на кухне. Забили первый косяк.
     - Вдыхай медленно  и  как можно глубже,-  сказал я.- А  потом держи так
долго, как сможешь. Только не тяни резко, а то обожжешься.
     Он  с интересом наблюдал, как Эдик набивал косяк, слегка уплотняя траву
тупым концом карандаша.
     Раскурили.
     Я затянулся и передал ему.
     Он сделал глубокую затяжку. Выдохнул.
     - Ну вот,- сказал я.- Ничего?- я протянул ему бутылку пива.- Запей.
     - Пока не надо,- сказал он.
     Косяк обошел круг и вернулся к нам. Мы сделали еще по затяжке.
     Эдик набивал второй.
     -  А  я слышал,- шепотом сказал  мне Слава,-  что когда  куришь, нельзя
пить.
     - Почему?- удивился я.
     - Вроде, кайф обламывается...
     - Ну вот видишь,-  сказал я.- Так ты больше нашего  обо  всем знаешь, а
говоришь "не знаю", "не знаю"...
     - Но это правда?
     - Не знаю,- сказал я.- Первый раз слышу. Мы же тут люди темные...
     - Но ты ведь жил в Москве?
     Я засмеялся.
     - А причем тут Москва?
     Раскурили второй.
     - На меня пока не действует,- сказал он.
     - И  не подействует,-  сказал кто-то.-  В  первый  раз  ни на  кого  не
действует. Надо раз пять, шесть...
     - У меня с третьего приход был,- сказал Эдик.- Ну что, делаем третий?
     - А будет приход?- спросил Слава.
     Я  и еще  кто-то засмеялись.  "Будет",-  заверил  Слава,  вытряхивая из
папиросы табак.
     - Злая трава,- сказал кто-то.- Может, с табаком смешивать?
     - Думаешь, недомешали?- возразил кто-то другой.
     Кто-то засмеялся.
     - А чего он смеется?- спросил меня Слава.
     И тут все засмеялись, уже над ним.
     Достали карты, стали играть. По кругу пошел третий.
     Я все пытался сообразить, в какую игру мы играем.
     "Сдавай",- мне протянули колоду. Я взял.
     - По сколько?
     - По три.
     - Нет, по четыре,- сказал кто-то.- По три уже было.
     - А в какую игру мы играем?- спросил я и сам же первый засмеялся.
     Приход был что надо.
     Мы  еще  над  чем-то  смеялись,  уже не  помню.  Помню, что  из второго
"кораблика" получилось пять  косяков  вместо положенных шести,  но  это  уже
никого не огорчило.
     Потом кончилось пиво.
     - Пятый час ночи,- сказал Слава.- Может, пойдем?
     - Куда?- спросил я.
     - Как куда,- сказал он.- Домой.
     - А мы разве не дома?- спросил я у Эдика.
     - Дома,- сказал он.- А где же еще.
     - Вот видишь,- сказал я Славе.- Мы уже дома.
     - Ладно,- сказал он, вставая из-за стола.- Тогда я пойду один.
     - Подожди,- удержал я его за руку.- Пойдем вместе.



     - Давай тачку возьмем,- предложил я.- У тебя есть деньги?
     - Есть,- сказал он.- Но я бы  лучше прошелся пешком,  если ты, конечно,
не против.
     - Да нет, пошли.
     - Как нам лучше идти?
     - Все равно,- сказал я.- Главное, идти в нужном направлении.
     - А почему так темно?- спросил он.
     - Потому что фонари не горят,- подумав, сказал я.
     - А почему они не горят?
     - Потому что их не включили,- сказал я.- Или их нет вовсе.
     - Странно,- сказал он.
     - Да здесь всегда так.
     - И не только здесь.
     - В городе.
     - Странно,- снова сказал он.
     - Электричество экономят,- объяснил я.
     - А зачем?- сказал он.
     - Не знаю.
     Мы вышли на Ленпроспект, дошли до эстакадного моста.
     На мосту он вдруг резко остановился.
     - Смотри!
     Я посмотрел на него.
     - Что?
     - Ты туда смотри!- показал  он.- Как это красиво  при лунном свете... И
небо... Смотри, какое небо! Что-то есть жуткое в нем, и эти странные тучи...
     - Красиво,- согласился я.- И река светится.
     -  Я нигде  больше не  видел  такого  неба,  как  здесь,-  сказал  он.-
Пугающее, страшное, словно бы неземное...
     - Обычно просто серое,- сказал я.
     - Нет,- сказал он.- Оно не бывает обычным.
     - Пойдем?- сказал я.
     - И этот собор, таинственный, нежилой... Ты знаешь, в разрушенных домах
поселяются призраки... Когда я вижу его, я понимаю, что он не случаен здесь.
Он как вопрос, во всем этом есть некий смысл, но непостижимый, он никогда не
будет разгадан...
     -  Когда-то  весь этот  остров был застроен,- сказал я.-  И окна  домов
смотрелись в Прегель.
     - Да,- сказал он, кивнув.-  Я  знаю. Но  мне он  нравится и таким. Этот
собор... он как каменный символ своей души, одинокий посреди пустыни, он как
мечта  об ином городе... или ином мире... Ведь приобщение  к  идеалу  всегда
делает посвященного одиноким среди людей, а это то же,  что быть отверженным
ими...
     - Это совсем не одно и то же,- возразил я.- Можно отвергать мир, но это
не значит быть отвергнутым.
     - Это одно и то же,- сказал он.
     - Нет,- сказал я.
     -  И посмотри теперь  на  эту  мертвую прямоугольную глыбу!- сказал он,
показав на  недостроенное  здание  Дома Советов.-  Она как айсберг.  Айсберг
против парусного корабля.
     - Там стоял замок,- сказал я.- Только чуть левее.
     - А я думал, на этом самом месте,- сказал он.
     - Нет,- сказал  я.-  Чуть левее.  Его  можно  было  восстановить, а его
зачем-то взорвали.
     - Ты застал его?
     - Нет. Я в том году только родился.
     -  И  выстроили  этого монстра.  А  ведь и он совсем  не случаен. Он  -
неотъемлемая  часть портрета,  архитектурного  портрета  города, его  второе
лицо, противоположный лик, второй
     лик  двуликого Януса.  Это символ того, что мы сделали  с этим городом.
Эта железобетонная мерзость вокруг.
     - Да,- согласился я.- Зрелище удручающее. Но в темноте не видно.  А вон
там, на той стороне реки была синагога. Большое такое здание, знаешь...
     - И что, ее тоже взорвали?
     - Да. Только не  мы, а нацисты. Смотри, как  получается: сначала пришли
нацисты и  взорвали  синагогу,  потом пришли  мы  и взорвали немецкий замок.
Теперь остается  только ждать,  когда придут  евреи  и  взорвут это  чудище,
которое мы соорудили. И тогда круг замкнется.
     - Мы захватили этот город как боевой трофей, да так и не сумели вернуть
его к жизни. Для  Империи он был не больше чем  новой игрушкой, чем-то вроде
занятной куклы...
     Я усмехнулся.
     - Что ж, хреновый, видать, из нас получился Пигмалион.
     -  Надо очень  любить этот город, чтобы  он ожил.  Ты правильно сказал:
"Галатея и Пигмалион". А ведь изнасилование - это не любовь. Давай спустимся
вниз?- предложил он.
     - Давай.
     Мы сошли на брусчатку острова и пошли в сторону собора.
     -  В последнее время многое меняется к лучшему,- сказал я.-  Вон, собор
заново отстраивают.
     - Да,- сказал он.- Только, почему-то, не мы, а немцы.
     - Ну, и мы как бы тоже...
     - Сбоку припека.
     Я засмеялся.
     - Ну да.
     - Что это там на флюгере?- спросил он, задрав голову и показав рукой на
шпиль башни собора.
     - Русалка,- сказал я.- Символ города. Мы все никак не выберем, какой из
всех этих символов главный.
     - Русалка?- сказал он.- Как в Копенгагене?
     - Я не был в Копенгагене,- сказал я.
     - Я шучу,- сказал он.
     - Я понял. Кажется, ты присвоил мою зажигалку.
     Он пошарил в карманах и, найдя зажигалку, отдал ее мне.
     - Мы столько  веков  смотрели  на Европу с вожделением,- сказал  он.- И
вот...
     - Как бык на деву.
     Он повернулся ко мне.
     - Бык, похищающий Европу, это скорее Америка, а не Россия.
     - А Европа в таком случае кто, Пасифая?
     - А ты, оказывается, знаешь мифологию?
     - Да,- сказал я.- Читал кое-что.
     -  И вот, отвоевали,  отняли  кусок Европы, и  что же?- продолжал  он.-
Оказалось, что мы  понятия не  имеем, что  с ним  делать!  Все,  что  мы тут
поналяпали, это  мертвый и безобразный  памятник нам самим.  Со  стыда можно
сгореть, глядя на все это.
     - Слушай,-  перебил его  я.- У  меня такое  чувство, что ты  все  время
повторяешь одну и ту же фразу. Это меня зациклило, или тебя?
     - Да ну тебя!- с досадой отмахнулся он.
     - Ты извини,  если я что не так говорю,-  сказал я.- Я что-то  не очень
соображаю.
     - Да ладно,- сказал он.
     - Нет, круто покурили.
     Мы дошли до собора и остановились.
     - Куда теперь?- спросил я.- Обратно?
     - Нет,- сказал он.- Я хочу пойти по тому мостику.
     Мы пошли дальше.
     - Да ладно,- сказал я.- Не переживай. Прорвемся.
     - Ну да,- сказал он.- С такими как ты прорвешься, как же.
     - Ты видел Берлинский мост?
     - Берлинский мост?
     - Да. Немцы, отступая, развели его, а наши,  не сумев свести его снова,
просто построили рядом новый.
     - Ты пойми,- сказал он.- Я не хочу брать за образец  то, что здесь было
когда-то. То, что было, уже никогда не вернется, и люди уже другие, и здесь,
и  в  Германии,  во  всем  мире  другая  эпоха,  и  что-то  новое становится
классикой...
     - Например, кофейни?
     - Стиль,- сказал он.- Идея и ее воплощение.
     - Ну вот тебе и мостик,- сказал я.
     - Да,- сказал он.- Этот мост разводной?
     - А как же!- сказал я.
     - А тот, второй?- показал он.
     - Наверное, тоже был когда-то.
     - Ты даже не знаешь?
     - Да мне это как-то без разницы,- признался я.- Ты только не обижайся.
     - А я и не обижаюсь,- сказал он.- Просто странно...
     Мы вышли на Московский проспект.
     - Такой красивый был город,- грустно сказал он.
     - Да ладно,- сказал я.- Не убивайся. Мало ли городов в Европе.
     - Такой был один...
     - Тебе куда дальше?- спросил я.
     - Туда, в ту сторону,- он кивнул в направлении Каменного Монстра.
     - Значит, нам по пути,- сказал я.- Мне тоже туда.
     - А ты где живешь?- спросил он.
     - Далеко,-  сказал я.- Мне  еще топать  и топать.  Если ты  не выручишь
деньгами.
     Я вопросительно посмотрел на него, но он шел, повернув голову к  собору
на острове, и не видел моего взгляда.
     Мы  пересекли  улицу,  поднялись  по ступеням  лестницы  и пошли  вдоль
каменной стены, бывшей некогда цоколем Королевского Замка.
     - Ну что, может, еще пива возьмем?- предложил я.
     - Знаешь, что мне кажется в тебе непонятным?- неожиданно сказал он.
     - Нет,- сказал я.- Что?
     - Ведь ты живешь  здесь почти  всю жизнь,  родился  здесь, но  когда ты
говоришь  о  городе,  ты говоришь  как  бы...  может быть,  мне  это  только
кажется... как бы отстраненно. Нет?
     -  Не знаю,- сказал я.- Может быть, я обо всем мире говорю вот так, как
тебе кажется, отстраненно, ну и что? Я родился здесь, да,  но родину ведь не
выбирают. Или ты думаешь, выбирают?
     - Кто его знает,- сказал он.
     - В разных книгах  пишут по-разному,- согласился я.- Я  считаю,  что  я
родился  на планете Земля, дальше год, месяц, число, имя, фамилия, отчество,
и это все.
     - Правильно!- воскликнул он.- Так и нужно!
     - А ты сам-то откуда?- спросил я.
     - В каком смысле?- сказал он.
     - Ну, не знаю...
     - Родился в Саратове, школу закончил в  Казани, родители живут в Нижнем
Новгороде, а вообще... Из Москвы, наверное.
     - Москва как мегаполис?
     - Мегаполис, город-космополит. И Нина, она такая же. Она не сможет жить
в квартире, если в этой квартире не будет телефона.
     -   Ты  читал,  что  здесь   написано?-   спросил  я,  остановившись  у
мемориальной доски.
     - Конечно,- сказал он.- Изречение Канта.
     -  Две  вещи  поражают меня  тем больше,  чем  больше я о них  думаю  -
звездное небо над головой и моральный закон во мне.
     - Надо же,- удивился он,- как светло! Даже читать можно.
     - Я по памяти.
     - Да нет,- сказал он.- Правда, светло. Такая ясная луна, и так тихо...
     - Ничего,-  успокаивающе сказал я.- Найдешь с телефоном квартиру, все у
тебя получится.
     - Конечно, найду,-  сказал он.- И  все у  меня  получится.  Ты, правда,
веришь в это?
     - Не знаю,- сказал я.- Вера - это очень интимное чувство.
     - Я же говорю не о религиозной вере...
     - А  я уже  и  сам толком не  знаю, о чем я говорю,- признался я.- Знаю
только,  что  вон  тот магазин называется "Ромашка",  и что автобусы еще  не
ходят. И вижу, что он закрыт.
     - Да,- сказал он.- А где, ты говорил, можно купить пива?
     - Да возьмем где-нибудь. Не проблема.



     Мы  выпили  по банке  пива, потом,  кажется,  еще  по  одной, и у штаба
Балтфлота расстались - ему было направо, а мне прямо.
     Я не стал  просить у него в третий раз деньги и, добравшись до дома еле
живой, завалился спать, забыв завести будильник.  В результате я проспал  на
работу и, приехав уже к обеду, получил первый в этом году нагоняй.
     Так что когда вечером он позвонил  мне, настроение у меня было не самое
радужное. А он как  ни в чем ни бывало стал взахлеб рассказывать мне о своих
новых открытиях -  он купил  путеводитель по  городу  и, кажется, успел  уже
выучить его наизусть.
     - Слушай,- сказал он.- Давай я сейчас приеду?
     - Нет,- сказал я.- Давай не сегодня. Я не выспался...
     -  Тогда завтра,- предложил он.- Давай встретимся завтра  днем? Ты  мне
покажешь кое- что в городе, а то я сам не найду.
     Я объяснил ему, что я работаю и поэтому днем с ним встретиться никак не
смогу, разве что в выходные, да и то не знаю, получится ли.
     -  Жалко,-  сказал  он сникшим  голосом.- А  на работу тебе можно будет
позвонить?
     Я сообщил ему телефон,  понимая  уже, что моей  спокойной жизни  пришел
конец. Так и оказалось.
     Он был неутомим. Целыми днями он носился  по  городу, влюбляясь  в него
все  больше  и больше, звонил  мне и каждый  раз  огорчался, если  я  не мог
вырваться с работы,- вечером  ничего не  будет  видно, может быть,  все-таки
вырвешься?
     Мы встречались, и он тащил меня  показать свое  очередное  историческое
или  архитектурное  открытие,  возмущаясь,  если  я,  с  его  точки  зрения,
недостаточно бурно выражал свой восторг.
     - Конечно,- говорил он.- Для тебя это все привычно.
     - Если бы можно было все это восстановить!- мечтательно говорил он.- Ты
не представляешь, какой это был красивый город. Он и теперь прекрасен.
     - Да,- соглашался я.
     - Или тебе все равно?



     Когда выпал снег, он очень удивился этому.
     -  Ты  посмотри,-  сказал  он,  показывая  вокруг.-  Ты  посмотри,  что
делается!
     - Да,- сказал я.- Снег.
     - Представляешь, она приедет, а здесь снег!
     - Так ведь зима.
     - Странно,-  сказал он.- Почему-то этот город не ассоциировался  у меня
со снегом.
     - Но ты же читал о рыцарях и ледовых дорогах.
     - Да, но я как-то не связывал это с климатом...
     - Ну что?- сказал я.
     - Куда пойдем?
     - Не знаю,- сказал я.- Ты хотел куда-то конкретно?
     - Да нет,- сказал он.- Мне все равно.
     -  Ну пойдем  тогда в  кофейню,- сказал  я.- Кстати, ты говорил,  что в
городе нет ни одной кофейни, так вот, ты неправ. Одна все-таки есть.
     - Где?
     - Да вон, через дорогу. В "Старой башне".
     - Да?- сказал он.- А ты не на машине?
     - Нет, а что?
     - Да так,- сказал он.- Ничего.
     Мы зашли  в  кофейню, дождались, когда освободится столик  на  двоих  и
расположились  за  ним.  Слава  стал  зажигать  свечки, а  я пошел  заказать
что-нибудь.
     - Сейчас принесут,- вернувшись, сказал я.
     Он кивнул.
     Нам принесли глинтвейн, чашки и два кофейника.
     Я  спросил  его,  как  продвигается  ремонт,-   он  снял   квартиру  на
Черняховского и теперь приводил ее в порядок.
     - Нормально,- сказал он.- А неплохо здесь.
     Он посмотрел по сторонам.
     - Но у меня будет лучше.
     - А как тебе глинтвейн?- спросил я.
     - По-моему, они его разбавляют,- сказал он.
     - Да?- сказал я.- Не замечал.
     - И вообще,- сказал он.- Тесновато. Но посмотри, сколько здесь  народу!
А ты говорил, кофейня никому не нужна.
     - Я этого не говорил.
     -  И  подают  как  интересно,-  сказал  он,  кивнув  на  кофейники.-  В
кофейниках.
     - У тебя тоже так будет?
     - Не знаю,- он задумался.- Но идея хорошая.
     - Когда  приезжает  Нина?-  спросил я,  допив глинтвейн  и наливая себе
кофе.
     - Скоро,- сказал он, отодвигая пустую кружку и беря за ручку кофейник.-
Надо будет поехать в Москву, отправить багажом вещи...
     - А много вещей?- спросил я.
     - Много,- кивнул он.- Честно говоря, я волнуюсь...
     - Переезд - хлопотное дело,- сказал я.- Ну как тебе кофе?
     - Кофе прекрасный,- сказал он.- Я не об этом.
     - Да? А о чем же?
     - Не знаю, как ей здесь понравится.
     - Ничего,- сказал я.- Все будет нормально.
     - Нет,- сказал он.- Правда, не знаю.
     - Вы на поезде едете?
     - Я на поезде,- сказал он.- А она самолетом.
     - Уже решили?
     - Ну да,-  он открыл  крышку кофейника и, заглянув в него, долил себе в
чашку кофе.-  Тоже хорошая идея. Всего  чуть-чуть больше, но все-таки больше
чем одна чашка.
     - Да,- сказал я.- Великая сила этого "чуть-чуть".
     - Да,- сказал  он.- Понравится ли ей здесь? Я хожу по городу и мысленно
разговариваю  с ней, показываю ей дома, улицы, людей, магазины... Хотя с ней
все будет по-другому.
     - Но город-то не изменится,- возразил я.
     - Изменится,- уверенно сказал он.- Для  меня, да и не  только для меня.
Она не из  тех, кто может присутствовать,  ничего  вокруг себя не меняя. Она
все изменит.
     - Все?
     -  Конечно, все,- сказал  он.-  А  это,-  он  кивнул  на стену,- я  так
понимаю, карта Пруссии?
     - Да,- сказал я.- Восточной ее части. Эта страна называлась Замландией.
     - Я знаю,- кивнул  он.- Или  Замбией. Но не вся  территория,  а  только
полуостров.
     - Все-то ты знаешь.
     -  Да?- сказал  он.-  И эти  плетеные  подставки  под кофейники,  очень
здорово придумано.
     -  А ты  сделай лучше,- предложил  я.- Из можжевельника. Представляешь,
какой аромат будет.
     - Да,- сказал он.- Может, возьмем еще чего-нибудь?
     - Что-нибудь выпить?
     - Давай возьмем еще по глинтвейну?
     Я кивнул и, подойдя к кассе, заказал еще два глинтвейна.
     - Сколько с меня?- спросил он, когда я вернулся.
     - Двадцать рублей за все.
     Он отдал мне деньги.
     - Ничто не бывает  так, как предполагалось,-  сказал я.- Как говорится,
мы предполагаем, а Бог располагает.
     - Это понятно,- согласился он.- Но дело не в этом.
     - А в чем же?
     - Понимаешь,  ей будет очень непросто здесь,  она совсем другая. Как-то
она здесь приживется...
     - Что-то изменилось?- сказал я.- Раньше ты был больше уверен в себе.
     Нам принесли глинтвейн.
     Мы взяли каждый свою кружку.
     - Может быть,- сказал он.- Может быть, я что-то понимаю не так, но я не
представляю, как  можно не полюбить этот город, пройдя по его улицам, увидев
стены его фортов, развалины городских ворот, эти кирхи и башню кафедрального
собора...
     -  Ты  здорово сказал, что он  стоит как  каменный призрак своей  души.
Непонятно, но красиво. Спрашивается, где же тогда тело?
     -  Кажется,  я сказал "каменный  символ  своей души", но  это случайная
метафора...
     - Да. Но все равно красиво. И еще, что он как парусник против айсберга.
     - Тебе нравятся метафоры?- сказал  он, хлебнув из кружки и  поставив ее
на столик.- Может, ты и книги пишешь?
     - Нет, но иногда читаю
     - Иногда - это уже что-то,- сказал он.- По нашим-то временам...
     - В наше время про многое можно сказать то же.
     - Да,- сказал он.- Вот только поесть здесь нечего.
     - Ну почему же,- возразил я.- Можно взять пирожные...
     - Ну да,- сказал он.- Мороженое...
     - Самое плохое, что здесь нет кондиционеров, и нельзя курить.
     -  У  меня будут,-  заявил  он.-  И  курить  будет  можно,  даже  будут
продаваться сигары.
     - Здорово!- сказал я.- А как все это будет?
     - Увидишь.
     - Ну все-таки,- настаивал я.- Что это будет? Стены, интерьер, мебель?
     - Темно-зеленые стены,- сказал он, и взгляд его сделался мечтательным.-
Знаешь, такого благородного  оттенка, это  называется  "ирландский зеленый".
Темное дерево, невысокие перегородки между столиками...
     - Тоже из темного