ий  минет,  другая  лизала ему
ягодицы. Затем батюшка заставлял их заниматься лесбийской любовью...
     И вот такого  великолепного  агента у  меня сегодня хлопнули! Ай-яй-яй.
Золотой человек был.
     ...Если бы  все попы на Руси были, как Сява, разве верил бы я в Бога? И
верю ли?
     Но Он всемилостив,  простит нам наши прегрешения. И  даже Сяве простит.
Всем. И закончится божьей славой этот Армагеддон.
     Ведь ты же нас не оставишь?!
     Ведь не  бросишь же в этом  дерьме,  черт подери!.. Иначе на  кой  хрен
столько воска на тебя  даром перепалили, столько крови во имя твое  пролили,
прости господи..."


x x x


     Когда Ковалев зашел в управление, два других солдата уже заносили книги
обратно в  кладовую.  Штабс-капитан поднялся  к  Козлову.  Поручик  сидел за
столом  и просматривал отобранные для него книги. Их было  не так  уж много,
десятка два-три.
     - Есть что-нибудь? Привет.
     -  М-м?  Нет...  Салют.  Пока  ничего.  Много всякой  чепухи  принесли.
Анатомические атласы...
     - И небось не принесли то, что нужно.
     - По закону подлости, наверняка так и есть.
     - Ладно, - Ковалев подошел к окну, - погода просто дивная. Затянувшееся
бабье лето... Вот только чуть прохладно.
     - Угу.
     - Ты уже слышал про Сяву?
     - Что?.. А, да, слышал...
     Ковалев  поковырялся в отброшенных  Козловым  книгах и не найдя  ничего
любопытного направился к себе, просмотреть агентурные данные.
     Через полчаса к нему заскочил Парфенов.
     - Здравствуй, Коленька. Все в трудах?
     -  Здравствуйте,  Валерий  Иванович.  Работаем  помаленьку.  Что-нибудь
новенькое?
     - Вот хочу попросить у тебя  человечка для твоего же дела.  У меня люди
зашиваются.
     - Валерий Иванович, я все как-то забываю вас спросить. Олег мой, Козлов
к вам как обращается, на "вы" или на "ты"? - улыбнулся Ковалев.
     - Ну мы редко сталкиваемся... Но, по-моему, на "ты".  А иногда на "вы".
А что?
     - Да со мной такая же история... А надолго вам человек нужен?
     Парфенов достал из кармана галифе свою трубку.
     - У тебя курить можно?.. Дня на два-три. Четыре.
     Ковалев вздохнул:
     - Козлова  не дам. Нужен.  Возьмите Резуху. Может, и будет толк.  Я ему
листовочников с  рынка поручал, но  рынок может и подождать. Кстати, Валерий
Иванович, вы случайно не знаете, что за фамилия такая - "Резуха"? Я тут ни в
одном справочнике не нашел. Что такое "резуха"?
     - Почему же не знаю. Как раз знаю. И как раз случайно. Трава такая.
     Ковалев застыл.
     - Точно? Какая трава?
     -  Это, кажется, род трав семейства крестоцветных. Что  ты  на меня так
смотришь?  У меня отец  - преподаватель ботаники  в московском  университете
был, царствие ему  небесное. Я с детства среди  всех этих  пестиков. Кое-что
нечаянно запомнилось.
     - Черт! А какое-нибудь народное название у этой резухи есть?
     -  Может, и есть. Наверняка есть. Я же тебе говорю: это целый род трав,
насколько я помню. А в нем несколько десятков трав, если не сотен.
     - А по-латыни не помните, как резуха будет?
     Парфенов смутился:
     -  Коленька, я же бывший жандармский офицер. Это папа мой ботаник. А по
латыни я помню только  "мементо мори" и "формика руфа" - муравей рыжий. Я же
говорю,  у  меня  с  детства  в голове  много мусора. Вот  резуха  твоя, еще
кое-что.  Слава  богу,  что  из  всего  этого  хоть  резуха  на  что-то тебе
сгодилась. Да я бы и ее  не вспомнил, если  бы у твоего  орла другая фамилия
была... Погоди, погоди. А  что это  ты так ботаникой увлекся?  Аж  порозовел
весь от волнения.
     - Да так, Валерий Иванович, ерунда.
     Ковалев забарабанил пальцами по столешнице, лихорадочно размышляя,  что
дальше делать.
     - А без Резухи вы не обойдетесь?
     - Давай Козлова.
     -  Ага. Козлова.  Хотя нет...  Правильно. Все правильно.  Так  и нужно.
Берите  Резуху. Пользуйтесь, сколько  надо.  Он, должно быть, сейчас у себя.
Скажите, я велел.


     - Слушай! - Ковалев ворвался в кабинет к Козлову.
     Поручик оторвался от книги, удивленно посмотрел на Ковалева.
     - Слушай, ты знаешь, что такое резуха?
     - Нет... Неужели...
     - Да! Трава какая-то семейства крестоцветных!
     - Лизун?
     - Наверняка! Это мне Парфенов сказал,  у  него отец профессор ботаники.
Их там сто видов этих резух. Наверняка среди них этот аллиум нутанс.
     - Значит, это еще не точно? -  проявил скепсис Козлов, но штабс-капитан
видел, что и его разобрало. - Ах, сволочь! Где он, рыжий гад?!
     - Я его отдал Парфенову для усиления, пусть сам расследует, как он Сяву
убил.
     - Он убил?
     -  А то кто же! Только трое  знали, что Сява агент. Ты,  я и он. Больше
некому.
     - Верно. Но зачем?
     -  Выясним. Может,  из мести, может, вышло так, что поп узнал, кто этот
наш мистер Икс, а Резуха его опередил.
     - А зачем ты его Парфенову отдал?
     - А зачем он нам тут нужен? Кто попа грохнул, мы теперь знаем, пусть уж
он там  пока свои следы  попутает.  А мы с тобой  покумекаем тут, что с  ним
теперь делать.


x x x


     " Наши оставили Орел. Началось?..
     Сегодня ночью повесилась в своей комнате Катя-Катюша. Для меня это было
страшной неожиданностью. Наверняка, наша  встреча сыграла здесь не последнюю
роль.
     Что все это значит? Случайность? Или начало конца?
     Где-то  в  глубине  души  я  ощущал,  предчувствовал,  что  все  так  и
обернется. Господь оставил нас.
     Господи, да неужто ты примешь их сторону?
     Умом  понимаю, что это еще не конец, красные ограничены в ресурсах. И в
материальных и в  продовольственных. А за  нами, как-никак АНТАНТА,  хлебная
Кубань,  бакинская  нефть. Они  окружены. На  севере Миллер, в  Архангельске
высажен  английский экспедиционный  корпус. На  западе  поляки и  союзники -
американцы, англичане, французы. На юге мы. А вот на востоке адмирал Колчак.
У него  дела  плохи. Красные  прут.  Правда,  адмирал  месяц  назад  наносил
контрудары на Ишиме, под Петропавловском. Его ставка в Омске.
     Но если все рухнет?  Если нс отодвинут, как адмирала, задвинут  в Крым,
сбросят в море?  В  прошлом  году-начале  этого нас уже теснили. В  этом  мы
развили наступление.
     В  пророчестве Иоанна Богослова  сказано, что воинство Христово одержит
победу. А когда?
     Или  не  мы христово воинство?  А кто?  Хамье  краснопузое?  Богоборцы?
Разрушители храма божьего в душе?
     Я вспомнил  залитое слезами лицо сортировщика Анциферова, его отчаянный
крик "ваше  благородие!"  Что  ж,  может,  и  мы  не вышли  рылом в воителей
христовых. Но что ж ты хочешь, Господи, - это война.  И  даже твоя последняя
битва не  обойдется  без разведки  и контрразведки. Впрочем,  обойдется.  Ты
всевидящий. Тебе  не  нужно. А нам  нужно, м  слепы,  глухи к чужим мольбам,
Приходится выкручиваться. Тебе придется нас понять. Жалкое вороватое адамово
отродье.  Яблочка  захотелось.  Кушайте  полной  торбой!  Кушаем.   Спасибо,
Господи. Ты  у нас Всеблагой.  Немножко помучаешь,  потом простишь. Как дитя
неразумного котенка.
     Пошли  мне  встречу. Я устал. Пошли мне  кого-нибудь  из  того, доброго
мира, на кого душа моя могла бы пролиться очистительными слезами.
     Я пьян..."


x x x


     Шли дни,  но ничего  не  менялось. Боровой молчал, а может со связником
что  случилось  при  переходе  линии  фронта. Лучшие филеры  приставленные к
Резухе,  чтобы  выявить  его связи,  ничего путного не доносили.  Доблестный
поручик работал  под  руководством  Парфенова,  выполнял его  поручения.  По
собственной инициативе посещал лишь ресторан Хмельницкого да Желябову.
     Козлов  с  Ковалевым  срочно  придумали  и  подкинули  ему  не терпящую
отлагательств информацию, якобы  исходящую  от  генерала  Ходько,  о  скором
контрнаступлении  восточнее Орла в направлении Тулы. Но даже эти сведения не
подвигли  Резуху  к  активным  действиям.  Козлов  с  Ковалевым  терялись  в
догадках.
     Они  узнали  о связях  Резухи с  одной  барышней, бывшей  гимназической
учительницей.
     - Может, через нее? - предположил Козлов.
     - Вряд ли, - пожал плечами Ковалев, - у нее контактов еще меньше, чем у
Резухи. Она ни в ресторан, ни в депо, ни в публичный дом не ходит. На рынок,
разве. Но с  ней Резуха не  виделся уже две недели, если соседка не соврала.
А, в принципе, послушать их разговор не мешало бы.
     -  Мне кажется, это можно устроить. Я тут на досуге поизучал планировку
ее комнат.  Они  совокупляются,  скорее  всего, в  ее  спальне.  С  соседней
квартирой  спальню  разделяет тонкая  стена:  дом перестраивался.  Проделать
сверху отверстие и поставить филера.

     Через два дня Ковалев смеясь читал донесение филера Соколова.
     "Объект  и неизвестная мне  барышня вошли в  комнату в 18-45.  Место, с
которого  я  вел наблюдение,  давало  мне  возможность хорошего  обзора всей
комнаты-спальни и даже части другой, смежной комнаты большего размера.
     Все разговоры, которые вели  объект наблюдения и женщина касались почти
исключительно половой тематики. Привожу их слова  так, как я их  запомнил. У
меня  сложилось  впечатление,  что  говорящие  либо  разучивают  роли,  либо
репетируют в каком-то спектакле.
     Женщина называла его учеником, а объект соглашался.
     "Ты  - негодный мальчишка! Опять  нашалил,  опять  домашнее  задание не
сделал! Ну-ка быстро  скажи,  что тебе было  задано!"  Он не ответил.  Тогда
женщина  схватила его  за волосы  и  начала таскать, крича при  этом: "Дрянь
паршивая! Ты не слушал на уроке задание! Я тебя проучу! Снимай штаны!"
     Объект приспустил до колен галифе и  нижнее белье, а женщина задала его
голову  у себя между ног (колен),  предварительно  нагнув его  голову книзу,
рукой с размаху начала шлепать его по ягодицам, отчего те стали красные. (От
битья,) При этом лицо незнакомой мне женщины тоже стало красным, как если бы
она была в горячке, либо чахотошная.
     Объект кричал и как будто бы просил прощения.
     "А  может,  ты  уже и  рукоблудием начал заниматься в ванных  комнатах,
дрянной мальчишка?!" - опять громко закричала женщина: "Признавайся!"
     "Я только раз... хотел попробовать," - сказал объект.
     "Я тебе все руки отшибу! Я тебя проучу!"
     После чего женщина заставила объекта  снять с нее  юбку, а также нижнюю
юбку  белого цвету и  целовать ртом  ее  половые органы, При  этом  лицо  ее
выражало одно лишь злорадное удовлетворение.
     Это продолжалось минут двадцать  по моим  часам, после чего наблюдаемые
перешли к  непосредственному половому соитию. При этом дама заставила объект
раздеться догола и раздеть самое ее.
     При этом они обменивались ничего не значащими звуками и выражениями.
     Во   время  полового  акта,  который  происходил  на  постели  женщины,
последняя задирала ноги кверху и даже клала их на плечи объекту.
     После завершения  полового  акта,  наблюдаемые  вновь оделись и  ушли в
соседнюю комнату,  где, судя  по звукам, пили чай и вели  малосодержательный
разговор о погоде. Объект говорил, что нынче осень солнечная  и не стылая, и
что такая осень была лишь до войны.  А женщина соглашалась, говоря, что зима
наверное будет снежной, хотя это и не обязательно.
     Потом начали говорить о том. что красные  развили наступление на Орел и
взяли его.  А  объект сказал, что  ему  доподлинно известно,  что скоро наши
нанесут  контрудар, разовьют большое наступление и еще до зимы или в крайнем
случае  до  весны возьмут большевистскую  столицу  Москву, а Ленина  повесят
вверх ногами на Красной площади.  Только это  все большой секрет и пусть она
никому  не  говорит.  И  может  быть  даже  лично  он, объект  будет  вешать
большевистское правительство, поскольку  работает в контрразведке и является
протеже полковника Ежевского, который лично знает Антона Ивановича Деникина.
На дама заявила,  что все это  ужасно,  что военные дела для  нее  сложны, а
интересуется она совсем другими делами. И почему-то назвала объекта графом.
     После оба пошли вновь в зону наблюдения, женщина стала называть объекта
графом, а он ее баронессой. При этом из их разговора  получалось, что он  ее
соблазняет, а она не дается.
     Он  говорил:  "Ах,  вы  даже  не  представляете себе, баронесса,  сколь
томительно  напряжение  моей  плоти,  вызванное  влечением  к  вам, и  сколь
сладостно проникновение моего разгоряченного коня в ваши ворота."
     А она отвечала: "Ну что  вы, граф,  как же я  могу. Хотя  ваши  речи  и
трепетная любовь сводят меня с ума, я не могу нарушить обета."
     Через некоторое время  оба  перешли к  совокуплению  даже  не полностью
раздевшись.
     Затем  оба  перешли  в другую  комнату, где, судя  по звукам пили чай и
говорили о зверствах красных, если они займут эти области.
     В  конце чаепития объект ушел в туалетную комнату, где судя  по звукам,
доносившимся из-за неплотно прикрытой двери, справлял малую нужду.
     Затем оба ушли, я слышал как хлопнула входная дверь.
     В  20-34 вернулась одна женщина и  поэтому  никаких разговоров не вела,
только приглушенно пела песню на слова, коих я не разобрал..."

     Отсмеявшись,  Ковалев  отложил  донесение,  посмотрел  на  улыбающегося
Козлова как всегда сидящего на краю ковалевского стола.
     -  Он,  наверное, обкончался там, этот Соколов, а еще говорят у филеров
работа вредная... Н-да, Резуха  не похож на  красного разведчика  героически
окопавшегося в белогвардейских тылах. А похож он на полного идиота.
     - Каковым, видимо, и является.
     - Ну и что мы будем делать, дорогой контрразведчик Козлов?
     -  Искать  дальше...  Но  и  Резуху,  на  всякий  случай  со счетов  не
сбрасывать.
     Ковалев положил донесение Соколова в свой сейф:
     - У Резухи алиби: он идиот.


x x x


     "Кажется, фронт  трещит. Чувствуют ли  это наверху? У Колчака тоже дела
неважнецкие, отдал товарищам Петропавловск. Сыпемся?
     Все  время  думаю,  отдал  бы  приказ расстрелять  заложников  -  семью
саботажника,  например - или  нет?  Если б  точно знал, что  это нормализует
перевозки? Проклятая достоевщина! Слеза замученного ребенка. Интеллигентское
слюноотделение.  Всякий  абсолютизм   вреден.  Всегда  нужно  искать  грань.
Границу.  Рубеж.  Вот  досюда  я  могу дойти,  а  дальше  -  зась. А  другой
перешагнет. А кто-то не дойдет. У каждого свой предел любви и жестокости.
     Расстрелял бы я их за победу над  красными? Да.  Полгорода  положил бы8
Чтобы спасти  весь организм, можно  и нужно быстро отрубить укушенный коброй
палец. Больно, но необходимо, пока кровь не разнесла яд по телу.
     Наверное, у меня хватило бы решимости отдать приказ о расстреле женщин,
детей  и стариков в обмен на победу. Все равно  большевики,  победив, больше
положат. А если самому расстрелять хотя бы одного ребенка? Не знаю.
     А если я буду знать, что не расстреляв часть  заложников упущу станцию?
Сорву  поставки  боеприпасов на фронт? Это  ведь  тоже будет означать гибель
невинных  людей  на  фронте. Значит,  нужно  расстрелять. Тут уж либо  своих
подставлять, либо чужих.
     Но я представляю себе это слишком явственно: детский разорванный криком
рот, глаза. Избави меня Бог от этого приказа. Я не хочу.
     А при приближении красных  атмосфера  на дороге да и везде накалится до
предела, до срыва. Пустить себе пулю в лоб?
     Но уход от выбора - это трусость.
     Единственное,  что я  знаю - что  буду  оттягивать страшное решение  до
самого последнего момента. Пусть пугают,  арестовывают семьи. Пусть стреляют
поверх голов, поставив на  краю рва. Пусть  расстреляют прямых зачинщиков. А
потом...
     А как бы поступил на моем месте Дима Алейников?"


x x x


     Тук, тук, тук.
     Трубка глухо постукивает о каблук ротмистровского сапога.
     Ковалев сидел в кабинете Парфенова и рассеянно следил  как пепел падает
на истертый паркетный пол.
     - Значит  так, Коленька. Значит  так. Вот послушай... По  поводу твоего
попа... Ты, между прочим, знал, что твой батюшка мальчиков любил?
     - Что?! - Ковалев уставился на Парфенова.
     - Так я и  думал... Нет, девочек твоих он тоже любил. И мальчиков тоже.
На два фронта воевал.
     - Ах, Сява...
     - Да, конспиратор  был твой поп  знатный. Нашел  я всех  его мальчиков.
Запутался поп в своих связях. В общем, я тебе подробности не буду описывать.
Но суть в том, что пристрелил его из  ревности некий Сеня Гладкий. Сегодня я
его возьму.
     - Спасибо, - машинально сказал Ковалев, пытаясь осознать новость.
     Парфенов засмеялся.
     - Не знаю за что. Этот Гладкий участвовал в налете на магазин Караваева
и еще много за ним подвигов. Если хочешь, приходи сегодня вечером на допрос,
посмотришь на бандита-гомосексуалиста.
     - Если вы не против, Валерий Иваныч, я бы завтра заскочил.
     - Сегодня, Коленька, сегодня. Завтра я его уже шлепну.
     - Куда спешите, Валерий Иваныч?
     - А  зачем он нужен, Коленька? Вор, налетчик, мужеложец. Опять же, попа
нужного ухлопал.
     - Я бы поспрошал его, Валерий Иваныч.
     - Не теряй время, Коленька. Поверь старику, по твоей части здесь ничего
нет... Кстати, спасибо тебе за помощь, за Резуху.
     - Не сильно мешал?
     - Я  бы  даже  сказал, помог.  Я  его  послал  в одну  малину с  мелким
поручением. Хорошо роль отыграл.
     - Хорошо говорите?
     - Ну, раз не убили, значит, хорошо.
     - Роли играть  он мастер, - улыбнулся чему-то своему Ковалев. - А я тут
было подумал, что он совсем уж идиот.
     - Он, может быть, в чем-то и идиот, в отношениях с бабами, например, но
в остальном...
     - Уже знаете?
     -  Мне поручик по  секрету ту забавную историю рассказал.  Но  я больше
никому, Коленька.
     -  Скотина! Я  ему  устрою, паразиту! Если  в  управлении  все  узнают,
доведут парня до самоубийства.
     - Вот это верно, Коленька. Уж не знаю, зачем ты за ним следил, это ваши
шпионские  дела, я в них  не лезу, но  бумажку ту филерскую ты порви. Резуха
твой маленько дурачок, но жалко парня, польза от него есть.
     Через две минуты Ковалев уже устраивал страшный разнос Козлову.
     - Болтливая баба!  Язык до колен,  только  и можешь сплетни распускать,
контр-р-разведчик хренов! Мальчишка сопливый! Под трибунал  пойдешь! Кому ты
еще разгласил служебную тайну?!
     Бледный Козлов отрицательно закрутил головой:
     -  Больше никому, Николай  Палыч. Просто  Парфенов, ну он  же работал с
Резухой, а я ротмистра случайно встретил...
     - Ну и болван! Зачем ты ему рассказал о филере?
     - Я не говорил! Он, видно,  сам  догадался. Я так обернул, что вроде бы
это я случайно знаю, про резухины увлечения. К тому же Парфенова нет в наших
списках. Я имею в виду по мистеру Иксу - Лизуну.
     - А  он сам кому  болтанет?! А если до Лизуна дойдет, что за  офицерами
управления следят?!
     - Да нет,  Парфенов - кремень. Я  его  предупредил,  чтобы никому. А он
сказал мне про Сяву, вот и все.
     - Как?! - бегающий по кабинету штабс-капитан  даже  остановился.  -  Он
сказал   тебе,  подчиненному,   об   этом   раньше,  чем   мне,  начальнику?
Субординатор! Жандарм!  Что у нас  происходит? Бардак! Не  удивительно,  что
здесь красный шпион чувствует себя, как у Христа за пазухой!
     - Да это же не секретная информация, про Сяву.
     - Ковалев выругался от досады.
     - Что старый,  что малый! - он взялся  за ручку  двери. - Не контора, а
сборище недоумков!
     И хлопнул дверью.


x x x


     "Думаю о Резухе и мне представляется, что вся человеческая история суть
история  взаимоотношения  двух  полов.  Все интриги,  войны и революции, все
открытия и подвиги.  Елена прекрасная,  война  с Троей, рыцарские подвиги  в
честь прекрасных дам. Может быть, Ленину в юности девочки не давали?
     Не знаю как раньше, но когда я учился, то у нас не было особых проблем.
Футуристических кружков раскрепощения тела, как  в Питере и Москве,  правда,
тоже не было, но задурить голову молоденькой барышне можно было без бо