ть мне сатисфакцию - как мужчине и поэту. Э.Чейтер, эсквайр".
   Пауза.
   Ханна. Великолепно. Но неубедительно. Книга заведомо попадет к Бай-
рону только через семь лет.  Она не связывает  его  непосредственно  с
Чейтером или поместьем Сидли-парк. Или с Ходжем. Более того, в письмах
Байрона нет ни намека на скандальчик.  А он бы вряд  ли  стал  держать
язык за зубами.
   Бернард. Скандальчик?
   Ханна. Ну конечно. Он бы выставил Чейтера на посмешище.
   Бернард. "Скандальчик"!  "Посмешище!"  (Смолкает  и выдерживает эф-
фектную паузу.) Он убил Чейтера.
   Ханна (громко и пренебрежительно фыркает). Ты подумай!
   Бернард. Чейтеру был тридцать один год. Автор двух книг. И вдруг, с
апреля 1809 года,  - как отрезало.  После "Ложа" - ни строчки.  А Бай-
рон...  Байрон как раз тогда,  в марте, опубликовал сатиру "Английские
барды и шотландские обозреватели".  Он известен, он обрел имя. И вдруг
- срывается в Лисабон на первом попавшемся корабле и проводит за  гра-
ницей два года.  Ханна! Нас ждет слава! В крумовских бумагах наверняка
найдется что-нибудь, какая-то зацепка...
   Ханна. Ничего нет, я смотрела.
   Бернард. Но ты искала не это. И не жди ясных как дважды два дневни-
ковых записей. "Лорд Байрон был очень весел за завтраком..."
   Ханна. И все же его присутствие вряд ли могло остаться никем и ниг-
де не упомянутым.  Я же таких свидетельств не встречала. Думаю, он тут
никогда не был.
   Бернард. Спорить не стану. Но позволь мне все же покопаться в доку-
ментах.
   Ханна. Нам будет слишком тесно.
   Бернард. Милая девочка, я знаю толк в научных изысканиях, я умею...
   Ханна. Я не милая и не девочка. Если наткнусь на след Байрона, Чей-
тера или Ходжа - дам знать. Солоуэю, в Сассекс.
   Пауза. Она встает.
   Бернард. Спасибо. И прости за эту нелепую шутку с фамилией.
   Ханна. Ничего, переживем.
   Бернард. Кстати, где учился Ходж?
   Ханна. В Тринити.
   Бернард. В Тринити-колледже?!
   Ханна. Да. (После некоторых колебаний.) Да. Там же, где Байрон.
   Бернард. А родился он когда?
   Ханна. За  пару  лет  до Байрона.  В тот год ему было года двадцать
два.
   Бернард. Так они учились в Кембридже в одно время?!
   Ханна (устало). Да, Бернард. И, без сомнения, выступали за одну ко-
манду, когда Харроу играл с Итоном в крикет.
   Бернард подходит к ней вплотную.
   Бернард (спокойным,  ровным голосом).  Ты хочешь сказать,  Септимус
Ходж учился с Байроном и в школе?
   Ханна (немного смущенно). Да... возможно... так и было...
   Бернард. Ну ты даешь! Телка ты телка...
   Невыразимо счастливый, Бернард обнимает Ханну и громко чмокает ее в
щеку. В этот момент входит Хлоя.
   Хлоя. Ой...  э...  я  решила сама принести вам чаю.  (В руках у нее
подносик с двумя кружками.)
   Бернард. Мне надо заняться машиной.
   Ханна. Хочешь спрятать ее от графа?
   Бернард. Спрятать? Да я ее продам! Есть в поселке какая-нибудь гос-
тиница? Кабак, куда пускают постояльцев? (Поворачивается спиной к жен-
щинам,  так как намерен пройти через сад.) Ну,  ты ведь  рада,  что  я
здесь? (Выходит.)
   Хлоя. Он сказал, что знает тебя...
   Ханна. Ты что-то путаешь.
   Хлоя. Вернее,  не так.  Он сказал,  что хочет сделать тебе сюрприз.
Это,  конечно, не одно и то же... Зато сексуальная энергия в нем так и
кипит.
   Ханна. Что?
   Хлоя. Смотри,  какой шаг упругий!  Верный признак. Хочешь, приглашу
его на танцульки? Для тебя, а?
   Ханна. Куда? Ни в коем случае!
   Хлоя. Или сама пригласи,  так даже лучше.  Пусть приходит как  твой
партнер.
   Ханна. Перестань. За чай спасибо.
   Хлоя. Если он тебе не нужен, сама займусь. Он женат?
   Ханна. Понятия не имею. Разве у тебя мало скаковых жеребцов?
   Хлоя. Ханна, я же для тебя стараюсь.
   Ханна. Поверь, это уже не так насущно.
   Хлоя. Но тебе нужен партнер для танцев. А он классический вариант -
фат и щеголь.
   Ханна. Я не желаю расфуфыриваться для танцев,  и партнер мне не ну-
жен, а Солоуэй - и подавно. Я вообще не танцую.
   Хлоя. Ну чего ты сразу в бутылку лезешь? Сама же с ним целовалась!
   Ханна. Это он меня целовал. От избытка научного энтузиазма.
   Хлоя. Ладно.  Не  упрекай меня потом,  у тебя были все возможности.
Зато мой гениальный братец вздохнет спокойно.  Он ведь в тебя влюблен,
знаешь?
   Ханна (сердито). Это шутка!
   Хлоя. Только не для него.
   Ханна. Не  глупи!  Это и шуткой-то не назовешь.  Мы просто дурачим-
ся...
   Из сада появляется Гас - по обыкновению молчаливый, стеснительный.
   Хлоя. Привет, Гас, что там у тебя?
   В руке у него яблоко - только что сорванное,  с парой зеленых  лис-
точков. Он протягивает яблоко Ханне.
   Ханна (удивленно). Ой!.. Спасибо!
   Хлоя (выходя). Ну, что я говорила?
   Хлоя закрывает за собой дверь.
   Ханна. Спасибо. Господи... Спасибо...
   Сцена третья
   Комната для учебных занятий. Следующее утро. В комнате: Томасина на
своем месте за столом;  Септимус с только что полученным письмом в ру-
ках; Джелаби - в ожидании ответа на доставленное им письмо.
   Перед Септимусом  раскрыто "Ложе Эроса";  рядом - исписанные листы.
Папка с его бумагами тоже на столе. Плавт (черепашка) удерживает листы
своим весом - чтобы не разлетелись. Кроме того, на столе появилось яб-
локо, по всем признакам - из предыдущей сцены.
   Септимус (не отрывая глаз от письма). Почему вы остановились?
   Томасина переводит с листа отрывок из латинского текста. Это дается
ей с некоторым трудом.
   Томасина. Solio insessa... in igne... восседавшая на троне... в ог-
не... и еще на корабле... sedebat regina... сидела королева...
   Септимус. Ответа не будет,  Джелаби.  Спасибо. (Складывает письмо и
засовывает его между страниц "Ложа Эроса").
   Джелаби. Я так и передам, сэр.
   Томасина. ...  ветер, благоухавший сладко... purpureis velis... от,
или посредством, или с помощью, или благодаря пурпурным парусам.
   Септимус (обращаясь к Джелаби).  Чуть позже я попрошу вас отправить
кое-что по почте.
   Джелаби. К вашим услугам, сэр.
   Томасина. ...был подобен...  чему-то...  от, или посредством, или с
помощью,  или благодаря любовникам - о Септимус! - musica tibiarum im-
perabat... музыкой... звуками свирелей командовал...
   Септимус. Лучше "правил".
   Томасина. Серебряными веслами.  Нет.  Серебряные весла... волновали
океан... точно... словно... будто... любовные касания.
   Септимус. Очень хорошо.
   Берет в руки яблоко. Отрывает листья и черенок, кладет на стол. От-
резает кусочек карманным ножом,  жует, отрезает другой кусочек и пред-
лагает Плавту.
   Томасина. Regina reclinabat...  королева...  отклонилась... practer
descriptionem...  неописуемо...  в золотом шатре...  словно Венера или
даже...
   Септимус. Побольше поэзии! Побольше поэзии!
   Томасина. Откуда взять поэзию, если ее нет в латыни.
   Септимус. Н-да, беспощадный вы критик.
   Томасина. Это королева Дидона?
   Септимус. Нет.
   Томасина. А какой поэт это написал?
   Септимус. Вы с ним хорошо знакомы.
   Томасина. Я? Знакома?
   Септимус. Не римлянин.
   Томасина. Господин Чейтер?
   Септимус. Перевод ваш действительно смахивает на вирши Чейтера.
   Септимус берет перо и продолжает писать.
   Томасина. А, знаю, это твой друг Байрон!
   Септимус. Лорд Байрон, с вашего разрешения.
   Томасина. Маменька в него влюблена.
   Септимус (поглощен своим занятием). Да. Что? Ерунда.
   Томасина. Не ерунда. Я видела их вместе в бельведере. (Септимус за-
мирает,  не дописав слово.  Поднимает наконец глаза на Томасину.) Лорд
Байрон читал ей из своей сатиры,  а маменька смеялась, наклонив голову
самым обольстительным образом.
   Септимус. Она  просто  не  поняла  сатиру и смеялась из вежливости.
Чтобы не обидеть гостя.
   Томасина. Конечно,  она сердита на папу за эту затею с парком... Но
это  не причина для такой вежливости.  И из спальни спустилась сегодня
чуть не спозаранку. Лорд Байрон был очень весел за завтраком. И о тебе
отзывался с почтением.
   Септимус. Да ну?
   Томасина. Он считает,  что ты большой острослов. Пересказал - почти
наизусть - твою статью... забыла, в каком журнале... про книжку, кото-
рая называется "Индианка",  а ты обозвал ее "Индейкой" и написал,  что
даже собака такой пищей побрезгует.
   Септимус. Ах,  вот оно что! Господин Чейтер, вероятно, тоже выходил
к завтраку?
   Томасина. Разумеется. Он не лежебока. Не то что некоторые.
   Септимус. Ну,  ему  же  не надо готовить для вас задания по латыни,
исправлять математику... (Вытаскивает из-под Плавта тетрадь с домашним
заданием Томасины и кидает ей через стол.)
   Томасина. Исправлять?  А  что там неправильно?  (Заглядывает в тет-
радь.) Пять с минусом? Фи! За что минус?
   Септимус. За то, что сделано больше, чем задано.
   Томасина. Ты не оценил мое открытие?
   Септимус. Вымысел, пускай и научный, - еще не открытие.
   Томасина. А насмешка - еще не  опровержение.  (Септимус  складывает
письмо, растапливает воск, запечатывает письмо, надписывает адрес.) Ты
на меня дуешься,  оттого что маменька привечает  твоего  друга.  Ну  и
пусть!  Пусть хоть сбегут отсюда за тридевять земель!  Им все равно не
остановить прогресс науки.  Я считаю,  что сделала изумительное откры-
тие.  Сам посуди!  Каждую неделю я,  по твоему заданию,  строю графики
уравнений, точка за точкой: откладываем x, откладываем y, на пересече-
нии получаем... И каждый раз получаем какую-нибудь простенькую геомет-
рическую фигуру,  словно мир состоит из одних только дуг и углов.  Но,
Септимус!  Если есть кривая, похожая на колокол, должна быть и кривая,
похожая на колокольчик!  На одуванчик!  На розу! Септимус, что говорит
наука? Можно числами выразить природу?
   Септимус. Можно.
   Томасина. Почему тогда твои уравнения описывают только то,  что че-
ловек делает своими руками?
   Септимус. Не знаю.
   Томасина. Если б Создатель следовал твоей логике, он сотворил бы...
не живой сад, а разве что садовую беседку.
   Септимус. Господни уравнения уводят в беспредельность, в иные миры.
Нам не дано их постичь.
   Томасина. Просто ты слаб! Духом и сердцем! Да, мы действительно си-
дим в центре лабиринта. Но мы должны найти выход. Начнем с чего-нибудь
простенького.  (Берет со стола листок от яблока.) Я изображу этот лис-
ток графически,  выведу уравнение... И ты, наставник Томасины Каверли,
прославишься в веках, а о лорде Байроне никто и не вспомнит.
   Септимус заканчивает манипуляции с письмом. Кладет его в карман.
   Септимус (строго). Вернемся к Клеопатре.
   Томасина. Так это Клеопатра?! Ненавижу!
   Септимус. Ненавидите? Почему?
   Томасина. Она оболванила женщин!  Из-за нее на уме у всех одна  лю-
бовь.  Новая любовь, далекая любовь, утраченная любовь... Второй такой
провокаторши ни в литературе,  ни в истории не  сыскать!  Не  успевает
римский генерал бросить якорь под ее окнами, как целая империя летит в
тартарары. Империю попросту сдают в заклад - за ненадобностью. Будь на
ее месте королева Елизавета, она бы сумела повернуть историю по-друго-
му.  Мы любовались бы сейчас пирамидами Рима и великим сфинксом  Веро-
ны...
   Септимус. Боже упаси.
   Томасина. Но не тут-то было! Эта египетская дурочка заключает врага
в карнальное объятие,  а он сжигает дотла великую Александрийскую биб-
лиотеку и даже штраф не платит за невозвращенные книги. Септимус! Как?
Как пережить такую утрату?!  Сгорели все греческие трагедии и комедии!
Не меньше двухсот пьес Эсхила,  Софокла,  Еврипида; тысячи стихотворе-
ний;  личная библиотека Аристотеля,  которую привезли в Египет  предки
этой идиотки! Да как же нам утешиться в своей скорби?
   Септимус. Очень  просто.  Чем подсчитывать убытки,  прикинем лучше,
что осталось в целости и сохранности.  Семь пьес Эсхила, семь - Софок-
ла, девятнадцать - Еврипида. Миледи! Об остальных и горевать не стоит,
они нужны вам не больше пряжки, которая оторвалась от вашей туфельки в
раннем детстве, не больше, чем этот учебник, который наверняка потеря-
ется к вашей глубокой старости.  Мы подбираем и, одновременно, роняем.
Мы - путники, которые должны удерживать весь свой скарб в руках. Выро-
ним - подберут те,  кто идет следом.  Наш путь долог, а жизнь коротка.
Мы умираем в дороге.  И на этой дороге скапливается весь скарб челове-
чества. Ничто не пропадает бесследно. Все потерянные пьесы Софокла об-
наружатся - до последнего слова.  Или будут написаны заново, на другом
языке.  Люди снова откроют древние способы исцеления недугов. Настанет
час и для математических открытий,  тех, которые лишь померещились ге-
ниям - сверкнули и скрылись во тьме веков. Надеюсь, миледи, вы не счи-
таете,  что, сгори все наследие Архимеда в Александрийской библиотеке,
мы бы сейчас не имели...  да хоть штопора для бутылок? У меня, кстати,
нет ни малейших сомнений,  что усовершенствованная паровая машина, ко-
торая приводит в такой экстаз господина Ноукса, была впервые начерчена
на папирусе.  И пар,  и медные сплавы были изобретены не в Глазго. Так
на чем мы остановились?  Позвольте...  Попробую-ка я сделать  для  вас
вольный перевод.  Когда мы учились в Харроу, вольные переводы давались
мне даже лучше, чем лорду Байрону. (Забирает у нее листок, внимательно
изучает  текст,  раздумывает  над  парой латинских фраз и - начинает.)
Итак: "Корабль, где восседала королева, подобен был... златому трону и
сиял...  на  водах  жарких,  знойных,  точно пламя..." - Так-так,  что
здесь?  - "А...  пурпур парусов под сладким ветром дышал и волновался,
точно грудь..."
   Томасина (сообразив,  что ее провели, приходит в бешенство). Обман-
щик!
   Септимус (невозмутимо). "И слаженно серебряные весла..."
   Томасина. Обманщик!
   Септимус. "...под звуки флейты били по воде, пеня ее, дразня и воз-
буждая".
   Томасина (вскочив). Обманщик! Обманщик! Обманщик!
   Септимус (уже без всяких запинок, с невероятной легкостью).
   Сама же королева так прекрасна
   была, что не сказать словами.
   Под сенью томной возлежа...
   Томасина. Чтоб ты сдох!
   Томасина в слезах убегает в сад.  В дверях она чуть не сталкивается
с Брайсом. Скрывается из виду. Брайс входит в комнату.
   Брайс. Бог мой, старина, что ты ей такого сказал?
   Септимус. Сказал? А что я ей сказал?
   Брайс. Ходж!
   Септимус выглядывает за дверь,  слегка озабоченный поведением Тома-
сины, и видит Чейтера. Тот ищет, за что бы спрятаться.
   Септимус. Чейтер!  Мой любезный друг!  Не прячьтесь!  Входите, сэр!
Смелее!
   Оробевший Чейтер позволяет втянуть себя в  комнату.  Брайс  пыжится
как индюк, то есть держится с большим достоинством.
   Чейтер. Капитан Брайс оказал мне честь...  то есть...  сэр...  все,
что вы имеете сказать мне, сэр... адресуйте капитану Брайсу.
   Септимус. Занятно.  (Обращается к Брайсу.) Ваша жена вчера не появ-
лялась, сэр. Надеюсь, она не больна?
   Брайс. Моя жена?  У меня нет жены.  Какого черта?!  Что ты имеешь в
виду?
   Септимус начинает было отвечать, но затем озадаченно замолкает. По-
ворачивается к Чейтеру.
   Септимус. Не понимаю вашего уговора,  Чейтер. А к кому я должен ад-
ресоваться, когда хочу обратиться к капитану Брайсу?
   Брайс. Берегись, Ходж! Не увиливай!
   Септимус (Чейтеру).  Кстати,  Чейтер... (Осекшись, поворачивается к
Брайсу и продолжает.) Кстати,  Чейтер,  у меня для вас потрясающая но-
вость.  Кто-то повадился писать письма от вашего имени. Совершенно ди-
кие и невразумительные. Последнее я получил полчаса назад.
   Брайс (сердито). Ходж! Позаботься о своей чести! Не способен обсуж-
дать дело,  не ерничая,  - назови своего секунданта, и он будет предс-
тавлять тебя сообразно достоинству дворянина.  Уж,  наверно, твой друг
Байрон окажет тебе эту услугу.
   Септимусу надоело дурачиться.
   Септимус. Да, он окажет мне эту услугу. (Настроение Септимуса изме-
нилось, он поворачивается к Чейтеру.) Сэр, сожалею, я нанес вам незас-
луженную обиду. Вы - не подлец и не поэт. Вы - хороший, честный малый.
   Чейтер (радостно).  О! Вот это другой разговор! (Внезапно его охва-
тывает сомнение.) Он что - извиняется?
   Брайс. А как же ущерб,  нанесенный его супружескому праву через от-
верстие между...
   Чейтер. Фу-у!
   Брайс. Через госпожу Чейтер. Ладно, мое дело - сторона.
   Их прерывает появившаяся из сада леди Крум.
   Леди Крум.  О!  На ловца и зверь бежит!  Господин Чейтер,  ликуйте!
Лорд Байрон просит вашу новую книгу.  Он жаждет ее прочитать и намерен
включить ваше имя во второе издание "Английских бардов  и  шотландских
обозревателей".
   Чейтер. Миледи,  "Английские барды" - это пасквиль, напраслина, ко-
торую лорд Байрон возводит на тех,  чья поэзия чище,  выше и лучше его
собственной. Значит, он намерен оскорбить и меня?
   Леди Крум.  Ну разумеется. Не так уж плохо быть оскорбленным в ком-
пании Роджерса, Мура и Вордсворта. Или вы предпочитаете остаться в те-
ни?  А-а!  Вот она! "Ложе Эроса"! (Она высмотрела на столе книгу, при-
надлежащую Септимусу.)
   Септимус. Это моя книга, мадам.
   Леди Крум. Тем лучше. На то и друзья, чтобы брать у них книги взай-
мы.
   Между страниц  "Ложа Эроса" к этому времени уже находятся три пись-
ма, не видные благодаря большому формату и застежкам.
   Господин Ходж, ваш друг притворяется, будто хочет нас покинуть. От-
говорите его! Я и слышать не желаю об отъезде лорда Байрона! Он, види-
те ли,  спешит в Фалмут на мальтийский пакетбот.  В мыслях его  только
Лисабон и Лесбос,  в сумках - одни пистолеты,  и я тщетно твержу,  что
затея его безумна.  Вся Европа в огне наполеоновских войн; самые прив-
лекательные развалины дворцов и крепостей закрыты для посетителей; до-
роги забиты войсками на марше;  в гостиницах  квартирует  солдатня,  а
главное - мода на безбожное республиканство еще не прошла, еще не сме-
нилась естественным образом на свою полную противоположность.  Он  ут-
верждает:  его  цель  - поэзия.  Но из пистолетов не целятся в поэзию.
Разве что - в поэтов.  Господин Ходж!  Приказываю вам забрать  у  него
пистолеты.  Он не должен подвергаться опасности. Он сам признался, что
его хромота - следствие неудачного обращения с оружием в детстве.  Что
это за шум?
   Шум -  это  звуки музыки,  доносящиеся из соседней комнаты.  Играют
громко и плохо. Начался этот "шум" вскоре после ухода Томасины.
   Септимус. Это новое фортепиано,  мадам. Мы взялись за музыку совсем
недавно.
   Леди Крум. Так ограничьте ваши усилия той частью инструмента, кото-
рая звучит "пиано". А когда чему-нибудь научитесь, можно приниматься и
за "форте".
   С книгой в руках леди Крум выплывает обратно в сад.
   Брайс. Вот! Это ли не глас Божий?!
   Чейтер (с благоговейным трепетом).  Отобрать у лорда Байрона писто-
леты!
   Брайс. Сэр, вы слышали господина Чейтера? Что вы ему ответите?
   Септимус, глядевший вслед леди Крум, поворачивается.
   Септимус. Отвечу, что убью его. Он мне надоел.
   Чейтер (вздрогнув). Что?
   Брайс (с воодушевлением). О!
   Септимус. Да-да,  Чейтер,  черт вас побери! Овидий остался бы зако-
нотворцем, а Вергилий - землепашцем, знай они, сколь беспредельно глу-
пой и напыщенной будет любовь ваших придурковатых сатиров и  тупоумных
нимф.  Я к вашим услугам.  Считайте, что пол-унции металла уже у вас в
башке.  Сойдемся за лодочным павильоном на рассвете - скажем,  в  пять
часов.  Мои лучшие пожелания госпоже Чейтер. За ее благополучие можете
не беспокоиться,  она ни в чем не будет  нуждаться,  пока  у  капитана
Брайса звенят в кармане монеты. Он сам ей пообещал.
   Брайс. Вы лжете, сэр.
   Септимус. Нет, сэр. Возможно, лжет госпожа Чейтер.
   Брайс. Признайтесь,  что вы лжете, иначе вам придется иметь дело со
мной.
   Септимус (устало).  Что ж, сэр, в пять минут шестого вас устроит? Я
как раз успею в Фалмут на мальтийский пакетбот.  Вы оба будете мертвы,
мой бедный однокашник займет место наставника леди Томасины  и,  пола-
гаю,  все, включая леди Крум, получат наконец полную сатисфакцию. (Вы-
ходит и захлопывает за собой дверь.)
   Брайс. Рвет и мечет.  Но это все пустое. Не волнуйся, Чейтер, я вы-
пущу из него пары.