ать разобраться в них.
     X е л ь м  е р.  Как  будто твое положение в собственном доме не ясно и
без того? Да  разве у  тебя нет надежного руководства по таким вопросам? Нет
религии?
     Н о р а. Ах, Торвальд, я ведь не знаю хорошенько, что такое религия.
     Х е л ь м е р. Что ты говоришь?
     Н о р а. Я знаю это лишь со слов пастора Хансена, у которого готовилась
к конфирмации. Он говорил, что религия то-то и то-то. Когда я высвобожусь из
всех этих пут, останусь одна, я разберусь и в этом. Я хочу проверить, правду
ли говорил пастор Хансен или, по крайней мере, может ли это быть правдой для
меня.
     Х е л ь м е р. Нет, это просто неслыханно  со стороны такой молоденькой
женщины! Но если тебя не  может вразумить религия, так дай мне задеть в тебе
хоть совесть. Ведь нравственное-то чувство в тебе есть?  Или - отвечай мне -
и его у тебя нет?
     Н о р а. Знаешь,  Торвальд, на это нелегко  ответить. Я, право, и этого
не  знаю.  Я совсем  как в  лесу во всех  этих  вопросах. Знаю только, что я
совсем иначе  сужу обо  всем,  нежели  ты. Мне вот  говорят, будто и  законы
совсем не то, что я  думала. Но чтобы эти  законы  были  правильны - этого я
никак  не пойму. Выходит, что женщина не  вправе пощадить  своего умирающего
старика отца, не вправе спасти жизнь мужу! Этому я не верю.
     Х е л ь м е р. Ты судишь, как ребенок. Не понимаешь общества, в котором
живешь.
     Н о р а.  Да,  не понимаю.  Вот  и хочу присмотреться  к нему. Мне надо
выяснить себе, кто прав - общество или я.
     Х е  л ь м е р. Ты больна, Нора. У  тебя жар. Я готов подумать, что  ты
потеряла рассудок.
     Н о р  а. Никогда  еще не  бывала я в  более здравом рассудке и твердой
памяти.
     Х е л ь м е р. И ты в здравом рассудке и твердой памяти бросаешь мужа и
детей?
     (*451) Н о р а. Да.
     Х е л ь м е р. Тогда остается предположить одно.
     Н о р а. А именно?
     Х е л ь м е р. Что ты меня больше не любишь.
     Н о р а. Да, в этом-то все и дело.
     Х е л ь м е р. Нора... И ты это говоришь!
     Н о р а. Ах, мне самой больно, Торвальд. Ты был всегда так мил со мной.
Но я ничего не могу тут поделать. Я не люблю тебя больше.
     Х е  л ь м е р (с  усилием преодолевая  себя).  Это ты  тоже  решила  в
здравом рассудке и твердой памяти?
     Н о р а. Да, вполне здраво. Потому-то я и не хочу здесь оставаться.
     Х  е  л ь  м е р. И  ты сумеешь  также объяснить мне причину, почему  я
лишился твоей любви?
     Н о р а. Да, сумею. Это случилось сегодня вечером, когда чудо заставило
себя ждать. Я увидела, что ты не тот, за кого я тебя считала.
     Х е л ь м е р. Объяснись получше, я совсем тебя не понимаю.
     Н о р а. Я терпеливо ждала целых восемь лет. Господи, я ведь знала, что
чудеса не каждый день бывают. Но вот на  меня обрушился этот ужас.  И я была
непоколебимо уверена:  вот  теперь  совершится чудо. Пока  письмо  Крогстада
лежало там, у  меня и в мыслях не было, чтобы ты мог сдаться на его условия.
Я была непоколебимо  уверена,  что ты  скажешь  ему:  объявляйте  хоть всему
свету. А когда это случилось бы...
     Х е л ь м е р. Ну, что же тогда? Когда я выдал бы на  позор и поругание
собственную жену!..
     Н о р а. Когда бы это случилось... я была так непоколебимо уверена, что
ты выступишь вперед и возьмешь все на себя - скажешь: виновный - я.
     Х е л ь м е р. Нора!
     Н о р а. Ты  хочешь сказать, что я никогда бы не согласилась принять от
тебя такую жертву? Само собой. Но  что значили бы мои уверения в сравнении с
твоими?.. Вот то чудо, которого я  ждала с таким трепетом.  И чтобы помешать
ему, я хотела покончить с собой.
     Х е  л ь  м е  р.  Я бы с радостью  работал для тебя дни и (*452) ночи,
Нора...  терпел бы  горе и  нужду ради тебя.  Но кто  же пожертвует даже для
любимого человека своей честью?
     Н о р а. Сотни тысяч женщин жертвовали.
     X е л ь м е р. Ах, ты судишь и говоришь, как неразумный ребенок.
     Н о р а. Пусть так.  Но ты-то не  судишь и не говоришь, как человек, на
которого я могла бы положиться.  Когда у  тебя прошел страх, - не за меня, а
за себя, - когда вся опасность для тебя прошла, с  тобой  как будто ничего и
не  бывало. Я  по-старому  осталась твоей  птичкой, жаворонком,  куколкой, с
которой тебе только  предстоит  обращаться еще бережнее,  раз она  оказалась
такой  хрупкой, непрочной.  (Встает.)  Торвальд, в ту минуту мне стало ясно,
что  я все  эти  восемь  лет  жила с  чужим человеком и прижила с ним  троих
детей... О-о, и вспомнить не могу! Так бы и разорвала себя в клочья!
     Х е  л ь м  е р (упавшим голосом).  Вижу,  вижу... Действительно, между
нами легла пропасть... Но разве ее нельзя заполнить, Нора?
     Н о р а. Такою, какова я теперь, я не гожусь в жены тебе.
     Х е л ь м е р. У меня хватит силы стать другим.
     Н о р а. Быть может - если куклу у тебя возьмут.
     Х  е л ь м е р.  Расстаться...  расстаться с тобой!..  Нет,  нет, Нора,
представить себе не могу!
     Н о  р а (идет направо). Тем  это  неизбежнее. (Возвращается  с верхней
одеждой и небольшим саквояжем в руках, который кладет на стул возле стола.)
     Х е л ь м е р. Нора, Нора, не сейчас! Погоди хоть до утра.
     Н о р а (надевая манто). Я не могу ночевать у чужого человека.
     Х е л ь м е р. Но разве мы не могли бы жить, как брат с сестрой?
     Н о р  а  (завязывая ленты  шляпы).  Ты отлично знаешь, так бы долго не
протянулось... (Накидывает шаль.) Прощай, Торвальд.  Я  не буду  прощаться с
детьми. Я знаю, они в лучших руках,  чем мои. Такой матери, как я теперь, им
не нужно.
     (*453) Х е л ь м е р. Но когда-нибудь, Нора... когда-нибудь?
     Н о р а. Как я могу знать? Я совсем не знаю, что из меня выйдет.
     Х  е л ь  м е р. Но ты моя жена и теперь  и в  будущем - какой бы ты ни
стала.
     Н о р а. Слушай, Торвальд... Раз жена бросает мужа, как я, то он, как я
слышала,  по закону свободен от всех обязательств  по отношению к ней. Я, во
всяком  случае, освобождаю тебя  совсем. Ты не считай себя связанным  ничем,
как и я не буду. Обе  стороны  должны быть вполне свободны. Вот твое кольцо.
Отдай мне мое.
     Х е л ь м е р. И это еще?
     Н о р а. И это.
     Х е л ь м е р. Вот.
     Н о р  а. Так. Теперь все покончено. Вот сюда я положу  ключи. Прислуга
знает  все,  что и  как  в доме,  лучше, чем я. Завтра, когда меня не будет,
Кристина придет уложить вещи, которые  я привезла с собой из  дому. Пусть их
вышлют мне.
     Х  е  л ь м е р. Конечно,  конечно!  Нора, ты  и  не вспомнишь обо  мне
никогда?
     Н о р а. Нет, я, верно, часто буду вспоминать и тебя, и детей, и дом.
     Х е л ь м е р. Можно мне писать тебе, Нора?
     Н о р а. Нет... никогда. Этого нельзя.
     Х е л ь м е р. Но ведь нужно же будет посылать тебе...
     Н о р а. Ровно ничего, ничего.
     Х е л ь м е р. Помогать тебе в случае нужды.
     Н о р а. Нет, говорю я. Ничего я не возьму от чужого человека.
     X е л ь м е р. Нора, неужели я навсегда останусь для тебя только чужим?
     Н  о  р а  (берет  свой  саквояж).  Ах,  Торвальд,  тогда  надо,  чтобы
совершилось чудо из чудес.
     Х е л ь м е р. Скажи какое!
     Н о р а. Такое, чтобы и ты и я изменились настолько... Нет, Торвальд, я
больше не верю в чудеса.
     Х  е  л  ь м е р.  А я буду верить.  Договаривай! Изменились настолько,
чтобы?..
     Н о  р а. Чтобы сожительство  наше могло стать браком.  Прощай. (Уходит
через переднюю.)
     X  е л ь м е р (падает на стул у дверей и закрывает лицо руками). Нора!
Нора! (Озирается и встает.) Пусто. Ее нет здесь больше. (Луч надежды озаряет
его лицо.) Но - чудо из чудес?!
     Снизу раздается грохот захлопнувшихся ворот.


     ---------------------------------------------------------------
     Электронная версия подготовлена Волковой  А.В.  Публикуется по собранию
сочинений в 4-тт., М.:Искусство, 1957.