сь
Гоголь  был  сильнее.   И  Пушкин   это  понял.  Но  какая  интуиция,  какая
общенациональная  литературная  стратегия!  И  сам Гоголь ничего  лучшего не
написал,  чем  эти  вещи.  Такое  впечатление,  что  Гоголь,  обожествлявший
Пушкина, сделал все, чтобы доказать Пушкину, что он был достоин его доверия.
     Мне  думается, трагедия Гоголя со второй частью "Мертвых душ" связана с
тем,  что Пушкина уже не  было.  Только великий авторитет Пушкина мог спасти
Гоголя. Пушкин мог бы ему сказать:
     -- Я  тебе не  давал  замысел  на  второй  том "Мертвых  душ".  Ты  все
прекрасно написал, и больше этого не надо касаться. Иначе можно сойти с ума.
     Но, увы, Пушкина уже не  было,  а Гоголь сам не догадался, что  замысел
исчерпан.  Его занесло  на птице-тройке  и  уже  чуть-чуть  в  первой  части
заносило.
     Еще при жизни Пушкина Гоголь писал, что Пушкин -- это русский человек в
полном  развитии, каким он  явится на  свет через двести лет. Ждать осталось
недолго. Как раз к новым выборам  нового президента. Надо бы  этого русского
человека  в  полном развитии, и выбрать в президенты по рекомендации Гоголя.
Но  что-то  его  не видно.  Или погорячился Гоголь, или  со свойственной ему
чертовщинкой   подсунет   нам   нового    Чичикова,   который   окончательно
приватизирует новые мертвые души. Но шутки в сторону. {426}
     При всем том, что Пушкин не явился  на  голом  месте, величайший скачок
поэзии с  появлением  Пушкина  есть  необъяснимое чудо.  При  необыкновенном
богатстве  русской  поэзии  это  чудо больше  не  повторилось.  И  нет ли  в
творениях Пушкина высшего знака для нас?
     Есть. Но есть и загадочность  Пушкина как великого Национального поэта.
Тяжелая  глыба  империи  --  легкий,  подвижный  Пушкин. Темная,  запутанная
история  России --  ясный, четкий Пушкин. Тупость огромного бюрократического
аппарата --  ненатужная  мудрость  Пушкина.  Бедность  умственной  жизни  --
Пушкин-гейзер, брызжущий  оригинальными мыслями.  Народ все  почесывается да
почесывается, а  Пушкин действует и  действует. Холодный, пасмурный климат и
Пушкин -- очаровательная  средиземноморская теплота даже в описаниях суровой
зимы.
     Не  правда ли,  странный  национальный гений?  Но  так  и должно  быть.
Национальный гений, я думаю, бессознательно лечит нацию и культивирует в ней
свойства,  которые  ей  необходимы,  но  находятся в  зачаточном  состоянии.
Однако, читая Пушкина, мы невольно восклицаем вместе с ним:

        Здесь русский дух!

     Это прежде всего его изумительный русский язык. Такое  впечатление, что
он  пропустил его  через  грандиозный  самогонный  аппарат,  возле  которого
дежурила  Арина  Родионовна, уже слегка  принявшая  и от этого преувеличенно
бдительная. И хотя Пушкин создал русский литературный язык для всех  будущих
поколений писателей, но первач,  уж извините, выпил он сам. Так,  незаметно,
за сказками Арины  Родионовны. И оставшегося  хватило на великую литературу,
но первач неповторим.
     Пушкинская улыбчивость,  пушкинская бодрость,  пушкинская мудрость, его
обузданная вольность,  даже плодоносная {427} грусть -- не  вооружают ли они
нас мужеством  и  надеждой,  что в  печальную  историю  нашей страны в конце
концов прольется пушкинская гармония? Можно ли поверить, что явление Пушкина
-- случайная игра генов, некий коктейль природы из горячей Африки и холодной
России?
     Такое  скопление  великих  талантов  в  одном  человеке не  может  быть
случайным, а  может  быть  только путеводной  звездой,  как  не  может  быть
случайностью  разумность человека вообще и разумность Пушкина в особенности.
{428}


Государство и совесть

     Главная ошибка  нашего нового, демократического государства, из которой
вытекают все его остальные ошибки, по-моему, состоит в том, что власти, сами
того не заметив,  повторяют  ошибку марксизма:  экономика  --  базис,  а все
остальное надстройка. Государство, которое живет по  этому  закону, обречено
на гибель, личинку смерти оно уже несет в себе. Советское государство именно
поэтому погибло. Это могло случиться несколько  раньше или несколько  позже,
но должно было случиться.
     Нам повезло  в  том смысле, что гибель  Советского государства обошлась
без   кровопролития   гражданской  войны.   Можно  сказать,  что  это   было
естественной   смертью.  Хотя   можно  сказать,  что  агония  его   все  еще
продолжается. Это  смотря с  какой стороны взглянуть на то, что  делается  у
нас.
     То,  что  экономика  не   является   базисом  человеческого   общества,
сравнительно легко доказать. Во-первых, человечество тысячелетия жило, когда
никакой экономической науки  вообще не было и  никому в  голову не приходило
экономическую  сторону  жизни  объявлять  базисом.  Во-вторых,  все  великие
религии утверждают, и наш  личный опыт подтверждает  это, главное в человеке
--  совесть.  То,  что  главное  в  человеке,  то  является  главным  и  для
человеческого общества, и для государства.
     Парадокс состоит в том, что  государство, в котором экономика -- базис,
прежде всего обречено погибнуть экономически. В таком государстве экономикой
управляют  не профессиональные экономисты, {429}  а идеологи от экономики. И
это совершенно другие люди, которые могут ничего не понимать в экономике.
     Так, в идеологическом государстве агронома  в  колхозе  выбирали не  по
признаку  его   добросовестности   и   знания   дела,   а  по  признаку  его
идеологической балтовни,  где экономика --  базис. Так, ничего не понимая  в
литературе, Жданов пытался управлять литературным  процессом.  И так годами,
десятилетиями в  государстве проходит отрицательная селекция, когда тысячи и
тысячи людей,  слабых  умственно  и  нравственно, оказываются  на  командных
местах.  Такое государство  обречено было  погибнуть.  Вот  к  чему  привело
изначально неправильное понимание природы человека: экономика -- базис.
     Базисом человека и человеческого общества является совесть, а экономика
одна из  важнейших надстроек. При этом экономика  может хорошо работать  при
более или менее здоровом состоянии базиса -- совести человека. Экономика без
базиса -- совести -- это зверинец с открытыми клетками, что мы видим сегодня
у нас.
     Один    культурный    экономист     сказал     мне:    экономика     --
полунаука-полуискусство. Мне кажется это определение  верным.  Экономические
законы, видимо,  срабатывают  при  благоприятных  условиях соприкосновения с
человеком.
     Нам  много  говорят  об  экономическом  чуде  возрождения  послевоенной
Германии. Действительно  чудо!  Тысячи  городов  лежали  в  руинах, миллионы
убитых, миллионы раненых, миллионы голодных и беспризорных детей!
     Но экономическое чудо расцвета Германии  вторично. Главное, разбуженная
совесть  нации  стала   могучим  фундаментом  экономического   и   духовного
возрождения.  При виде  чудовищного  краха нацистских идей, при  наглядности
всеобщей разрухи у немца очистилась душа от злобной  пропаганды, которой  он
раньше верил. И он сказал себе: "Так это мы собирались создать в Европе и во
всем мире новый порядок? Безумцы! Нам надо восстановить страну  и мирно жить
в семье народов". {430}
     И Германия расцвела, но порыв совести был первичным.
     Наша   катастрофа   имела  гораздо   менее  наглядный,  гораздо   более
размазанный характер. Верить в коммунизм те, кто верил, перестали задолго до
его падения. Однако все, хотя и вяло, делали вид, что верят. В этих условиях
после  падения  коммунизма всенародного  искания не  было  и не  могло быть.
Совесть за семьдесят лет советской власти не только  планомерно истреблялась
сверху, но и сам наш человек, чтобы выжить, истреблял ее в себе.
     Чаще всего  это  делалось неосознанно. Под страшным давлением диктатуры
молекулы страха  в человеческой душе преображались в формулу любви.  Человек
просыпался  утром  и говорил самому  себе:  "Я  еще  жив!  Спасибо  великому
Сталину!"
     Сейчас мы ждем великого экономиста, как в свое время народ ждал доброго
царя.  Экономическая наука на наших  глазах  превращается  в  некую мистику,
которая  якобы  спасет  страну.  Все  спасает и все никак не  может  спасти.
Разумеется,  нам  нужны  культурные, талантливые  экономисты.  Но такие люди
нужны и в любых областях нашей жизни.
     Однако нас ждут трагические неудачи, пока мы не осознаем,  что базисом,
фундаментом человеческой жизни и целого государства является совесть.
     Разбуженная совесть -- самый грандиозный источник человеческой энергии.
Но как ее разбудить?
     Как говорил  знаменитый физик, надо поставить  перед  собой  достаточно
безумную задачу, чтобы она оказалась достаточно  реалистической. На  вопрос,
что  мы строим, мы  должны иметь  мужество ответить:  мы  строим совестливое
государство,   мы  строим  государство  совести.  А  демократия  и  рыночная
экономика только  рычаги этого неслыханного в мире  государства. Совестливое
государство  сегодня  звучит  несколько смешно, как слон плачущий при звуках
музыки Моцарта.  Но завтра  это может стать естественным и радостным началом
новой жизни, и слон заплачет.
     Самые людоедские государства, душившие совесть, никогда ее теоретически
не отрицали,  а  просто  искажали в свою  пользу. Даже {431}  они мистически
боялись прямо и громко ее отрицать.
     Интересный   диалог  в   этом   отношении  был  у   нашего  знаменитого
священника-хирурга Войно-Ясеневского со Сталиным. Передаю суть.
     --  Что это вы  говорите -- душа, душа. Ее  нет. Ее никто  не видел, --
сказал ему Сталин.
     --   Совесть   тоже   никто  не   видел,  --   отпарировал   знаменитый
священник-хирург, -- но ведь вы не станете отрицать, что она есть.
     И Сталин промолчал.  Не  осмелился  сказать, что и совести нет. В  этом
великая, непобедимая тайна совести.
     Как это, воскликнут скептики, строить государство совести в стране, где
одних  трясет золотая  лихорадка, других  трясет  лихорадка недоедания,  где
каждый второй -- вор?! Утопия!
     Но именно потому, что  мы дошли до самого дна и окончательно убедились,
что нет и не может быть другой опоры, чтобы подняться, совесть нас подымет.
     Такие  чудеса в России уже бывали. За семьдесят  лет,  с  1820 года  --
начало зрелости Пушкина до 1890 года -- зрелость Чехова, наши предки создали
поистине  великую   литературу,  на   создание  которой  европейские  народы
потратили не менее пятисот лет. И наша классическая литература признана всем
миром как самая совестливая. "Война и мир" Толстого или  "Братья Карамазовы"
Достоевского --  это не  только  грандиозные художественные образы, это суть
тысячелетней христианской цивилизации.
     Кроме всего  этого, два Государства Совести  внутри одного,  достаточно
бессовестного государства, как, впрочем, и все государства мира.
     Сегодня  Россия  оказалась  в  центре  кризиса  мировой  совести.  Весь
двадцатый век -- это кризис мировой совести, вызванный утопией прогресса. Но
это отдельная тема.  Мы первые начнем, и  за  нами последуют так  называемые
благополучные государства, благополучие которых достаточно относительно.
     Чтобы  выжить  в  двадцать  первом  веке,  человечество  должно сменить
классическую политику хитрости  на политику  совестливости, то есть политику
отсутствия  политики.  Все  государства  должны  {432}  усвоить  одну  черту
истинного  гения  -- простодушие. В этом  смысле  я  бы  посоветовал  нашему
президенту  выступить  перед  мировым  сообществом  с  предложением  запрета
шпионажа, одновременно,  конечно, если  предложение будет принято, тщательно
укрепив  контрразведку. И  лучшие  люди  мира  оглянутся  на нашу  страну  с
уважительным удивлением.
     Но с чего все  это  надо начинать?  Начинать надо с правительства.  Нам
нужно правительство алмазной чистоты и прозрачности, и чтобы народ поверил в
эту чистоту, и тогда он воспрянет духом. Но что  надо сделать, чтобы народ в
это  поверил? Надо  быть  такими и  никакими  другими. Сто абсолютно чистых,
толковых людей -- и есть правительство. Но где их взять? Они есть кругом и в
самом  правительстве. Достаточно  найти  десять  таких людей  и  эти  десять
приведут с собой остальных. На  это понадобится не более  двух-трех месяцев.
Кристалл   алмазной   честности  на  вершине   власти  обязательно   вызовет
постепенную кристаллизацию всей пирамиды. На эту пирамиду снизу будет давить
воспрянувший  духом народ, а  он воспрянет  духом,  видя, что вершина власти
чиста, а сверху будет давить вершина в силу своего нового состояния.
     Надо  помнить,  что  конечной  причиной  падения  царского и Временного
правительства было  накопившееся в  народе  брезгливое  чувство,  что они не
чисты.  Так оно  и было  на  самом деле.  И надо помнить,  что бешенее  всех
взрываются терпеливые народы.
     Надо   немедленно    привлекать   в   правительство   высокоталантливых
представителей  гуманитарной  интеллигенции.  Они утончат  психический  слух
правительства, а это сейчас самое  главное для мирного, некровавого движения
в будущее. Таких  людей у нас достаточно много, несмотря на катастрофическую
утечку  мозгов. У нас достаточно  сильных умов. Сильный ум -- плод страдания
человека, не потерявшего надежду. Спросят:  кто, где и как искать их  будет?
Даю  точный адрес  человека,  который  укажет на  высокообразованных, умных,
совестливых  людей. Это адрес академика  Дмитрия Сергеевича Лихачева.  Никто
лучше  него  не {433} может знать  об  истинной  цене  тех  или  иных  наших
гуманитариев.
     ...Недавно президент наш Борис Николаевич Ельцин сказал по телевидению,
что миллиарды рублей, посланные в Чечню,  неизвестно куда делись.  Президент
не следователь,  не  прокурор, он может не знать, кто их украл. Но он обязан
знать,  кто  именно в  правительстве  за  это  отвечает, и  привлечь  его  к
ответственности.
     Это  признание  --  психологическая  ошибка.  У многих  честных  людей,
услышавших такое,  руки опускаются,  а  у жуликов,  наоборот, руки  начинают
чесаться. Если бы за спиной президента стоял настоящий помощник-гуманитарий,
он бы посоветовал ему воздержаться от этого печального откровения.
     А разве не стыдно  нам  всем,  что  такие  блестящие  умы,  как  Сергей
Аверинцев и  Вячеслав  Иванов, обучают  за границей тамошних университетских
недорослей, хотя у нас в наших министерствах, уверен, можно найти достаточно
недорослей с высшим образованием, с которыми они могли бы  провести семинары
по  истории  человеческой  совести, начиная  с  Вавилона  и  до  наших дней,
учитывая, что Вячеслав Иванов знает около ста языков.
     И  почему у  нашего  правительства  до сих  пор  нет опубликованной для
народа программы своих действий на ближайшие годы? Эта программа должна быть
написана  ясным,  мощным, правдивым русским  языком и  должна внушить народу
несокрушимую  надежду  на  лучшее  будущее.  Такую программу  обработать  до
степени общенародной  съедобности могут  только гуманитарии высшего  класса!
Все, что мы время от времени слышим от высокопоставленных чиновников, вяло и
неаппетитно.  Слыша эти  речи, не  только  человек, котенок  не  спрыгнет  с
табуретки!  Силу  настоящего слова  никто не  отменял и  отменить  не может.
Вспоминаются строчки из стихов Николая Гумилева:

        И в Евангелье от Иоанна
        Сказано, что слово -- это Бог. {434}

     Но  он же  в  этом  стихотворении,  опускаясь  от  мечты к  реальности,
добавляет:

        И как пчелы в улье опустелом
        Дурно пахнут мертвые слова.

     Вдохновенная  воля  к добру  заставляет  слова  заново  сверкать,  этой
вдохновенной  воли к  добру хочется  пожелать  нашим правителям. И  еще  раз
напомнить   им   о   том,  что   "дурно  пахнут  мертвые  слова".   Критикуя
правительство,  я ни на минуту не  забываю о многом хорошем, что оно делает.
Так,  оно  тщательно оберегает  нас от мировой  скорби.  И  прекрасно с этим
справляется.
     Что сказать об интеллигенции? Настоящий интеллигент -- это человек, для
которого  духовные  ценности   обладают  материальной   убедительностью,   а
материальные ценности достаточно призрачны. Все остальное -- образованщина.
     Интеллигент  --  миссионер совести и знаний, которые позволяют человеку
жить по совести.
     Часть  интеллигенции,  в  особенности,  врачи и  учителя,  в труднейших
условиях продолжают свое героическое дело.
     Я  уже писал  в свое время в "Известиях",  что, если правительство не в
состоянии  какой-то  части  населения  выдавать зарплату, пусть  оно  снизит
зарплату всем хотя  бы на пять процентов, и деньги эти будут. При этом  надо
ясно   объяснить  народу,   что  жертва   временная.   Никакого  отклика  не
последовало.
     Продолжаю об интеллигенции.  Большая часть ее, к  сожалению,  при  виде
всего, что  творится  дома, впала в  пессимизм. И  это не самое худшее. Я бы
сказал  так: если при  выходе из  пессимизма  нас  ожидает  цинизм, то лучше
незаметно поворачивать обратно.
     Беда стране, где  слишком многие  люди думают о политике. Честные люди,
слишком  много думая о политике, невольно отстраняются  от созидания,  а так
как они при  этом  страдают, думая о  политике,  они не чувствуют  свою вину
перед  отсутствием  {435}  созидания.  Получается горький парадокс: страдать
проще, чем созидать. Вся  Россия -- пьющий Гамлет. Выход только один. Хочешь
вырваться из страданий --  созидай! Другого лекарства нет  и не  будет. Даже
сизифов труд  освобождает нас  от  бесполезных рассуждений  о  бесполезности
сизифова труда.
     Никто никогда  в европейской  и  русской истории  не  пробовал  сделать
совесть главным инструментом управления народом. Я не говорю единственным, я
говорю  -- главным. Если бы  мы имели возможность спросить у Бога: "Можно ли
управлять людьми при помощи совести?" Он бы ответил: "Я именно это предложил
людям через своего сына, но никто из властителей не попытался".
     Так давайте попробуем? Если мы достигнем абсолютной чистоты, хотя бы на
вершине  власти,  а она  видна  со  всех  сторон,  это  будет первый  шаг  к
нормальной, достаточно гармоничной жизни.
     И в один  прекрасный  день  наш  человек  скажет  своему  напарнику  по
выпивке:  Вань, погляди, что делается! У государства совесть появилась! Пора
браться за ум! Баста! Не пьем до воскресенья!
     Когда  это скажет простой  русский  человек,  тогда  начнется настоящее
возрождение России. {436}


* * *

     По изданию:  Ф.  Искандер.  Рассказы,  повесть,  сказка,  диалог, эссе,
стихи. Серия "Зеркало XX век". Екатеринбург, "У-Фактория", 1999. -- 704 с.



Попытка понять человека

     Жалость к  человеку. Боль за человека. Жалость  выше справедливости, но
справедливость долговечней. Вспоминая  момент проявления жалости  к человеку
уже  с некоторого  временного расстояния,  мы можем осознать,  что, пожалуй,
переборщили. Этот человек был недостоин этой степени жалости.
     Но вспоминая справедливое  решение по отношению к человеку, мы не можем
себе сказать, что переборщили по части справедливости.
     Жалость, я уверен,  необъяснима никакими  рациональными  соображениями,
она идет к человеку сверху, от Бога.
     Однако почти всякий  человек  иногда мучительно  вспоминает  случаи  из
своей жизни, где должен был проявить жалость, но не проявил. В чем дело, где
был в тот миг наш Бог?  Думаю,  сигналы сверху были,  но мы сами  в то время
были  настолько  расчеловечены,  что не  могли  их  принять.  Однако человек
нравственно  не тупой сохраняет этическую память  и,  восстанавливая картину
своего  равнодушия, мучается,  кается и тем самым прочищает  приемник  своей
души.
     Но   в  каком  соотношении  между  собой  чувство   жалости  и  чувство
справедливости? Чувство справедливости, можно сказать, более горизонтальное,
оно больше  требует нашего  личного соображения. Пытаясь найти  справедливое
решение  по  отношению  к человеку, мы как  бы  мысленно перебегаем от этого
человека ко многим