и,  плюясь  на  новый  Даниилов  свитер
"Polo", зашипел:
   - Помнишь, ты меня о Густаве спрашивал?
   - Ну?
   - Мы с ним встречались.  Он  спрашивал,  не  появились  ли  у  нас  в
отделении люди, готовые на серьезные дела.
   - А ты?
   - Я рассказал ему про тебя. Сказал, что ты хочешь с ним работать.
   - А он?
   - Он спросил, серьезный ли ты парень.
   - А ты?
   - Я сказал, что ты нормальный.
   - А я нормальный?
   - Говорят, в Москве кого-то из его парней прямо  с  "калашниковым"  в
сумке взяли. Пришлось работу всего  отделения  сворачивать.  Теперь  ему
нужны люди. Так что он тебе позвонит, жди.
   Тем же вечером Даниил снова сидел в мягком  кожаном  кресле,  смотрел
сквозь  большие  окна  на  безлюдную  Захарьевскую  и   в   подробностях
пересказывал свой разговор с Брюквой.
   Выслушав его, Майор хищно улыбнулся.
   - Мы сегодня же поставим ваш телефон на прослушивание. Когда он  вам,
Даниил Владимирович, позвонит, постарайтесь подольше продержать  его  на
связи. Если получится, арестуем его прямо у аппарата. На всякий  случай,
если он будет предлагать вам встретиться, не  отказывайтесь.  Премию,  о
которой мы договаривались, вы сможете получить сразу же после ареста.
   Даниил вышел из здания  и  подумал,  что,  если  неуловимого  Густава
арестуют в тот момент, когда он будет ему  звонить...  или,  еще  лучше,
придет  на  встречу...  члены  Боевой  группы  непременно  заподозрят...
заподозрят его, Даниила Сорокина... и тогда они...
   Что они сделают... как далеко смогут пойти... он старался  не  думать
об этом. Он зарывался лицом в золотистые волосы Полины,  до  изнеможения
целовал ее роскошное, упругое тело.
   Перед тем как уснуть, они, лежа в кровати, слушали радио. Она доедала
мороженое. Он прямо из горлышка пил вкусное красное вино. Той ночью  ему
приснился их с Полиной дом, стоящий на берегу теплого  моря,  и  в  окно
этого дома, сжимая в зубах нож, лез длинноволосый угреватый парень родом
из Пензы...
   Прежде чем Густав позвонил, прошло почти две недели.  Первоначальное,
до дрожи в диафрагме, напряжение прошло. Даниил начал понемногу  верить,
что Густав не позвонит.
   Но он позвонил.
   - Господин Сорокин?
   - Да, это я.
   - Я читал вашу книгу. Наверное, это лучшая книга о революции, какую я
держал в руках.
   Они разговаривали недолго. Положив трубку,  Даниил  не  смог  понять,
хватило ли спецслужбистам времени засечь,  откуда  звонили.  Он  положил
трубку и только  после  этого  почувствовал,  что  ему  нечем  дышать...
почувствовал, как дрожат его руки.
   Это был последний день, который он провел как обычно. С тех  пор  как
раздался звонок, жизнь его пошла совершенно иначе.

24 сентября. Раннее утро

   - Ну давай, Лора...
   - Отстань.
   - Ну, Лорка...
   - Говорю - отстань.
   - Давай-давай, не ломайся...
   - У тебя  совесть  есть?  К  похмельному  человеку  с  такими  вещами
лезть...
   - Я сказал, не капризничай...
   - Гребень, ты идиот...
   - Тебе сложно?..
   - А если меня прямо на тебя вырвет?
   Короткое шебуршение. Пара всхлипов. Минутная пауза... снова сопение и
скрип пружин кровати.
   - Убери свою кретинскую руку... И не надо так глубоко.
   Еще одна пауза.
   - Да говорю же тебе - не надо... Я сама...
   Даниил открыл глаза, послушал  звуки  из  соседней  комнаты  и  снова
закрыл.  Несколько  минут  лежал  не  шевелясь,  пытаясь   понять   свое
состояние.
   Вроде бы ничего нового. Ноющий пульс в затылке, чужой, не умещающийся
во рту язык, пустота ниже диафрагмы. Смущала лишь саднящая боль в правой
руке.
   Он вытащил руку из-под одеяла, разлепил глаза и рассмотрел  ее.  Рука
как  рука...  грязные,  с  траурными  ободками,  пальцы.  Костяшки  были
разбиты, и на них запеклась черная кровь.
   Кому это я вчера? Ах да...
   - Давай... давай, милая... моя дев... моя де-евочка...
   Даниил поворочался, стараясь глубже зарыться под одеяло.  Зажмуриться
бы, вжаться лицом в серую от грязи наволочку и пролежать до обеда.
   Он  свесил  ноги,  почувствовал  холодное  прикосновение   линолеума.
Первое, на что он каждое утро натыкался взглядом, был висевший на  стене
портрет Гребня. Портрет нарисовала Лора.  Лица  на  нем  было  почти  не
разобрать. Зато  выделялся  здоровенный,  изображенный  в  анатомических
подробностях член.
   На стуле под портретом  грудой  была  навалена  одежда:  палестинский
платок и футболка Гребня  вперемешку  с  окаменелыми  носками  Артема  и
нижним бельем Лоры.
   Похоже, вчера парни начали раздевать ее, даже не доведя  до  кровати.
Чем склонять неизвестно к чему, лучше бы  заставили  девушку  постельное
белье постирать.
   Ежась от холода, он выудил из кучи свой "Левайс",  вжикнул  зиппером,
протянув руку, включил радио и пошлепал в туалет.
   За дверью туалета рычал Артем.  Даниил  подергал  ручку  и  подождал.
Артем задыхался, сипел и отплевывался.
   - Долго ты там?
   Новый  фейерверк  звуков.  Даниил  плюнул  и  пошел  в   ванную.   Из
потемневшего зеркала на него глядело смутно знакомое лицо.
   За время, пока он, склонившись над раковиной, тер зубы старой,  почти
лысой щеткой, по облупившейся стене успела пробежать,  наверное,  дюжина
тараканов. Тараканов в квартире было много. Однажды он проснулся оттого,
что мерзкая тварь ползла прямо по его волосам...
   Даниил жил в этой квартире уже почти три месяца. Вообще данный притон
был найден Густавом как раз на такой случай, как  сейчас,  -  когда  вся
группа должна быть под рукой.
   Недавно он сказал, что намечается большая акция  и  в  ближайшие  две
недели все они будут жить вместе. Режим конспирации -  максимальный.  Из
дому выходить как можно реже.  Никаких  магнитофонов  и  телевизора:  не
хватало, чтобы соседи вызвали ментов. Помните: здесь, в квартире,  почти
все запасы нашего оружия и боеприпасов, это понятно?
   Даниилу Густав разрешил жить на  конспиративной  квартире  постоянно:
"Раз уж у  тебя  так  вышло,  то  живи.  Заодно  и  порядок  тут  будешь
поддерживать".
   Даниил  вытер  руки,  еще   раз   полюбовался   на   свое   отражение
(покрасневшие глаза, свалявшиеся,  нечесаные  волосы,  щетина,  клочками
разбросанная по щекам) и вышел из ванной.
   - Привет, - буркнул он, заходя на кухню.
   Лора кивнула.
   - А где Гребень?
   - Зарядку пошел делать, идиот. Ты же знаешь - пятьдесят  отжиманий  и
ледяной душ.
   Даниил оглядел стол. Пепельницы и  грязные  тарелки  напоминали  поле
боя. Наших били по всем фронтам. Пустых бутылок набралось  столько,  что
вместо следующей экспроприации их можно будет просто сдать.
   Даниил открыл форточку. Уже какой день по утрам у него  болел  зуб  -
пятый верхний справа. Денег вылечить  зуб  все  равно  не  было.  Даниил
старался не обращать внимания. Зуб ныл омерзительно.
   - Еды не осталось?
   - Тебе чего? Шашлык по-карски? Осетрину бешамель?
   - Вообще ничего?
   - Пива вон стоит две бутылки.
   - Хм, действительно пиво... Как это мы вчера не допили?
   Протискиваясь на кухню, Артем просипел:
   - Сосьялисьм о муэрте.
   - Муэрте, муэрте. На кой хрен нам сосьялисьм?
   Такой, как сейчас, он особенно напоминал толстого,  глупого  ребенка.
Оглядев Артема, Лора сжалилась и спросила, не налить ли ему пива?
   - Какое пиво - посмотри на меня... С  утра  вышел  водички  попить  -
блевал час, наверное, без перерыва.
   - Это все последняя бутылочка твоя вчерашняя. Кто громче  всех  орал:
"Еще одну! Переходим,  блядь,  на  вино!"  Сколько  можно?  Третий  день
творения!
   - В смысле?
   - В смысле, что третий день подряд в тварей  превращаетесь!  Еще  раз
устроите то, что вы устроили ночью, - нажалуюсь на вас Густаву.
   - А что мы устроили?
   - Ты лучше у Лоры спроси, что вы с Гребнем  вчера  устроили!  Спермой
всю квартиру провоняли!
   Раскрасневшийся и мокрый, из ванной появился Гребень.
   - Здорово, парни!.. Артем!.. бразер!.. ты, как бы, живой, что ли?.. а
я думал, ты сдох уже на хуй... на радость, как бы, мировой буржуазии!
   Гребень скакал по-боксерски вокруг Артема, а тот морщился и защищался
негнущимися руками. Из комнаты  слышались  звуки  попсовенькой  песенки.
Звуки казались знакомыми.
   Даниил хотел сказать Гребню что-нибудь остроумное  и  жизнерадостное.
Остроґта умерла, не родившись. Как это  обычно  бывает  с  похмелья,  ты
просыпаешься и обнаруживаешь, что связь между мыслью и словом разрушена.
Открываешь рот и понимаешь, что понятия не имеешь, чем закончится фраза,
которую ты произносишь.
   - Люблю похмелье. Вы,  как  бы,  дураки,  ни  хрена  не  понимаете  в
настоящем удовольствии. Я, может, и пью-то только ради этого  состояния.
Открываешь, как бы, глаза, и - wow! - мир не узнать...
   -  А  я  с  похмелья  мясо  люблю.  Грузинское.   Хинкали   там   или
аджапсандали. Или лобио...
   - Лобио - это не мясо, это такие бобы...
   Нарезав салат, Гребень пристроился к столу и принялся, сочно  хрустя,
завтракать. Остальные сидели и молча на него смотрели.
   Потом Даниил все-таки сформулировал связную мысль:
   - Гребень, ты скотина. Ешь как все  -  пельмени  и  макароны.  Хватит
травить душу своими фруктовыми салатами.
   - С чего это мне есть пельмени и макароны?
   - Пельмени и макароны - это еда бедных.
   - Еда бедных - это, как бы, хлеб без масла.
   - Ешь хлеб без масла.
   - От мучного толстеют.
   "Ха!" - только и сказала Лора. Сама она ела все подряд, причем с утра
до вечера. И при этом даже не думала  толстеть.  Оставалась  узкобедрой,
узкоплечей, почти безгрудой девочкой-тинейджером. Вот только губы всегда
немного припухшие... словно усталые.
   Иногда, глядя на Лору, Даниил сравнивал ее с  Полиной.  С  роскошной,
ухоженной  Полиной,  которая  любила  свое  тело...  которая  только  на
косметику, парикмахерскую, стоматолога, нижнее белье и противозачаточные
"пилз" тратила в месяц больше $300.
   Лора с ее короткой, почти под ноль  стрижкой  и  вечно  исцарапанными
руками была другой. Из тех,  переспав  с  кем,  ты  просто  застегиваешь
пуговицы на джинсах  и  думаешь,  что  именно  сейчас  было  бы  недурно
покурить.
   Даниил скосил на нее глаза и вспомнил, как Гребень  рассказывал,  что
утренний секс здорово снимает похмелье.
   Он привстал с табуретки и  взял  со  стола  бутылку  пива.  На  ощупь
бутылка была теплая и липкая. Он отковырнул пробку, и из горлышка выполз
язычок тягучей пены. Даниил  почувствовал,  как  к  царящим  в  квартире
запахам (дешевых сигарет, грязного белья, пота плохо  питающихся  людей)
примешался мерзкий запах дрожжей.
   - Ты, Лорка, помнишь, как мы вчера за этим последним пивом в  магазин
гоняли?
   - Вы, как бы, вчера еще и из дому выходили? Густав узнает - убьет!
   - Убрать бы тут... В смысле, к приходу Густава.
   - Во сколько он обещал прийти?
   - Кто ж его знает? Сказал, в первой половине.
   - Время не сказал?
   - Шутишь? Он же никогда не говорит. Конспирируется, блядь...
   Все посмотрели на стол. На горы грязной посуды.  На  липкие  бутылки,
полные мокрых окурков. На разбросанные всюду почерневшие остатки  еды  и
ярко-вишневое пятно от чего-то пролитого посредине стола...
   По линолеуму цвета  уличной  грязи  с  видом  первопроходцев  изредка
пробегали тараканы. Гребень выбрался из-за  стола,  поставил  тарелку  в
раковину и положил ладонь Лоре на плечо.
   - Товарищч, я уполномочен, как бы, донести до  тебя  задание  партии.
Тебе выпала высокая честь, товарищч. Ты должна будешь все здесь  вымыть,
убрать и до блеска надраить. Чтобы лидер нашей, как бы,  группы  остался
доволен. Ты все поняла, товарищч?
   Он заглянул Лоре в лицо и улыбнулся.
   - Сука ты, Гребень. Мог бы и помочь.
   - Я не могу. Я повел, как бы, Жирного на балкон, проветривать.  А  то
он нам сейчас всю кухню заблюет. Ты ж не хочешь, чтобы  Жирный  заблевал
нам всю кухню?
   Они ушли на балкон. Даниил выискал себе еще один окурок  и  с  ногами
забрался на табуретку.
   Лора состроила мину и начала понемногу складывать грязную  посуду  со
стола в раковину.
   Он пускал кольца и смотрел, как она двигается. Ногам было холодно,  а
справа за ухом противно бился пульс, но Даниил только  затягивался...  и
смотрел.
   У нее была длинная, красивая шея и зеленые  глаза,  а  на  предплечье
была вытатуирована маленькая ящерица с желтым хвостом.
   (убери свою кретинскую руку... и не надо так глубоко... я сама.)
   Вообще говоря, Лора считалась девушкой Густава. Великого и  Ужасного,
Неуловимого и Всезнающего Густава, приезда которого  они  ждали  сегодня
утром. Правда... как бы поточнее? Тут имелся нюанс.
   Даниил прекрасно помнил, что, когда  в  прошлом  году  Группе  срочно
понадобились деньги на выпуск листовок, а экспроприацию Густав решил  не
проводить, дело кончилось тем, что они  две  недели  подряд  по  очереди
водили Лору на вокзалы. Где по сходной  цене  продавали  ее  подвыпившим
приезжим.
   На эти деньги они потом издали целую кучу отличных, забойных листовок
и газет. Боґльшая часть из них до сих пор лежала в дальней  комнате  под
кроватью...
   Лора составила всю посуду в раковину и поддернула рукава футболки. Он
посмотрел на ее губы. Губы у нее были красивые.
   (не надо так глубоко... я сама.)
   Футболка  с  изображением  бандитских   рыл   незнакомой   рок-банды.
Угловатые  плечи  подростка.  Полоска  белого  тела  между  футболкой  и
джинсами.
   - Лора... - сказал Даниил,  чувствуя,  как  садится  его  голос.  Она
перевела взгляд с раковины на него.
   - Лора... иди сюда...
   - В смысле?
   - Ну иди...
   - О не-ет!.. Ты-то хоть не лезь.
   - Ну Лорка... Ну... Ну иди сюда...
   - Вы что все, взбесились?
   - Кто "все"?
   Он  встал,  приобнял  ее  за  талию  и  подтянул  к  себе.   Она   не
сопротивлялась. Она просто смотрела на  него  усталым  взглядом  зеленых
глаз.
   - Ну давай...
   - Чего "давай"? Чего все время "давай"?
   - Давай, не ломайся...
   - Почему с этим с утра-то лезть нужно, я не понимаю?
   - Лора, пожалуйста!.. А поговорим мы потом...
   - Слушай, Писатель, у тебя  совесть  есть?  Думаешь,  у  тебя  одного
похмелье?
   - Давай поговорим потом! Садись!
   - У меня башка взорвется сейчас!..
   Окончательно  переставая  понимать,  что  несет,   Даниил   продолжал
говорить:
   -  Я  быстро...  вот  увидишь  -   я   быстро...   ну   давай...   ну
ПО-ЖА-ЛУЙ-СТА!!!
   "Ох, блядь..." - выдохнула она,  садясь  на  корточки  и  расстегивая
молнию у него на джинсах.
   В раковине шумела вода, в комнате надрывалось радио, а  на  столе,  в
куче  мусора,  лежала  чумазая  тряпка.  Она  умела  делать...  то,  что
делала... она умела это так, что мужчин скручивало в узел.
   Она вставала с колен и равнодушным жестом вытирала  губы,  а  мужчины
долго не могли отдышаться и, поднося зажигалку к сигарете,  чувствовали,
как дрожит огонек. Но было что-то оскорбительное в покорности, с которой
она соглашалась на то, чего хотели от нее мужчины.
   Губы у нее были теплые и мягкие... и вся  она  была  очень  теплой  и
очень мягкой. Она делала все, что бы  он  ни  пожелал...  даже  то,  что
невозможно сделать.
   Он руками прижимал ее голову, а она не сопротивлялась. Она была  лишь
продолжением его воли, но с каждой минутой Даниил все отчетливее  ощущал
запах  теплого,  несвежего  пива  и  собственной  давно   не   стиранной
футболки... все меньше понимал, зачем ему это нужно.
   Он чувствовал, как издалека...  из-за  спины...  на  него  накатывает
острое, как приступ, удовольствие, как в затылок впиваются  сотни  тысяч
крошечных коготков, как тело опять перестает ему принадлежать.
   Она не прекращала двигаться ни  на  секунду.  Он  запрокинул  голову,
задохнулся... и именно в этот момент дверь на кухню открылась и в дверях
появился Густав.
   В раковине по-прежнему шумела вода. За окном по  небу  плыли  грязные
облака.
   "Кхм", -  судорожно  выдохнул  Даниил,  чувствуя,  как  пляшут  перед
глазами красные чертики восторга.
   На Густаве, как обычно, был черный плащ. Смотрел  он  все  так  же  -
будто брезгливо разглядывал что-то за спиной собеседника.
   Даниил осторожно убрал ладони с затылка Лоры. Она поднялась с колен.
   - Здравствуй, Густав.
   - Здравствуй, Лора. Здравствуй, Данила.
   - Доброе утро, - проговорил Даниил. Голос его поднялся до  совершенно
кретинского фальцета. Лора выключила все еще бьющую в раковину  воду  и,
покопавшись в пепельнице, выудила оттуда совсем маленький окурочек.
   Ощущения возвращались по  одному.  Неожиданно  он  почувствовал,  что
просто помирает от жажды. Секунды тянулись как резиновые.
   Густав  стоял  в  дверях.  Лора  курила.  Даниилу  хотелось   одного:
зажмуриться и умереть.
   Ровным, ничего не выражающим голосом Густав наконец проговорил:
   - Если вы помните, мы собирались  сегодня  провести  совещание  вашей
группы. Через десять минут я хотел бы, чтобы вы были полностью готовы.
   После этого он аккуратно закрыл за собой дверь.

24 сентября. Утро

   Они впятером сидели  в  большой  комнате  вокруг  стола.  Радио  было
выключено. В комнате висела непривычная, нервирующая тишина.
   - Сколько вы вчера взяли денег?
   - Четырнадцать тысяч шестьсот двадцать. Это если все  пересчитать  на
доллары.
   - Меньше пятнадцати... Что-то немного...
   - Больше не было.
   - Если каждый раз, когда  понадобятся  деньги,  вы  будете  оставлять
после себя по три трупа, то на свободе долго не прогуляете. На вчерашнюю
пьянку вы из этих денег чего-нибудь брали?
   Наверное, их вчерашняя суета смешила его. Насколько знал  Даниил,  за
самим Густавом таких экспроприаций было не меньше  дюжины.  Да  и  самый
первый автомат появился в арсенале "Прямого действия"  именно  благодаря
ему.
   Чтобы добыть его, Густав  ночью,  один,  подобрался  к  складу  Богом
забытой воинской части, ладонью  зажал  рот  часовому  и,  не  торопясь,
воткнул тридцатисантиметровый охотничий нож ему в грудь.  Несколько  раз
подряд. После чего аккуратно оттащил тело подальше от  ворот  склада  и,
уходя, не забыл вытащить из подсумка запасной рожок.
   (оружие и боеприпасы городской партизан добывает себе сам.)
   Впрочем, может быть, все происходило и не так. О Густаве  в  Движении
ходило множество страшных и малоправдоподобных легенд. В  любом  случае,
этот автомат появился в те времена, когда никого из них в Боевой  группе
еще не было.
   -  Ладно.  Насколько  я  знаю,  у  ментов  никаких  зацепок  пока  не
появилось. Переходим к обсуждению планов?
   - Давай перейдем.
   - Несколько дней назад прошло  расширенное  заседание  Бюро  "Прямого
действия". Это заседание мы планировали провести давно. Дело в том,  что
последние  год-два  мы  не  идем   вперед...   а   значит,   оказываемся
отброшенными  назад.  Обсуждение  вышло  бурным.  Единогласного  решения
принято не было. Но в любом случае теперь наша  работа  будет  строиться
немного иначе. Прежде всего это касается вашей группы.
   Лора скучала. Сизый с  похмелья  Артем  внимательно  слушал.  Гребень
перебирал на столе пробки от бутылок. Даниил же краснел ушами и  не  мог
думать ни о чем, кроме того, что произошло на кухне.
   -  Не  мне  вам   объяснять,   какова   технология   государственного
переворота.  Всем  известно,  что  на  первом  этапе  должна   появиться
организация:  несколько  десятков  крепких  парней.  На   втором   этапе
начинается партстроительство. Организация растет по всей  стране.  Члены
движения готовятся к тому, чтобы, когда  наступит  час  "Зет",  заменить
органы нынешнего режима  на  местах.  На  третьем  этапе  триста  членов
движения захватывают  Кремль,  еще  триста  -  какую-нибудь  задроченную
воинскую часть, а остальные, сколько есть, из гранатометов  обстреливают
иностранные посольства, министерства, телестудии и  редакции  крупнейших
газет. В стране хаос и неразбериха. Для спасения нации движение вводит в
столицу свои танки и объявляет военное положение. Люди на  местах  берут
власть  в  свои  руки.  Все!  Через  двадцать  четыре  часа  телевидение
тр