де быть Я, со всеми моими причиндалами,  а
не в облике лужи мочи, оставшейся от Еруслана Лазаревича коня. И  буду.  Как
говаривают иные умные люди - не только в мо„м сегодняшнем теле, но и во всех
других: от того моего тела с  жабрами,  что  было  в  маменькином  пузе,  до
завтрашнего, где у него самого пузо не меньшее. А подмышкой у всех моих  тел
- та самая книжка, которую я напишу... послезавтра.
   Бессмертие, однако, вещь тихая. А тут суетится жизнь актуальная, ор„т  во
всю глотку и мешает о вечности размышлять. Хотя она же поставляет  пищу  для
размышлений: то террорист жахнет,  и  мозги  человеческие  обрызгивают  твои
сапоги, то педераст в женском платье и парике накинется...  Нас  учили,  что
люди делятся на классы. А других учили - что на расы и народы.  Я  учил:  на
дураков и умных. И потому, де, они вечно дерутся друг с другом. Вс„ - чушь!
   Полезность путешествий неоспорима. И не столько потому, что видишь новое,
сколько потому, что переоцениваешь старое.  Во  время  этого  путешествия  я
постоянно вспоминал то, о ч„м здесь и не слыхали, о бане. А точней - о  моих
наблюдениях за людьми в  бане,  месте,  где  почти  все  случайные  различия
стираются при помощи наготы, пара и мочалки. "Сотри  случайные  черты  и  ты
увидишь", помнишь? Это написано, несомненно, про  баню.  И  вот,  я  увидел.
Благодаря бане и путешествию, позволяющему на  не„  глянуть  со  стороны,  я
установил подлинное, то есть - природное различие людей, которое и разделило
человечество, да так, что оно  грыз„т  свою  же  собственную  глотку,  вед„т
непрерывные войны, народ против народа,  человек  против  общества,  человек
против человека и так далее. Это различие дано нам от Адама и Евы. Нет,  это
не различие полов, разве я не писал тебе, что и они в Европе  так  же  легко
стираются, как социальные различия в наших банях? Значит, они  не  основные,
не природные. Итак, мо„ открытие: люди делятся на выпуклопупых и впалопупых.
Или, если хочешь, впуклопупых. Вот, вот где пропасть между  людьми,  которую
мы чувствуем с первого взгляда, вот откуда вражда  с  первого  взгляда  и  с
первого взгляда любовь!.. Взгляда вовсе даже не  на  пуп,  ведь  при  первом
знакомстве раздеваются достаточно редко - а вражда, не скажу о  любви,  вещь
частая. Как же узнают? А как угодно. Ведь это запечатлено в  линии  носа,  в
форме ушей, в качестве волос,  ведь  это  написано  в  глазах  -  узнают  же
диагносты о заболевании кишечника по рисунку  на  радужной  оболочке  глаза!
Откуда и пошло известное выражение: глаз  на  жопу  натянуть.  Узнают  и  по
соответствующему запаху. Бессознательно, разумеется, но  неотразимо  узнают:
какой именно у кого пуп.
   Так называемая бисексуальность -  лучшее  подтверждение  моему  открытию.
Ведь если бы пол  был  основой  жизни  человеческого  организма,  как  этому
идиотски учили венские мудрые  люди,  разделение  людей  по  полам  было  бы
непреодолимо. Но ведь жизнь показывает, по  крайней  мере  европейская,  что
вполне преодолимо! И тогда те же венские мудрецы, если уж  они  отказываются
признать сво„ учение в корне ошибочным,  обязаны  применить  к  этому  факту
обыкновеннную аристотелевскую, чему их учили ещ„ в школе, логику. После чего
сознаться: коли пол преодолим, то есть, если  бисексуальность  возможна,  то
значит - мы уже не о людях говорим. О ком же? И почему,  зачем  так  велико,
так соблазнительно сходство этих не  людей  с  людьми?  Но  это  уже  другая
тема... Замечу лишь, что и лицо  имеет  больше  всего  сходства  с...  иной,
противоположной частью тела. И венские мудрецы должны это наконец  признать,
и закрыть свои клиники, где они столь злостно обирают именно людей. А после,
переквалифицировавшись,  если  такое  мудрым  венцам  доступно,  открыть   в
помещениях этих клиник бесплатные бани  с  массажем  и  массовые  обжорки  с
даровой жратвой, чтобы постепенно вернуть  людям  награбленное  и  заслужить
отпущение хотя бы части грехов.
   Я знаю, что говорю: меня  познакомили  со  знаменитейшим  психоаналитиком
Испании. У него четыре дома только на Юге, в Марбейе. И ни в  одном  из  них
нет бани. Не приглашает он и к обеду. Но  и  не  только  он:  ведь  и  донья
Росария также...
   Вот, вот оно, победившее в развитом правовом обществе равноправие  мужчин
и женщин: оба одинаково не приглашают к обеду.  Не  подумай  только,  что  я
против равноправия. Я даже очень за. Только я именно за равноправие полов, а
не мужчин и женщин. А так -  все  люди  конечно  же  братья,  включая  людей
слабого пола и людей с половыми слабостями, включая  гермафродитов,  включая
снежного человека и еврея.

   21 мая Мадрид. Олег.

   Не подумай также, что я на что-то жалуюсь.  Мне  не  на  что  жаловаться.
Жизнь моя так  прекрасна,  что  даже  м„ртвые  могут  позавидовать  мне.  Но
одно-таки смущает меня, только одно: чтой-то никак не уда„тся так же  вкусно
пожрать, как это бывало в Сеговии. Отчего,  не  знаешь  ли?  Какая-то  сила,
которая вечно хочет блага, а... не спорь, я лучше знаю!  Но  писать  по  два
письма ежедневно мне уда„тся по-прежнему. И буду. Любой ценой.


   14. В. Г‚ТЕ. (Адрес не уст.)

   Дорогой и многоуважаемый, хотя это двойное обращение  к  одному  человеку
невероятно противоречиво, г-н советник! Беру на себя смелость, не будучи сам
представленным (букву Д из последнего слова можете выбросить, если  она  Вам
уже не нравится), рекомендовать моего друга, Дж.  Т.  Реверса.  Космополита,
если Вам это слово что-либо говорит. Романиста, если  желаете  -  посмотрите
значение этого слова в БСЭ. Историка... но достаточно.  Нельзя  пройти  мимо
Дж. Т. незамеченным. Я хочу сказать, никто не должен пройти... То  есть,  не
дайте ему пройти... Впрочем, ладно, не откажите в любезности принять  его  и
побеседовать с ним. А также дать оценку его стихам. Проза  пока  в  оной  не
нуждается. Образец прилагаю.
   Я ходила за кладбищенской оградкой
   и увидела Его.
   Он мне тайно не сказал украдкой
   ничего.
   Припев. М„ртвый плющ на каменной стене.
   Рыцарь, Вы приснились мне?

   По тропинке он прош„л. Так надо.
   Или нет?
   Над калиткой - арка винограда.
   У калитки - след.
   Припев. М„ртвый плющ на каменной стене.
   Рыцарь, Вы приснились мне.

   Я калитку не открою наудачу,
   для чего?
   Он в меня войд„т иначе.
   Я - в него.
   Припев. М„ртвый плющ. Не буду. Не заплачу.
   Ничего не значит.

   Перевод мой. Ставлю также Вас в известность,  что  аналогич-ные  послания
получили:           В.            Маяковский            и            Махатма
Баркуджававозневтусветклюеблоксейфульмулючингизискандер-бей.  Г.   Гейне   -
отдельно.
   Дела мои идут отлично, если Вас это интересует. Я счастлив. Хотя бы  тем,
что нахожусь не в Германии. Как и Вы, извините...

   22 мая Магриб. Ваш безымянный поклонник ОДИН.



   15. Г-НУ Г. ГЕЙНЕ В СОБСТВЕННЫЕ РУКИ.

   Хочу спросить Вас, г. Г. Гейне: ДОКОЛЕ!? Ведь Вы, вс„-таки, тоже уже не в
Германии!

			22 мая Магриб.
			Искренне любящий и почитывающий Вас.
   16. В. А. БУРЛЮКУ В ЗДОЙМЫ.

   В продолжение к моему предыдущему посланию тебе. Переварив  позавчерашний
обед с психоаналитиком, который он вс„ же выставил,  чтобы  вернее  погубить
меня. Ты просто ревнуешь свою барышню, Володинька.  Ибо,  когда  ты  уходишь
домой от не„, то уже по пути воображаешь, что она запустила к  себе  другого
соседа. А то и направилась за тем же на скотный  двор.  Вот  поэтому  ты,  я
уверен, задумал перевезти барышню в СВОЙ дом. А СВОЕГО-ТО дома у тебя и нет.
Что делать? Ну, не дом же для этого покупать... А ты  приучи  е„  любить  не
соседей, и  даже  не  тебя,  а  само„  себя!  Вот  выход,  проверенный  мною
неоднократно, проверяемый и  сейчас.  Интеллигентные  дамы  и  без  нас  его
находят. Но твоя буколическая барышня -  дело  иное,  тут  нужно  вмешаться.
Пусть огород твой принес„т подлинную пользу тебе. И ей. То есть,  выращивать
надо только морковку.
   Но пусть барышня как следует чистит и моет этот полезный овощ,  чтобы  не
было у не„ заноз, а у тебя потом - грибка.  Морковка  -  любезное  дело,  ей
можно  придавать  любую  форму,  по  вкусу.  Можно  ублажить  е„,  морковку,
специями, а если останется слишком суха - впрыснуть  в  не„  смесь  масла  и
вина. Кроме того, морковка хороша тем, что вводится с усилиями лишь  в  одну
сторону, впер„д, а назад е„ вытаскивать не надо, она выскакивает сама,  если
держать е„ за верный конец. Таким образом, вытащить е„ прид„тся только  один
раз, и только тебе, но не барышне: из грядки, загодя. Ты сделаешь прекрасный
подарок подруге, а затрат никаких. И ревности твоей - как не бывало, верь. К
чему же, к морковке, что ли? К своему же подарку? Не смеши.
   Когда морковка приходит в негодность, е„ легко заменить новой,  а  старую
выбрасывать не надо, сгодится в суп.
   Научи также подругу древнему при„му одиноких, и потому -  изобретательных
людей...  Обвязывать  себя  подмышками,  по  животу  вокруг  талии,   и   по
разделительной линии, предусмотренной природой на тот случай,  если  простая
неделимая барышня вс„ же посложнеет, пройдя высшую школу в городе,  шнурком.
Шнурок должен быть гладким и достаточно широким. Обвязывать следует  плотно,
тогда это действительно напоминает тесное объятие. В сочетании  с  морковкой
это даст ей вс„ желаемое. И главное - последующий покой. Тебе.
   Конечно, поскольку барышня твоя из оседлых туземных кельтов, то есть - ей
далеко ещ„  до  развитых  городских  кочевниц,  ты  рискуешь  быть  поначалу
непонятым. Но тебе не привыкать, ведь и  живопись  твою  пока  не  понимают.
Терпение и труд. В наш век самых жутких кровосмешений, кастовые  преграды  -
что за препятствие для упорного естествоиспытателя!
   Не обижайся, я шучу глупо, потому что преисполнен отвращения... к науке и
искусствам. А письма пишу по утрам, когда отвращение  по  понятным  причинам
распространяется и на вс„  другое.  Что,  кстати,  нового  тут  в  живописи?
Ничего. И здесь тот же Глазунов жалуется на того же Шилова, и оба вывешивают
свои мультфильмы сериями. Был в музее Дали. И даже там видел мышку на ковре.
   Про вер„вку же - я знаю, что говорю. Е„ же потом  можно  мылом  намазать,
и...

   23 мая Мадрид. О.


   17. А. П. ДРУЖИНИНУ В МОСКВУ.

   Дорогой Сашук!

   Читал тут лекцию твой приятель Солоухин. В ней он сравнил себя  с  плотом
деревянным, который плыв„т хоть и по течению всегда, но вс„ же по фарватеру.
Этим он отвечал на запрос из публики: нужны ли у нас перемены, а если нужны,
то почему он за них не борется. Затем приятель твой прив„л пример обратного.
Некий другой писатель решил  писать  заведомо  в  стол.  Для  чего  сказался
отсутствующим в Москве и на звонки не отвечал. Жена его всем  сообщала,  что
писатель в отъезде. Потому один из  звонивших  оставил  свой  телефон,  дабы
писатель, когда верн„тся в Москву, позвонил: де, очень важно. Ну, раз важно,
писатель назавтра же сказался приехавшим и позвонил по оставленному  номеру.
Оказалось, что он звонит Сталину. И что это Сталин звонил  намедни  с  делом
очень важным: приглашал к себе. Конфуз. С тех  пор,  сказал  Слоноухин,  тот
писатель никогда не сказывается, да и не бывает в отъезде.
   Хотел тут и я вопрос задать: неужто  даже  теперь  не  бывает,  когда  по
меньшей мере один из тех двоих помер? И дальше я хотел спросить: чего ж  это
вы, писатель Многоухин, шляетесь в таком случае  по  миру,  ежели  в  Москве
такие дела? А вдруг - звонок? Хотел я так спросить, но спросил:  где  тут  у
вас выход, господа.
   Вспомни, Сашук, я тебе всегда советовал  подбирать  приятелей  со  вкусом
построже.
   Между тем не приятелю, а другу  твоему,  пусть  и  сомнительному,  -  мне
выпало такое, что вчера утром, проснувшись вс„ на той же сиротской постельке
своей,  а  точней:  очнувшись,  я  покаялся.  В  отличие  от  того   мелкого
писателя-преступника - бескорыстно. Ни о какой выгоде я не думал,  а  снился
мне всю ночь сон ужасный, будто сижу я на лекции в Прадо, или  в  Пушкинском
музее, не узнал, на балконе. А он,  проклятый,  сильно  наклон„н  в  сторону
партера, так что кресла там тоже с наклоном и скользкие, падлы. Кроме  того,
на лобном том месте нет перил, или другого заметного барьера, так  что  если
съедешь - то и ядран„шься с высот  в  зал,  придавив  внизу  кого-нибудь  из
буржуйчиков в кудрях  бараньих.  Всю  эту  ночь  я  учился  сидеть  на  этом
пыталище, но так и не научился. Однако же и не упал. Ибо так  решил  Господь
для вящей Славы  Своей.  Чтобы  я  ночью  не  разбился,  а  смог  бы  наутро
раскаяться.
   Утром же все мышцы мои оказались сотвор„нными не из глины, не из  ничего,
а из говна. И пот из него же. И  у  меня  не  осталось  сомнений:  я  должен
покаяться.
   Итак, я стал горестно каяться, покачиваясь на  постели,  как  это  делают
лукавые иудеи на молитве - но искренне, в отличие от них. И стал  трактовать
свои сны, как это делали их предки, но не выдавая их  за  пророчества  всему
человечеству, а принимая только на свой сч„т. В это время Дж.  Т.  подымался
по лестнице в мою каморку и раздумывал над  тем,  как  бы  ему  начать  свою
омерзительно пошлую речь, чтобы она пошлой  не  выглядела.  Не  додумав  как
следует, но уже войдя, он и выпалил: "Не находишь  ли,  дражайший  кум,  что
пора того... завязывать, ибо..."
   Я не дал ему закончить.  Вскочил  с  постели  и  обнял,  радостно!  Какое
единомыслие, что там, единодушие!  Какое  и  облегчение  душевное!  Вот  что
такое, Сашук, настоящий друг. Как самый хороший сон слетел с меня дурной сон
мой. И я почистил зубы, и я умылся как следует, и мы отправились к завтраку,
на пружинящих ногах и с упругими, как мячи, как наливные сливы, душами.
   За завтраком, как обычно - скверным, мы выпили всего лишь по бокалу пива.
По маленькому. Ни глотка вина, проклятого сантуринского! Выпили  торжествуя,
но скромно. Со щитами - но строгие и молчаливые, как на щитах.
   А когда покончили с завтраком... Точно молния вдруг сверкнула перед нами!
Не сговариваясь, ещ„ более единодушно, если это возможно, вмиг осатанев,  мы
помчались в обжорку напротив, самую грязную в Мадриде, и до тр„х  часов  дня
жадно лакали сантуринское с бургундским, и вс„  прочая,  на  что  у  Дж.  Т.
хватило денег. Словно, повторяю, осатанелые. Совершенно молча.
   В три же часа возникла из тумана фея донья Росария, я  тебе  уже  пытался
писать про не„, добавила денег, и в четыре мы повлеклись к ней на  дом,  ибо
оставаться на топталищах было  уже  неразумно.  Да  и  зря.  Как  именно  мы
влеклись - трудновспоминаемо, да и  ни  к  чему  это.  Что  там  могло  быть
примечательного? И только на ступеньках е„ многоэтажного дома я  врубился  в
отч„тливость и сразу узнал,  что  ключ  от  квартиры  сеньора  потеряла.  По
крайней мере, в сумке мы его не нашли. Саму сумку тоже, потому как сеньора и
ею в пути пренебрегла. Почему? Да потому, что будучи нам уже кумою, допивала
вс„, нами не выпитое, чтоб  оно  не  пропало  втуне.  В  виду  невозможности
открыть дверь Росарии-кумы пальцем, мы полезли на чердак, так  как  е„  этаж
последний, а балкон расположен под самым скатом крыши. И до него, мол, рукой
подать. Я не знал, чьей именно рукой, но и не  спрашивал.  Из  осторожности,
которая обычно возрождается в человеке вместе с отч„тливостью - и с  нею  же
вместе пропадает.
   Моя отч„тливость уже начала замутняться, когда мы стали  на  край  крыши.
Крыша была поката, как балкон в проклятом, то бишь, пророческом сне мо„м. Мы
- это трое торгующихся, кому из нас  сигать  вниз,  кому  принадлежит  право
первенства: я, Дж., и  кума  Роза.  Я  отстаивал  право  сво„,  опираясь  на
присущий мне патриотизм, на великих предков и  на  соответствующее  обещание
начальству перед поездкой. После того, как я привл„к  Маресьева  с  Мазепой,
Дж. Т. пригрозил меня пристрелить. Ведь  ковбои,  на  которых  ссылался  он,
перед моими викингами - ничто. Родная культура Дж. весьма  и  весьма  чахла.
Ему ничего  иного  не  оста„тся,  и  другого  не  дано:  лишь  хвататься  за
револьвер. Но пока мы так спорили, сеньора, не вступая в дискуссию, тихонько
спустилась на руках с края крыши и  повисла  там  в  нерешительности.  Такие
действия весьма свойственны е„ лукавому народцу... Когда нам стало ясно, что
нас обошли, мы с  Дж.  возмущ„нно  вскрикнули.  Этот  крик  заставил  Розиту
дрогнуть, а пальцы е„ - разжаться,  и  она  аки  листок  сердечный  с  древа
спорхнула вниз. Сердце наше с Дж. Т. вмиг соединилось с потусторонним миром.
Но и там обнаружилось нечто такое, что оно немедленно  разъединилось  назад.
Мы заглянули за край крыши в пропасть... Коварная Розария стояла на  балконе
и делала нам  пальчиками.  Операция  чудесным  образом  была  проведена  без
изъянов. Если не считать изъяном то, что  дверь  балконная  оказалась  также
крепко запертой.
   Далее снова темно в глазах моих,  от  того,  что  бурно  смеялся,  чем  и
получил мозговой силы удар по памяти.  Кстати:  никогда  не  смейся,  будучи
наполненным.
   Только среди ночи меня посетил короткий миг просветления, в котором я вс„
же успел понять, что мы таки в квартиру Розарии попали. Успел  я  и  сделать
вид, что вовсе не думал спать. Хотя члены мои и протестовали  против  такого
гнусного  обмана  гостеприимной  женщины.  Протест  членов  выразился  в  их
манерности и хамской вялости. Чем кокетничают,  скоты!  Роза,  однако,  была
этим не очень поражена. Но не успела она члены мои вздрючить,  как  я  снова
погрузился в темноту. Снова умер. И потому не знаю, удалось ли Розе  довести
до конца вторую е„ операцию.
   Вот так и вс„ в этом мире, все в н„м начинания: не успеешь начать - а  ты
уж покойник. А дано ли покойнику ОТТУДА узнать, как его дела ТУТ -  это  ещ„
вопрос. Скажу откровенно... Если ты затеваешь дело, умирать не следует. Или,
если уж умирать неизбежно, а это - ещ„ один вопрос, не следует затевать дел.
Третьего не дано.
   Хотя... может быть, дано четв„ртое. Я имею в виду, что  к  утру  я  ожил.
Настолько, что смог повиноваться  необходимости.  Необходимость  же  была  -
выйти из дому, поскольку в доме хоть шаром покати. Докативши шар  до  места,
мы с Джоном наполнили его, чем нашлось. И после этого сели в автобус,  чтобы
ехать ко мне в отелишко. Я, очевидно, на крыше вечером простудился. Иначе не
объяснить, почему, когда я открыл глаза -  автобус  ехал.  И  по  совершенно
незнакомым улицам. Дж. Т. тоже их не знал. Ну и справедливо:  ведь  это  был
уже не Мадрид-папа, а Севилья-мама, откуда пишу и где пребываю.  Жизнь  тоже
потихоньку в меня прибывает. Хотя она и  преходяща,  но  ко  мне  приходяща,
вяще... вернее, паще... паки, паче... ну, да ты меня понял, Сашук.
   И вот, теперь идут за мной. И я  пойду,  за  ними.  Так  что  продолжение
рассказа - завтра. А это я, на всякий случай, отправлю сегодня.  Ну,  это...
что  беру  сейчас  двумя  пальцами  за  уголок.  Такое  раздвоение  рассказа
абсолютно необходимо для истины. Ведь  и  я  сам  несколько  раздвоен,  даже
растроен. Потому и не прощаемся.

   И не подписываемся: Олег, Дмитрий, Исай.
   2? 9? Свль.


   18. А. П. ДРУЖИНИНУ В МОСКВУ.

   Снова сижу я в постели в халате и каюсь.
   Джон Т. Реверс кается вместе со мной.
   И боимся сходить к завтраку вниз, ибо.
   К тому же балкон... помнишь, писал тебе давеча я?
   вовсе не доньи Розарии был,
   квартира не Розина также и, кажется, дом.
   Понятно, зачем члены мои выражали протест.
   И вот: мы раскаиваемся и больше не будем.

   Мы: я и Дж. Т.

   Не знаю, где донья-сеньора сейчас,
   но и она - тоже. А нет? К ч„рту е„,
   даже если имеет причину обиды:
   "За кладбищенской оградкой долго я ждала его,
   он мне, сволочь, не сказал украдкой - ничего..."

   Что ж мы делаем, друг, с нашим бессмертным телом, а?
   Нет, не описался я, душа меня меньше тревожит, чем тело.
   Со мною она родилась, или совсем напротив
   припутешествовала, а также - умр„т или нет.
   Тело мо„! На Последнем Cуде воскре