кем же? - подстегнул он меня вопросом.
     - С турками.
     Он опять рассмеялся, слегка поперхнувшись сигаретным дымом.
     - Где им против мадьярских богатырей выдюжить! Четыре  сотни  турок  не
пикнув головы сложили. - Лицо  его  вдруг  посерьезнело,  и,  глядя  куда-то
вдаль, он покачал головой. - Эх, брат, если бы оно и впрямь так было!..
     Он снова обратил ко мне свой взгляд.
     - Ты тоже это имел в виду?
     Я радостно кивнул.
     - Ну что ж, тогда ты прав. Только  ведь  в  действительности  все  было
совсем иначе.
     С угощением я управился, сверкающая чистота кухни вынудила меня утереть
рот носовым платком,  а  не  рукавом,  как  обычно.  Задушевный  разговор  с
учителем поднял мне настроение, заставив забыть об унижении, постигшем  меня
в школе. Значит, все-таки не зря  написал  я  свой  рассказ!  Мною  овладело
горделивое спокойствие человека, уверенного в собственной правоте.
     - Конец рассказа мне нравится, гораздо  больше,  -  задумчиво  произнес
учитель. - Правда, все там кончается плохо, зато звучит убедительно.
     Я снова насторожился, как охотничий пес, и слушал, затаив дыхание.
     - Звучит убедительно, - продолжал учитель, - потому что  не  похоже  на
сказку. Можно подумать, будто все так и было на самом  деле.  Почему  он  не
смог есть за ужином, этот твой другой герой?
     Я оробел: мне хотелось ответить получше, как в школе во время опроса.
     - Ну... аппетита у него нету.
     - Настолько он устал в сражении?
     - Не потому...
     - Турок стало жалко?
     - Нет, - поспешно выпалил я, - просто ему опротивело. Учитель уставился
на меня с таким нескрываемым изумлением, что я вконец смешался.
     - О чем это ты? Что ему опротивело?
     - Да все это...
     Он долго, пытливо изучал меня взглядом, точно видел впервые.
     - Понимаешь ли ты, братец, что ты сейчас сказал? Я отвернулся, не зная,
куда деваться от стыда.
     - Выходит, твой богатырь не любит сражаться? Чего же  тогда  он  дрался
бок о бок с Гашпаром?
     - Ему нельзя было по-другому: у него служба.
     - Ах так! Значит, и в следующий раз он опять выступит против врагов?
     Я молча кивнул, хотя никак не мог взять в толк, почему  учитель  задает
такие странные вопросы. В них не было ничего обидного, просто я боялся,  что
не смогу правильно ответить и господин Будаи высмеет меня. И с  новой  силой
вспыхнуло беспокойство:  значит,  мой  рассказ  все  же  не  очень  нравится
учителю. Но тогда он не стал бы допытываться с такой дотошностью да и глядел
бы на меня по-прежнему - как в то время, пока я ел хлеб с медом.
     - И имени ты ему не дал почему-то... А ведь он ничуть не хуже Гашпара.
     Я упорно молчал, не смея признаться, что, пока писал рассказ, все время
воображал себя на месте того богатыря; вот и не смог  найти  ему  подходящее
имя. А может, и не захотел.
     Учитель поднялся.
     - Ну, а теперь ступай домой, мама не знает ведь, где ты  запропастился.
- Он погладил меня по голове, но не так, как давеча в классе, и  сердце  мое
подскочило от радости. -  Вот  только  скажи  мне:  зачем  ты  написал  этот
рассказ?
     Я опять не знал, как ответить, однако отметил  про  себя,  что  учитель
больше не упоминает слово "сочинение".
     - Не мог по-другому? - улыбнулся он. - Как этот твой воин без имени?
     Я кивнул, благодарный ему за  подсказку:  ведь  вопрос  снова  оказался
трудноватым. Учитель перестал гладить мою голову, и я был рад, что он  убрал
руку, - еще минута, и я бы разревелся.
     Он легонько подтолкнул меня к двери:
     - Иди. И про свои мальчишечьи забавы тоже не забывай.
     Меня  удивило  это  его  напутствие,  но  я  ответил,  как  и  подобает
послушному ученику:
     - Да, господин учитель, - и, распрощавшись по всем правилам, вышел.
     Дверь за мной захлопнулась, и я, взбудораженный, бегом припустил  через
школьный двор, к ведущему  домой  проселку.  Но  затем  перешел  на  шаг  и,
погрузившись в свои думы, неспешно побрел к дому. Стоило мне  оглянуться  по
сторонам, и мир вокруг показался мне новым,  незнакомым,  а  душу  обременял
непомерно тяжкий груз: радость и боль,  слитые  воедино,  хаотическая  смесь
чувств, жаждущих ясности и порядка. В этот  момент  из-за  садовой  изгороди
высунулась ухмыляющаяся физиономия одного из  моих  одноклассников,  и  слух
резанула язвительная кличка:
     - Эй ты, Гашпар!


                           Утро святого семейства

     Перевод С. Фадеева

     Они вышли из дома все вместе сразу же после завтрака. Ребенок собирался
в школу, а родители - на ярмарку в Кестхей.
     Жупан вывел из хлева предназначенную для  продажи  корову  Пеструшку  и
остановился посреди двора, держа в руках веревку. Он был готов  в  дорогу  и
поджидал жену,  которая  торопливо  одевалась:  зашнуровывала  свои  высокие
ботинки и при этом успевала отчитывать сына -  Янчи  вздумал  идти  в  школу
босиком.
     - На улице-то тепло, - канючил мальчик, - все ребята ходят босиком.
     - И пусть себе ходят, а ты надевай башмаки. Наступит лето, будешь  дома
босиком бегать, а пока я не позволю.
     - Надо мной все смеются.
     - Вольно им смеяться, - проговорила женщина, - будь у них такая обувка,
они бы от нее не отказывались. Радуйся, что у тебя всего хватает!
     Слова матери вовсе не утешили Янчи: только отсутствие башмаков могло бы
его осчастливить. Он крепко возненавидел их.
     - Все равно не надену!
     -  Попробуй-ка  мне  еще  перечить,  -  сказала  женщина,  и  глаза  ее
потемнели.
     - Анна, - раздался со двора голос мужа, - что ты там копаешься?
     - Парень никак не слушается. Башмаки надевать не хочет.
     Ответом ей было молчание, и лишь немного погодя послышался  неуверенный
голос отца:
     - Не упрямься. И не задерживай мать.
     - Слыхал? - спросила женщина.
     Мальчик присел на табуретку и стал зло, рывками натягивать башмаки.
     - Не строптивься, не то получишь. Из-за тебя только время  теряем.  Нам
давно ехать пора.
     Янчи шнуровал башмаки и что-то бурчал себе  под  нос,  стараясь,  чтобы
мать не разобрала слов.
     Но той было достаточно его ворчания.
     - Что ты сказал?
     Тут Янчи так и взвился на дыбы.
     - Ничего! Деньги мои отдавай! - крикнул он, задыхаясь от  бешенства.  -
На ярмарку мне нельзя, босиком тоже нельзя... Отдавай деньги, ничего мне  не
покупайте!
     Тут он враз схлопотал оплеуху, мать толкнула  его  так,  что  мальчонка
вылетел за дверь и остановился лишь посреди двора. Рядом  с  отцом,  который
держал на веревке Пеструшку.
     Янчи, понурясь, застыл на  месте,  с  ранцем  за  спиной:  один  башмак
зашнурован, второй - нет. Он молча изо  всех  сил  боролся  с  подступившими
слезами и, чтобы не разреветься, даже сгорбился весь, стиснув кулаки.
     - Вот и достукался, сам видишь, - тихо проговорил Жупан.
     Отец без гнева, чуть ли не смущенно смотрел на сына, перебирая в  руках
веревку.
     - Чего ты матери перечишь?
     Мальчик не ответил, но,  услышав  вопрос  отца,  все-таки  расплакался,
словно участливый тон взрослого лишил его остатков самообладания.
     - Не реви, - расстроенно бросил отец, - ведь знаешь: мать хочет,  чтобы
ты ходил в ботинках. Ты должен ее слушаться.
     - Все надо мной смеются.
     - Не обращай внимания. Завидуют, вот и смеются.
     - Нет, - произнес мальчик. - Они говорят, что я - барчук.
     Тут Жупан неожиданно разозлился:
     - Черт бы побрал эти башмаки! Сними их по дороге и иди себе босиком.  А
как домой возвращаться - опять натяни, чтоб мать не прознала.
     - Тогда мне еще пуще достанется.
     - Почему?
     - Я уж пробовал. Ребята говорят, что я трус.
     - Не бери в голову, - нерешительно повторил Жупан.  -  Подумаешь,  экий
стыд - в башмаках ходить!
     - Да ведь надо мной ребята  все  время  издеваются.  Говорят,  будто  я
маменькин сынок и трус.
     - А ты их не слушай.
     Мальчика, однако, не успокоили слова отца, хотя он и прекратил хныкать,
но по тому, как он нервно переступал с ноги на ногу,  было  заметно:  он  не
может и не хочет примириться со своей участью.  Он  бросил  в  сторону  отца
робкий, полный затаенной надежды взгляд.
     - Папаня, - проговорил он, - позволь мне ходить босиком.
     Жупан раздраженно передернул плечами.
     - Я-то разрешил бы тебе, уже май на дворе и  погода  стоит  хорошая.  В
твои годы я никакой обувки не знал не то что в мае, а уж с конца марта и  по
самый ноябрь. В этакую теплынь да в башмаках ходить - дурь  несусветная.  Но
мать твоя прямо помешалась на этих  ботинках.  Ты  уж  ее  послушай.  А  как
экзамены сдашь - шлепай себе дома босиком в свое удовольствие.
     Мальчик грустно  выслушал  отца,  глядя  прямо  перед  собой,  а  потом
произнес:
     - Я вчера сказал ребятам, что... с сегодняшнего дня  тоже  буду  ходить
босиком. Я обещал. А они мне не верили.
     Тут голос его дрогнул. Он с надеждой уставился на  Жупана.  Отец  хотел
было ответить, но в этот момент из кухни донесся громкий голос жены:
     - Йожи, бумага на корову у тебя?
     Мужчина дважды ощупал внутренний карман пиджака.
     - Нет, - смущенно ответил он, - у меня нет, я не брал.
     - Так нам сроду до ярмарки  не  добраться!  Остальной  народ  уж  давно
прошел, а те села - и Жиди,  и  Вамуши  -  у  черта  на  куличках!  Пока  вы
прособираетесь, аккурат к шапочному разбору поспеем... - Это она  прокричала
уже из комнаты.
     - Чего же ты раньше не сказала?  -  пробурчал  Жупан,  а  вслух  громко
крикнул: - Она на комоде, под вазой!
     Наконец, закончив сборы, женщина вышла из  дома,  в  руке  она  держала
нужное свидетельство, хозяйка заперла дверь кухни, взяла прут,  прислоненный
к стене, и подошла к мирно стоявшей Пеструшке.
     - Пошли, что ли, - сказала она мужу. Затем бросила взгляд на сына: - Ты
все еще здесь прохлаждаешься? В школу опоздаешь.
     Тут Анна заметила, что один из башмаков  Янчи  не  зашнурован;  получше
присмотревшись к ребенку, она заметила, что лицо его распухло от слез и  сын
стоит посреди двора с таким видом,  словно  никуда  идти  и  не  собирается.
Уставился в землю и не двигается с места.
     - Мало тебе колотушек? Не упрямься, а то живо  получишь.  Мигом  завяжи
шнурок, и чтоб я тебя не видела. И если узнаю, что ты разулся по дороге...
     Однако мальчик не торопился зашнуровывать башмак.
     Мать шагнула к нему.
     - Ты слышал?
     - Анна, - опередил ее Жупан, - пусть он идет босиком.
     Женщина застыла на месте, в недоумении уставившись на мужа.
     - Невелика беда, ежели парень  будет  ходить  босиком,  -  взволнованно
затараторил Жупан, - позволь ему, раз он так просит. Май на дворе, и погодка
стоит как по заказу. Детишки любят босиком бегать. Ты же сама знаешь...
     Женщина несколько мгновений внимательно смотрела на мужа.
     - Сговорились?
     Жупан неожиданно рассвирепел:
     - Ни черта мы не сговаривались, чего тут сговариваться!
     Никак в толк не возьму, чего ты привязалась к парню с этими  треклятыми
башмаками, ежели от них никакого проку. Пускай ходит босиком, ничего  с  ним
не стрясется!
     - Мой сын не должен ходить босиком!
     - Почему? Барчук он, что ли? Такой же, как и все!
     - А я не желаю, чтобы он был  как  все!  Мы  с  тобой  вдоволь  босиком
набегались, я давно поклялась, что у моего ребенка всегда обувка будет. А он
у нас один-единственный...
     Муж перебил ее:
     - Все знают, что у твоего сына есть обувка! Не потому он босиком ходит,
что у него башмаков нет!
     - Башмаки не для того, чтобы в углу плесневеть! Коли  они  есть,  пусть
парень носит.
     - Даже если ребята над ним измываются?
     - Значит, нечего с ними дружить, - упрямо заявила женщина.
     Жупан взглянул на жену с таким удивлением, словно не поверил,  что  она
говорит всерьез:
     - Что же ему, огородами пробираться?
     - Пусть один ходит, - продолжала настаивать мать,  -  зачем  ему  такие
дружки?
     - Значит, он должен ходить один,  -  словно  эхо  повторил  мужчина,  -
всегда один - ив школу, и обратно. Изо дня в день. Так, что ли?
     - А хоть бы и так! Тогда никто не будет над ним смеяться.
     Муж как-то странно хмыкнул. Однако взгляд его стал таким,  что  женщина
слегка опешила.
     - Разве я не права?
     - Права, - согласился Жупан, - ты всегда права. Хорошо же ты относишься
к собственному сыну. - Затем тихо добавил: - Черт бы  побрал  твои  замашки!
Неужто ты и впрямь думаешь, будто наш ребенок не такой, как все?
     - Да!
     Мужчина промолчал и лишь презрительно, безнадежно махнул рукой:  понял,
что продолжать разговор бесполезно.
     Жена не придала его жесту никакого  значения,  похоже,  она  просто  не
заметила его, молчание мужа она расценила как признак своей победы. И решила
окончательно настоять на своем:
     - Хватит, а то совсем мне голову задурили! Привыкнет парень к ботинкам,
и вся недолга. Ходят же городские дети в ботинках, и небось ни одному из них
на ум не придет босиком ходить. И он станет носить башмаки за милую душу.
     Она шагнула  к  мальчонке  и  замахнулась  прутом,  но  не  ударила,  а
приказала:
     - Сейчас же зашнуруй ботинок!
     Во время перепалки Янчи отошел от родителей подальше, словно  не  желая
прислушиваться к их спору, он стоял у колодца,  изо  всех  сил  стараясь  не
привлекать к себе внимания. Мальчик ни разу не взглянул в сторону  взрослых,
носком ботинка он чертил что-то на земле.
     Мать угрожающе взмахнула прутом:
     - Ты что, не понял?
     Мирно стоявшая Пеструшка  встрепенулась  от  свиста  прута  и  едва  не
налетела на хозяина, отпрянув в его сторону.  Во  время  громкого  разговора
хозяев корова проявляла беспокойство, как бы прислушиваясь к спору,  и  даже
жвачку жевать перестала; шум, крики во дворе - все это было  непривычно  для
нее, животное почуяло опасность. Жупан  положил  ладонь  на  лоб  Пеструшки,
успокаивая корову, и та сразу притихла.
     - Вот что, - хладнокровно произнес мужчина, - не пугай скотину, иначе я
за себя не ручаюсь.
     Тут он бросил строгий взгляд на сына:
     - А ты снимай башмаки и марш в школу. Недосуг нам с  тобой  целый  день
прохлаждаться.
     Анна шагнула вперед:
     - Нет, он не снимет ботинки.
     Жупан не обратил на нее никакого внимания:
     - Кому сказано - снимай!
     Янчи боязливо шевельнулся у колодезного сруба.
     Он с удовольствием выполнил бы приказ отца, но, нагнувшись было,  вдруг
остановился. На лице его были написаны и страх, и надежда...
     - Если мама разрешит... - пробормотал он.
     - Я тебе приказываю! - крикнул на него отец.
     Янчи нерешительно присел на корточки,  словно  не  очень  полагаясь  на
слова отца. Он начал медленно стаскивать башмаки, то и  дело  поглядывая  на
родителей.
     Жупан, застыв на месте, не сводил с сына  строгого  взгляда.  Он  ждал,
пока  мальчик  снимет  башмаки,  и  лицо  его  излучало  какое-то   странное
спокойствие. Жену он попросту не замечал, словно ее и не было во дворе, но с
ребенка не спускал глаз ни на секунду.
     - Готов?
     Янчи выпрямился, теперь он стоял босиком, а ботинки  лежали  рядом.  Но
особой радости не было на его лице.
     - Ну и ступай, - бросил отец.
     Мальчик медленно  повернулся,  неловко  пробормотал  слова  прощания  и
устало, по-стариковски побрел прочь.  Он  еле-еле  волочил  ноги  по  земле,
только изредка мелькали его голые ступни. Наконец сын исчез со двора.
     Оставшись наедине с  мужем,  женщина  постепенно  пришла  в  себя.  Она
собралась с духом, снова решив вступить в бой,  явно  не  желая  мириться  с
неожиданным поражением. От злости у нее даже голос сел.
     - То-то радости теперь твоему сыну! Да и тебе тоже.
     - Тебя не спрашивают.
     - Ну что ж, пусть парень голодранцем ходит, а ты гордись, что это  твой
сын.
     - Спрячь башмаки, - бросил Жупан, - да побыстрее, поторапливайся.
     Женщина остолбенела. Она резко взмахнула  прутом,  который  со  свистом
рассек воздух, и вновь уставилась на мужа.
     - И ты еще велишь мне, чтобы я убрала их?
     Жупан отпустил веревку и медленно подошел к жене.
     Он вырвал у нее прут, переломил его о колено и отшвырнул обломки далеко
в сторону.
     - Я ведь просил тебя не махать  прутом,  а  то  домашешься  у  меня,  -
невозмутимо произнес он. - Унеси в дом ботинки! И  не  вздумай  мальца  даже
пальцем тронуть!
     Женщина попыталась возразить мужу хотя бы взглядом. Она  побледнела,  и
лишь сузившиеся глаза  выдавали  бушующие  в  ней  страсти.  Однако  события
последних минут совершенно выбили  ее  из  колеи,  парализовали  волю.  Она,
словно завороженная, послушно нагнулась за башмаками.
     - Оба вы одного поля ягоды, вот что я скажу, - пробормотала она. -  Вся
семейка у вас такая.
     - Это точно, - кивнул муж. - А разве ты не знала?
     - Два сапога - пара, что ты, что сынок твой.
     - Тут ты права. Он не такой, как все. Жупан вернулся к корове,  взял  в
руку веревку, слегка потянул ее.
     - Ну, Пеструшка, пошли? Прощайся с домом.
     Заслышав голос хозяина, корова шевельнулась,  будто  обрадовалась,  что
наконец-то можно тронуться в путь; годов ей было немало, а  старое  животное
быстро устает стоять на одном месте. С величайшим спокойствием двинулась она
за хозяином к воротам. Корова шла доверчиво,  ничего  не  подозревая.  Жупан
продолжал говорить, обращаясь к ней:
     - Правда, припозднились мы, глядишь, и продать тебя не  удастся.  Тогда
обратно вернемся. Да кто знал, что тут кое-какие  дела  улаживать  придется!
Коли опоздаем, твое счастье, Пеструшка: еще целый месяц будешь люцерну есть.
     Жупан даже не оглянулся проверить, идет ли следом за ним жена, он вроде
бы и вовсе забыл о ней. Женщина брела сзади на почтительном расстоянии.  Так
не принято было ходить на ярмарку, со стороны можно подумать, будто она идет
сама по себе: даже прута и то нет у  нее  в  руках.  Брела  она  медленно  и
неуверенно, опустив глаза, как  человек,  который  просто  что-то  на  земле
потерял.


                             Воскресная обедня

     Перевод С. Фадеева

     В воскресенье с утра Фабиан и  Эмма  слонялись  без  дела  по  залитому
солнцем двору; оба разоделись по-праздничному, но не знали,  куда  податься.
Фабиан, отяжелев после яичницы на сале, мечтал о кружке пива.  Его  тетка  -
тетушка Реза - гремела на кухне грязной посудой. Чисто подметенный двор  был
полит водою, брызги которой образовали причудливые  узоры  в  пыли.  Старые,
умудренные жизнью куры  разгуливали  кругом,  изредка  поклевывая  землю  не
столько в поисках корма, сколько по привычке.
     Эмма  смахнула  с  пиджака  молодого  человека  какую-то   ворсинку   и
предложила:
     - Давай прогуляемся по саду.
     Они прошли мимо навеса, который, подобно костылям, поддерживали дряхлые
подпорки, мимо убогого стожка  сена,  и  как  только  вошли  в  сад,  Фабиан
протянул девушке пачку сигарет.
     - А ты все-таки  свинья,  -  с  наслаждением  затянувшись,  проговорила
девушка, - выкурил у  меня  на  глазах  целых  три  штуки,  а  я  смотри  да
облизывайся.
     - Моих пороков не скроешь, их все знают, -  попытался  все  обратить  в
шутку молодой человек, - ведь я с пятнадцати лет...
     - Ну конечно, ты же мужчина, а сильному полу все можно,  будь  он  хоть
сопляк пятнадцатилетний. Как-никак мужик! Так ведь у вас  заведено,  нет?  -
Эмма  затягивалась  сигаретой,  находя   в   этом   удовлетворение,   словно
изничтожала своего смертельного врага; такие глубокие затяжки были, бы впору
какому-нибудь  дюжему  чернорабочему.  -  Надоело,  мне,  не   хочу   больше
прятаться. Сегодня же уеду отсюда.
     - Белочка, - умоляюще проговорил Фабиан, называя  Эмму  самым  заветным
прозвищем, - ты должна понять.
     - А я не понимаю. И не хочу понимать.
     - Так будет лучше для всех. Потерпи, пока мы здесь. Ради меня.
     Круглые безмятежные глаза Эммы уставились на  Фабиана.  И  снова  юноша