ди скорее, ты еще не собрался?
   Муру пора было на прогулку. Он услышал этот голос, но не  внял  ему.  И
даже не понял, что зовут его. И вдруг вскочил на ноги и крикнул: -  Чарли!
Чарли! - Затаив дыхание, он смотрел на солнечное пятно и загородку  вокруг
него. Потом проговорил медленно и победоносно: - Чарли! Оно остановилось.
   Чарли не слышал его. Он нетерпеливо  встряхнул  пробирку,  потом  ткнул
гвоздь карандашом. Дно пробирки сразу вылетело, и кислота плеснула ему  на
короткие синие штаны.
   - Вот черт! - Он выбежал из детской в соседнюю спальню. И  так  хлопнул
обеими дверьми, что Мур два раза моргнул.
   Но он не забыл о своей победе. Он глубоко вздохнул, важно выпятил грудь
и с горделивой улыбкой посмотрел на плененное солнце. И  тут  же  перестал
улыбаться. Он быстро опустился на корточки  и  присмотрелся  к  солнечному
пятну. С одной стороны солнце перешло через загородку и теперь подбиралось
к  столу.  Наверно,   подумал   Мур,   оно   воспользовалось   случаем   и
передвинулось, пока я моргал. Он спрятал язык.
   Он встал. Тяжело перевел дух. Важность  слетела  с  него.  Он  медленно
развалил ногой загородку вокруг солнечного пятна.
   - Мур!.. Мур!
   Мур в отчаянии обвел глазами комнату. У него было  такое  чувство,  что
жить ему осталось не больше минуты. И вдруг его взгляд упал на  коробку  с
химикатами и банку из-под джема.
   - Мур! Ты что же, прикажешь подниматься к тебе?
   Услышав это, Чарли выскочил из спальни  в  серых  фланелевых  брюках  и
бросился вниз по лестнице. Мур кинулся к столу, схватил бутылочки и пакеты
с  порошками,  с  которыми  возился  Чарли,  из  каждой  бутылочки  капнул
несколько капель в стеклянную банку и отсыпал туда порошку.
   Вода там сразу порозовела. Оглядываясь через  плечо,  Мур  на  цыпочках
отошел от стола. Но не успел он сделать и трех шагов, как нянька  вошла  в
детскую, схватила его за руку и, возмущенно покрикивая, потащила к двери.
   Он  не  сопротивлялся.   Вся   его   жизнь   проходила   среди   нянек,
родственников, родителей, и он привык к тому, что им то и  дело  помыкают.
Физически он подчинялся любому обращению с собой, но это не  оказывало  ни
малейшего влияния на его мысли. Нянька волокла его за  дверь  и  дальше  в
спальню, а он по-прежнему не сводил глаз с банки из-под джема.
   - Ты почему не собрался? - Нянька, высокая пожилая  женщина  в  голубой
форме, была вся красная от негодования. - Говорила я тебе или нет -  пойди
соберись!
   - Я собрался, - пробормотал Мур  словно  сквозь  сон.  Он  уже  потерял
надежду на взрыв и разглядывал щель в полу. До сих пор он ее не замечал.
   - Но ты же не готов, Мур!
   Мур услышал ее слова, но  оставил  их  без  внимания.  Его  только  что
осенила удивительная мысль, что под полом должен быть потолок. Значит,  он
стоит на потолке.
   - Ах, вот как, ты готов! - сказала нянька.
   - Я как раз собирался. - Он обратил к ней свой простодушный  взгляд.  И
вдруг подпрыгнул на месте обеими ногами и с улыбкой опустил глаза.
   - Пора тебя в школу отдать, - сердито сказала  нянька.  Это  прозвучало
как угроза. Но Мур не услышал ее.
   Она втолкнула его назад в детскую и сказала: - Стой на месте и не  смей
двигаться. - И ушла в ванную.
   Что-то цветное, поблескивающее на дальнем конце стола, попалось Муру на
глаза. Стеклянную банку теперь ярко  освещало  солнце.  Но  ее  содержимое
окрасилось в лиловый цвет. Мур на цыпочках обошел стол и  потрогал  банку.
Она была теплая. Он выбежал из детской и кинулся вниз по лестнице. Нянька,
обозлившаяся еще больше, догнала его только у ворот  в  парк  напротив  их
дома. Мур стоял в воротах, с таким вниманием уставившись  на  крышу  дома,
что она оглянулась и тоже посмотрела туда.
   - Что ты там увидел, Мур?
   - Ничего. - Он повернулся и побежал по аллее своей особенной  побежкой,
высоко задирая колени. Обычно это означало, что он что-то задумал.
   - Ах, вот почему тебе это так интересно!
   Мальчик снова посмотрел в ту сторону, но нянька тут же схватила его  за
локоть и рывком повернула обратно.
   - Хватит! Пошли. Надоели мне твои фокусы.
   Мур медленно побрел за ней, оглядываясь через плечо. Вдруг  он  услышал
резкий крик. По траве к нему бежал маленький мальчик в зеленых  штанишках.
Вдали виднелась нянька с детской коляской, визгливо кричавшая ему вслед: -
Ричард! Назад!.. Сию же минуту беги назад!
   Мур свернул с аллеи и побежал навстречу Ричарду. Мальчики  были  готовы
броситься друг другу в объятия, но шага за  два  оба  остановились,  точно
удивившись такому  порыву  и  не  зная,  так  ли  хорошо  они  знакомы.  И
действительно, встречались они до сих пор всего лишь раз  на  праздновании
дня рождения Мура.
   Ричард был смуглый, с  маленькими  карими  глазками  и  пухлыми,  будто
надутыми ярко-красными губами. Сейчас губы у него подрагивали, как бы  чуя
что-то по-собачьи. Он выпятил их и сказал: - Здравствуй, Мур.
   Мур выставил одну ногу вперед и руку  положил  на  голову.  У  человека
взрослого, но не у ребенка, эта поза  могла  бы  показаться  манерной.  Он
спросил: - Тебя как зовут?
   - Дики.
   - Да, правильно. Я сначала подумал, что ты Гарри.
   - Нет, я Дики. - Ричард чуть не заплакал. Его  пыл  угас,  и  он  сразу
сник.
   Мур оставил свою томную небрежность и принял  доверительно-таинственный
вид. Он нагнулся к Ричарду. - Знаешь, что я тебе скажу?
   - Нет, что?
   - Только это секрет.
   - Я никому не скажу. - Ричард вспыхнул от удовольствия.
   - У меня будет взрыв.
   - Костер разложил?
   - Нет, это химия. Там уже разогрелось... скоро взлетит.
   - А мне можно посмотреть?
   - Конечно, можно. Это у меня в детской.
   - В самом деле? -  Тоненькие  темные  брови  Ричарда  ушли  под  челку,
начесанную ему на лоб. Это придало его лицу вид крайнего удивления.
   - Да. Он взлетит на воздух.
   - Дом взлетит?
   - Да. У меня в детской все приготовлено. Химия... Смотри!
   Он обнял Ричарда и повернул его лицом к дому. Оба устремили туда глаза.
Няньки резкими голосами стали окликать их с разных концов парка. Но они не
приближались к своим жертвам, так как не знали, как им, собственно,  вести
себя друг с другом. Нянька Ричарда была в  сером  бумазейном  платье  и  в
шляпке, какие носят горничные, а нянька Мура - в  форме,  какие  настоящим
нянькам и подобают.
   - Вот смотри, началось! - сказал  Мур.  -  Видишь,  дым  пошел?..  Вон,
сквозь крышу.
   - Сквозь крышу? - пробормотал Ричард. Он прищурился  и  вдруг  крикнул,
сам не свой от удивления: - И правда, дым над крышей!
   - Это не из трубы, - с уверенностью проговорил Мур.
   - Да, он голубой!
   - Правильно, голубой... и  сейчас  все  взлетит...  взорвется...  Крыша
взлетит! - Мур подпрыгнул от восторга. - Говорил я тебе, взлетит! Это  все
химия. Там ключом кипело.
   - А дома есть кто-нибудь? - спросил Ричард.
   - Мур! Мур! Иди сюда! Сию минуту иди!
   - Ричард! Мастер Ричард!.. Ну подождите, влетит вам от меня!
   - Все дома, кроме папы.
   - Вот их всех и убьет, - сказал Ричард, широко открыв глаза.
   - Они не в детской. Они в нижнем этаже.
   Ричард на минуту задумался. Потом сказал: - Все равно их убьет.
   - Да они внизу! - во весь голос крикнул Мур.
   - Это все равно, - нетерпеливо  ответил  Ричард.  Начался  спор.  -  Ты
понимаешь? Когда что-нибудь летит вверх, оно потом падает вниз.
   Сердито нахмуренные брови у него разгладились, нижняя челюсть  отвисла.
Он сам не понял, каким образом слово  "вниз"  сорвалось  у  него  с  языка
следом за словом "вверх".
   - Нет, не все равно! - яростно крикнул Мур. Он даже не заметил, что его
приятель перестал спорить. Но Ричард продолжал молчать, и  тогда  до  Мура
дошла его последняя реплика, и он пробормотал тихо и неуверенно: - Мама  в
гостиной.
   Ричард просиял. Он вдруг крикнул: - Понимаешь,  Мур,  когда  что-нибудь
летит вверх, оно потом падает вниз!
   - И дом тоже? - Мур удивленно поднял брови и посмотрел на дым.
   - Конечно, глупая твоя голова! - Ричард затянул нараспев вновь открытую
истину, полную таинственной противоречивости: -  Сначала  вверх,  а  потом
вниз! Это каждому ясно.
   - Дом у нас крепкий, - сказал Мур. - Его в хорошие времена построили.
   - И все равно упадет вниз. Понимаешь? Обязательно упадет и  убьет  всех
до единого. И твою маму, и всех-всех!
   Мур не сводил глаз с дома, и ему вдруг стало  страшно.  Нижняя  губа  у
него отвисла. Он чуть было не вскрикнул. В восторге  от  своего  открытия,
Ричард забыл обо всем на свете. Он торжествующе взглянул на Мура и сказал:
- Сначала вверх, а потом вниз. А как же иначе?
   Мур покраснел и хмуро уставился на дом. Потом сказал: - Он не взлетит.
   - Да ты только что сам так говорил!
   - А вот не  взлетит,  -  решительно  отрезал  Мур.  Он  сжал  кулаки  и
насупился. - Не взлетит...
   - А дым?
   - Ну и что? Это... это из трубы.
   - Ричард, ты идешь сюда или нет?
   - Мур, тебе что сказано?
   Мальчиков рванули в разные стороны и оттащили друг от друга. В  воздухе
наперебой звучали сердитые женские голоса. Ричард, которого  поволокли  за
руку по траве, крикнул Муру: - Сначала вверх, а потом вниз!
   Мура вывели на аллею, встряхнув так, что у него голова пошла кругом.  -
Хватит с меня этого неслуха, - говорила нянька. Она кипела  от  злости.  -
Вот придем домой, сразу тебя к папаше отправлю. Говорят, ты маленький,  не
научился себя вести, так вот" если ты еще не  подрос,  тебе  порка  хорошо
поможет.
   Весь красный, с виноватым видом, Мур плелся за  нянькой,  бормоча  себе
под нос: - Не взлетит он вверх, не взлетит. - Мур заговаривал  дом,  чтобы
он не взорвался.
   Спустя минуту, поспевая за нянькиной юбкой, он оглянулся через плечо на
дом. Дом стоял на месте. Мур подскочил с серьезным, сосредоточенным видом,
потом побежал вперед, горделиво поднимая колени и выпятив живот. Он был  в
восторге от самого себя. Он спас своей матери жизнь.



    Джойс Кэри.
    В ногу с временем

   -----------------------------------------------------------------------
   Пер. - Е.Суриц.
   В кн.: "Джойс Кэри. Радость и страх. Рассказы". М., "Прогресс", 1980.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 5 November 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   Тьютин, отец троих детей, после шестнадцати лет брака сошелся со  своей
секретаршей, восемнадцатилетней Филлис, и попросил  развода.  Жена,  Клэр,
женщина разумная, сразу покорилась судьбе.
   - Если ты считаешь, что нам надо расстаться, - сказала она печально, но
без всякой горечи, - тут уж ничего не  поделаешь.  Глупо  удерживать  тебя
силой. Ты бы только возненавидел меня, и никому бы лучше не стало.
   Но когда известие о предполагаемом мероприятии дошло до тещи в  далеком
Йоркшире, та тут же разразилась письмом, что-де  это  ужасно  и  гнусно  и
она-де этого  не  потерпит.  Старая  миссис  Бир  была  вдова  священника,
низенькая, крепкая, с тяжелой челюстью и красным лицом - очень склочным  и
сердитым лицом. Правда, было в ней,  конечно,  и  что-то  жалкое.  Блеклые
глазки сразу выдавали, что старуха давно догадалась, что по-настоящему она
никому не нужна.
   Похожие лица встречаешь на боксе кой у  кого  из  секундантов  и  среди
публики, такие всю жизнь провели  на  ринге,  ничего  не  достигли,  кроме
сплошных нокаутов, но не отстают от игры  -  заключают  пари,  нашептывают
советы либо подставляются в спарринге под кулаки восходящей звезде.
   Зять относился к ней с юмором, если только  она  не  доводила  его  бог
знает  до  какого  состояния  своими  внезапными   налетами   и   нелепыми
указаниями. Всякий раз, например, когда рождался ребенок, она застревала в
доме и влезала буквально во все - распоряжалась, не желала никого  слушать
и со всеми спорила, начиная с врача и кончая временной нянькой.
   Ну а с этим разводом она просто превзошла себя. Уж кажется, Клэр ей все
объяснила  в  письме,  но  нет,  примчалась  без  всякого  предупреждения,
ворвалась к Тьютину на службу и - прямиком к столу с зонтиком наперевес:
   - Что это еще за глупости насчет развода?
   И притом в присутствии секретарши - та как раз писала под  диктовку,  -
не Филлис, конечно, Филлис уже  не  была  секретаршей.  Положение  будущей
миссис Тьютин ее обязывало. Она поселилась в милой квартирке в новом  доме
в Мейфэре и занялась покупками. Новая секретарша  выдвинулась  из  простых
машинисток, она была пятидесятилетняя вдова - миссис Бейтмен, - у нее были
черные усы, и она основательно косила. Филлис считала, что на  нее  вполне
можно положиться.
   Но все равно Тьютину не хотелось обсуждать  при  ней  такие  деликатные
вещи. Он открыл уже рот, чтобы попросить ее  выйти,  но  не  тут-то  было,
миссис Бир ткнула зонтиком в стол и раскричалась:
   - Разводу не бывать!
   - Мамочка, успокойтесь, мы все  обсудили  с  Клэр  и  пришли  к  общему
выводу, что так продолжаться не может"
   - Очень даже может! Придется - и прекрасно будете продолжать!
   Миссис Бейтмен все еще держала блокнот; тут она выронила ручку. Тьютин,
человек добродушный, терпеть не мог ни с кем ссориться,  он  взял  себя  в
руки и сказал:
   - Конечно, все не так-то просто.
   Фрэнк  Тьютин  был  человек  добрый,  гуманный  человек.   Его   ужасно
нервировали  семейные  неприятности.  Он  сознавал,  как  мучается   жена,
сознавал, что все может еще отразиться на  детях.  Он  просто  дрожал,  он
говорил, как бы  распад  семьи  им  не  повредил.  Он  очень  ответственно
относился к разводу.
   Он часами советовался с Клэр, взвешивал все "за" и "против"  -  чувства
Клэр, свои чувства, чувства детей,  чувства  Филлис  и  право  каждого  на
бережный подход. Сначала он  иной  раз  просто  терялся,  сомневался,  что
развод может что-то решить. Но  потом  успокоился;  второстепенные  мелочи
отступили перед основополагающими принципами - выяснилось, во-первых, что,
если родители не ладят, но остаются вместе, как объяснил Фрэнку  психиатр,
с которым он консультировался лично, - это хуже для детей, чем жизнь с тем
или иным родителем, всецело посвятившим себя их воспитанию после  развода;
во-вторых, что обстановка дома делается для  Тьютина  с  каждым  днем  все
более  трудной,  ненормальной,  невыносимой;  далее,  что  нельзя  обижать
единственное безвинное существо -  бедную  крошку  Филлис;  и  наконец,  у
Фрэнка с Клэр  позади  были  долгие  годы  счастья,  и  не  могло  же  так
продолжаться вечно.
   Клэр в эти трудные дни оправдала все ожидания Фрэнка.  Будучи  женщиной
умной и тонкой, она глубоко его понимала.
   И вот, когда  с  разводом  все  так  культурно  утряслось,  когда  Клэр
согласилась позвать Филлис в дом  и  подробно  с  ней  переговорить  (Клэр
изумительно  приняла  Филлис,  такую   юную,   озабоченную,   растерянную,
влюбленную до безумия, Филлис в ней уже просто души не чаяла),  когда  она
согласилась на скромную денежную поддержку и  разрешила  Тьютину  в  любое
время видеться с  детьми,  вламывается  эта  миссис  Бир,  как  допотопное
какое-то чудище, удивительно толстокожая, резкая, нечуткая. Вламывается  и
обзывает его эгоистом.
   Собственно, к несчастной старухе и претензий быть не могло. Она выросла
в ту суровую, грубую эпоху, когда  о  психологии  и  не  слыхивали,  когда
нравственные критерии  буквально  отбрасывали,  как  мякину,  когда  людей
делили только на хороших и плохих и знали один-единственный  вид  брака  -
без всяких осложнений, разве что характер кухарки, испорченная канализация
и в крайнем случае месячные счета.
   Он  решил  было  не  обращать  внимания  на  миссис  Вир,  но  тут   он
почувствовал какие-то неполадки с желудком. Что такое? Опять расстройство.
В самом начале этого кошмарного  периода  у  него  уже  было  расстройство
желудка. Клэр за него очень беспокоилась, вызывала врача, врач сказал, что
ему совершенно нельзя волноваться. Но как тут не  волноваться?  Он  же  не
каменный. Опять неприятности, сплошные неприятности. Старуха, наверно, уже
виделась с Клэр. И мало ли чего  она  ей  наговорила!  Клэр,  конечно,  не
принимает ее всерьез, но она привязана к матери. А миссис Бир никогда  еще
не вела себя так невозможно.  У  него  совсем  схватило  живот;  он  вдруг
вскочил и бросился домой. Он ужасно гнал  машину,  два  раза  вырвался  на
красный свет. Ему почему-то взбрело в голову, что  Клэр  забрала  детей  и
ушла. Он влетел в дом, как из пушки.
   Ох, слава богу!.. Клэр, как всегда, сидела в углу гостиной за  счетами.
Она подняла  на  него  кроткий,  слегка  озадаченный  взгляд,  покраснела,
спросила:
   - Что случилось? Я тебе зачем-то нужна?
   - Нет, милая. - Тьютин перевел дух и взял себя в руки. -  Нет,  ничего.
Между прочим, твоя мама в  городе.  Она  недавно  заскакивала  ко  мне  на
службу.
   - Да, она и тут была.
   - О, представляю, она,  конечно,  тебе  расписывала,  какой  я  гнусный
эгоист.
   Клэр молчала. Тьютина наконец взорвало:
   - Эгоист, ничтожество, маменькин сынок!
   - Ну, мама вообще-то довольно...
   - Значит, ты считаешь меня гнусным эгоистом?
   - Конечно, нет, Фрэнк, ты  же  знаешь.  Ты  с  самого  начала  проявлял
чуткость. Ты старался никого не обидеть.
   - Да, но особенно себя, маменькиного сынка.
   - Причем тут это? Я ничего такого...
   - И все же ты не стала с ней спорить.
   - Мама в ужасном состоянии.
   Но Фрэнк знал свою Клэр. Он замечал, когда ей хоть чуть-чуть бывало  не
по себе, и он угадал по ней, что она  не  совсем  готова  признать  полное
отсутствие эгоизма в его побуждениях.
   Собственно, он и не  отрицал,  что  исходил  отчасти  из  личных  своих
интересов. Но ведь и Клэр соблюдала свои. Кто-кто, а он  не  собирался  ее
осуждать. А как же иначе?  Это  уж  был  бы  вызов  современным  моральным
требованиям; теперь просто не  принято  пренебрегать  душевным  здоровьем,
психически распускаться, это как элементарная гигиена. Тот, кто  поступает
наперекор общим устоям, кто не заботится о своем  нравственном  состоянии,
как о состоянии физическом, - по существу, дурак и  вдобавок  еще  эгоист.
Человек обязан беречь себя не только ради себя, но и ради близких, а  ведь
никто, как он сам, не знает его внутренних насущных запросов.
   Они с Клэр уже давно договорились, что ничего бы не  было,  если  б  не
Филлис. А тут уж дело решенное, он не в силах ее потерять, это  немыслимо.
Она его обожает. Бедная девочка на него не  надышится.  На  шестом,  слава
богу, десятке его посетило новое, трепетное  чувство  и  озарило  всю  его
жизнь.
   Он даже забыл, что такое любовь, пока не явилась Филлис. И вот он обрел
вторую молодость, еще лучше, прекраснее первой,  ибо  теперь  он  научился
ценить свое счастье.
   И он заявил Клэр резким, можно сказать, угрожающим тоном:
   - Ну, я вижу, она тебя обработала, но мне совершенно  безразлично,  что
ты обо мне думаешь. Учти, если ты не дашь развода, я просто уйду - Филлис,
бедняжечка, на все готова.
   - Что ты, я тебе  дам  развод.  Это  мама  не  понимает  насчет...  ну,
современных взглядов.
   Тьютин ее даже не поблагодарил. Он  совершенно  разочаровался  в  Клэр.
Конечно,  она  во  многом  разделяла  тещино   мнение.   Шестнадцать   лет
счастливого брака  показались  ему  годами  сплошного  обмана.  Он  ужасно
расстроился. Мысль, что Клэр все время смотрела на него  критически,  была
непереносима. Он больше не мог оставаться в этом доме.
   Он выскочил на улицу и бросился к Филлис. Он вдруг  испугался,  как  бы
несносная теща уже не побывала у нее, и сейчас ему во что бы то  ни  стало
нужно  было  устранить  малейшую  возможность  размолвки  с  Филлис  из-за
пустячного  расхождения  в  вопросе  о  покупке  норкового  манто.  Филлис
считала, что будущей миссис Тьютин норковое манто  совершенно  необходимо.
Тьютин был в этом не вполне убежден.
   Он столкнулся  с  миссис  Бир  в  дверях.  Филлис  же  была  в  ужасном
состоянии. Красная,  заплаканная,  возбужденная  и  даже,  надо  признать,
несправедливая. Она, например, н