(любезно,  с улыбкой):  А,  здравствуй, как поживаешь?.. Значит,
договорились?
   ГИТЕЛЬ (хмуро): Когда  я спускаю ноги с кровати, у  меня такое чувство,
будто мой желудок - треснувшее яйцо  или что-то в  этом роде; сделаешь шаг -
скорлупа развалится и все потечет.
   ДЖЕРРИ (строго глядя на нее, вешает пиджак на стул и достает из кармана
пачку  писем): Доктор  говорит,  что  если  ты на  этой неделе не встанешь с
кровати, у  тебя заржавеет  кровь. Я, конечно, не  мог позволить  себе этого
"здравствуй", у меня уже нет ни секунды времени, а еще  надо посмотреть, кто
мне пишет. (торопливо  проглядывает письма,  и одно  за  другим  бросает  на
тахту) Издательство "Харпер" неизвестно почему хочет, чтобы я  приобрел  все
его издания. Счет из больницы за переливание крови, ох! Сожги после обеда на
газовой плите. Секретарь окружного суда города Омахи... (но  тут он внезапно
останавливается.  Берет брошенный на  тахту  конверт,  вскрывает  и  достает
оттуда   официальный  документ   с  прокладкой   из   синей   бумаги,  легко
запоминающийся по виду. Читает, пристально вглядываясь в текст)
   ГИТЕЛЬ: Что-нибудь важное?
   ДЖЕРРИ (после паузы): Нет. Юридическая  жвачка. В последние дни все это
у меня  уже  из  ушей  лезет,  я... (ему  трудно оторвать  взгляд  от  этого
документа, но он  делает над  собой усилие и,  бросив  его  на  стол,  снова
начинает суетиться) Да, чуть не  забыл! (достает  из кармана  пиджака  чек и
протягивает  Гитель) Я пустил Молли  с ее  учениками  на чердак, она просила
передать тебе чек. Ключ она оставит  под дверью,  я захвачу  его  по  пути в
библиотеку.
   ГИТЕЛЬ:  Джерри,  сколько  ты  на  меня тратишь  времени! (берет  чек и
прижимается щекой к его руке) Ты добрый!
   ДЖЕРРИ: Нет, просто меня прельщает твой капитал, детка.
   ГИТЕЛЬ   (весело):   Хорошо,   черт  возьми,   быть   толстой,  пузатой
капиталисткой. Лежишь себе, а деньги сами плывут тебе в руки!
   ДЖЕРРИ (нагнувшись, достает из-под кровати подкладное судно  и несет на
лестницу, где уборная):  Ты должна встать сегодня  же, иначе будешь валяться
вечно.
   ГИТЕЛЬ: Господи, я же потеряла целый литр крови!
   ДЖЕРРИ:  А  я  купил  тебе   полтора  литра  новых,  прибыль  неплохая,
Капиталисты, которые считают, что пятьдесят  процентов прибыли слишком мало,
кончают в ночлежках.  (возвращаясь, подбирает по пути брошенную Гитель книгу
и  выпавшую  их  нее экзаменационную программу) Зачем  тебе  экзаменационная
программа? Ты что, зубрила за меня?
   ГИТЕЛЬ: Просто посмотрела.
   ДЖЕРРИ  (проглядывает программу): Статья  э53. Вечером придется еще раз
подзубрить.  (бросив книгу  на тахту,  быстро раздевается до пояса и  только
теперь снимает  шляпу  и  надевает  ее  на  абажур  настольной лампы.  Затем
собирает со стола немытые тарелки, блюдце с окурками и уносит в кухню)
   ГИТЕЛЬ (следит за ним взглядом): А спать когда же? От тебя и так только
кожа да кости остались.
   ДЖЕРРИ (переворачивает  бифштекс на  сковородке): Это мускулы, я теперь
сплошные мускулы.  Кстати, если ты в ближайшее время не поднимешь  с постели
свой  зад,  я  дам объявление  в  газету,  что мне требуется  другой,  более
работоспособный.
   ГИТЕЛЬ (сердито): У меня вполне работоспособный.
   ДЖЕРРИ:  Но  безработный. Не вечно же  тебе  будут  давать  пособие  по
безработице.

   Он  просто зубоскалит, плескаясь водой  над раковиной,  но Гитель вдруг
задумалась  о  будущем,  и  оно  представилось ей  таким  мрачным,  что  она
старается поскорее отвлечься от этих мыслей.

   ГИТЕЛЬ: Джерри, когда же кончится эта бешеная гонка?
   ДЖЕРРИ: В два тридцать в пятницу, после боя, старушка.
   ГИТЕЛЬ: В Центральном парке?
   ДЖЕРРИ (не слыша ее): И с этой минуты - всецело в твоем распоряжении.
   ГИТЕЛЬ (грустно): Надолго ли?
   ДЖЕРРИ: А?
   ГИТЕЛЬ: Я говорю, надолго ли?
   ДЖЕРРИ: Ничего не слышу. (закрывает кран и идет в комнату, вытирая лицо
полотенцем) Что?
   ГИТЕЛЬ: Я говорю, люблю тебя.

   Джерри останавливается, как вкопанный. Долгая пауза.

   (наконец  опускает глаза)  Мне ведь не нужно говорить тебе это, правда?
Ты и сам знаешь.
   ДЖЕРРИ (мягко): Да.
   ГИТЕЛЬ: Постараюсь не повторять слишком часто. Так, раза два в неделю.
   ДЖЕРРИ: Для меня не может быть слишком часто. У меня от этого нарастают
новые мускулы.
   ГИТЕЛЬ: Может, заболев, я оказала тебе величайшую услугу?
   ДЖЕРРИ: Мы  бы,  наверное,  как-нибудь обошлись  и  без твоей  болезни.
Величайшая услуга с твоей сторону - поправиться и встать на ноги, Гитель.

   Гитель  не поднимает глаз. Джерри смотрит на часы,  целует ее в  щеку и
бросается к шкафу.

   ГИТЕЛЬ (тихо): На сколько процентов?
   ДЖЕРРИ  (открывая шкаф,  хмурится,  достает свежую  рубашку и,  оторвав
картонный билетик из прачечной, надевает ее): На все сто.
   ГИТЕЛЬ: Я не о выздоровлении, я...
   ДЖЕРРИ: Я знаю, о чем ты. Что же, по-твоему, когда я сказал, что хочу о
тебе  заботиться,  я  установил для себя  гарантийный срок  в тридцать дней?
(застегивая рубашку,  идет в кухню, там он гасит  газ под кастрюлей с пюре и
ставит на плитку тарелку, чтобы согреть ее) Несу завтрак, ты готова?
   ГИТЕЛЬ: А ты уже ел?
   ДЖЕРРИ: Я захвачу с собой бутерброд в контору. Что, если бы ты, скажем,
вскочила на ноги и  обежала три раза  вокруг тарелки, чтобы нагнать аппетит?
(останавливается на пороге кухни и ждет)
   ГИТЕЛЬ (отводя глаза): У меня и так есть аппетит.
   ДЖЕРРИ: Понятно. (опять идет в кухню и ставит  на поднос тарелку с едой
и стакан молока; кладет прибор и бумажную салфетку)
   ГИТЕЛЬ: Бутерброд - это ерунда, Джерри. Если еще и ты заболеешь, то нам
обоим крышка.  Забеги  куда-нибудь,  выпить  какао.  И  пусть  положат  туда
гоголь-моголь.
   ДЖЕРРИ: Зачем?
   ГИТЕЛЬ: До  экзамена еще  целых два дня, надо  же поддержать силы перед
этой пыткой.
   ДЖЕРРИ (вносит поднос и ставит ей на колени): Обреченный на смерть съел
добрый гоголь-моголь  и прожил еще  тридцать  четыре  года,  Я не  собираюсь
болеть,  детеныш, даже  ради того, чтобы  ты встала. (запихивает  в портфель
книги и бумаги со стола; взяв в руки  документ с синей прокладкой, медлит и,
повернувшись к Гитель спиной, снова перечитывает его)
   ГИТЕЛЬ: Джерри!
   ДЖЕРРИ: Да!
   ГИТЕЛЬ (с усилием):  Не  подумай, что  я пользуюсь своим  положением...
Понимаешь,  я... я хочу сказать - с  тех  пор, как ты живешь здесь, я... Обо
мне никто не заботился, и это ослабляет мою волю, понимаешь?..
   ДЖЕРРИ (взглядывает на нее через плечо и продолжает читать документ. Он
как бы сопоставляет ее слова с тем, что там написано): И укрепляет мою.
   ГИТЕЛЬ: Ты понимаешь, я уже вроде бы привыкла видеть тут твои галстуки.
Мне будет очень их недоставать.
   ДЖЕРРИ (пауза. Опять словно  взвешивает смысл написанного в документе и
то, более значительное,  что  происходит в его душе):  Зачем же я  сдаю этот
экзамен,  глупая ты  голова?  Ради  умственной гимнастики, что ли? Я намерен
жить  здесь,  работать  здесь,  заниматься  своим  настоящим  делом.  Я  уже
закостенел от безделья.
   ГИТЕЛЬ: Я боюсь того, что будет потом, Джерри.
   ДЖЕРРИ: А что будет потом?
   ГИТЕЛЬ: Я встану с  постели - и  эти проклятые галстуки вернутся в твою
комнату. Мне страшно... опять остаться одной. Вот.
   ДЖЕРРИ  (молча  стоит  с  официальной  бумагой  в  руках,  потом  вдруг
решительно  сует  ее  в  портфель,  садится  к  столу  и,  отодвинув  книги,
принимается писать): Ешь, пока не остыло.
   ГИТЕЛЬ: ???
   ДЖЕРРИ:  Обязательство. Я обязуюсь  занимать тебя разговорами за  едой.
(складывает  исписанный  листок  и  берет  картонную коробку)  И еще  другие
пункты, менее возвышенные. (вынимает из коробки китайскую домашнюю кофту  из
парчи)
   ГИТЕЛЬ (роняет вилку): Ох! Как красиво! Что это?
   ДЖЕРРИ: Пусть эта штука напоминает тебе обо мне до шести часов вечера.
   ГИТЕЛЬ:  Парчовая кофта! С ума сойти! Я теперь всю жизнь  буду лежать в
постели! (протягивает руки к кофте)
   ДЖЕРРИ  (поднимает  вложенный  листок): Это  письмо моему  домохозяину.
(кладет его в карман кофты) Ты бросишь его в почтовый ящик. Собственноручно.
   ГИТЕЛЬ: Чего?!
   ДЖЕРРИ: На углу. Как только встанешь и сумеешь туда дойти.
   ГИТЕЛЬ: Что  ты ему  написал? (глаза  ее  расширяются)  Чтобы он  искал
другого квартиранта? Да?
   ДЖЕРРИ: Сама увидишь.
   ГИТЕЛЬ: Ты оставишь тут галстуки навсегда?
   ДЖЕРРИ:  Сама увидишь. (отойдя подальше, держит кофту  на  весу  обеими
руками; из кармана торчит сложенное письмо)
   ГИТЕЛЬ (с упреком): Джерри!
   ДЖЕРРИ: Подойди и возьми.
   ГИТЕЛЬ (с упреком): Джерри, значит, чтобы ты остался со мной, я  должна
быть здоровой?
   ДЖЕРРИ: Возможно. Попробуй - увидишь.

   Гитель качает головой.

   Разве ты так уверена,  что я хочу  держать эти  чертовы галстуки здесь?
Иди сюда.

   Гитель молча смотрит на него, глаза ее наливаются слезами.

   Ну иди же. Иди и возьми сама.

   Гитель оставляет поднос, спускает с тахты ноги и сидит неподвижно.

   Иди же, детеныш.
   ГИТЕЛЬ (встает, чуть  пошатывается и неуверенно  идет к  нему, боясь за
свой желудок, за свои ноги, идет, как человек, не встававший с постели целый
месяц; но все же добирается  до Джерри, берет письмо и читает): Ты и вправду
отказываешься от квартиры!
   ДЖЕРРИ: Сэкономлю на квартирной плате.
   ГИТЕЛЬ  (пауза):  Ты меня  просто  убиваешь,  Джерри!  (отворачивается,
стараясь не заплакать) Я никогда не была стервой и шантажисткой... (пауза) и
не буду! Хватит! (и с внезапной решимостью рвет письмо на клочки)
   ДЖЕРРИ (ровно):  Расточительное  отношение к  бумаге,  Теперь я  должен
писать другое.
   ГИТЕЛЬ: Не надо, если ты сам этого не хочешь!
   ДЖЕРРИ: Я хочу. (надевает на  нее кофту и, прижав к себе, целует, потом
пристально смотрит ей в глаза)

   Гитель отвечает ему таким же испытующим взглядом.

   (обнимая  ее одной  рукой, Джерри глядит на часы и берет портфель)  Ну,
ложись  в постель. Все должно быть в меру. Помни, что  ты  принадлежишь мне.
Хорошо прожевывай мясо, не забудь принять  лекарство, не вылезай на лестницу
одна, застегни кофту, чтобы  не простудиться. Прощай. (идет к  двери, но его
останавливает тихий голос Гитель)
   ГИТЕЛЬ:  Джерри, я  действительно принадлежу тебе.  Ты ведь знаешь, что
теперь это так?
   ДЖЕРРИ: Да, знаю, детеныш.
   ГИТЕЛЬ: Я люблю тебя.

   Джерри стоит молча, пока Гитель не приходит ему на выручку.

   Это уже второй раз, я израсходовала весь недельный лимит!
   ДЖЕРРИ (весело): Быть может,  до экзамена мне нужно  будет услышать это
еще раз. Для укрепления мускулатуры.
   ГИТЕЛЬ: Ты непременно выдержишь.
   ДЖЕРРИ: Я, черт возьми, высосу все  ответы их моего гениального пальца!
(посылает воздушный поцелуй и уходит)

   Гитель стоит одна посреди комнаты,  в  китайской кофте радужных цветов,
и, улыбаясь сквозь слезы, качает головой. Проводит  пальцами по висящему  на
стуле пиджаку, садится и прижимается к нему лицом. На душе у нее тревожно.




Картина вторая.

   Комната Джерри.

   Наступил май, уже почти лето. Жаркие, душные сумерки. Прошло уже восемь
месяцев с тех пор, как началась эта история. Снова в  обеих комнатах настежь
открыты окна  - комната  Джерри  на  верхнем этаже - и слышен  гул  уличного
движения. В  комнате Гитель почти ничего не изменилось, только на столе  уже
нет книг и бумаг  Джерри,  с  ночного  столика  исчезли  лекарства,  кровать
застелена.  В комнате  Джерри  -  полный разгром. Укладка в разгаре, ни одна
вещь не стоит  на своем месте,  повсюду  ящики и  картонки. Джерри  в кухне,
скинув пиджак, завертывает посуду в газеты. Гитель в  комнате - босая, опять
такая же, как прежде, но с налетом грусти на глазах  - укладывает в картонку
белье.  Некоторое  время оба молча занимаются  своими делами,  потом  Джерри
окликает Гитель; голос у него унылый, как, впрочем, и у нее.

   ДЖЕРРИ: Как быть с этими кастрюльками, детеныш? Запаковать их отдельно?
   ГИТЕЛЬ: Отдельно от чего?
   ДЖЕРРИ: От тарелок.
   ГИТЕЛЬ: Должно быть. То есть, конечно, да.

   Снова  молча продолжают укладываться. Оба устали от  этой нудной возни,
оба  подавлены,  но ни  один  не признается  в  этом  их окружает  атмосфера
недоговоренности.  Гитель   становится  на  стул,  чтобы   снять  занавеску,
закрывающую угол, где висит одежда. Нечаянно задевает палку, на которой  еще
висят какие-то вещи. Палка срывается с подпорки и падает.

   (подхватывает ее на лету) Джерри, сюда, скорей!
   ДЖЕРРИ (бросает то, что у него в руках и бежит в комнату): Что с тобой?
   ГИТЕЛЬ: Опять эта проклятая палка. Ничего особенного.
   ДЖЕРРИ (с облегчением): О, а  я думал, что ты... (внезапно  умолкает и,
взяв  из  ее рук палку с  одеждой, кладет на  кушетку) Так мне  и не удалось
приделать  ее  как следует. Впрочем, у  меня было внутреннее убеждение,  что
никакая сила не заставит ее держаться на месте,  хотя и нужно-то было  всего
два гвоздя и... (замечает ее грустный пристальный взгляд) Ты что?
   ГИТЕЛЬ: Ничего.

   Смотрят друг на  друга, явно чего-то  недоговаривая. Потом Джерри берет
ее за талию и снимает со стула.

   ДЖЕРРИ: Стой лучше на полу, белка.
   ГИТЕЛЬ (раздраженно): Это почему?
   ДЖЕРРИ: Потому  что  я взбирался  на пик  Лонга четыре раза. Я привык к
высоте. (становится на стул и отцепляет занавеску от двери)
   ГИТЕЛЬ: Думаешь, я разобьюсь? Не будет такого счастья.
   ДЖЕРРИ (снова глядит на нее пристально): Что значит эта  жизнерадостная
фраза?
   ГИТЕЛЬ: Я хотела сказать - несчастья.
   ДЖЕРРИ: А! Я думал, ты хотела сказать - счастливого несчастья.
   ГИТЕЛЬ: Пик Лонга - это что?
   ДЖЕРРИ:  Гора  в  Колорадо.  Четырнадцать  тысяч  футов;   вверх  -  на
четвереньках, вниз - на чем придется.
   ГИТЕЛЬ (после  паузы): Подумаешь, я  подымалась на крышу  Импаир  Отель
Билдинг девятнадцать раз.
   ДЖЕРРИ (улыбается, качая головой, и протягивает ей занавеску): Держи.

   Но Гитель задумчиво направляется в кухню.

   (поглядев ей  вслед, швыряет  занавеску на  кушетку,  где лежит  теперь
голый матрац, и оглядывает занавеску на окне) Эту тоже снять?
   ГИТЕЛЬ (из кухни): Какую?
   ДЖЕРРИ: Ту, что на окне?
   ГИТЕЛЬ: Ты-то хочешь ее снять?
   ДЖЕРРИ (недоуменно): Отчего же не снять.
   ГИТЕЛЬ: Ну и снимай!
   ДЖЕРРИ (нахмурясь): Откуда у тебя эта горечь?
   ГИТЕЛЬ: Не знаю. Нашла на полке.
   ДЖЕРРИ: Что?..
   ГИТЕЛЬ: Миндаль. Он оказался  горьким.  (появляется с горстью  миндаля)
Хочешь попробовать?
   ДЖЕРРИ: Я спрашиваю, чем ты огорчена? (переносит стул к окну  и снимает
холщовую занавеску)
   ГИТЕЛЬ: Я?.. А ты чем?
   ДЖЕРРИ: Я первый спросил.
   ГИТЕЛЬ: А я и отвечаю - я огорчена тем, что не могу понять, чем огорчен
ты.
   ДЖЕРРИ: Понятно. Я же огорчен тем, что не могу понять, чем огорчена ты.
На этом расследование можно закончить. Оно не принесло никаких плодов, кроме
миндаля... Эти кронштейны тебе нужны?

   Гитель,  не  отвечая, пробует  миндалины  одну за другой, надеясь найти
сладкую.

   (смотрит то на нее, то на кронштейны) М-м?
   ГИТЕЛЬ: Мне ни черта не нужно. Тебе-то они нужны?
   ДЖЕРРИ (пауза): Маленькая поправка. Нужны ли они нам?
   ГИТЕЛЬ:  Нам  они,  конечно,  нужны. Пригодятся,  ведь  за  них плачены
деньги.
   ДЖЕРРИ: Еще бы.  Десять центов за пару. Сейчас возьму отвертку. (сходит
со стула и направляется в кухню)
   ГИТЕЛЬ: Ну тогда оставь их.
   ДЖЕРРИ: Собственно говоря, зачем нам это тряпье?  У  тебя  же  там есть
занавеска.
   ГИТЕЛЬ: Почему тряпье? (щупает пальцами занавеску)  Чудная ткань, сорок
семь  центов  за ярд  со скидкой. Я могу сделать из  нее  одиннадцать разных
вещей.
   ДЖЕРРИ: Назови хоть десять.
   ГИТЕЛЬ:  Да  что  угодно. Покрывало,  подушки,  переплет  для  записной
книжки; я могла бы даже сшить тебе несколько галстуков.
   ДЖЕРРИ (с большим сомнением): Ты думаешь?
   ГИТЕЛЬ: А что, разве плохо?
   ДЖЕРРИ: Нет, но  я не очень представляю себе,  как я появлюсь в суде  в
галстуке из оранжевой холстины. (идет в кухню)

   Гитель швыряет  миндаль через всю  комнату в  раскрытое  окно  и  уныло
садится на кушетку.

   (входит  с отверткой  и,  проходя  мимо, бросает  на  нее  внимательный
взгляд) Может, на сегодня довольно, детеныш? У тебя усталый вид.
   ГИТЕЛЬ (запальчиво): Вовсе я не устала!
   ДЖЕРРИ: Почему же ты скисла?
   ГИТЕЛЬ: Кто скис? Я на шестом небе!

   Джерри хочет встать на стул, но останавливается и смотрит на нее.

   Только ради бога, не бросайся  мне на помощь!  Ты меня  задавишь  своей
благородной добротой!
   ДЖЕРРИ (после  секундной  паузы с размаху  всаживает отвертку по  самую
рукоятку  в  сиденье  стула.  У  Гитель  расширяются  глаза.  Но  Джерри  не
выказывает  больше  никаких  признаков ярости, и, когда  начинает  говорить,
голос его спокоен): Это - за все твои шпильки.
   ГИТЕЛЬ (угрюмо): Извини.
   ДЖЕРРИ: Предполагалось, что  мы будем весело укладывать мои вещи. Зачем
вести себя так, будто...
   ГИТЕЛЬ: Ни мне, ни  тебе это не доставляет ни малейшего удовольствия. С
каждым полотенцем, которое я сую в эту коробку, мне становится все хуже!
   ДЖЕРРИ  (сухо): Это нелегкая  работа -  кому приятно разорять свой дом,
где счастливо жилось! (пошарив в  карманах,  вытаскивает сигареты)  Хотя все
началось довольно странно. Никогда не забуду, как ты устроила здесь для меня
пункт первой помощи.
   ГИТЕЛЬ: Ничего, скоро будет другой.
   ДЖЕРРИ: Какой?
   ГИТЕЛЬ: Тот, что ты устраиваешь для меня.

   Джерри, взглянув на  нее,  закуривает,  и, чтобы  не  продолжать  этого
разговора, снова влезает на стул, в сиденье которого торчит отвертка.

   (глубоко втягивает в себя воздух, словно готовится нырнуть под  воду, и
очень весело произносит) Слушай, Джерри, какого черта мы будет тянуть, давай
поженимся и кончено, а?
   ДЖЕРРИ (поглядев на нее через плечо): Многоженство? Ты, конечно, всегда
великодушна, но ведь одна жена у меня уже есть.
   ГИТЕЛЬ: Нет. После развода.  Ты не думай, я не собираюсь сидеть у  тебя
на шее. Теперь ты уже член нью-йоркской коллегии  адвокатов, и знаешь, чем я
первым делом займусь? Буду изучать стенографию!
   ДЖЕРРИ:  Стенография  -  именно  то,  чего  нам не хватает  для полного
счастья.
   ГИТЕЛЬ:  Когда ты откроешь свою  контору, тут-то я и пригожусь!  Вместо
какой-нибудь  дуры  секретарши.  Мне  ведь  и  платить  не  надо,  ты еще  и
сэкономишь!  А  как только я  достаточно выручу за этот чердак, я устрою там
для нас с тобой квартирку. Увидишь, будет страшно мило.
   ДЖЕРРИ: Это конечно, страшно мило.
   ГИТЕЛЬ: Гадость!
   ДЖЕРРИ: Что именно?
   ГИТЕЛЬ:  Этот мусорный  ящик.  Думаешь, я не  понимаю?  Как  ты  будешь
принимать там людей, когда их раковин сейчас же выползет делегация тараканов
посмотреть на гостей. Их не морили с тех пор, как там жила Бейб Рут.
   ДЖЕРРИ: Кого же мы будет морить?
   ГИТЕЛЬ: А?..
   ДЖЕРРИ: То есть кого мы будем принимать?
   ГИТЕЛЬ: Ну, всяких нужных тебе людей. Клиентов! Компаньонов, таубменов,
может,  даже  преступников, мало  ли  кого.  Только нельзя же  их  тащить  в
мусорный ящик, правда?
   ДЖЕРРИ (помолчав): Правда. Это даже бесчеловечно -  придет какой-нибудь
маньяк,  алкоголик,  только  что зарезавший  родную  мать,  и  вдруг  увидит
таракана! Держи кронштейн.

   Но Гитель укладывает занавеску в картонку, и он сходит со стула.

   ГИТЕЛЬ: Кто знает, может,  потом мы  поселимся  в настоящей квартире! Я
всегда мечтала жить в доме знаешь с чем?
   ДЖЕРРИ: Со мной?
   ГИТЕЛЬ: С лифтом! Если есть лифт, можно и пригласить кого угодно.
   ДЖЕРРИ  (кладет кронштейн  рядом с  маленьким  радиоприемником, который
вдруг  привлекает  его  внимание,  он  смотрит  на него,  поглаживая большим
пальцем.  Встретившись  взглядом  с Гитель, улыбается): Вспомнил  тот  день,
когда  ты оставила его у моей  двери. Мы  с ним провели много часов наедине.
Жаль, если он кончит свои дни где-нибудь в чулане.
   ГИТЕЛЬ: С какой стати, он нам еще пригодится.
   ДЖЕРРИ  (коротко): Если ты намерена  взять и пластмассовые галстуки, то
не ищи, их уже нет. А это по