что не стес-
нялась задавать привидению такие вопросы.
   - На что ты намекаешь? - оскорбилось привидение. - Меня в  ад  не  за
что посылать. За квартиру платила аккуратно, животных  и  детей  любила,
хотя личной жизни Бог не дал. В замужестве не была, - привидение поджало
губы, как бы давая понять, что это - "не вашего ума дело".
   - А в аду точно телевизоры есть, - сказала Санька. -  Только  по  ним
передают одну "Утреннюю почту".
   Тут все согласились, что сплошная "Утренняя почта" - лучшее наказание
для грешников.
   Старуха не засиживалась. Посмотрев программу "Время" и "600  секунд",
аккуратно растворялась в воздухе, оставляя после себя легкий  запах  ду-
хов.
   Все было бы прекрасно, если бы не подошли к кольцу съестные  припасы.
Альшоль как любитель всяческих круп еще  мог  продержаться  день-другой,
поскольку в кухонном шкафу имелся  некоторый  запас  греч"  и  риса,  но
Саньке хотелось чего-нибудь другого: мяса, свежего хлеба, молока и сыру.
Но больше всего хотелось мороженого. У  нее  еще  оставалось  двенадцать
рублей из денег, оставленных мамой.
   Наконец Санька не выдержала.
   - Пойду в магазин. Арестуют - так арестуют! Если  явится  участковый,
вызывай снова привидение - и по-страшней!
   - Будет исполнено, госпожа, - поклонился Альшоль.
   Санька смутилась. Зачем он назвал ее "госпожой"? Издевается, что  ли?
Она подхватила хозяйственную сумку и вышла из дома.
   Никто не караулил в парадном, никакой милиции не  было  и  во  дворе.
Саньке даже обидно стало: неужели Мулдугалиев забыл о них?
   Она дала себе полную волю и истратила все деньги до копеечки.  Купила
огурцов, простокваши, твердого, как камень, ледяного цыпленка, килограмм
яблок и рыбу для Аграфены. И, конечно,  до  отвала  наелась  мороженого,
прихватив пару стаканчиков домой - себе и Альшолю.
   Когда она вернулась, Альшоль был на антресолях.  Веревочная  лестница
свисала вниз до пола;
   Санька вскарабкалась наверх с истекающими стаканчиками мороженого.
   - Альшоль, быстрее! Оно капает!
   Они быстро съели мороженое. И тут Санька заметила,  что  по  диванным
подушкам, на которых сидел Альшоль, разбросаны исписанные листы  бумаги.
Рядом стоял старый папин портфель, ранее перевязанный шнуром,  а  сейчас
открытый. В портфеле были конверты с письмами.
   Санька взяла наугад одно из писем и сразу узнала папин почерк.
   - Ты это читал? - спросила она Альшоля.
   - Да, немного, - кивнул он.
   - А ты знаешь, что нельзя читать чужие письма?
   - Саня, я же не знал, что это чужие письма. Я  все  книжки  прочитал,
мне стало скучно. Дай, думаю, посмотрю, что в портфеле. А  там  какие-то
конверты, листки... Ну я и начал читать.
   Санька сграбастала письма, засунула снова в портфель и поволокла  его
вниз. Она снова обвязала его шнуром и спрятала на этот раз  в  кладовку.
Портфель был пухлый, тяжелый. Как она раньше не догадалась посмотреть  -
что там внутри! Если бы  она  знала,  что  в  портфеле  хранятся  папины
письма!
   Надо сказать, что Санька, когда рассказывала Альшолю про свою  семью,
о папе не упоминала. Альшоль тоже ее не расспрашивал - толи из вежливос-
ти, то ли по другой причине. Но Санька не говорила о папе отнюдь  не  по
забывчивости. На это имелись серьезные основания.
   Дело в том, что Санькин папа был по профессии клоуном. Когда-то давно
он вместе с мамой учился в  хореографическом  училище,  но  танцором  не
стал, а перешел в цирковое. Там и занялся клоунадой. Познакомились они с
мамой, еще когда папа танцевал с нею па-де-де из балета "Щелкунчик". По-
том они поженились, родилась Санька, мама бросила сцену, а папа  ушел  в
клоуны. А когда Саньке исполнилось пять лет, папа из дома исчез. Он  пе-
реехал в другой город, поступил работать в местный цирк, много ездил  на
гастроли, а Саньке чаще всего звонил по телефону.
   Санька стеснялась профессии своего папы. У  всех  приличные  отцы:  у
Кроши - математик, кандидат наук, у Вики - майор, у Руслана  -  водитель
автобуса. А у Саньки - клоун!
   Пусть так! Но если бы у него были хотя бы нормальные имя  и  фамилия!
Как, например, у Олега Попова. Или у того же Куклачева. Но Санькин  папа
носил ужасную цирковую кличку, или по-другому - псевдоним. Его звали Мя-
вуш. На афишах так и было написано: "Весь вечер на манеже клоун  Мявуш".
Санька не знала, откуда произошла эта странная кличка, но ей было непри-
ятно. Папа - Мявуш, подумать только!
   Клоун Мявуш был не очень знаменит. Его всего дважды показывали по те-
левизору в сборных цирковых программах, а в Ленинград на гастроли он  не
приезжал ни разу с тех пор, как перестал жить здесь. Мотался  где-то  по
Сибири: Омск, Тюмень, Красноярск.
   Дома о папе "оворили редко. Точнее, совсем  не  говорили,  будто  его
нет. Когда он звонил из очередного Иркутска, мама здоровалась с ним  до-
вольно сухо и тут же передавала трубку Саньке. Папа всегда  спрашивал  -
что новенького и про отметки в школе. Санька коротко докладывала о своих
успехах, а потом слушала что-нибудь из цирковой жизни:  как  заболела  в
дороге обезьянка или что слон отравился кислой капустой. Все папины  но-
вости были почему-то печальные, хотя говорил он бодрым голосом.  Однажды
он упал с трапеции и сломал руку. Его положили в больницу в  Хабаровске,
откуда он звонил особенно часто. Иногда от папы приходили посылки с  по-
дарками: конфеты, кедровые орехи, сибирский мед. А однажды Санька  полу-
чила рукавицы и сапожки из оленьей кожи на меху. Это значит,  папа  доб-
рался до Чукотки.
   Год назад, когда папу впервые показали по телевизору, дедушка сказал:
   - Несерьезный человек, это самое!
   Мама промолчала.
   Все это Санька вспомнила, когда  они  с  Альшолем  готовили  нехитрый
обед. Саньке очень хотелось вкусной жареной курицы, но  Альшоль,  увидев
замороженного цыпленка, помрачнел.
   - Если бы я знал, что здесь так обращаются с живностью, низа  что  не
вернулся бы! - сказал он.
   Пришлось ограничиться вареной картошкой и салатом из огурцов.
   Альшоль был задумчив. Он чистил огурцы, поминутно вздыхая. Кончик его
бороды печально лежал на кухонном столе.
   - Это было на хуторе Флюгумири... - вдруг сказал Альшоль, отложив нож
в сторону.
   Санька в это время солила кипящую картошку. Она оглянулась и увидела,
что Альшоль сидит на табуретке, подняв лицо к потолку, а взгляд его уст-
ремлен далеко-далеко.
   - Там я последний раз видел своих родителей, - продолжал  Альшоль.  -
Мой дядя Гиссур праздновал свадьбу своего сына. Мама с отцом  сидели  за
праздничным столом, а детей угощали в соседней комнате... И тут  на  нас
напали. Внезапно на селение налетел целый отряд конников. В руках у  них
были факелы. Они подожгли дом с четырех сторон. Я помню, как  кричали  в
огне люди. Всадники не давали им выйти из дома. Отец успел крикнуть мне:
"Беги, Альшоль!". Я вылез через узкое слуховое окошко на крышу  и  спус-
тился с задней стороны дома по стене. Там не было врагов. Дом уже пылал,
как огромный костер. А я побежал к Полям Тинга.
   Санька слушала, раскрыв рот. Она старалась представить  себе  древнюю
Исландию, тринадцатый век, и эти загадочные Поля Тинга, куда скрылся че-
тырнадцатилетний Альшоль. Но у нее плохо получалось.
   - В Полях Тинга  было  пустынно.  Недавно  закончился  альтинг,  люди
разъехались, остались черные пятна костров. Ни души, только горы громоз-
дились вокруг котловины. И Скала Закона чернела в небе. Я  взобрался  на
нее, я карабкался вверх целый час... А когда я встал на Скале  Закона  и
передо мной раскинулась вся моя страна, я почувствовал себя великим годи
Торгейром...
   - Кем? - не выдержала Санька.
   - В моей стране был такой великий законодатель.
   - "Годи" - это его имя?
   - Нет. "Годи" означает "жрец"... И я, внезапно  осиротевший  мальчик,
произнес свою речь со Скалы Закона. Я сказал, что запрещаю людям враждо-
вать друг с другом. Я попросил Бога, чтобы он уничтожил зло, оставил  на
Земле только любовь. Я так хотел любить, но мне любить было некого.  Мои
мать и отец заживо сгорели в огне Флюгумири... А когда я  закончил  свою
речь, я увидел, что в Полях Тинга приземляется блестящий  воздушный  ко-
рабль.
   - Летающая тарелка? - догадалась Саша.
   - Да, - кивнул Альшоль. - Оттуда вышли существа с  Фассии  и  забрали
меня к себе...
   Санька с Альшолем обедали в полном молчании. Каждый был занят  своими
мыслями. Аграфена в сторонке ела вареную рыбку и тоже думала о своем.
   Санька старалась нарисовать в своем воображении Альшоля на  громадной
Скале Закона посреди древней Исландии, выкрикивающего  в  пустую  долину
слова о любви. Альшоль думал о Санькином отце, который сохранился в доме
в виде портфеля с письмами, и вспоминал о своих родителях. Аграфена раз-
мышляла о привидениях. Бывают ли привидения у кошек или способность ста-
новиться привидениями доступна лишь людям?
   А вечером Санька не выдержала и достала из кладовки  папин  портфель.
Альшоль тактично не мешал ей только суметь его увидеть.  И  это  лицо  -
всегда прекрасно! Это утверждаю я - твой папа, клоун Мявуш".
   Санька всхлипнула. Почему все так одиноки? Одинокий папа где-то в Си-
бири смешит чужих детей. Одинокая мама ездит по городам России с концер-
тами. Одинокий Альшоль вздыхает на антресолях и  собирается  умирать.  А
ведь это он говорил со Скалы Закона о любви! Семьсот с лишним лет  прош-
ло, целая вечность... Санька вытерла слезу, решительно спрыгнула с дива-
на и выбежала в коридор, где свисала с антресолей веревочная лестница.
   Санька вскарабкалась по ней наверх, как Альшоль на Скалу Закона.
   - Ты здесь? - спросила она.
   - Здесь, - отозвался Альшоль.
   - Альшоль, мы всегда будем вместе! И ты никогда не  умрешь!  Слышишь!
Это утверждаю я!
   Из темноты выплыла белоснежная борода Альшоля.
   - Саня, я люблю тебя, - сказал он.
   - И я, - прошептала Санька.
   Она протянула руки к Альшолю, чтобы обнять его, но лестница  под  нею
качнулась, и Санька грохнулась на пол.

   Глава 8 МАМА ПРИЕХАЛА
   Мама с дорожной сумкой через плечо и чемоданом в руке вошла во двор и
по привычке взглянула на окна третьего этажа. В окнах своей квартиры ма-
ма не заметила ничего, но в окне соседки  Эмилии  мелькнуло  лицо.  Мама
заглянула в почтовый ящик и поднялась наверх. Соседка уже встречала ее у
открытых дверей своей квартиры.
   - Татьяна Игоревна, зайдите ко мне, пожалуйста.
   - Что? - мгновенно испугалась мама. - Что с Сашей?
   - Не волнуйтесь. С Сашей все в порядке. Почти... - сказала Эмилия.  -
Но я должна вас предупредить.
   Мама бросила тревожный взгляд на дверь своей квартиры, но все же заш-
ла к соседке.
   - Я вас слушаю, - сказала она.
   - У вас живут чужие люди. Я их никогда не видела раньше. А Саша ведет
себя очень странно. Дерзит... - скороговоркой докладывала Эмилия.
   - удалился на антресоли и лежал там в темноте, тяжко вздыхая. Аграфе-
на мурлыкала у него под боком. Привидение в тот вечер не появлялось.
   Санька читала папины письма.
   Ее поразило, что многие конверты были  не  распечатаны,  хотя  письма
пришли несколько лет назад. Вероятно, мама засовывала их в портфель,  не
читая. Но почему не выбрасывала? В отношениях между родителями была  ка-
кая-то тайна. Читая папины  послания,  Санька  пыталась  догадаться:  он
что-то старался объяснить маме, за что-то просил прощения, в чем-то  уп-
рекал...
   Она распечатала очередной конверт. В нем были листок и еще запечатан-
ный конверт. Листок был адресован маме и начинался словами: "Здравствуй,
Таня!", а на конверте было написано: "Саше, когда она вырастет".
   "Я уже выросла", - подумала Санька. Она с волнением надорвала конверт
и принялась читать папино письмо.
   "Дорогая моя, любимая дочка!
   Я не знаю, сколько лет будет тебе, когда ты прочтешь это письмо. Сей-
час"тебе только семь" Но ты вырастешь  и  непременно  все  поймешь  пра-
вильно. Ты поймешь, что люди очень несовершенны, у них  масса  недостат-
ков, они могут совершать неправильные и даже  гадкие  поступки.  Но  все
равно их можно и нужно любить, ин"че они никогда не станут лучше.  Людей
нужно прощать, иначе никто и никогда не простит тебя, когда ты совершишь
некрасивый поступок. Я хочу, чтобы любовь освещала твой  путь,  а  нена-
висть запрячь глубоко или лучше выброси вон. Не старайся искоренять зло,
не воюй и не гневайся, потому что изменить что-то можно только  любя.  В
твоем характере поровну от меня и от мамы. Ты решительна и  непреклонна,
как она, но в тебе есть росток жалости, который прорастет,  и  тогда  ты
увидишь, что любой человек заслуживает сострадания, потому что он в оди-
ночку идет к смерти. Я очень скучаю по тебе. Когда я выхожу на  манеж  и
вижу смеющихся мальчиков и девочек, я вспоминаю  тебя  и  жалею  их  еще
больше, потому что редко кто из них счастлив и не одинок.  Я  люблю  их,
поверь мне. И я люблю тебя.
   Прости меня за то, что мое лицо  закрашено  гримом.  Когда-нибудь  ты
увидишь его таким, какое оно на самом деле. У каждого человека есть  ис-
тинное лицо, нужно
   - Что? Какие люди? - еще больше испугалась мама.
   - Какие-то старики. Старичок маленький, с бородой, а старуха -  прямо
до потолка! Явно сумасшедшая!
   - Господи! - мама дернулась к двери.
   - Постойте! Вы, может быть, мне не верите? Д"вайте позвоним  участко-
вому, - не унималась Эмилия.
   - Какому... участковому? - мама побледнела и  опустилась  на  стул  в
прихожей Эмилии. - Саша здорова? С ней "се в порядке? Не обманыв"йте ме-
ня!
   - Саша в полном порядке! Позавчера выбегала в магазин, принесла целую
сумку продуктов...
   Эмилия уже набирала номер участкового Мулдугалиева.
   - Может, не надо в милицию... - робко возразила"мама.
   - Я обещала Тофику Бахрамовичу позвонить, как только вы появитесь.
   Разговор с участковым еще более встревожил маму. Мулдугалиев сообщил,
что старик, скрывающийся в их квартире, - бродяга и преступник, подозре-
ваемый в совершении ряда правонарушений и сбежавший из-под  ареста.  Про
старуху в подвенечном платье с фатой известно было меньше, но сам ее ог-
ромный рост наводил на нехорошие предположения.
   - Разберитесь и позвоните мне, - предложил участковый. - В случае че-
го я пришлю наряд с милицией. Для старухи могу прислать грузовик. В фур-
гон она не поместится...
   - Боже... - прошептала мама, живо представив себе, как грузят в кузов
огромную неизвестную старуху в подвенечном платье.
   Мама подхватила вещи и поспешила к месту событий. Она  открыла  дверь
своим ключом, чтобы застать компанию врасплох.
   И застала. Уже в прихожей она услышала голоса и смех из ванной комна-
ты. Мама побросала вещи на по" и, не раздеваясь, бросилась на звук.  Она
распахнула дверь ванной и увидела голого по пояс старика,  склонившегося
над раковиной, и свою собственную дочь. Саша в одной руке держала  руко-
ятку душа, из которого брызгала вода, а в другой  -  намыливала  старику
голову и бороду. Оба были так увлечены этим занятием, что не сразу  уви-
дели маму. Санька закончила намыливать и обрушила на седые волосы стари-
ка струю воды. Мыльная пена стекала по длинной мокрой бороде.
   Трудно было представить себе что-либо более ужасное.
   - Саша... - с трудом проговорила мама.
   От неожиданности Санька резко обернулась, забыв о душе, находящемся у
нее в руках. Вода ударила маме в лицо. Мама отшатнулась.
   - Что ты делаешь?! - закричала она, закрывая лицо руками.
   - Мамочка приехала! - заорала Санька, бросая трубку душа  в  ванну  и
обнимая маму мокрыми руками.
   - Прости, я нечаянно! Ух, как я рада! Я так соскучилась!
   Старичок смущенно вытирал голову полотенцем и тоже радостно улыбался.
   - Саша, прекрати! - воскликнула  мама.  -  Кто  это?  -  указала  она
пальцем на Альшоля.
   - Это Альшоль. Я тебе сейчас все расскажу! Он мой муж... То есть,  он
станет моим мужем, когда мне исполнится восемнадцать.  Мы  решили  поже-
ниться! - тараторила Санька, не замечая, что мама вот-вот потеряет  соз-
нание.
   - Как?.. - прошептала мама, отступая назад.
   - Саша"правду говорит, - подтвердил Альшоль.
   - Я ее люблю.
   Огромным усилием воли мама взяла себя в руки. Она вернулась  к  своим
разбросанным вещам, сняла летний плащ и повесила его на вешалку.
   - Так. А где старуха? - решительно спросила мама.
   - Какая старуха? - хором спросили Санька и Альшоль.
   - Не знаю, какая у вас здесь старуха! Великанша в  свадебном  платье.
Где она?
   - А-а! Это не старуха, - сказала Санька. - Это просто привидение.
   - Ладно. Привидение - так привидение. Где оно? - маме  было  уже  все
равно.
   - Наверное, вечером придет, - сказала Санька.
   - Вряд ли, - засомневался Альшоль. - Может и не прийти.
   - Пойдемте! - Мама твердым шагом направилась на кухню.
   Она с некоторым удивлением обошла свисающую с антресолей лестницу, но
ничего не спросила.
   Приведя Саньку с Альшолем на кухню, мама усадила  их  у  стола,  сама
уселась напротив, поставила локти на стол, сомкнув пальцы рук, и  потре-
бовала:
   - Рассказывайте!
   Санька и Альшоль, торопясь и перебивая друг друга, принялись  расска-
зывать все с самого начала: как Альшоль "ернулся на Землю с Фассии,  как
устроился жить в телефонной будке, потом познакомился с участковым  Мул-
дугалиевым и Санькой... От  мамы  утаили  только  ночное  путешествие  к
скрытникам. Санька справедливо решила, что для мамы это слишком.
   Однако для мамы и все остальное было слишком.
   - Ладно. Помолчи, Саша! Я к вам обращаюсь, - повернулась она к Альшо-
лю. - Саша - ребенок, фантазии у нее хоть отбавляй. Но вы-то -  взрослый
человек. Уже старик...
   - Он не старик! - возразила Санька. - Это так кажется!
   - Как вы могли всерьез принять весь этот бред? - продолжала мама,  не
обращая на Саньку внимания. - Вы либо сумасшедший, либо жулик!
   - Он исландец, - сказала Саша.
   Мама только поморщилась, как от горького лекарства.
   - Я бы все простила, но только не эти безобразные  фантазии  о  заму-
жестве. Вы понимаете - что вы говорите?! - сорвалась мама на крик. - Са-
ше тринадцать лет! Она в шестом классе! Какое замужество?!
   - В седьмом, - поправила Санька.
   - Но мы же не сейчас, - оправдывался Альш"ль. - В будущем. И то, если
я не умру...
   - Нет уж, вы лучше умирайте! Свою дочь я вам не отдам!
   - Вы не волнуйтесь, Татьяна Игоревна, - мягко успокоил ее Альшоль.  -
Мы с Сашей просто любим друг друга.
   - Бредешник какой-то, - сказала мама. - Сколько вам лет?
   - Семьсот пятьдесят один, - ответил Альшоль.
   Мама судорожно схватила ртом воздух.
   - Через пять лет мы поженимся и попадем в книгу рекордов Гиннесса!  -
заявила Санька. - Меж нами разница в семьсот тридцать восемь лет.
   - Вон! - вскричала мама, вскакивая. - Вон из моего дома! Я сейчас ми-
лицию вызову!
   Она схватила телефонную трубку.
   - Мамочка, ему же негде жить! - взмолилась Саша.
   - Не сдавайте"меня в милицию, - попросил Альшоль.
   Мама положила трубку обратно на рычажки.
   - Хорошо. Сегодня вы переночуете, а завтра  утром  уйдете.  Договори-
лись?.. Где он тут живет? - обратилась мама к Саньке.
   - На антресолях.
   - Вот и хорошо. Ступайте на свои антресоли, подумайте хорошенько  над
тем, что я вам сказала.
   Альшоль покорно полез вверх по веревочной лестнице. Он скрылся в ант-
ресолях и притворил дверцы изнутри.
   - Саша, давай не осложнять обстановку. Пускай он уходит.  Чужой  ста-
рик, зачем он нам? - мама принялась убеждать Саньку.
   Но Саша и слушать не хотела. Она твердила, что любит  Альшоля,  потом
разревелась и убежала в свою комнату.
   Маму отвлек телефонный звонок участкового Мулдугалиева.
   - Почему вы мне не докладываете? - спросил Мулдугалиев.
   - А что, я обязана вам докладывать? - оскорбилась мама.
   - Где Альшоль?
   - Я его прогнала. И он ушел, - соврала мама.
   - Как ушел?! - закричал участковый. - Где мне теперь его искать?
   - Ищите, где хотите, - храбро заявила мама и повесила трубку.
   Весь вечер она обласкивала Саньку, задаривала ее подарк