ь
фарфоровый пол павильона был устлан большим ковром- "Ковром Веселья", - а на
нем металась и корчилась цела гора вопивших  и  хихикавших  молодых  женщин,
демонстрировавших при этом те части  своих  тел,  которые  не  принято  было
открывать на людях. На эту груду, дождавшись своей очереди играть  в  кости,
то и дело бросались новые женщины. От положения  брошенных  костей  зависело
то, куда, в какие клетки ковра, следовало поместить руки и ноги.  В  глубине
груды извивающихся тел раздавались голоса женщин, тщетно моливших  выпустить
их, чтобы  они  смогли  повторно  бросить  кости  и  принять  более  удобное
положение.
   Из глубины помещения на все это снисходительно  взирала  старшая  валиде.
Завидев Орхана, она указала на разделявшую их груду женщин и предложила:
   - Не желаешь к ним присоединиться, Орхан?
   Он решительно покачал головой.
   - Но, по-моему, где-то там и твоя подружка.
   В ответ на эти слова из шевелящейся массы платьев, рук и  ног  показалась
голова сияющей от радости Анадиль. Хотя она лучезарно улыбалась  Орхану,  на
Анадиль  и  ее  подруг,  резвившихся  на  "Ковре  Веселья",  он  смотрел   с
отвращением. Он думал о застывшем во льду Бараке.
   Старшая  валиде,  казалось,  не  обращала  ни   малейшего   внимания   на
неприязненные чувства Орхана. Она спокойно сидела, откинувшись на подушки, и
лениво улыбалась.  Чтобы  перекричать  повизгивавших  и  хихикавших  молодых
женщин, ей пришлось повысить голос:
   - Бедняжке Анадиль сегодня не очень везет на ковре. Зато, как я  слыхала,
утром, в играх с тобой, ей улыбнулась удача. Я слыхала, что вы с ней немного
позанимались борьбой - и она зажала твою голову захватом ногой. В борьбе это
равносильно победе, правда? Так какой же ей полагается приз?
   Орхан хотел сказать, что Анадиль заслуживает по  меньшей  мере  ареста  и
сажания на кол, но в том положении, в котором  он  оказался,  под  взглядами
старшей валиде и этой  толпы  смеющихся  женщин,  высказать  подобную  мысль
казалось почти невозможным. Он колебался. Затем ему пришло в голову, что  он
как-никак султан. Тогда он глубоко вздохнул и сказал это:
   - Она заслуживает по меньшей мере смерти. Анадиль возьмут под  стражу,  а
этому безрассудству будет немедленно положен конец.
   С пола раздались испуганные крики.
   - Значит, всем запрещается смеяться, а Анадиль должна умереть, лишь бы не
пострадала твоя ничтожная гордость! - воскликнула старшая валиде. Она больше
не улыбалась.- Красивую женщину в расцвете лет надо убить,  потому  что  мой
принц не в духе!
   Орхан не потрудился ответить. Он поспешил за дверь и в гневе  натолкнулся
на визиря, который с волнением ждал.
   - Презренный раб, я же велел тебе арестовать Анадиль!
   - Увы, мой султан, я и  вправду  презренный  раб,  ибо  евнухи  по  моему
приказу всюду ее искали, но так и не сумели найти.
   - Она в павильоне,  играет  в  нелепые  игры  с  остальными  наложницами.
Немедленно арестуй ее, - и еще я желаю, чтобы старшую валиде проводили в  ее
покои и взяли под строгий арест. Она ни с кем не должна общаться.
   - Я исполню твои повеления не теряя времени. Полечу, как стрела, пущенная
из твоего лука. Стану словами твоих приказов, подхваченными дуновением твоей
воли,  ибо  исполнение  воли  твоей  есть  венец  всех  наших  желаний.   Не
соблаговолишь ли теперь пройти в зал заседаний совета?
   Визирь  дернул  Орхана  за  рукав.  Пока  они  удалялись  от  фарфорового
павильона, визирь продолжал тихо, невнятно бубнить - как если бы говорил сам
с собой:
   - Есть врата, куда никогда не стоит входить. Есть особые  ключи,  которые
не подходят ни к одному замку. Есть  потайные  места  в  обиталищах  женщин,
небезопасные для мужчин. Есть особые коридоры, куда мужчине не стоит  совать
свой нос. В этом дворце есть двери, через которые мужчина может покинуть сей
мир... Однако ты уверяешь меня, что гадюка не вползала в "Таверну". Это,  по
крайней мере, неплохо.
   - Говори яснее или молчи, - приказал Орхан.
   Визирь сурово посмотрел на Орхана:
   - Ну что ж, я вижу, что придется сказать тебе правду в глаза.  Ты  должен
понять, что  тягостная  праздность  обитательниц  Гарема  порождает  грешные
мысли, и поэтому девицы совершают всевозможные поступки,  каковых  совершать
не  следует.  На  клумбе  скуки  родятся  цветы  зла.  Едва  ли   не   самая
отвратительная выходка наложниц состоит в том, что они тонким слоем  наносят
себе  между  бедрами  особый  состав,  вызывающий  привыкание,  и   мужчина,
заглянувший куда не следует и отведавший дурманного зелья, каковое  подается
в "Таверне парфюмеров", вскоре приобретает пагубную привычку. Этот мужчина в
конце концов будет  стоять  перед  девицами  на  коленях  и,  высунув  язык,
вымаливать еще. Ничто не будет казаться ему  более  важным,  чем  разрешение
снова отведать зелья.  Так  обитательницы  Гарема  могут  превращать  своего
господина в раба. Все это - часть гнусной истории с Молитвенными Подушками.
   - Что это за история с Молитвенными Подушками?
   - Ах, вот и зал заседаний! Наверняка скоро соберутся министры.  Как  твой
визирь, советую не спрашивать о том, что тебя не касается, дабы не  услышать
того, что тебе не понравится.
   Зал заседаний совета оказался просторной деревянной беседкой на одном  из
низких холмов дворцового сада. Внутри она  была  расписана  сценками  охоты,
пикников  и  флирта.  Даже  будучи  уютным,  помещение  казалось  не  совсем
подходящим для ведения государственных дел. Визирь,  вероятно,  не  горевший
желанием выслушивать новые вопросы о неких  молитвенных  подушках,  поспешно
отвесил поклон и удалился. Орхан уселся  на  одну  из  снабженных  подушками
низких скамеек, стоявших в беседке, и стал ждать.
   Долго ждать не пришлось - вскоре кто-то вошел. Оказалось, это не министр,
а женщина, которая извиваясь вползла по  полу  на  животе  и  стала  ползком
подбираться к Орхану. На сей раз это была  не  Анадиль,  ибо  покачивавшийся
зад,  обтянутый  тесным  черным  платьем,  принадлежал  женщине  постарше  и
покрупнее. Она не поднимала головы и  не  произносила  ни  слова,  но,  едва
добравшись до скамейки, на которой сидел Орхан, тут же принялась лизать  его
ступни и посасывать пальцы ног. Временами она стонала - от  наслаждения  или
от отвращения, было неясно.
   Орхан был так поражен, что некоторое  время  позволял  ей  делать  с  его
ногами все что вздумается, после чего опомнился и отдернул ноги.
   - Поди прочь, глупая женщина! - велел он ей.-  Мне  сейчас  не  до  ваших
гаремных забав. Это помещение для работы, а  не  для  развлечений.  Убирайся
отсюда, пока не пришли министры!
   - Однако, о мой господин, я пришла по делу.  Я  -  первая  из  султановых
просителей. Смиренно падаю ниц пред тобою, ибо пришла просить помиловать мою
госпожу, Анадиль. Меня зовут Перизада, что значит "Рожденная от феи".
   И только тут она подняла голову. Орхан  вдруг  узрел  заплаканное  пухлое
лицо. Нос у Перизады был слегка крючковатый, а губы - толстые. Ее  массивные
груди туго натягивали тесное черное платье. Пока Орхан глазел  на  них,  она
тоже опустила к ним взгляд и улыбнулась:
   - Я смиренно роняю свое достоинство. В твоей власти поступать со мной как
заблагорассудится. Я - молитвенная подушка султана. Делай со мной  все,  что
пожелаешь. Прошу тебя, прости Анадиль. Если ты не простишь мою госпожу,  она
на меня рассердится.
   - Ошибаешься. Она вовсе не рассердится, а умрет.
   Перизада задумалась. Однако эти слова ее, по-видимому, не убедили.
   - Но ты должен пощадить Анадиль.
   - Слово "должен" - не  из  тех,  что  следует  употреблять,  обращаясь  к
султану. Анадиль - моя рабыня, и я поступлю с ней так, как сочту нужным.
   - Это правда, Анадиль - твоя рабыня, но в первую  очередь  она  -  рабыня
своего тела. Как, впрочем, и каждая  из  нас.  С  момента  рождения  все  мы
плаваем в огромном океане желания,  чьи  сексуальные  приливы  несут  нас  к
незнакомым берегам, хотим мы того или нет.
   При этих ее словах Орхан фыркнул, но Перизада продолжала:
   - Разумеется, ни одна из нас не свободна. Мы все смиряемся перед Судьбой.
Судьба - безумная сочинительница, которая пишет истории нашей жизни на наших
телах. Она пишет на нашей коже, оставляя  на  ней  свой  почерк  -  морщины,
прыщики, вены, веснушки и опухоли.
   - Так ты, Перизада, философ? - Орхан невольно улыбнулся.
   - Я - прачка, о султан. Стираю  белье  Анадиль  и  других  наложниц.  Она
молода, и ты молод. Если минувшей ночью она вела себя глупо, это была  всего
лишь детская игра, к тому же  она,  возможно,  веселилась  последний  раз  в
жизни. Ты - султан, а мы - твои рабыни, но мы  тоже  человеческие  существа.
Анадиль - не игрушка, чтобы ее рвать на куски и выбрасывать, если  она  тебе
не понравится. Подумай как следует. Пощади мою госпожу, и я  дам  тебе  все,
чего пожелаешь.
   - Как ты, прачка рабынь, сможешь дать султану то, чего у него еще нет?
   - Я могу принести тебе удачу.
   - Что? Разве ты рабыня-талисман или нечто в этом роде?
   - Нечто в этом роде. Предсказываю судьбу. Я - фалломантка.
   Она с недвусмысленным намеком облизала губы и продолжала:
   - Покажи мне свой член, и я предскажу тебе судьбу.
   Поднявшись с колен, она встала над Орханом так, что ее  груди  нависли  у
него над самым лицом, и нетерпеливо дернула его за  халат.  Орхан,  желавший
узнать свою судьбу,  сопротивляться  не  стал.  Обнажив  его  член,  который
мгновенно сделался жестким, Перизада принялась лизать его.
   -  От  этого  проступают  вены,  -  объяснила  она,  прежде   чем   вновь
сосредоточиться на гадании ртом.
   Она медленно провела губами от основания к  кончику.  Кончик  она  особым
образом отхлестала языком. Затем, держа набухший член большим и указательным
пальцами, она отодвинулась, чтобы как следует разглядеть плоды своего труда.
   - Султан и лавочник - на первый взгляд, они очень похожи друг на друга. В
своей работе гадалка использует лишь незначительные различия  в  венах.-  По
одной из вен она провела пальцем.- Это, например, линия сердца, а вот  здесь
- линия деторождения... Кроме того, в гадании  важен  вкус,  -  доверительно
сообщила она.- Я бы сказала,  что  ты  -  человек  добрый,  но  тебе  всегда
недоставало ласки. А вот это необычно! Линия  Судьбы  у  тебя  пересекает  и
линию Марса, и пояс Венеры. Как интересно!
   - Что это значит?
   - Я мокну при одной  мысли  об  этом.  Это  значит,  что  ты  полюбишь  и
женишься, а к тому же, если я правильно истолковала эти линии, наши судьбы и
наши сексуальные субстанции сольются воедино, ибо я и есть  та  счастливица,
на которой ты женишься и которую сделаешь дамой своего сердца!
   Орхан разразился лающим смехом.
   - Нет, это  правда,  -  настаивала  Перизада.-  Устами  гадалки  глаголет
Судьба. Но если ты мне не веришь, можешь сам  убедиться.  Подобно  тому  как
Судьба оставила свои письмена на твоем члене, так и моя  участь  написана  у
меня на влагалище. Вульваскопия - наука очень древняя. Разве не говорят, что
вокруг пиздёнки каждой женщины написаны имена мужчин, которым  суждено  туда
проникнуть? Ну же, скорее, давай, посмотри внимательно! -  потребовала  она,
задергавшись.
   Не без труда Перизада задрала подол платья повыше бедер. Потом она  легла
спиной на подушки и раздвинула ноги. Невольно заинтригованный, Орхан опустил
голову в промежуток между ее округлыми ляжками.
   - Мою судьбу ты прочитаешь на  складках  возле  самого  клитора.  Быстрее
скажи мне, стану ли я твоей дамой! - Вкрадчивый некогда голос  просительницы
сделался властным.
   В отличие от Анадиль у Перизады не было гладко выбрито между  ног.  Орхан
уставился на складки вульвы, не совсем понимая, что именно хочет найти.  Ему
почудилось, будто он вглядывается в  вещие  уста.  Казалось,  они  невнятным
шепотом велят ему приблизиться. В полуобморочном состоянии он неожиданно для
себя действительно придвинулся ближе. Он уже решил было,  что  эти  странные
уста и в самом деле имеют право ему приказывать. Но тут, в  самый  последний
момент, ему вспомнилось предупреждение визиря о том,  что  нельзя  позволять
гадюке ужинать в "Таверне парфюмеров", и он отпрянул.
   - Зачем ты это сделал, глупец? - В голосе Перизады  прозвучали  визгливые
нотки.- Я хочу узнать свою судьбу. Правда,  я  и  без  того  знаю,  что  мне
суждено стать твоей дамой.
   Орхан, ничего не ответив, встал на колени и уставился на  груди  и  бедра
Перизады. Анадиль он запомнил девушкой, чья плоть была молодой  и  здоровой,
хотя и в  некотором  смысле  безжизненной.  Однако  мягкое,  массивное  тело
Перизады  было  совсем  не  таким.  Оно,  казалось,   делилось   с   Орханом
воспоминаниями о прожитой  жизни  -  о  великом  множестве  съеденных  яств,
просиженных ковров, соблазненных мужчин, - и потому было безмерно  желанным.
Орхан должен был немедленно ею овладеть, как бы сильно ни пришлось жалеть об
этом впоследствии. (Он  был  совершенно  уверен,  что  пожалеет.)  Вновь  он
придвинулся к ней и положил руку ей на бедро.
   - Что ты делаешь?! - Она  тщетно  попыталась  снова  натянуть  платье  на
ляжки.
   - Я хочу тебя, Перизада.
   - Такого не должно было случиться!
   - Такова твоя судьба, - отрезал Орхан.
   В конечном счете вместо гадюки в дверь "Таверны  парфюмеров"  протиснулся
одноглазый мужчина. Орхан тяжело навалился на прачку, нимало не беспокоясь о
том, что причиняет ей боль. Перизада  лежала  с  каменным  лицом,  обливаясь
потом. Она ни разу не шевельнулась, чтобы ему помочь, но тело ее сотрясалось
от его тычков, как наполненный  водой  матрас.  Перизада  неслышно  плакала.
Покоряться она не хотела, но в конце концов покорилась, а  в  последний  миг
обхватила Орхана руками и крепко стиснула в объятиях.
   Орхан долго лежал на ней, целуя ее и слизывая с ее щек слезы. Когда же он
наконец скатился с нее и, поворочавшись, улегся рядом, его мгновенно одолела
послекоитусная дремота. Проснулся он, испугавшись таинственного и  страшного
сна, в котором у него на лице примостилось нечто  неподвижное  и  тяжелое  -
быть может, некое исполинское существо, -  мешавшее  ему  дышать.  Потом  он
осознал, что это не сон и что у него на лице в самом деле сидит Перизада. Он
с трудом услышал, как она мурлычет от удовольствия. Собравшись с силами,  он
сбросил ее с себя и столкнул на пол. Однако, хотя с  инкубом  он  разделался
быстро, своевольная гадюка все-таки  успела  еще  разок  выпить  в  "Таверне
парфюмеров".
   Так и не одернув задранного выше бедер платья, Перизада вновь  опустилась
на колени у ног Орхана, однако в ее покорности сквозило самодовольство.
   - Теперь, когда ты стал испытывать  влечение  ко  мне,  я  знаю,  что  ты
простишь Анадиль и сделаешь меня своей дамой.
   - Ошибаешься, ведьма! Ты разделишь ее участь! -  И,  закутавшись  в  свой
халат, Орхан стремглав выбежал из беседки.
 
 
 
   Глава четвертая
   ПОПУГАЙ В КЛЕТКЕ
 
   Небо стало уже темно-синим  и  продолжало  темнеть.  Стоявший  за  дверью
беседки немой, завидев выходящего Орхана, указал на  тропинку,  дав  понять,
что тот должен идти по ней. По обеим сторонам  посыпанной  гравием  тропинки
стояли лакированные и шелковые ширмы, увенчанные факелами. Пока  Орхан  шел,
причитания Перизады у него за  спиной  делались  все  слабее,  и  вскоре  он
услышал журчание воды, а еще дальше - женские голоса и удары в бубен.  Стало
уже прохладнее, и наступивший вечер  выпустил  на  волю  незнакомые  запахи.
Орхан шел медленно, ожидая подвоха в каждом звуке и каждом движении, ибо уже
сознавал, что райские кущи, средь которых он идет, отравлены блудом. Наконец
ряды ширм закончились, и он вышел на большую круглую  площадку,  окаймленную
чинарами и кипарисами. В центре был пересохший фонтан, а на  его  украшенном
скульптурами бордюре сидела тщедушная фигурка.
   Орхан заговорил с визирем повелительным тоном:
   - Арестуй ту подлую женщину в беседке! Я не желаю ее больше видеть -  как
и ей подобных!
   - Служить султану - единственная наша отрада, - ответил  визирь,  но  при
этом не шевельнулся.
   Орхан внимательно посмотрел на визиря:
   - А где же министры? Разве не пора некоторым из них появиться?
   - Некоторые министры действительно были недавно здесь, о мой господин, но
поскольку ты принимал у себя в  гостях  ту  женщину,  допускать  их  к  тебе
представлялось  несвоевременным,  и  я  велел  им  на  цыпочках   удалиться.
Разумеется, они с большим нетерпением  ожидают  новой  возможности  заняться
государственными делами. Значит, Перизада тебе не угодила? Подыскать  другую
женщину нам труда не составит. Моя жена, подобно мне, горбунья. Я мог бы  ее
тебе одолжить. Ты убедишься, что свидание с ней - настоящая проба сил,  я  в
этом...
   Орхан жестом велел ему умолкнуть. Они уставились друг  на  друга.  Затем,
после долгого молчания, Орхан заговорил:
   - Никаких министров на самом деле здесь не было, правильно?
   - Да.
   - И никакие министры никогда не придут, правильно?
   - Да.
   - И ты не арестовал Анадиль?
   - Нет.
   - И Перизаду ты тоже не арестуешь?
   - Нет.- Визирь выглядел немного смущенным.- Я - раб султана, и я надеялся
на лучшее, вот почему я не хотел, чтобы он услышал то, что  вызвало  бы  его
недовольство.
   - Ну что ж, в таком случае твои надежды  не  оправдались,  ибо  я  весьма
недоволен. Не быть тебе больше моим визирем.  Но  прежде  чем  я  велю  тебя
арестовать, ты объяснишься.- Однако, даже  слыша  собственные  слова,  Орхан
знал, что они лишены смысла и визирь относится к ним с пренебрежением.
   - Ты не сможешь арестовать меня! По-моему, ты  живешь  в  каком-то  своем
безмятежном сне, ибо только и знаешь, что  то  и  дело  приказывать:  "Этого
арестовать!",  "Того  арестовать!",  "Эту  казнить!".  Мир,  в  котором   ты
оказался, совсем не таков, да и сместить меня с  поста  визиря  не  в  твоей
власти.
   Орхан тяжело опустился на бордюр рядом с визирем.
   - Тогда расскажи мне, каков этот мир на  самом  деле.  Думаю,  тебе  пора
поведать мне то, что мне не понравится.
   - О мой господин, возможно, ты полагаешь, что, будучи  султаном,  правишь
империей мужчин... однако здесь, в Гареме,  тебя  фактически  только  терпит
республика женщин. Было время - быть может, лет  сто  тому  назад,  -  когда
султан правил Гаремом и Дворцом так  же,  как  и  Империей.  Потом  началась
фитпна женщин. Тебе следует знать, что это за слово - фитпна. Оно  попало  в
наш  язык  из  арабского.  Это  слово   означает   разногласие,   переворот,
подстрекательство к мятежу, но  помимо  того,  оно  означает  искушение  или
обольщение. Есть у него и другие значения. Например,  испытание,  горение  и
таяние, экстаз, безумие и одержимость.  Наконец,  фитпна  означает  также  и
женщину. Сотню лет тому назад женщины, воспользовавшись своими способностями
к  обольщению,  устроили  дворцовый  переворот,  а  обманом,   хитростью   и
снадобьями добились того, что мужчина, который  был  в  то  время  султаном,
сделался их рабом. С той поры всем заправляет женщина, которая  носит  титул
старшей валиде. Ей, и только ей, подчиняются все евнухи, немые и невольницы.
   - Значит, я... значит,  султан  стал  просто-напросто  игрушкой  в  руках
Гарема?
   - Увы! Если бы только это! В конце концов, нетрудно  вообразить  и  более
страшную участь. Нет, дела в Гареме приняли более серьезный  оборот.  И  все
из-за этого дьявольского движения Молитвенных Подушек...
   - Что это за история с молитвенными подушками?
   - Не спрашивай! Лучше тебе ничего об этом не знать - хотя бы до тех  пор,
пока не возникнет крайняя необходимость.
   - Нет, время секретов и намеков прошло. Я желаю  немедленно  все  узнать.
Расскажи мне откровенно,  что  за  опасность  может  таиться  в  молитвенных
подушках?
   - Ну что ж, нужно - значит, нужно... но ты пожалеешь о том, что  спросил.
Разумеется, если  речь  идет  о  какой-нибудь  мягкой,  украшенной  вышивкой
подушечке, на которой может отдохнуть,  нас