ами, привезен-
ными из поездки, а в конце концов сказала, что утро  вечера  мудренее  и
завтра во всем разберемся. Перед сном мама разрешила Саньке подняться  в
антресоли, чтобы пожелать Альшолю спокойной ночи. Сама при  этом  стояла
рядом с веревочной лестницей и чутко прислушивалась к тому, что происхо-
дит наверху.
   - Мы что-нибудь придумаем, - сказала Санька Альшолю.
   - Да-да, Саша, - кивнул он.
   - Она к тебе привыкнет...
   - Да-да.
   - Вот увидишь, завтра все будет хорошо.
   Санька шагнула к Альшолю, погладила его по бороде, потом обняла и по-
целовала.
   - Саша, спускайся! - донесся снизу мамин голос.
   Санька сп"стилась вниз и отправилась спать. Когда она  заснула,  мама
проглотила таблеточку успокаивающего лекарства и полезла  по  веревочною
лестнице наверх.
   Альшоль сидел на диванной подушке, обхватив руками  колени,  и  уныло
глядел на металлиста из "Айрон Мейден".
   - Ну, что вы намерены делать? - спросила мама.
   - Я уже собрался. Ухожу, - сказал Альшоль.
   - Вот и прекрасно. Только я вас прошу, напишите Саше  записку,  чтобы
она не подумала, будто я вас выгнала.
   ...Утром Санька нашла рядом со своей подушкой листок из  тетради,  на
котором было написано печатными буквами:
   "Касань!
   Я жухоу. Так детбу шелуч. Щайпро. Я-дубу битьлю бяте, капо  не  руум!
Днови, не басудь! Мама не таванови. Твой Шольаль".

   Глава 9 ЯВКА С ПОВИННОЙ
   Рабочий день участкового Мулдугалиева начался, как всегда, с  посеще-
ния родного отделения милиций. Едва он переступил порог, как дежурный по
отделению огорошил его сообщением:
   - Вас какой-то старик дожидается.
   - Какой старик?
   - Не знаю. Явился вчера поздно вечером. Говорит - совершил преступле-
ние. Мол, откроется только вам... Ну, я его на всякий случай  упрятал  в
КПЗ.
   Дежурный проводил участкового в камеру предварительного заключения  и
отпер дверь.
   В камере на длинных нарах лежали двое - подросток лет  шестнадцати  и
Альшоль. При виде милиционеров они поднялись и встали рядом с нарами  во
весь рост.
   - Этот задержан ночью. Ломал телефон-автомат, - указал  на  подростка
дежурный. - А этот - ваш... - кивнул он на Альшоля.
   - Старый знакомый, - сказал участковый. - Следуйте за мной.
   Он провел Альшоля в кабинет, усадил на стул посреди  комнаты,  а  сам
занял место за письменным столом напротив.
   - Рассказывайте? - предложил Мулдугалиев,  придвинув  к  себе  чистый
лист бумаги, чтобы протоколировать его признания.
   - Что же тут рассказывать... - вздохнул Альшоль. - Я преступник.
   - Так! - удовлетворенно воскликнул лейтенант.
   - Это произошло в моей жизни впервые... Я  полюбил  самую  прекрасную
девочку на земле. Я не знал, что этого нельзя делать в моем  возрасте...
Ее мама сказала, что это даже запрещено! Но девочка тоже любит меня.
   - Постойте, постойте! - остановил его Мулдугалиев. - Что значит  "по-
любил"? Что значит "тоже любит"? Да вы понимаете, что вы  говорите!  Она
же несовершеннолетняя!
   - Я понимаю, что говорю, - печально кивнул Альшоль. - Такого  в  моем
сердце не было никогда с тех пор, как я покинул родную страну. Саша  об-
няла меня и поцеловала. Вот сюда, - он показал на правую щеку. - И я то-
же поцеловал ее. Около уха... Я преступник!
   - Около уха?! И все?! - закричал лейтенант. - Что же  вы  мне  голову
морочите?! Какое же это преступление?!
   - Правда?! - просиял Альшоль. - Это можно делать? Ах, как вы меня об-
радовали! Значит, я ни в чем не виноват?
   - Ну, это как сказать... - загадочно протянул участковый.
   - Тогда я вас прошу, - неожиданно заявил Альшоль, - отправьте меня  в
Исландию!
   - В Исландию?! Зачем? - опешил Мулдугалиев.
   - Саша говорит, что я там родился...
   И Альшоль принялся простодушно рассказывать участковому о древней Ис-
ландии, Полях Тинга и Скале
   Закона. Он так увлекся, что вскочил со стула и, обращаясь к лейтенан-
ту, продекламировал:
   Не любы мне горы, хоть я и был там девять лишь дней! Я не сменяю клик
лебединый на вой волков...
   "Сумасшедший или не сумасшедший... - думал в это время участковый.  -
По крайней мере, не буйный... Но пока лечить не буду. Буду  наказывать".
А Альшоль совсем разошелся:
   Солнце не ведало, где его дом, звезды не ведали, где им сиять,  месяц
не ведал мощи своей...
   - Стоп! Стоп! - поднял ладонь участковый.
   - Красиво, правда? - спросил Альшоль. - Пустите меня  в  Исландию!  Я
хочу уехать далеко-далеко, чтобы никогда больше не видеть Сашу.
   - Вы же говорили, что любите ее? - удивился Мулдугалиев.
   - Как вы не понимаете! Когда любишь и не можешь  быть  вместе,  лучше
уехать на край света, чтобы не видеть совсем! Ее мама все равно  нам  не
позволит жениться.
   - Вы вроде умирать собирались? - спросил участковый, что-то строча на
бланке протокола.
   - Ну, может, успели бы пожить... Хоть немножко... - поник Альшоль. Он
сразу поскучнел, сгорбился, снова стал похож на древнего старичка.
   А Мулдугалиев, уже не обращая на него внимания,  дописал  протокол  и
сказал:
   - Распишитесь.
   Альшоль подошел к столу, не глядя, поставил заковыку внизу  страницы.
Мулдугалиев расплылся в довольной улыбке и вызвал по телефону дежурного.
   - Препроводи, - сказал он, отдавая ему протокол.
   - В Исландию? - радост"о встрепенулся Альшоль..
   Дежурный недоуменно помялся в дверях, не понимая - куда вести старич-
ка.
   - Там все написано, - показал на протокол Мулдугалиев. - Обычным  по-
рядком.
   Альшоля вывели из кабинета и проводили на улицу, где стояла милицейс-
кая машина. Дежурный помог ему взобраться по лесенке  внутрь  маленького
фургона с зарешеченными окошками, где уже сидел знакомый Альшолю подрос-
ток, ломавший ночью телефонные автоматы.  Альшоль  приветливо  улыбнулся
ему, но подросток не ответил. Рядом на низенькую скамеечку  уселся  сер-
жант милиции. Двери закрылись, и машина поехала.
   - Вы тоже в Исландию? - спросил Альшоль подростка.
   - Чего-о? - окрысился он.
   Альшоль испуганно примолк.
   Их привезли куда-то и провели через двери, рядом с которыми была таб-
личка "Народный суд". Сержант ввел Альшоля с подростком в небольшой зал,
где за столом, стоявшим на возвышении, сидела молодая женщина  в  очках.
Зал был пуст, не считая стоявших рядами стульев.
   - Вот они, товарищ судья, - козырнул сержант, выкладывая перед женщи-
ной бумаги протоколов.
   - Хорошо, - кивнула она. - Садитесь.
   Сержант усадил Альшоля рядышком с подростком, но сам не сел.  Остался
стоять в дверях.
   Судья прочитала протоколы и подняла глаза на Альшоля.
   - Гражданин Альшоль, встаньте.
   Альшоль послушно встал.
   - Тут у вас в документах год рождения написан неверно. Когда вы роди-
лись?
   - Я не помню, - сказал Альшоль.
   - Ну, а сколько лет вам, помните?
   - Семьсот пятьдесят один.
   Женщина внимательно посмотрела на старичка, потом перевела взгляд  на
сержанта. Тот пожал плечами.
   - А вы признаете, что жили на улице Большой Пушкарской  в  телефонной
будке? Признаете, что воспротивились принудительному лечению и  скрылись
от милиции в неизвестном направлении? - спросила она.
   - Почему в неизвестном? В известном, - сказал Альшоль. - Мы с Сашей у
скрытников были.
   - Вот я и говорю - скрылись, значит! - с некоторым раздражением  пов-
торила судья. - Все ясно. Садитесь. Альшоль сел, а женщина так же быстро
разделалась с подростком, задав ему два или три вопроса. Затем  она  за-
полнила новые бланки и передала их сержанту:
   - Увидите осужденных.
   Альшоля с подростком снова повели куда-то.
   - Сколько припаяли? - спросил подросток у сержанта.
   - Пятнадцать. И скажи спасибо. Могли бы уголовное дело открыть. А так
- мелкое хулиганство...
   Альшоль с беспокойством прислушивался к их  разговору,  уже  понимая,
что происходит что-то не то. Однако вопросов не задавал. Он  уже  понял,
что при общении с милицией лучше не затевать лишних разговоров:
   На этот раз "х посадили в большой фургон, где и народу было больше  -
человек двенадцать. Но они Альшолю не понравились  -  помятые  какие-то,
небритые и злые. Когда дверцы фургона закрыли и наступила полная  темно-
та, хриплый мужской голос запел:
   Ка-андуктор, не спеши-и!
   Ка-андуктор, понимаешь,
   Что с девушкою я
   Прощаюсь навсегда!
   Альшоль вздрогнул, вспомнил Саньку. Неужели? Неужели  его  повезут  в
Исландию с этими небритыми мужиками? А вдруг в Исландии теперь  все  та-
кие? Как же скучно будет там жить!
   Однако до Исландии снова не доехали. Их выгрузили во дворе за высоким
забором, по верху которого была пущена колючая проволока, а железные во-
рота наглухо закрыты, потом по одному провели в низкое здание, окна  ко-
торого были, как в милицейском фургоне, зарешечены.
   Все оказались в просторной комнате, с креслом, стоявшим перед  зерка-
лом. У кресла - пожилой милиционер в белом фартуке. В  руках  он  держал
машинку для стрижки волос.
   - Ну, кто первый? - спросил он весело.
   "Странная какая-то парикмахерская..." - подумал Альшоль и, видя,  что
его товарищи мнутся, подошел к парикмахеру первым.
   - Правильно, дед, - кивнул тот и, усадив Альшоля в  кресло,  принялся
стричь его наголо.
   Через минуту на Альшоля смотрела из  зеркала  маленькая  стариковская
головка, круглая, как фундучный орех. Борода  на  лице  стала  выглядеть
совсем несуразно.
   - Постригите и бороду, пожайлуста, - попросил он.
   Парикмахер хохотнул, нашел длинные ножницы и отхватил Альшолю бороду.
   - Это завсегда, пожайлуста! Следующий! - крикнул он.
   Альшоль отошел в сторонку, с любопытством  ощупывая  остатки  бороды.
Надо сказать, что ритуал проводов в Исландию ему не понравился. Но,  мо-
жет таковы здешние законы? Может, теперь все жители  Исландии  стригутся
наголо и бород, как раньше, не носят?
   Вскоре все мужики стали как один - с сияющими остриженными макушками.
Почему-то они веселились, отпуская шуточки, и, гогоча,  показывали  друг
на друга пальцем.
   - Дедуля, а твои-то патлы могут и не отрасти!
   - Ничего страшного. Мне и не надо. Ведь я еду в Исландию умирать...
   - Ну, ты хохмач! - объявил парень с фингалом. - Тюряга это, дед, а не
Исландия! Пятнадцать суток покорежишься на стойке, потом  езжай  в  свою
Исландию. И то если отпустят!
   И он заржал вместе с другими лысыми.

   ГЛАВА 10 ІРЕІЛЬ
   Санька была в отчаянии: Альшоль исчез!
   Прочитав его прощальную записку, она не поверила - полезла на  антре-
соли. Но и там была пусто, лишь лежала на полках ненужная теперь  метал-
лическая коллекция, потихоньку обрастая "ржавчиной, да злорадно скалился
в углу металлический ублюдок из "Айрон Мейден".
   Санька почувствовала пустоту в груди - такого с нею раньше не бывало,
- будто вынули оттуда что-то очень нужное и горячее, что раньше согрева-
ло душу, и теперь там холодно и п"сто. Древний  и  иностранный  мальчик!
Тут нам самим жить не просто, а древним несовершеннолетним иностранцем -
и подавно! А что бород" у него - так это даже и хуже.  У  нас  к  бороде
почтения нету.
   Санька бросилась к маме, но мама была тверда, как Скала Закона, с ко-
торой когда-то проповедовал Альшоль в своей Исландии. То есть мама,  ко-
нечно, принялась успокаивать Саньку, говорить, что ничего, страшного  не
случится - мол, найдется! Но искать Альшоля решительно отказалась.
   - Он взрослый человек, сам должен собой распоряжаться, - сказала  ма-
ма.
   А невзрослым человеком, значит, должны распоряжаться другие! Ну уж  -
нет! Санька разозлилась и, как говорили встарь,  закусила  удила.  А  уж
когда она закусывала удила, никаког" удержу Саньке не было.
   Она стала  рассуждать.  Конечно,  обратно  в  свою  телефонную  будку
Альшоль не вернется. Мулдугалиев тут же схватит! И  вообще  шататься  по
городу Альшолю крайне опасно: больно уж вид у  него  заметный!  Следова-
тельно, рассуждала Санька, Альшоль где-то прячется... Но питаться-то ему
все же надо! Какой бы ни был он вегетарианец, а принимать пищу время  от
времени нужно! А денег у него нет, да и появляться в магазине или в сто-
ловой опасно. Значит, либо его кто-нибудь подобрал, как бездомного оцен-
ка, либо ушел... к скрытникам! К кому же ему идти, если не с скрытникам,
- рассуждала Санька. Они его любят, то есть - тьфу! - ненавидят.  Причем
так сильно, что у скрытников Альшолю обеспечена вполне сносная жизнь...
   И Санька стала готовиться к экспедиции в оборотный  мир,  к  скрытным
жителям. Но легко сказать, да трудно сделать. У мамы имелись другие пла-
ны относительно Санькиного будущего.
   Мама потащила Саньку на митинг.
   После того как папа ушел в клоуны, мама стала активно заниматься  об-
щественной работой. Она была членом общества  "Спасение",  сочувствовала
движениям "Демократический альянс",  "Альтернатива",  "Народный  консен-
сус"; посещала клуб "Добрыня Никитич" и кружок самообразования "Фрейдизм
и перестройка". Вс[cedilla] эти названия Саньке ничего не говорили,  но.
она не осуждала маму, потому что, в свою очередь, сама увлекалась метал-
лическими группами, о которых мама тоже ничего не  знала.  Тут  как  раз
случился небольшой  митинг  у  дворца  спорта  "Юбилейный",  посвященный
борьбе кого-то с кем-то. Или кого-то за что-то - Санька не поняла.  Туда
они с мамой и отправились.
   На площадке перед "Юбилейным" была сооружена деревянная  трибуна,  на
которой стояли несколько нахохлившихся людей. Вид у них был суровый. Пе-
ред трибуной - толпа человек в семьдесят,  многие  держали  над  головою
плакаты. На одних плакатах было написано "Нет!", на других  -  "Да!".  В
толпе сновали бойкие молодые люди, которые продавали  маленькие  газетки
под теми же названиями. Газетка "Нет!" стоила тридцать  копеек,  газетка
"Да!" - двадцать. Мама на всякий случай купила обе.
   На трибуну один за другим выходили ораторы и кричали слова,  с  нена-
вистью глядя на микрофон и размахивая руками. Люди, державшие  плакатики
"Да!", аплодировали тем, которые говорили: "как работаем, так и  живем",
а те, что с плакатами "Нет!", одобряли ораторов, утверждавших  обратное:
"как живем, так и работаем".
   Внезапно на трибуну поднялся молодой человек, замотанный в  несколько
разноцветных флагов. Он был похож на девушку из индийского кинофильма. У
индусов такая одежда называется "сари". Молодой человек поднял обе  руки
вверх, успокаивая разгоряченную толпу и начал говорить:
   - Нытикре! Капо вы течири о нойраз деруне,  кини-скрыт  гутребе  шива
елыгни мадо! Роско родго нетрух! Течайкон зарба! Родго в тинрспасо!  Те-
вайда речьбе гое с ихбео ронсто!
   "Да это же скрытник!" - с изумлением подумала  Санька,  автоматически
переводя его речь.
   - Иностранец... - зашелестел в толпе. - Что он сказал? Пусть  переве-
дут.
   К микрофону подошел массивный человек в шляпе.
   - Наш иностранный гость Из... республики  Кирибати  приветствует  пе-
рестройку! - сообщил он и объявил следующего оратора.
   Санька незаметно отодвинулась от мамы и бочком-бочком приблизилась  к
скрытнику. Возле него уже толпилась стайка фарцовщиков, но скрытник лишь
разводил руками: мол, ничего нет, кроме флагов на теле! Санька тихо шеп-
нула ему:
   - Ветпри, никдельбез!
   Скрытник удивленно уставился на Саньку, но все же поприветствовал:
   - Вороздо, харочду! Ты дакуот?
   Но Санька не стала объяснять - откуда она, а быстро и решительно при-
нялась, инструктировать скрытника,
   где и когда ему надо быть, чтобы пустить Саньку в оборотный мир.
   - Зачем тебе? - спросил он на своем языке.
   - Ищу одного человека. То есть - скрытника... Ты случайно не  слышал:
Шольаль?
   - Нет, - покачал головой он. - Родго шойболь.
   - Как тебя зовут? - спросила Санька.
   - Вонбол, - ответил он.
   - А меня, - Касань. До встречи!
   Мама вернулась с митинга взволнованная. Она никак  не  могла  выбрать
между "да" и "нет". Санька попыталась сказать, что совсем не обязательно
выбирать между ними - можно плюнуть и на то, и на другое. Но мама взвол-
новалась еще больше и обвинила Саньку в аполитичности, что во всем, мол,
виноват этот подозритель"ый старикашка, что если  раньше  Санька  хотела
искоренять зло, то теперь не хочет выбирать даже между "да" и "нет".
   - Не смей говорить плохо о моем Альшоле! - сквозь зубы сказала Санька
и ушла в свою комнату, прихватив телефон на длинном шнуре.
   - Завтра едем к дедушке, - сказала ей мама вслед.
   - Как бы не так! - прошептала Санька, прикрыла дверь и набрала  номер
Захара.
   Услышав Санькин голос, Захар обрадовался, принялся расспрашивать  про
новости, но Санька оборвала его:
   - Подожди. Сейчас не до этого. Ты мне нужен.
   - Когда? - спросил Захар.
   - Сегодня ночью.
   - Зачем? - с тревогой спросил Захар.
   - Там узнаешь. Что, испугался?
   - Вот еще! - сказал Захар. - Где и когда встретимся?
   - В час ночи на углу Большой Пушкарской и Ленина. Я буду в джинсах  и
черной кофточке. На кофточке написано: "Спасем мир!".
   - Знаю такую кофточку, - сказал Захар. - Видел... А я буду в  обычном
костюме. В сером...
   - При галстуке? - съязвила Санька.
   - Могу при галстуке...
   Теперь следовало усыпить бдительность мамы.
   Весь вечер Санька разговаривала с ней только о балете и  перестройке.
Мама была чрезвычайно довольна. В одиннадцать часов они с Санькой расце-
ловались и отправились спать по своим комнатам. Санька подождала, пока в
комнате мамы погаснет свет. Потом еще  минут  пятнадцать.  Затем  Санька
уронила на пол толстый англо-русский словарь. Вопросов из маминой комна-
ты не последовало.
   Тогда Санька быстро оделась и написала маме такую записку:
   "Мама!
   Прости меня, я ухожу. Я люблю Альшоля и должна  его  найти.  Если  ты
когда-нибудь любила, ты меня поймешь! Не волнуйся, я уже большая. Пока я
люблю, со мной ничего не случится!
   Твоя Саша".
   Она оставила записку в прихожей на тумбочке. Взглянула на себя в зер-
кало: лицо было решительное и одухотворенное, Санька сама себе  понрави-
лась. Все-таки это был поступок! Она выскользнула  на  лестницу  и  тихо
притворила за собой дверь.
   На углу Большой Пушкарской и  Ленина  у  .окон  детского  сада,  куда
Санька ходила в детстве, маячил длинный  нескладный  мальчишка  в  сером
костюме и при галстуке. В руках он' держал букетик гвоздик. Санька заме-
тила его издали, потому что ночи были еще светлые. - Привет, Захар!
   - Вот ты какая... - сказал Захар, разглядывая ее. При этом он  сильно
прищурил глаза.
   Санька сразу поняла, в чем дело.
   - Немедленно надень очки! - приказала она. - Ты же близорукий.
   В очках Захар оказался гораздо привлекательнее, а уж Санька несомнен-
но ему понравилась, потому что Захар смутился и не ловко сунул ей букет.
   - Это тебе.
   - Следуй за мной. И запомни, что сегодня меня зовут Касань.
   - Касань... - повторил Захар.
   - А тебя - Харза.
   - Понял! - кивнул Захар. - Слоговой перевертыш. Своего  рода  палинд-
ром.
   - Сам ты палиндром! - Санька не знала этого слова.
   - А зачем это нам? - спросил Захар, торопливо поспевая за Санькой  по
ночной Большой Пушкарской.
   - Увидишь! - таинственно шепнула Санька.
   Они дошли до подворотни, где когда-то Альшоль с Санькой скрывались от
могучих санитаров. Санька подошла к той же обитой железом двери,  сказа-
ла:
   - Кройот, Ванбол!
   - Он, и вправду, Болван? - осведомился Захар, который сразу понял пе-
ревод.
   - Узнаем.
   Дверь на этот раз не стала податливой, как занавеска, а просто  отво-
рилась. За дверью стоял Вонбол, обмотан"ый  в  флаг  Соединенных  Штатов
Америки.
   Весь в звездах и полосах.
   - Привет, Касань! - сказал он. - Смотри, какой клевый флажок раздобыл
на выставке в Гавани... А это кто? - указал он на Захара.
   - Харза, - поклонился Захар.
   - Мой друг, - сказала Санька и удивилась, потому что эти слова звуча-
ли одинакова и по-прямому, и по-оборотному.
   Он повел Саньку и Захара темными переходами и вскоре вывел  на  улицу
Ленина в том самом месте, где Санька была в прошлый  раз.  Ее  поразило,
что оборотный город з