Только принципиальный очень.

- Как это?

- Ну, упрямый. Хочет, чтобы все были такие же, как он.

- Разве это плохо? - удивился Уголек.

- Как когда...

В сарай вернулась довольная Тетка. Снаружи гремели аплодисменты. Тетка
швырнула в угол зайца и велела Мушкетеру готовиться к выходу.

- Собирай свои склянки, Витенька. А потом ваша борьба, акробаты. Не
копайтесь!

Но борьбу пришлось пропустить. Из-за Витьки.

Мушкетер успешно жонглировал стаканами и блюдцем. Упало только два
стакана, да и те не разбились на песке. Но вот появился Славка.
Мушкетер стоял на одной ноге. На другой ноге и на руках у него
вращались картонные обручи. Мушкетер покосился на Славку и сказал:

- Алле!

Славка прицелился и размахнулся...

Целился он точно. Он должен был швырнуть пластмассовую чашку, чтобы
она красиво наделась на мушкетерскую голову. Но в последний момент
Славка не нашел пластмассовую посудину и прихватил тяжелую
металлическую миску. Впопыхах Славка не подумал о Витькиной голове.

О ней подумала Тетка. Славка говорил потом, что если бы дело коснулось
чьей-нибудь другой головы. Тетка бы не крикнула. Но опасность грозила
Мушкетеру. Серебрясь на солнце, тяжелая миска снижалась на голову
жонглера.

- Ви-ить! - истошно заорала Тетка. Мушкетер поднял глаза, ловко
извернулся и вовремя ушел от гибели. Миска стукнула по ногам
пятилетнюю зрительницу Натку Лопухову и мирно легла на траву. Рев
Натки и глухой ропот родителей грозили срывом представления. Спасти
дело мог лишь неожиданный эффект.

- Марш с манежа, болтан, - тихо и зловеще процедила Тетка. Потом Тетка
подняла руку, мило улыбнулась и объявила:

- Гвоздь программы! Дрессированные звери. Аттракцион <Смерть и
воскрешение браконьера>!

Грянули полбаяна. Из-за одеяла появился самый сообразительный из
пятилетних жителей - Алешка Маковкин. На Алешке Маковкине был синий
бумажный шлем. В руках Алешка сжимал полосатую палку.

Ничуть не тронутый хлопками и криками друзей-зрителей, Алешка встал
посреди арены и поднял палку. Полбаяна угрожающе завыли. Одеяло
откинулось, и, сверкая нарядом, появился дрессировщик Угольков.

Уголек тянул деревянную тележку. В тележке, сонно щурясь, лежал Вьюн.
Регулировщик Алешка Маковкин махнул жезлом. Полбаяна оборвали вой.
Уголек дернул за цепочку, и Вьюн сел, подняв передние лапы...

Теперь, пока не поздно, следует рассказать, что должно было случиться
дальше.

Регулировщик Алешка обязан был сурово спросить:

- Гражданин Папиросыч! Зачем вам коляска? Разве у вас мало ног?

Вьюну полагалось лечь на спину и задрать лапы.

- Четыре ноги! - следовало удивиться Алешке.

Уголек собирался заступиться за Вьюна-Папиросыча, сказать, что это
очень больной человек, то есть кот. Трудно ему таскать свой живот по
земле.

После этого Вьюн должен был гулять среди прутиков, торчащих из песка,
и делать вид, что ломает веники. А потом Вьюну предстояло удирать от
милиционера Алешки, прыгать при этом через барьерчики и наконец упасть
мертвым. Тетка, одетая врачом, не сможет оживить умершего от страха
Папиросыча.

- Папиросыч! Вашу малину ребята едят! - крикнет из сарая Славка своим
оглушительным голосом. Тогда Вьюн оживет и, прыгнув сквозь обруч,
кинется спасать малинник...

Все зрители, конечно, поймут, о ком идет речь. Поймет и лейтенант
милиции Сережа. И тогда для заготовителя веников Курилыча начнется
печальная жизнь. Но...

- Гражданин Папиросыч, - скрежеща от усердия зубами, начал Алешка. -
Сколько у вас ног?

Но Вьюн не падал и лап не задирал. А чего он будет падать, если хозяин
не дергает за цепочку?

- Гражданин Папиросыч... - жалобно повторил Алешка и умолк. Цепочка
скользнула из пальцев Уголька. Уголек смотрел куда-то вдаль. Он не
думал о цепочке. Он не думал о Вьюне, о Курилыче, о лейтенанте Сереже,
о цирке. В просвете между зрителей, окружавших арену тремя тесными
кольцами. Уголек видел забор и открытую калитку.

У калитки стоял Белый Щенок.

Не будь на Угольке дурацких сапог, и повесть бы кончилась. Но сапоги,
тяжелые, как якоря, загрохотали по асфальту. И щенок вздрогнул.

И щенку показалось, что сейчас сапог опять страшно ударит его в живот,
и опять навстречу полетит зеленая земля, и воздух набьется в уши.

Щенок мчался вдоль забора, а за ним мчалось что-то пестрое, с
оранжевыми перьями на голове, и гремели сапоги. Но гром этот делался
тише и закончился шумным всплеском...

Когда Уголек поднялся из лужи, со шляпы, с плаща-скатерти и с рукавов
стекали мутные капли.

А щенка не было нигде.

Ну, а раз уж начались несчастья, то они пойдут вереницей.

- Это. Что. Такое? - прозвенел металлический голос. Мама стояла за
спиной Уголька. По лицу ее он понял, что вереница несчастий только
началась.

Но он испугался не очень. Он все еще искал глазами щенка. А потом
взглянул на грязную бахрому скатерти и тихо объяснил:

- Искусство требует жертв.

В справедливости своих слов Уголек убедился немедленно. Мама
натренированным движением повернула его спиной и затем довольно
крепким способом сообщила ему ускорение.

Она вела его по двору и говорила, что вот они придут домой, и тогда...

Уголек слушал, гремел сапогами и думал о щенке.



Цирковое представление окончилось. Зрители, забрав стулья, шумно
расходились. Артисты заперлись в сарае. Митька Шумихин, братья Козловы
и Шуруп радостно орали что-то о погорелом театре.

Вьюн продолжал сидеть на тележке. И лишь когда цирк опустел, Вьюн
пошел к дому. Он понял, что не дождется хозяина. Вьюн шел и думал о
своем поганом житье.

- Неприятности? - спросил его с забора Георгин. Вьюн сел и горестно
почесал за ухом.

- Здешние дети - такие варвары, - прокудахтал Георгин, качаясь на
голенастых лапах. С остатками хвоста ему было трудно балансировать на
заборе. - Они вас загонят в могилу.

- Собачья жизнь, - сказал Вьюн. Он поднялся и побрел домой, волоча
цепочку.





СТАРЫЙ НЕПТУН ЗНАЕТ О ЩЕНКЕ БОЛЬШЕ,

ЧЕМ САМ ЩЕНОК



В канаве щенок нашел пряник. Настоящий пряник, почти целый, только
обкусанный с одной стороны. Какой-то малыш не доел и бросил. А щенок
нашел. Повезло.

Но, как назло, подвернулась тут Шайба, кудлатая черная собачонка.
Пожилая, хоть и меньше щенка в два раза. Вредная. Увидела пряник и
заверещала сразу:

- Отдай, жулик, беспризорник! Отдай!

Дурак он, что ли, отдавать? Живот и так подвело от голода. Ухватил
пряник в зубы - и драпать. Шайбу щенок боялся. Кусается она ужасно.
Налетит, завизжит да как цапнет! А он все-таки щенок...

Шайба не отставала. А щенок со страха промчался мимо ящиков и оказался
в тупике - между складом и забором.

- Отдай! - снова завизжала Шайба и приготовилась к атаке. И вдруг
щенок увидел, что она совсем маленькая. Просто комок шерсти. Он
выпустил пряник, оскалил зубы и рыкнул. Первый раз в жизни.

Шайба присела с открытой пастью. Потом прижала уши и с отчаянным воем
рванулась в сторону. С испугу не разглядела, куда бежит. трахнулась о
забор и заверещала еще громче.

На шум прибежала длинная изящная такса Нелли, притрусила дворняжка
Вилька и приковылял хромой пудель Боб. Шайба продолжала верещать.

- Милая, успокойтесь, - извиваясь длинным телом, уговаривала Нелли. -
Не волнуйтесь так, дорогая. В чем дело?

- Жулик! - взвизгивала нервная Шайба. - Напал! Украл! Сожрал! Пряник!

Тогда все двинулись на щенка. Он уже успел изгрызть половину черствого
пряника. Но вторую половину отдавать он тоже не собирался.

- Хулиган! - визгливо пролаяла Нелли.

- Все дети сейчас такие, - сокрушенно проворчал пудель Боб и потряс
поредевшей гривой.

- Куда смотрит хозяин? - тяфкнула Вилька.

- У него нет хозяина! - пронзительно взвизгивала Шайба. - Нет!
Хозяина! Разве! У этого! Бродяги! Может! Быть! Хозяин!?

- Какой ужас! - взвыла Нелли. - Он бродячий!

- В наши времена таких щенят сразу отправляли на живодерню. - хрипло
прорычал Боб.

- Смотрите! Он все-таки жрет пряник, - возмутилась Вилька. И все
возмутились вместе с Вилькой. И еще решительней двинулись к щенку.
Конечно, каждому хотелось добраться до пряника первым.

А щенок торопился жевать. Потом будь что будет. И ничего хорошего не
было бы, но Шайба не решалась близко сунуться к щенку. А когда одна
собачонка боится, страх переходит и к другим.

- Так нельзя, - покрутив задом, решила Нелли. - Мы не какие-нибудь
бродячие. Неприлично устраивать уличную драку.

- Надо позвать Нептуна, - предложил Боб. - Это его дело - наводить
порядок.

Вилька побежала за Нептуном, и щенок понял, что ему придется худо.
Нептун был старым громадным сеттером с рыжей волнистой шерстью и
длинными ушами. Вообще сеттеры - мирные собаки, но Нептун отличался
крутым и мрачным характером. С его зубами многие были знакомы.

Нептун приближался. Вилька юлила впереди и повизгивала:

- Вот этот. Вот он... Щенок еще, а уже ворует...

Шавки поспешно расступились.

Щенок посмотрел в мутноватые синие глаза Нептуна и понял, что лучше
всего брякнуться на спину и задрать лапы. Пора.

Но он не брякнулся и не задрал. Что-то случилось со щенком. Словно
какая-то пружина вдруг в нем натянулась. Кроме страха, появилась злоба
и сразу выросла. Он был, конечно, щенком, но ведь и щенка нельзя
обижать без конца...

Он прижался задом к забору, беззвучно сморщил нос, приподнял губу. И
показал свои мелкие щенячьи зубы. Стало тихо и страшно.

- Хи, - вдруг пискнула Вилька. - Он хочет драться. С Нептуном.

Нептун опустил голову и тяжелым взглядом обвел трусливых шавок. От
этого взгляда они сначала прижались к земле, а потом брызнули в разные
стороны. Щенок увидел, как Нептун повернулся и стал медленно уходить.

Старый сеттер уходил. Он не ответил на смешную щенячью дерзость. Он
прожил на свете целых одиннадцать лет и был умным псом. Нептун многое
видел и многое знал. Помнил он и то, что есть на свете край, где
кругом только лес и реки, а люди живут в домах из оленьих шкур. Эти
люди охотятся и пасут оленей. Охотиться и стеречь стада им помогают
собаки. Нептун бывал там и знал этих собак. Встретив волка, они и ему
не уступят дорогу.

Нептун вспомнил северных собак, когда увидел остроухого белого щенка,
смешно оскалившего зубы. И ушел.





ИЗГНАНИЕ



Только под вечер Уголек появился во дворе. Он был мрачен. Он перенес
дома много неприятностей, но не это его печалило. Уголек думал,
конечно, о щенке. О белом щенке с золотыми глазами, с черной крапиной
на ухе, с самой красивой собачьей мордой...

Двор был пуст, одеяло с клоуном уже не висело на сарае, кирпичный
барьер оказался разрушенным, а на двери белели какие-то глупые надписи
и карикатуры. <Митькина работа>, - подумал Уголек, но рассматривать и
читать не стал. Не хотелось. Зато он вспомнил про другой рисунок, про
щенка, которого нарисовал Вовка-художник. Щенячий портрет все еще
белел на заборе. Но ведь это был только портрет.

С горестным вздохом Уголек покинул двор и стал подниматься по
заросшему березками склону.

Он вышел на поляну и увидел своих друзей. Они сидели на спине обросшей
махом коряги, которая лежала здесь с незапамятных времен.

- Из дальних стран, с лазурных берегов явился он, прекрасный и.
счастливый, - так известил о приближении Уголька Мушкетер. Уголек
только усмехнулся: <Счастливый>. Он сел рядом с Толиком и стал
молчать, чтобы все поняли, какая у него неудачная жизнь.

- Попало дома? - поинтересовался Славка.

- Попало, - равнодушно сказал Уголек. - Ерунда. Вот если бы...

- Значит мало попало, - с сожалением заметил Славка. - Надо бы больше.

- Ты чего это? - черные глазищи Уголька от удивления даже посветлели и
стали почти синими. - За что? Сами же скатерть просили... А теперь...

- При чем тут скатерть? Как маленький, - тихо сказал Толик. На Уголька
Толик даже не взглянул.

- Он не знает! - яростно взвыла Тетка и затрясла косами, похожими на
рога. - Он ничего не знает! Глядите! Номер сорвал! Все дело испортил!
На дворе теперь показаться нельзя! И спрашивает еще!.. Давайте выдерем
его!

Уголек испугался. Не Тетки он, конечно, испугался, а того, что все с
ним сейчас поссорятся. Все до единого! Они не понимают!

Если человека сильно обидят, ему трудно говорить громко. Уголек
прошептал:

- Вы не знаете. Вы не видели, да? Там же сидел щенок. В калитке. Белый
щенок. Я побежал, а он...

- А из настоящего цирка ты бы побежал? - спросил Толик.

- Как из настоящего?

- Очень просто. Был бы настоящим укротителем, выступал бы в настоящем
цирке. Вдруг появляется твой любимый белый щенок. Ты бы за ним, да?

- Отвечай! - заорала Тетка. - Ты бы удрал с арены, да?! А львы пускай
зрителей жрут, да?!

Уголек не отвечал. Он только моргал, чтобы не заплакать, и не отвечал.
А что говорить? Он о настоящем цирке не думал.

- Не ори, Тетка, -сказал Толик и снова спросил: - А если бы ты, как
твой отец-капитан, стоял на вахте и вдруг увидел любимого белого
щенка? Ты бы от штурвала за ним побежал?

Уголек молчал, потому что о вахте и о штурвале он тоже не думал. Он
думал о щенке. Витька-Мушкетер выпрямился во весь свой длинный рост,
глянул сверху на Уголька и заявил:

- Раньше таких людей вешали за ноги на крепостных воротах. Потому что
он изменник и дезертир..

Тут Уголек знал, что делать. Знал сразу. Тут думать некогда и бояться
нельзя. Надо всего полсекунды. Надо вскочить, разогнувшись пружиной, и
головой дать в поддыхало длинному Мушкетеру. А когда он, хватая
воздух, станет сгибаться, нужно с размаху стукнуть его по носу. Лучше
не один, а два раза. Пусть Мушкетер поколотит его. Все равно! Толик
зато увидит, что Уголек не терпит таких страшных слов. Потому что он
не изменник! Смотри, Толик!

Уголек рванулся, как пущенный из лука. Р-раз!.. Но голова его не
попала в мушкетерский живот. Голова попала в пустоту, и Уголек
пролетел шагов пять и растянулся в траве.

Было не очень больно, только жесткий стебель оцарапал лицо. Но Уголек
лежал, и ему хотелось умереть.

Спокойно умереть ему не дали. С двух сторон ухватили за плечи и
поставили. Тетка и Мушкетер.

- Живой, - сказала Тетка.

- Еще и на людей кидается, удивился Славка.

Мушкетер ядовито улыбнулся:

- Он больше не будет кидаться. Укротим укротителя.

- Ну чего вы? - с отчаяньем сказал Уголек. - Чего вы все пристали?
Толик?

- Отпустите его, - тихо приказал Толик. - Пусть идет. - Он опять не
смотрел на Уголька. Он сидел с опущенной головой и ручкой каменного
топора чертил на траве треугольники.

Уголек ушел. Раз его прогоняли, он ушел. Он шагал среди березок, не
оглядываясь и прикусив губу. Когда поляна скрылась, он лег на траву.
Может быть, он даже заплакал. Но этого никто не знает, не видел. Ведь
Уголек был совсем один.





ПОГОНЯ. <ЭТО МОИ ЩЕНОК>



Солнце на улицах. Жара. Наверное, высохла последняя лужа. А если и не
высохла, то все равно бежать туда опасно. Там живет страшилище в
сапогах и с перьями на голове.

Свесив розовый язык, щенок бегал по улицам, искал воду. Он нашел ее
далека от дома, когда уже совсем измучился.

На тротуаре стояла синяя тележка, и женщина в белом халате торговала
шипучим яблочным напитком. Из ближнего подъезда к тележке тянулся
резиновый шланг. В одном месте шланг лопнул. Холодная вода била
фонтанчиком и стекала в углубление на асфальте. Щенок напился и сел
отдохнуть у стены, где была тень. От жары он часто-часто дышал.

- Мама, смотри. Жарко щенку.

Мимо шла девочка в красном платьице с белыми горошинами. В одной руке
она держала красную сумочку, в другой эскимо. Рядом шла ее мать с
пестрым зонтом и чемоданом.

- Смотри. Совсем жарко щенку.

- Мы опоздаем на поезд, - сказала мама.

Взрослые всегда боятся опоздать на поезд. Девочка упрямо мотнула
головой. Пшеничные волосы упали ей на глаза. Девочка ладонью откинула
их, а эскимо она взяла в другую руку, держала его вместе с сумочкой.
Мороженое капало на сумочку и белело на ней горошинами, такими же, как
на платье.

- Что ты делаешь! - ахнула мама. - Идем, несносный ты человек.

Но девочка присела на корточки и чмокнула губами.

- Песик, иди сюда.

Щенок понял, что его зовут. Он вскочил. Сначала он хотел убежать. Но
он не убежал. Девочка позвала его снова. Она была маленькая и без
тяжелых страшных сапог. И щенок пошел. Он боялся, а лапы двигались
сами.

Но подойти совсем близко щенок не посмел. Девочка протянула руку, и
щенок отскочил. <Что же сейчас будет?> - подумал он. Девочка отломила
кусочек эскимо и бросила щенку. Он прыгнул в сторону.

Потом он все-таки решился подойти и лизнул угощение. Было вкусно.
Очень вкусно. Гораздо вкуснее, чем селедочные головы или сухие корки.
И сразу стало прохладнее. Щенок торопливо зализал мороженое. Девочка
ушла уже далеко, и он заторопился следом. Он побежал за ней, потому
что, во-первых, в руке у нее была очень вкусная еда, а во-вторых, он и
сам не знал, зачем бежит.

Вдруг раздался грохот, и рядом упал железный обруч. На обруч была
надета сетка, и щенок чуть-чуть не попал под нее. Он услышал стук
сапог и увидел, как два человека бегут к нему. Они бежали от машины, в
кузове которой стоял желтый ящик с маленьким окошком.

Ужас хлынул на щенка. Он завизжал и бросился от страшных людей, от
ящика, от сетки. У него шумело в ушах. Шумело так же страшно, как в
тот раз, когда щенок падал из дома на колесах.

Он бежал, спасался. Мчался к тому человеку, который только что звал
его и кормил. Больше некуда было бежать. Девочка бросила сумку и
схватила щенка. Он был тяжелый. Девочка держала его поперек живота.

- Лена! - сказала мама.

Подбежали двое с сеткой. Щенок прижал уши, закрыл глаза и решил, что
сейчас умрет.

- Ваша собака? - спросил громкий и сердитый голос.

- Моя, - сказала девочка.

- Ваша? - переспросил голос уже не так громко.

- Вам ответили, - сказала мать девочки.

- Незачем тогда отпускать, - проговорил сердитый человек. - Ошейника к
тому же нет. Откуда знать, что она не бродячая?

- И кормить бы следовало щенка-то, - добавил другой тоже сердито. -
Шкура да ребра. Владе-ельцы...

Они ушли. Девочка поставила щенка на тротуар. Лапы у него подгибались,
и он сел.

- А все-таки нехорошо, - сказала девочке мама.- Мы их обманули.

- Но они содрали бы с него шкуру!

- Почему же? Его бы, наверное, выкупили.

- Кто?

- Тот, чей щенок.

- По-моему, он ничей, - сказала девочка. - Видишь, какой он худой.

- Вижу. Но обманывать все равно нехорошо.

Девочка упрямо тряхнула волосами:

- А я и не обманывала. Щенок на самом деле будет мой.

- Лена! Мы же спешим на поезд. Щенка не пустят в вагон.

- Ну, что ж, - вздохнула она. - Пусть будет мой, пока идем до вокзала.
А потом снова станет ничей... Пойдем!

И щенок пошел. Он боялся, что снова появятся люди с сеткой.

Но шли вместе они недолго. У вокзала щенок снова остался один. Девочка
махнула сумочкой, и он отстал. За решетчатым забором сердито кричали
тепловозы.

Щенок побежал обратно. Ему хотелось скорее забраться под ящики, чтобы
никого не видеть и никого не бояться. И еще ему хотелось вспомнить
Руки. Руки человека, которого он любил и не боялся никогда.





ЗАГОВОР НЕ ОСТАЛСЯ В ТАЙНЕ



На той самой поляне, где три дня назад совершилось изгнание Уголька,
сидела теперь Митькина компания. Сидели все, кроме Шурупа. Шуруп не
мог сидеть от возбуждения. Он приплясывал. Он почесывал одну ногу о
другую. Он дергал лопатками, словно их тоже хотел почесать друг о
дружку. Кроме того, Шуруп все время подтягивал трусы, которые были
велики и от резких движений грозили свалиться. Слова сыпались из
Шурупа, как горох из рваного кармана.

- Там камень, там дерево. Сверху крыша, а кругом фанера, а внизу у них
яма. И не видно нисколечко, кругом ветки, а...

- Заткнись, - хмуро перебил Митька. Шуруп хлопнул губами и заткнулся.
Митька сказал:

- Шуруп ты и есть Шуруп. И язык у тебя шурупистый. Не трещи ты и не
дергайся. Блохи, что ли, накусали? Вот дам сейчас...

Шуруп хнычущим голосом объяснил:

- Лежишь в этой засаде, лежишь, а сверху иголки на