сего
заметил,  что  ее  губы  вымазаны   кровью.   Потом   он   увидел   большую,
поблескивающую  от  смазки  красную  штуковину,  прикрепленную   с   помощью
замысловатой системы ремней к нижней части ее живота, и в ужасе застонал.
   - Этот искусственный пенис, -  сказала  она,  указывая  на  штуковину,  -
представляет собой рог единорога в оболочке из красной кордовской  кожи.  Он
применяется только для дефлорации девственниц.
   Потом, погладив Орхана ногой по губам, она  новым  пинком  повернула  его
так, что он упал ничком на солому. Она еще раз пнула его ногой.
   - Я хочу, чтобы ты стоял на коленях.
   - Когда я буду свободен, ты за это поплатишься!
   Но тут она замахнулась на него кнутовищем, и он сделал как было ведено.
   - Как же я поплачусь за это? -  язвительным  тоном  спросила  Рокселана.-
Выпороть, что ли, меня прикажешь?
   С этими словами она опустилась перед его задницей  на  колени,  поплевала
себе на ладони и заблаговременно увлажнила путь своему орудию слюной.  Потом
она взобралась на Орхана и впихнула в  него  искусственный  член  -  вернее,
попыталась впихнуть, но Орхан сильно напрягся.
   Тогда она принялась страстно шептать ему на ухо, умоляя его  расслабиться
и называя то своей "игрушкой", то своим "милым красавцем".  Однако  все  это
время она не прекращала тычков рогом, торчавшим у нее  между  ног.  Ощущение
было такое, будто бы огромный кулак, пробиваясь наверх,  пытается  разрубить
Орхана  пополам  снизу  доверху.  Будто  бы  его  казнят,  сажая   на   кол,
принадлежащий служительнице зоопарка. Будто бы  эта  женщина  сидит  у  него
внутри. Будто бы он одержим злым духом, коего нельзя не впустить.
   В последний раз его передернуло, когда Рокселане наконец удалось  вогнать
в него рог. Его захлестнула мощная волна наслаждения и боли,  невыносимых  в
своем сочетании, и он испытал оргазм.
   Рокселана  погладила  его  по  голове.  Орхан   почувствовал,   как   она
прижимается грудью к его спине. Он испытывал  мучительную  боль,  и  все  же
страстно желал  одного:  получить  возможность  повернуться  и  обнять  свою
насильницу.
   - Теперь, мой султан, путь к Священному Экстазу открыт, - прошептала  она
и,  в  последний  раз  повращав  искусственным  членом,  продолжала:  -   Не
исключено, что ты уже готов к полному угасанию, то есть к идеальной любви.
   Она могла бы кое-что добавить, но тут за  стенами  жирафника  послышались
женские голоса. Вслед за этим  Рокселана  поспешно  сбросила  с  себя  ремни
искусственного пениса  и  незаметно  ускользнула.  Орхан  ненадолго  потерял
сознание.
   Придя в себя, он увидел, что рядом с ним  на  коленях  стоит  Перизада  и
осторожно растягивает ремни искусственного пениса, чтобы его извлечь.
   - Ну и ну, да он весь в крови! - воскликнула она.- С тобой резвилась одна
из служительниц зоопарка. За дверью ждет Анадиль, но в таком  виде  тебе  не
стоит показываться ей на глаза. Тебя разыскивало большинство наложниц  и  их
служанок. Поначалу мы опасались, что ты попытаешься  бежать  из  Гарема,  но
потом решили, что ты этого не сделаешь, да  и  не  сможешь  покинуть  Гарем,
поскольку уже не в силах обходиться без того, что у нас между  ног.  Наконец
мы догадались, что ты наверняка еще в зоопарке и что  одна  из  служительниц
наверняка похитила тебя, решив поразвлечься.
   Она осторожно перевернула Орхана. Он попытался заговорить,  но  не  смог.
Попытался встать, но тяжело повалился вперед,  уронив  голову  на  массивную
грудь Перизады.  Она  вновь  уложила  его  на  солому.  Ее  массивные  груди
колыхались над самым его лицом.
   - Вот видишь, от меня не так-то просто отделаться. Я - судьба твоя.
   - Перизада, прошу тебя, помоги мне, -  произнес  он,  задыхаясь  в  своих
оковах.
   - Кажется, я знаю, что придаст тебе бодрости. Твою гадюку наверняка мучит
жажда, не правда ли?  -  заботливо  поинтересовалась  она,  после  чего,  не
дожидаясь ответа, задрала юбку и села на Орхана верхом, опустив ему на  лицо
свои полные, округлые бедра. И вновь томимая жаждой гадюка  вползла  внутрь,
дабы вдоволь напиться в "Таверне парфюмеров".
   Потом Перизада поднялась с Орханова лица и принялась искать его  халат  и
ключ от кандалов. Когда Орхан пришел в себя и оделся, она взяла его за руку.
   - Мы никому не расскажем  всей  правды  о  том,  что  произошло,  -  даже
Анадиль. Императорским наложницам не пристало знать о подобных вещах. Однако
тебя необходимо привести в порядок. Пора отправляться в баню.
 
 
 
   Глава шестая
   КОЗНИ ФЕЙ
 
   Один великий философ однажды заметил, что связь с хорошенькой  наложницей
подобна урокам истории. И то, и другое доставляет  бесконечное  наслаждение,
но ни то, ни другое ничему не учит. За дверью  ждала  Анадиль.  Она  была  в
розовом платье и перчатках, а в руке держала зонтик от солнца.
   Едва Орхан оказался в пределах слышимости, как она заговорила:
   - Вот и ты наконец! Ты что, резвился с одной  из  служительниц  зоопарка?
Все принцы одинаковы. Те тоже были похожи на животных, а когда  выходили  из
Клетки, думали только о том, как бы потереться плотью о  плоть.  Я  полагаю,
что мы, девушки  Гарема,  призваны  обучать  вас,  мужчин,  искусству  более
возвышенной любви.
   И она протянула ему свою затянутую в перчатку руку для поцелуя.
   - И не поднимай голову. Не люблю, когда на меня постоянно  смотрят.  Если
мы идем рядом, ты должен говорить о том, какая я привлекательная, а можешь и
скромно предлагать мне свои услуги.
   Идя рядом с Анадиль, Орхан чувствовал, как его окутывает запах ее  духов.
Она сказала ему, что это "иланг-иланг". Он решил, что духи пахнут смертью  -
надгробными  плитами,  толстыми  коврами,  похоронными  песнями  и  горящими
курильницами, - пахнут горько и зловеще. Перизада, шедшая впереди,  сказала,
что кратчайшая  дорога  к  бане  пролегает  через  конюшни,  но  Анадиль  не
послушалась ее совета, заявив, что  путь  Перизады  только  заведет  их  еще
дальше в глубь зоопарка. Так что Анадиль показывала  дорогу,  попутно  читая
Орхану  наставления  по  поводу  тренировки  взгляда  и  о  том,   как   ему
продвинуться из мирской сферы секса в священную сферу  любви.  Слушал  Орхан
вполуха. Он любовался округлыми бедрами Перизады и ее вихляющей походкой.
   Свободной ладонью Анадиль похлопала его по руке:
   - Надеюсь, ты насладился сексом со служительницей зоопарка. Отныне  и  до
самого твоего смертного часа больше никакого секса не  будет...  А  что,  та
девушка была так же привлекательна, как я?
   - Нет.
   - Ответ неправильный. Ты должен указать, в каких именно отношениях она не
так привлекательна, как я.
   Дабы угодить Анадиль, Орхан покорно составил  перечень  комплиментов,  но
взгляд его был устремлен на Перизаду, а мысли вновь  витали  где-то  далеко.
Что-то из сказанного Рокселаной будило в нем дурные предчувствия, но  он  не
мог вспомнить, что именно. Впрочем, уже все будило в нем дурные предчувствия
- духи Анадиль, ее упоминание о его  смертном  часе,  запустение  в  Гареме.
Вдалеке послышалось жутковатое пение евнухов. Но путь, которым они шли, - по
узким коридорам, тянувшимся между заброшенными гостиными и чуланами,  -  был
совершенно безлюден. Идя там вместе с Анадиль и Перизадой, Орхан думал о той
манере, в которой женщины выставляли  перед  ним  напоказ  свои  тела,  и  о
неумолимой череде соитий и телесных наказаний... Ему казалось, будто Гарем -
всего лишь плод воображения принцев из Клетки. Будто  Гарем  был  создан  из
чего-то не более материального, нежели сексуальные фантазии мужчин,  ставших
его узниками.
   Они дошли до узкого Прохода Карликов,  по  обе  стороны  которого  стояли
домики  для  придворных  карликов,  напоминавшие  собачьи   будки.   Анадиль
заглянула в несколько будок, чтобы посмотреть,  нет  ли  дома  карликов  или
членов их семей, но комнаты их тоже были безлюдны, да и вокруг  не  было  ни
души и некому было показать им дорогу. Хотя Перизада уже когда-то  бывала  в
этом месте, она никак не могла вспомнить, как добраться оттуда до бани. Было
уже совершенно очевидно, что они безнадежно заблудились,  и  Орхан  не  смог
скрыть раздражения.
   - На твоем месте я бы так не торопилась достичь места своего  назначения,
- печально молвила Перизада.
   - Перизада права, - сказала Анадиль.- Дыши воздухом и наслаждайся  сменой
обстановки. Мы совершаем приятную прогулку.
   Однако, сделав еще несколько шагов по Проходу, они обнаружили,  что  путь
им преграждает гигантская фигура,  возвышающаяся  над  будками  карликов,  -
черная, в черных халате и тюрбане, с ятаганом  в  руке.  Человек  одарил  их
чудовищной улыбкой:
   - Анадиль, дорогая!
   - Мы спасены! - воскликнула она.- Это Эмеральд.
   - Ты припасла для меня шоколадные конфеты? - спросил Эмеральд.
   - Не сегодня, Эмеральд. Не будем сейчас об этом. Вот твой новый господин,
султан Орхан, а это моя  прачка,  Перизада.  Мы  все  направляемся  в  баню,
Эмеральд. Ты можешь показать нам дорогу.
   Он поклонился:
   - Слушать - значит повиноваться. Но сначала вы, быть может,  окажете  мне
честь, зайдя ко мне выпить кофе?
   Обстановка в покоях Кисляр Аги, или  Старшего  Черного  Евнуха,  радовала
глаз. Они сидели на низких, мягких скамейках и пили кофе. Полки  у  них  над
головами были уставлены аквариумами с золотыми рыбками. Появился и вскочил к
Эмеральду на колени голубовато-серый кот.
   - Азраил, названный так в честь своего деда, Ангела Смерти.
   Эмеральд закурил  кальян  и  в  ходе  беседы  то  попыхивал  им,  то  пил
маленькими глотками кофе. Однако  вскоре  он  отложил  мундштук  кальяна  и,
повернувшись к Орхану, задумчиво посмотрел на него.
   - Я не был рожден евнухом, - сказал он.
   Орхан дал понять, что он так и предполагал.
   - Рос я принцем в сердце Африки. Все женщины в нашем племени были  моими,
стоило  лишь  захотеть.  Только  брату  моему,  царю   племени,   отдавалось
предпочтение передо мной. В частности, была там  красавица  по  имени  Рася.
Помню, ляжки у нее были не хуже, чем у прекраснейших представительниц нашего
рогатого скота. Мучимый завистью к брату, проводившему ночи с Расей, я лежал
не смыкая глаз. Но однажды к брату явились старейшины племени и обвинили его
в  том,  что  из-за   женщины,   вскружившей   ему   голову,   он   забросил
государственные  дела.  Человек  не  столь  благородный,  выслушав  подобное
наставление от своих советников,  мог  бы  прогневаться,  но  брат  мой  был
великим монархом. Поэтому он велел рабам позвать Расю.  Тогда  она  поспешно
явилась к нему, величавая и прекрасная в своем лучшем  наряде,  и,  представ
перед моим братом, устремила на него любящий взгляд. Он  попросил  старейшин
полюбоваться ею, и, один за другим, все признались, что, осчастливь их такая
красивая дама в постели, они тоже забросили бы государственные  дела.  Тогда
брат мой, царь, кивнул и попросил Расю приблизиться. Она  сделала  как  было
велено, и он тотчас перерезал ей  горло  своим  кинжалом,  обагрив  себя  ее
кровью. "Я не только господин племени моего, но  и  сам  себе  господин!"  -
сказал он и с этими словами отпустил старейшин.
   Разумеется, эта сцена произвела на меня огромное впечатление.  Но  вскоре
место Раси заняла другая очень красивая женщина. Кажется, ее  звали  Макала.
Она оставалась в живых всего несколько месяцев. На сей раз советники даже не
успели выразить недовольство, прежде чем  брат  мой,  опасаясь,  как  бы  не
попасть в зависимое от нее положение, убил ее. Но потом появилась  еще  одна
женщина... и еще одна. Я удалился поразмышлять. Будучи очень похож на брата,
я тоже боялся стать одержимым страстью к женщине - или  к  женщинам.  И  это
было проблемой не только для нас с братом. Секс приводил в исступление  всех
мужчин в нашем племени. К тому же привлекательных женщин на всех не хватало.
Положение было столь безвыходным, что мужчины нашего племени ходили к реке в
надежде на секс с крокодилами. (Это кажется нелепым, но тогда  мы  все  были
молоды.) Вам, конечно, известно, что самка крокодила, готовясь к спариванию,
переворачивается на спину, дабы самец мог на  нее  взобраться.  Всякий  раз,
когда мужчины моего племени видели, что это происходит, они выбегали из дома
и убивали или по крайней мере прогоняли самца. Самке очень трудно  вернуться
в нормальное положение, и поэтому,  пока  она  беспомощно  металась,  мы  по
очереди на нее взбирались. Я дважды вступал в половую связь  с  крокодилами.
Помню, как нелепо они выглядели, когда я поглаживал их по горлу.  Считалось,
что такое поглаживание приносит удачу - предвещает блестящее  будущее,  и  в
моем случае так и вышло, ибо ныне я - Старший Евнух оттоманского Гарема.
   Эмеральд сделал глубокий вдох, горделиво посмотрел вокруг и продолжил:
   - Однако я отвлекся. Речь шла о том, каким образом я сделался евнухом.  Я
сознавал, что, дабы отбросить эмоции и не оказываться больше жертвой  каждой
встречной  женщины  -  или  самки  крокодила,  -  придется   принять   более
радикальные меры. Мне не хотелось прожить жизнь бездумно. Напротив, я  хотел
строить свое будущее в соответствии с принципами  чистого  разума.  Я  хотел
определять свою судьбу с помощью той головы, что у  меня  на  плечах,  и  не
хотел, чтобы головка у меня между ног заставляла меня совершать безрассудные
поступки и отменяла решения вышеупомянутой головы. Необходимо было бежать из
неволи, в которой я  томился  благодаря  принадлежности  к  своему  полу,  и
перестать зависеть от взлетов и падений моего члена.
   Поэтому я заплатил, чтобы меня оскопили. Стоило это недешево,  да  и  без
боли не обошлось. Я велел довести дело до конца.  Были  удалены  и  член,  и
яйца, так что теперь я - один из сандали,  то  есть  гладких  скопцов.  Дабы
прижечь рану, меня на три дня по шею зарыли в песок, и  все  это  время  мне
нечего было пить. Но дело того стоило. Поймите, против женщин  я  ничего  не
имел. Мне нравились женщины. И нравятся до сих  пор.  Я  был  только  против
секса - против всех этих нелепых судорожных подергиваний и всех этих грязных
жидких  субстанций.  И  все  же  дело  обернулось  не  совсем  так,  как   я
рассчитывал...
   - Эмеральд! - предостерегающе воскликнула Анадиль.
   - Ах нет, мне вспомнилось то время, когда появились пери. Тебя тогда  еще
не было, Анадиль. Это случилось еще в те времена,  когда  правил  Баязит,  а
нынешняя наша старшая вал ид е не достигла даже положения Попугая.  Тогда  я
как  раз  начал  служить  в  Гареме,  ибо,  коль  скоро  меня  кастрировали,
вознамерился воспользоваться своим новым состоянием и, рассчитывая  добиться
успеха в жизни, решил попытаться стать одним из  императорских  невольников.
Судьба мне благоволила, и вскоре  один  из  представителей  султана  Баязита
купил меня в Каире и привез в Стамбул, где я был принят на службу в Гарем. Я
был еще молод, но,  несмотря  на  юный  возраст,  будучи  сандали  -  гладко
оскопленным, - завоевал известный статус и уважение  в  кругу  тех  евнухов,
коим отрезали только яйца. Сразу же,  как  только  я  прибыл,  мне  поручили
ведать охраной и велели не допускать мужчин  к  дамам  Гарема  -  ни  одного
мужчину, кроме султана, конечно. Однако вскоре  я  обнаружил,  что  эта  моя
должность - не  что  иное,  как  синекура,  ибо  всем  мужчинам,  достаточно
безрассудным,  чтобы  решиться  на  попытку  тайком  пробраться   в   Гарем,
преграждали путь задолго до того, как я успевал почуять неладное. В  дальнем
внутреннем  дворе  Дворца,  оберегая  целомудрие  дам  Гарема,  неустанно  и
бдительно несли караульную службу стражники-янычары.
   Правда, в  период  царствования  Баязитова  отца  парочке  молодых  людей
удавалось несколько раз проникнуть в Гарем, переодевшись  портнихами.  Но  в
конце концов обман  был  раскрыт,  и  с  этим  делом  было  тайно  и  быстро
покончено. То, как именно с ним было покончено, стало известно лишь  месяцев
пять или шесть спустя, когда один ныряльщик, из тех, что плавают в Босфоре и
зарабатывают  на  жизнь,  обчищая  затонувшие  корабли,  прыгал  в  воду   с
Дворцового мыса. Место там неглубокое,  но  вода  мутная,  и  в  ней  трудно
что-либо  разглядеть.  Однако  охотники  за  корабельным  грузом   научились
преодолевать это препятствие. Перед погружением в воду они  набирают  в  рот
оливкового масла. Потом, опускаясь  на  дно,  выплевывают  масло  и  смотрят
сквозь него. В темной воде это масло  сродни  яркой  лампе.  Короче  говоря,
ныряльщик выплюнул масло, прыгнув в воду  с  Дворцового  мыса,  после  чего,
глядя сквозь большой, золотистый масляный плевок, который  колыхали  течения
Босфора, увидел лежавшие на песчаном  дне  утяжеленные  мешки,  тоже  слегка
колыхавшиеся  под  воздействием  течений,  и,  приглядевшись,   понял,   что
очертания груза, заполняющего мешки, являются, или по крайней мере являлись,
человеческими.  Ныряльщик  поднялся  на  поверхность  и  посоветовал  другим
пловцам даже не помышлять о  поиске  затонувших  кораблей  на  этом  участке
пролива.
   То были прекрасные и жестокие времена. Но все это уже было в  прошлом.  В
мое время никому не удавалось прошмыгнуть мимо янычаров - то есть ни  одному
человеку.  Поэтому,  совсем  недолго  прослужив  блюстителем  нравственности
Гарема, я вскоре стал с некоторым самодовольством и даже с ленцой относиться
к своим обязанностям. Я был молод, да и девушки были молоды  и  милы.  Через
несколько месяцев,  однако,  я  начал  замечать  на  некоторых  простынях  в
спальнях белые пятна. Я пожурил наложниц, на чьих простынях  были  оставлены
столь подозрительные следы. Все наложницы бойко оправдывались и  ухмылялись.
Да ведь это, отвечали они, всего лишь пятна от яичных белков! Таково было их
новое страстное увлечение - есть по ночам сырые яйца в постели. Хоть евнухом
я был молодым и неопытным, все же меня терзали сомнения. Почему же, в  таком
случае, не оставляли пятен желтки? Примерно в то же время я постепенно начал
сознавать, что до меня доносится еле слышный звон колокольчиков. При этом  у
меня по коже бежали мурашки. Такое бывало не всегда, но происходило все чаще
и чаще.
   Я продолжал производить неожиданный осмотр спален, но так ни  разу  и  не
застал наложницу в объятиях молодого человека - как, впрочем,  и  не  видел,
чтобы кто-нибудь из наложниц ел сырые яйца. Можно было бы обо всем позабыть,
кабы не то обстоятельство, что, как я замечал,  некоторые  девицы  выглядели
бледными и изможденными. Я входил к ним без  предупреждения  и  обнаруживал,
что они без видимой  причины,  вместе  или  поодиночке,  негромко  стонут  и
корчатся на полу или на матрасе. Как вам известно, Баязит некогда благоволил
к  сильным,  полным  жизни  молодым  женщинам,  и  мы   всячески   старались
приобретать на невольничьем рынке только самые здоровые экземпляры. Но в тот
момент казалось, что его Гарем лишился всех жизненных сил. Девушек  перестал
интересовать даже прелестный старый "Ковер Веселья", а те,  что  здоровались
со мной во время моих инспекционных  обходов,  смотрели  на  меня  безумными
глазами и потели. Не в лучшем состоянии пребывал и султан.  Я  заметил,  что
руки у него стали холодные, влажные на ощупь и слегка дрожат, как листья при
слабом дуновении ветра.
   Потом, в один прекрасный день, ко мне подошли две самые молодые наложницы
и пожаловались на то, что стали  хуже  видеть.  Они  боялись,  что  начинают
слепнуть. В тот же миг я осознал, что лишь такой глупец, как я, мог не сразу
догадаться, в чем дело.  Неудивительно,  что  у  наложниц  стало  ухудшаться
зрение!
   Для пущего эффекта Эмеральд сделал паузу.
   - В Гареме было полным-полно пери!
   Анадиль фыркнула, но Эмеральд продолжал:
   - Полагаю, я - единственный человек в этой  комнате,  который  когда-либо
видел пери. А увидеть их отнюдь не просто. Они  похожи  на  джиннов,  только
поменьше. Джинн зачастую  крупнее  человека,  и  порой  ему  или  ей  бывает
трудновато втиснуться в человеческое тело. Другое дело -  пери.  Разве  пери