не могу избавиться от мысли, что все в этих книгах ненастоящее, вымышленное, поэтому персонажи не вызывают у меня никаких чувств, - объяснила она. - Всегда так было. - Поэтому ее чтение ограничивалось книгами, в которых реальность описывалась как реальность. То есть почти все, что читала Мюу, было нужно ей для работы.
     - А чем вы занимаетесь? - спросила Сумирэ.
     - Моя работа в основном связана с другими странами, - ответила Мюу. - Почти тринадцать лет назад мне по наследству досталась торговая компания, которой руководил отец. Сама-то я готовилась стать пианисткой, но отец умер от рака, у мамы было слабое здоровье, да и по-японски она не говорила достаточно свободно, брат еще учился в школе, а я была старшим ребенком в семье. Вот и пришлось поневоле стать ответственным лицом компании, заняться ее делами. К тому же у нас было несколько родственников, чья жизнь напрямую зависела от фирмы, поэтому я не могла просто взять и свернуть бизнес. - Словно поставив точку в рассказе, Мюу коротко вздохнула. - Раньше компания отца по большей части импортировала из Кореи сушеные продукты и лекарственные травы, но сегодня мы работаем с более широким ассортиментом. Вплоть до деталей компьютеров. Формально и сегодня главой компании числюсь я, но все дела ведут мой муж и младший брат, так что мне вовсе не нужно сидеть там с утра до ночи. И сейчас я больше занимаюсь собственным бизнесом, вне компании.
     - Каким?
     - В основном - импорт вин. Ну, иногда еще разные музыкальные проекты. Все время курсирую между Европой и Японией. Ведь в моем бизнесе все движется и пульсирует, только если сам вкладываешь много усилий. Наверное, поэтому я умудряюсь одна работать вполне на равных с лучшими торговыми компаниями на рынке. Нужно столько времени и сил, чтобы наладить свою сеть, поддерживать бизнес на должном уровне. Впрочем, как иначе... - После этих слов Мюу, будто вспомнив о чем-то, подняла глаза на Сумирэ. - Кстати, ты говоришь по-английски?
     - Ну, разговорная речь - не мой конек, говорю я так себе, но все же могу. А вот читать люблю.
     - А как у тебя с компьютером?
     - Не очень. Я привыкла к "вапро", но если подучиться, наверно, справлюсь и с компьютером.
     - Водить умеешь?
     Сумирэ покачала головой. Однажды, еще на первом курсе, она попыталась поставить отцовский "вольво-универсал" в гараж и въехала задней дверцей в столб. После чего практически не касалась руля.
     - Ну хорошо. А какая разница между "знаком" и "символом"? Ты могла бы это объяснить, составив текст примерно в двести печатных знаков?
     Сумирэ взяла с коленей салфетку, промокнула губы и положила ее обратно. К чему она все-таки клонит? Непонятно.
     - Знак и символ?
     - О, в моем вопросе нет никакого особого смысла. Это просто так, для примера.
     Сумирэ снова покачала головой:
     - Не имею ни малейшего понятия. Мюу улыбнулась.
     - Если можно, я хотела бы лучше узнать, что ты умеешь. Скажем, что у тебя лучше всего получается? Ну кроме того, что ты читаешь много книг и слушаешь много музыки.
     Сумирэ аккуратно положила нож с вилкой на тарелку и, хмуро уставившись в некое пространство над столом, начала вслух рассуждать о себе.
     - Что мне хорошо удается? Легче перечислить, чего я не умею. Готовить не умею, уборка - тоже не мое. В вещах всегда бардак, и вообще я их моментально теряю. Музыку люблю, но петь мне противопоказано - тотальное отсутствие слуха и голоса. Руки растут не из того места: забить ровно гвоздь - выше моих сил. Еще у меня топографический кретинизм, и я
     Вечно путаю "право" и "лево". Когда злюсь, обычно что-нибудь уничтожаю: бью тарелки, ломаю карандаши, будильники. Потом, конечно, жалею, но когда на меня находит, то находит по полной, и тут ничего не поделаешь. Сбережений - никаких. Незнакомых людей я стесняюсь, почему - сама не знаю, и друзей у меня почти нет. - Сумирэ ненадолго умолкла, после чего продолжила:
     - Однако я могу очень быстро, вслепую набрать текст на "вапро". Ничем особо серьезным, кроме свинки, никогда не болела, хоть я и не очень спортивная. Потом странно: я почему-то в ладах со временем и пунктуальна - во всяком случае, на встречи почти никогда не опаздываю. Мне все равно, что есть: к пище я равнодушна. Телевизор не смотрю. Бывает, хвастаюсь по мелочам и почти никогда не оправдываюсь. Примерно раз в месяц у меня ноют и деревенеют плечи, тогда я маюсь со сном, но вообще-то сплю хорошо. Месячные у меня проходят легко. В зубах нет ни одной дырки. И еще я вполне прилично говорю по-испански. Мюу подняла взгляд.
     - Ты говоришь по-испански? Старшеклассницей Сумирэ провела месяц в Мехико, у
     Своего дяди, который работал там в торговой компании. Решив, что это хорошая возможность выучить испанский, она после месяца усиленных занятий неплохо его освоила. В институте Сумирэ тоже занималась испанским.
     Мюу держала бокал за ножку и тихонько поворачивала его пальцами - будто закручивала винт в каком-то механизме.
     - Что если тебе немного поработать у меня? Как ты на эго посмотришь?
     - Поработать? - Не совсем понимая, какое выражение лица лучше соответствует такой ситуации, Сумирэ на всякий случай решила остаться привычно хмурой. - М-м... Вообще-то, за всю жизнь я ни разу по-настоящему не работала и даже толком не знаю, как отвечать по телефону. Раньше десяти утра в общественный транспорт я не сажусь. Мне кажется, что изъясняюсь я вполне понятно для окружающих, но вот выразить мысль вежливо и учтиво - тут уж увольте, не умею.
     - Все это меня абсолютно не смущает, - просто сказала Мюу. - Кстати, как у тебя завтра со временем? Ты днем свободна?
     Сумирэ машинально кивнула. Что тут особо раздумывать: уйма свободного времени - ее основной капитал.
     - Хорошо, тогда, может, пообедаем вместе? Я закажу столик где-нибудь неподалеку, в спокойном месте, - сказала Мюу. Официант принес новую бутылку красного вина и наполнил чистый бокал. Мюу внимательно рассмотрела вино на свет, вдохнула его аромат и, смакуя, медленно сделала первый глоток. Все эти манипуляции были проделаны с изяществом, доведенным до автоматизма, и очень походили на экспрессивную каденцию в исполнении глубокого, вдумчивого пианиста, который годами оттачивал свое мастерство.
     - Встретимся - вот и поговорим. Сегодня - нет работе, я хочу отдыхать. Хм... кстати, это "бордо" совсем не плохое, правда, не пойму, откуда оно.
     Сумирэ стерла с лица хмурость и решилась спросить напрямую.
     - Но мы ведь с вами только что познакомились, и вы обо мне практически ничего не знаете...
     - Да. Наверное, так и есть, - согласилась Мюу.
     - Так почему вы решили, что я могу быть для вас полезной?
     Мюу покручивала в бокале вино.
     - Я уже давно определяю человека по лицу, - ответила она. - Проще говоря, мне понравилось твое лицо. Как оно меняется. Очень понравилось.
     Сумирэ вдруг перестало хватать кислорода. Она почувствовала: соски под одеждой отвердели. Почти машинально
     Сумирэ схватила стакан и одним глотком выпила оставшуюся воду. Тут же из-за ее спины появился официант с лицом хищной птицы и снова наполнил его. Льдинки, падая, позвякивали, но до смятенного сознания Сумирэ звуки доносились, как из бочки, словно глухие стоны грабителя, заточенного в пещере.

     "Я люблю этого человека. Точно. (Лед, как и должно быть, - холодный, розы, как и прежде, - красные.) И любовь меня куда-то уносит. Но вытащить себя из этого мощного потока невозможно. Ни единого шанса. Кто знает, вдруг несет меня в совершенно особый, неизведанный мир. А может, это - опасное место. И там уже притаилось нечто (некто?...), и оно глубоко, смертельно ранит меня. Наверное, я потеряю все, что имею. Но пути назад уже нет. Остается лишь одно - довериться потоку. Пусть даже такой человек - "Я", сгорит в нем дотла, навсегда исчезнет, пусть".
     Ее предчувствие - сейчас-то я это понимаю - сбылось на сто двадцать процентов.

2

     Сумирэ позвонила мне ровно через две недели после этой свадьбы, в воскресенье, еще до рассвета. Разумеется, я дрых, как старая наковальня. Всю неделю у меня был сплошной вынужденный недосып, поскольку я готовил всякие нужные (то есть на самом деле абсолютно бессмысленные) бумажки для одного собрания, которое на меня повесили. Поэтому я собирался в выходные наконец отоспаться. И тут раздался этот звонок. Еще затемно.

     - Спал? - словно изучая ситуацию, осведомилась Сумирэ.
     - Угу. - тихо простонал я и машинально бросил взгляд на будильник у изголовья. Я точно знал, что у будильника огромные стрелки, густо покрытые люминесцентной краской, но почему-то никак не мог разобрать цифр. Изображение, которое воспринимала сетчатка, не состыковывалось с той частью мозга, что должна была его принять и обработать. Как у старушки, которая никак не может вдеть нитку в иголку. С трудом до меня дошло, что вокруг еще кромешная тьма и примерно то время суток, которое Скотт Фицджеральд окрестил некогда часом "потемок человеческой души".
     - Скоро уже рассвет.
     - Угу, - обессиленно буркнул я.
     - Рядом с моим домом живет один человек, он держит кур и петухов - наверное, с тех времен, когда Окинаву еще не вернули <Окинава - префектура Японии, включающая 120 островов, была возвращена под юрисдикцию Японии в 1972 г. До 1972 г. в соответствии с Сан-Францисским мирным договором 1951 г. над Окинавой сохранялась опека США.>. Скоро они начнут кукарекать - где-то через полчаса, а может, и раньше. Если честно, это мое самое любимое время. Когда ночь еще темная-темная, небо на востоке начинает потихоньку светлеть, и тут петухи - будто это их личная месть кому-то - как начнут кукарекать что есть мочи. У тебя поблизости есть петухи?
     На этом конце провода я слегка покачал головой.
     - Я звоню из телефонной будки около парка.
     - Угу, - отреагировал я. Это где-то в двухстах метрах от ее дома. У Сумирэ не было телефона, и обычно она ходила звонить к этой будке. Самая обычная телефонная будка - обычнее не бывает.
     - Слушай, это ужасно, что я тебе звоню в такое время. Мне правда неловко. Даже петухи еще молчат. Одна только несчастная госпожа Луна - вот на тебе! - еще болтается в восточном уголке неба. Напоминает изношенную почку. Все это верно, конечно, но ведь чтобы тебе позвонить, пришлось тащиться сюда ночью, в кромешной тьме. Зажать в ручонке телефонную карточку - и вперед! Да, кстати, мне эту карточку подарили на свадьбе кузины. На ней еще фотография: молодые держатся за руки. Ты вообще-то представляешь себе, каково переться сюда среди ночи? Удовольствие ниже среднего. Я даже носки перепутала: у меня тут один носок с Микки-Маусом, а другой - просто шерстяной. В моей комнате такой кавардак, где что лежит - ума не приложу. Только между нами, мои трусы - это нечто. Жуть, какие страшные. Даже специалист по кражам нижнего белья бы на такие не позарился. Если меня в таком виде прикончит какой-нибудь маньяк, моя душа вряд ли когда-нибудь успокоится - ворочаться мне в фобу до скончания века. Конечно, я не требую от тебя сочувствия, но все-таки неужели ты не можешь воспроизвести своим ртом что-нибудь более членораздельное? Кроме вот этих бесчувственных междометий - "м-м" и "угу"? Ну хотя бы союзы? Да, что-нибудь типа: "все же" или "тем не менее"...
     - Однако, - сказал я. Я дико устал, и, по правде сказать, у меня не было сил даже на то, чтобы видеть сон.
     - Од-на-ко! - повторила Сумирэ. - Что ж, ничего. Хоть какой-то прогресс. Маленький шажок вперед, но все же...
     - Ладно, у тебя ко мне какое-то дело?
     - Вот-вот. Я хочу, чтобы ты объяснил мне одну вещь. Потому и звоню, - сказала Сумирэ. Слегка откашлялась и продолжила:
     - Скажи, в чем разница между "знаком" и "символом"?
     У меня возникло странное ощущение: будто внутри моей головы медленно-медленно движется некая процессия.
     - Ты не могла бы повторить вопрос? Она повторила:
     - В чем разница между "знаком" и "символом"?
     Я сел в кровати и переложил трубку из левой руки в правую.
     - Так, значит ты хотела узнать разницу между "знаком" и "символом", поэтому позвонила мне. В воскресенье утром, до рассвета. Хм-м...
     - В четыре пятнадцать, - уточнила она. - А что делать, если это меня беспокоит? Какая вообще может быть разница между "знаком" и "символом"? Один человек задал мне такой вопрос несколько дней назад. Я сначала начисто об этом забыла, но тут собиралась лечь спать и, когда раздевалась, вдруг снова вспомнила и сон вовсе пропал. Ты не мог бы все-таки объяснить это - разницу между "знаком" и "символом"?
     - Ну, например... - произнес я и уставился в потолок. Даже когда мое сознание в нормальном состоянии, объяснять что-либо Сумирэ с точки зрения логики - тяжелая работа. - Император - символ Японии. Это понятно, да?
     - Более-менее, - сказала она.
     - "Более-менее" не пойдет. Так на самом деле записано в Конституции Японии, - сказал я насколько мог спокойно. - Можешь возражать или сомневаться, но, если ты не примешь это как некий факт, мы не сможем двигаться дальше.
     - Ладно, согласна. Ты доволен?
     - Спасибо. Итак, повторяю снова. Император - символ Японии. Однако это не означает, что император и Япония эквивалентны друг другу. Понимаешь?
     - Не понимаю.
     - Смотри, это как дорожный знак - стрелка, обозначающая одностороннее движение. Император - символ Японии, однако Япония - не символ императора. Понимаешь, нет?
     - Думаю, что да.
     - Но если, например, написать так: "Император - знак, обозначающий Японию", эти понятия станут равнозначны. То есть, если мы произносим "Япония", это означает то же, что и "император", а если произносим "император" - это означает как раз "Японию". Более того, получается, что оба эти понятия взаимозаменяемы. "Поскольку а = б, то и б = а" - то же самое. Вот в двух словах, что такое "знак".
     - То есть ты хочешь сказать, что император и Япония взаимозаменяемы? И что - такое возможно?
     - Да ну нет же, не так! - Я в отчаянии замотал головой по эту сторону трубки. - Просто я стараюсь как можно проще объяснить разницу между "символом" и "знаком". На самом деле я вовсе не собирался менять местами императора и Японию. Это всего лишь такой способ объяснения.
     - Хм... - произнесла Сумирэ. - Кажется, до меня дошло. Как образ. В сущности, разница такая же, как между односторонним и двусторонним движением, да?
     - Наверно, у специалистов есть более точное определение. А если хочешь найти такой образ, чтобы стало понятно сразу, думаю, твое сравнение вполне сойдет.
     - Я всегда удивляюсь, как классно ты умеешь все объяснять.
     - Вообще-то, работа у меня такая, - сказал я. Мои слова, непонятно отчего, прозвучали как-то плоско и невыразительно. - Тебе самой бы разок поработать учителем начальной школы - точно бы пригодилось. Каких только вопросов ни задают. "Почему Земля не квадратная?", "Почему у кальмара десять щупальцев, а не восемь?" Сейчас я могу так или иначе ответить практически на любой вопрос.
     - Должно быть, ты хороший учитель.
     - Кто знает, - сказал я. Кто знает...
     - Кстати, почему у кальмара десять щупальцев, а не восемь?
     - А не пора ли мне снова поспать? Правда - я устал. Держу сейчас трубку - будто каменную стену подпираю. В одиночку. А стена еще чуть-чуть - и рухнет.
     - Да... - сказала Сумирэ и на мгновение примолкла. (Так, прямо перед тем, как промчится поезд на Петербург, пожилой сторож на переезде с глухим переливчатым стуком опускает шлагбаум.) - Звучит как-то по-дурацки, но, если честно, я влюбилась.
     - Хм... - Я вернул телефонную трубку из правой руки в левую. В трубке слышалось дыхание Сумирэ. Что я должен сказать на это - ни малейшего представления. И как уже часто случалось со мной в подобных ситуациях, я взял и ляпнул:
     - Но не в меня же?
     - Не в тебя, - ответила она. Я услышал щелчок дешевой зажигалки: Сумирэ прикурила. - Ты как сегодня, свободен? Я хотела бы встретиться и поговорить.
     - О том, что ты в кого-то влюбилась - не в меня, правильно я понял?
     - Да, - подтвердила Сумирэ. - О том, что я ужасно влюбилась.
     Я прижал трубку плечом и вытянулся на кровати.
     - Вечером я свободен.
     - Тогда в пять у тебя, - сказала Сумирэ. И затем, словно подумав, добавила:
     - Спасибо тебе большое.
     - За что?
     - За то, что ты ни свет ни заря так по-доброму отвечал на мои вопросы.
     Я пробубнил в ответ что-то невразумительное, повесил трубку и выключил свет. За окном еще было совершенно темно. Перед тем как заснуть снова, я задумался, говорила ли мне Сумирэ "спасибо" когда-нибудь раньше - хотя бы раз. Уж один раз, наверное, говорила, но когда - я вспомнить не мог.

     Сумирэ пришла ко мне чуть раньше пяти. Увидев ее, я не сразу понял, что это Сумирэ: она совершенно поменяла стиль. Короткая стрижка, челка, падающая на лоб, еще чуть ли не со следами ножниц. Поверх темно-синего платья с короткими рукавами накинут легкий кардиган; туфли - черные лаковые, на среднем каблуке. И даже колготки. Колготки? Я не сильно разбираюсь в женской одежде, но, похоже, все, что было на Сумирэ, стоило прилично. В таком наряде она выглядела красивее и элегантнее, чем раньше. Не могу сказать, что новый стиль ей не шел, напротив - Сумирэ абсолютно гармонично в него вписалась. Хотя, если сравнивать, я больше любил ее прежний несуразный облик. Но это, конечно, дело вкуса.
     - Неплохо, - оглядев ее с головы до пят, заключил я. - Вот только не знаю, как бы к этому отнесся Джек Керуак.
     Сумирэ улыбнулась - как-то иначе, изысканнее.
     - Пошли погуляем?
     Вместе мы отправились к станции по Дайгаку-доори. Зашли в наше кафе - мы частенько там бывали раньше. Сумирэ, как обычно, заказала кофе и пирожное "Монблан". Апрель был на исходе, стоял ясный воскресный вечер. Перед входом в цветочные лавки красовались крокусы и тюльпаны. Мягкий ветер нежно теребил юбки молоденьких девушек и нес с собой пьянящий запах юных деревьев.
     Я закинул руки за голову и наблюдал, как Сумирэ медленно, однако жадно поглощает свой "Монблан". Из маленьких колонок на потолке мурлыкала старая боссанова: "Возьми меня в Аруанду", - пела Аструд Жилберто. Я закрыл глаза: чашки звякают о блюдца, а мне слышится шелест далекого прибоя. Аруанда... Интересно, что это за место <Аруанда - загробное царство в "умбанде", одном из афрохристианских культов Бразилии, который возник в Латинской Америке в 1904 г. Корнями этот толерантный культ восходит к индуизму и включает в себя почитание католических святых, африканских божеств и верования бразильских индейцев. В мажорной песенке "Take Me To Aruanda" американская певица бразильско-германского происхождения, композитор, художник, одна из выдающихся исполнительниц боссановы Аструд Жилберто (р. 1940) просит забрать ее в Аруанду, где "алмазный песок, золотое солнце, серебряные звезды над холмами, много рыбы, куча времени, чтобы только и делать, что мечтать, где никто ни о чем не беспокоится, никто никуда не спешит, сплошная легкая жизнь, нет никаких печалей, и там ждет тебя рай".>?
     - Ты все еще хочешь спать?
     - Да нет, уже не хочу, - сказал я, открыв глаза.
     - Ну как ты вообще?
     - Отлично. Как река Молдау ранней весной.
     Сумирэ некоторое время рассматривала пустую тарелку от "Монблана". Затем подняла взгляд на меня.
     - Скажи, ты удивлен, что я так одета?
     - Ну... в общем, да.
     - Я эти вещи не покупала. Да у меня и денег таких нет. Тут много всего приключилось...
     - Можно, я догадаюсь, что именно? Не против?
     - Ну давай, интересно.
     - Итак, ты в своем обычном зачуханном джек-керуаковском виде стояла в каком-то общественном туалете с сигаретой в зубах и тщательно мыла руки. И тут влетает хорошо одетая женщина ростом где-то 155 сантиметров и, не успев еще отдышаться, с трудом произносит что-нибудь вроде: "Умоляю вас, поменяемся одеждой. Полностью, здесь же, пожалуйста. Не могу долго объяснять, но за мной гонятся мерзкие типы. Я хочу от них скрыться. Вот только бы одежду сменить. Какое счастье, что у нас одинаковые фигуры!" Я нечто подобное виде