   ГИТЕЛЬ: Ну, я пошла. (уносит мыло в кухню, возится там у плиты)
   ДЖЕРРИ (стоит неподвижно, потом  нарочито  небрежным тоном):  Когда она
звонила?
   ГИТЕЛЬ (из кухни): Вскоре после  того,  как я сюда пришла. Сказала, что
позвонит опять в восемь часов.

   Джерри взглядывает на наручные часы, потом на телефон, убирает со стола
газету и книги, и снова бросив взгляд на телефон, подходит к окну и  смотрит
на улицу. Входит Гитель, неся сковородку с цыплятами и карнишоны на тарелке.
Ставит все на стол, оживленно болтая.

   ГИТЕЛЬ: Должно  быть,  у нее уйма  лишних денег, да? Два  междугородних
разговора,  с  ума  сойти!  Знаешь,  я  всего  один  раз в  жизни заказывала
междугородний разговор. (накладывает  еду на тарелки) С городом Тэлесси, это
во Флориде, вскорости после того, как мы с Уолли поженились. У него была там
работа. То есть это он так  говорил, но я случайно узнала, что это не работа
а та  рыжая, он  к ней опять вернулся.  Я не  рухнула замертво,  а  взяла да
позвонила ему туда...
   ДЖЕРРИ: Я не стану с ней говорить, я не хочу.

   Гитель, чуть сдвинув брови, продолжает накладывать еду на тарелки.

   Гитель!
   ГИТЕЛЬ: Не  хочешь - не говори... Но вот когда мне принесли счет, тогда
я действительно рухнула!
   ДЖЕРРИ: Я не подойду к телефону.
   ГИТЕЛЬ (быстро): Хорошо. Ты не принесешь вино?
   ДЖЕРРИ:  С  удовольствием.  (включает радио и идет в кухню) И  напьемся
вдрызг  на  все  шестьдесят  девять  центов. У  нас есть  что отпраздновать.
Сегодня я разговаривал с Фрэнком Таубменом.

   Гитель тем  временем  стоит, глядя  на телефон,  потом выключает радио.
Атмосфера в комнате  становится иной; телефон словно гипнотизирует их обоих,
приковывая к себе их взгляды и внимание, что бы они ни говорили и не делали.

   (входит с бутылкой вина и штопором) Что случилось, детеныш?
   ГИТЕЛЬ: Как видишь, ничего, даже народ не сбежался.
   ДЖЕРРИ: Ты от того, что я не хочу подходить к телефону?
   ГИТЕЛЬ: Ничего со мной не случилось, откуда ты взял?
   ДЖЕРРИ: Все это давно умерло и похоронено. (откупоривает бутылку) Лежит
глубоко под землей, гроб запечатан, памятник оплачен, и  я не желаю ворошить
могилу.  (веселым  тоном)  Давай   поговорим   о  чем-нибудь  приятном.  Как
продвигается твоя концертная программа?
   ГИТЕЛЬ: Это ты называешь приятным? Я опять ходила смотреть чердак. Этот
подонок  хочет  сдать  не меньше, чем  на два года,  и не уступает ни цента.
Откуда я  возьму такие  деньги?  Отличная была бы  студия,  но разве что для
Рокфеллера.
   ДЖЕРРИ: Зачем тебе Рокфеллер? У тебя и так есть целый капитал.
   ГИТЕЛЬ: Где?
   ДЖЕРРИ (стучит себе по лбу): Здесь. Сегодня у меня был длинный разговор
с Фрэнком Таубменом.
   ГИТЕЛЬ:  Ну и что он тебе сказал? (но взгляд ее  то и дело устремляется
на телефон)
   ДЖЕРРИ: Что поскольку у  меня  нет разрешения на адвокатскую практику в
Нью-Йорке, он может мне предложить подготовку дел для адвокатов.
   ГИТЕЛЬ: Да?
   ДЖЕРРИ: Так что завтра утром мы с тобой пойдем к подонку и внесем плату
за два месяца.
   ГИТЕЛЬ: Из каких денег?
   ДЖЕРРИ: Я сегодня уже работал. За это  платят сдельно.  Скоро  мы будем
обклеивать деньгами стены.
   ГИТЕЛЬ:  Я сниму чердак,  когда я получу работу.  (опять взглядывает на
телефон)
   ДЖЕРРИ (на этот раз перехватывает ее взгляд): Молчит.
   ГИТЕЛЬ: Кто?
   ДЖЕРРИ: Телефон.
   ГИТЕЛЬ: Да.  Говорят, в кондитерской Шрафта нужны девушки. Завтра пойду
туда.
   ДЖЕРРИ: К Шрафту? Обслуживать столики?
   ГИТЕЛЬ: Уж  что придется.  Я  работала там  в  прошлом году,  отпускала
конфеты, поправилась на семь фунтов. Очень хорошие там конфеты.
   ДЖЕРРИ: Сделай мне маленькое одолжение - разреши сделать тебе маленькое
одолжение.
   ГИТЕЛЬ: Пожалуйста. Какое, например?
   ДЖЕРРИ: Например,  устроить  тебе этот чердак. Знаешь,  сколько  я могу
зарабатывать у Таубмена?  Сотню  в  неделю, а конфеты  я буду тебе покупать.
Не