ый вел дело Кольфорда против меня.
     - Увы,  доктор  Терн,  -  защебетал  этот  маленький  человек,  потирая
руки, - вы еще не избавились от неприятностей: выбрались  вы  из  уголовного
леса, до попали в гражданское болото!  Хи-хи-хи!..  И  с  этими  словами  он
вручил мне бумагу.
     - Что это такое? - спросил я.
     - Это иск, предъявленный сэром Томасом Кольфордом д-ру Терну, на  10000
фунтов стерлингов. Согласитесь, - это не слишком  крупная  сумма  за  утрату
молодой и красивой жены... Так как он не мог добиться, чтобы вас засадили  в
тюрьму, то решил разорить вас гражданским  иском.  Если  бы  он  меня  тогда
послушал, то и начал  бы  с  этого,  а  уголовного  преследования  вовсе  не
возбуждал. Я ни минуты не думал, что они вас осудят.  Присяжные  никогда  не
пошлют человека на каторгу за несчастную случайность. Ну, а гражданский  иск
это - дело другое,  его  всегда  удовлетворят,  если  только  поручить  дело
опытному адвокату. И вам мой совет: бежать куда-нибудь прежде, чем  начнется
следствие. Добрый день, господин доктор... всяких вам благ...
     И юркий маленький человечек скрылся за дверью.
     Положение мое оказывалось хуже, чем я думал.  Уже  это  первое  дело  в
суде стоило мне больших денег, и я не  в  состоянии  был  выдержать  второго
процесса, не говоря уже  об  удовлетворении  иска.  Что  же  мне  оставалось
делать? Сидеть и ждать, что будет? Не лучше ли было разом покончить счеты  с
жизнью,  в  которой  мне  уже  ничего  не  оставалось.  Разбитый  последними
событиями, я совершенно утратил чувство страха смерти, которая в тот  момент
была символом полного успокоения и забвения для меня.
     Но, к несчастью моему и многих других, я не привел в  исполнение  моего
решения, хотя оно было твердо и серьезно. Прежде всего,  я  написал  длинное
письмо для напечатания в газетах, в  котором  излагал  правдиво  все  факты,
касающиеся смерти леди Кольфорд, и обличал сэра  Джона  Белля  в  умышленной
лжи и желании ценой ложной присяги  погубить  меня.  Затем  другое,  которое
должно быть вручено моей дочери,  когда  она  достигнет  совершеннолетия,  в
этом письме я  разъяснял  ей  причины,  побудившие  меня  к  самоубийству  и
испрашивал ее прощения в том, что покинул ее в столь раннем возрасте.
     Подойдя  к  своему  шкафчику  с  лекарствами,  я  подумал   немного   и
остановился на синильной кислоте. Правда,  последствия  ее  неприятны,  зато
действие быстро и верно. А  что  мне  было  из  того,  что  после  смерти  я
почернею и буду пахнуть!


ГЛАВА VI

                                Врата смерти

     Достав склянку из шкафа, я влил в рюмку достаточную дозу яда  и  развел
его небольшим количеством воды, чтобы было легче выпить. Все это я делал  не
спеша, и мне оставалось только опрокинуть содержимое  в  рот,  как  вдруг  я
ощутил на лбу холодное дыхание, словно  от  сквозного  ветра.  Я  вздрогнул.
Передо мной в темной амбразуре дверей стоял Стефан Стронг. Да, это  был  он,
так как свет свечи падал прямо на бледное лицо и большую лысую голову.
     - Эге, доктор. Да вы, как вижу,  кутите,  -  раздался  его  грубый,  но
добродушный голос. - Что вы тут смаковали?  Можно  попробовать?  -  С  этими
словами он поднес рюмку к своим губам.
     В одно мгновение сознание вернулось ко мне, и прежде чем Стефан  Стронг
успел коснуться рюмки, я быстрым движением выбил ее из рук.  Рюмка  упала  и
разбилась вдребезги.
     - А-а, я так и думал! - произнес мой гость.  -  Ну,  а  теперь  молодой
человек, я попрошу вас сказать мне, почему вы принялись за подобные штуки?
     - Почему?  -  возразил  я  с  горечью.  -  Жена  моя  умерла,  имя  мое
опозорено, карьера разбита... Зачем мне жить и ждать конца еще нового  дела,
возбужденного против меня сэром Томасом Кольфордом, которое  должно  сделать
меня банкротом и пустить нищим по свету!
     - И вы думали помочь этому горю, наложив  на  себя  руки?  Ведь  вы  же
утверждаете,  что  не  сделали  ничего  постыдного,   ничего   такого,   что
заставляло бы вас внутренне краснеть перед самим  собой,  и  я  верю  вам  в
этом. Так что вам из того, что думают о  вас  эти  люди?  Я  знаю,  что  вам
теперь тяжело, но я был когда-то в худшем положении, поверьте.  Я  пошел  на
каторгу по ложному свидетельскому показанию, но не наложил на  себя  рук.  Я
отработал свой срок, понемногу оправился, и теперь я  -  глава  радикалов  и
один из богатейших людей в Денчестере, хотя и простой  торговец.  Я  мог  бы
заседать в парламенте, если бы только захотел. Почему бы  вам  не  поступить
также?
     - Да, но никто не пожелает пользоваться моими услугами после того,  что
было! - сказал я.
     - Я берусь найти таких людей. Что касается предъявленного  иска,  то  я
удовлетворю его. Я люблю судебные дела,  а  какая-нибудь  тысяча  фунтов  не
разорит меня. Пока же я явился сюда звать вас  отужинать  с  нами,  полагаю,
что для вас лучше будет распить бутылочку портера со Стефаном Стронгом,  чем
это адское зелье. Но прежде, чем  мы  выйдем  отсюда,  вы  должны  дать  мне
слово, что вы не приметесь за старое!  -  И  он  указал  на  осколки  рюмки,
валявшиеся на полу.
     - Я даю вам слово, что больше этого не будет!
     - Ну, и прекрасно! -  сказал  мистер  Стронг,  беря  меня  под  руку  и
направляясь к выходным дверям.
     Вечер этот я провел почти так  же,  как  и  мой  первый  вечер  в  доме
Стефана Стронга. Миссис  Стронг  приняла  меня  весьма  приветливо  и  после
нескольких вопросов  о  моем  деле  перешла  на  свою  излюбленную  тему  об
исчезнувших десяти коленах, причем была крайне разгневана тем, что я еще  не
прочел  данных  ею  мне  книг  и  брошюр.  Однако   в   конце   концов   она
умиротворилась, и я вернулся к себе домой спокойный и примиренный.
     В следующий месяц или два ничего особенного в моей жизни не  случилось,
если не считать, что дело по предъявленному ко мне сэром Томасом  Кольфордом
гражданскому иску вдруг было прекращено. Хотя о причинах  прекращения  этого
судебного дела официально ничего не  было  известно,  но  я  имею  основание
предполагать, что  вызвано  оно  было  отказом  сэра  Джона  Белля  вторично
выступить в суде и повторить свои показания против меня.  Хотя  я,  конечно,
был весьма рад  этому  обороту  дела,  тем  не  менее,  блестящая  практика,
которую я только что успел приобрести, была безвозвратно потеряна для  меня.
Мои небольшие сбережения подходили к  концу,  и  я  предвидел  необходимость
искать себе кусок хлеба каким-нибудь иным путем.
     Однажды утром я сидел в своем кабинете  и  читал  какую-то  медицинскую
книгу, как вдруг у наружных дверей раздался звонок.
     "Пациент!"  -  подумал  я.  Но  в  следующий   момент   принужден   был
разочароваться: вошел мистер Стефан Стронг.
     - Ну,  как  вы  поживаете,  доктор?  -  начал  он.  -   Вы,   вероятно,
удивляетесь тому, что видите меня здесь в такое время. Я явился просить  вас
взглянуть на двух больных детей, к которым мы сейчас же  отправимся  вместе,
если только вы ничего не имеете против этого!
     - Нет, ничего, я всегда рад служить вам! - отвечал я. - Кто эти дети  и
чем они больны?
     - Это сын и дочь одного сапожника,  а  чем  больны  -  об  этом  судите
сами, - ответил мой собеседник.
     Долго проколесив по улицам беднейшего  квартала  города,  мы,  наконец,
остановились перед невзрачного вида сапожной лавкой,  с  несколькими  парами
грубо сшитых сапог, выставленных в окне на продажу. За  прилавком  находился
владелец лавки, мистер Самуэльс, мрачного вида человек, лет 40.
     - Самуэльс! Вот доктор, - произнес Стефан Стронг.
     - Ладно, он найдет жену и детвору там, в смежной комнате!  Хороши  они,
нечего  сказать!  Я  не  могу!  Не  могу  смотреть  на  них.  Душа  во   мне
переворачивается! - проговорил Самуэльс грубо и отвернулся.
     Пройдя через  лавку,  мы  очутились  в  задней  комнате  этого  убогого
торгового помещения. Кто-то громко плакал и стонал. Посреди  комнаты  стояла
истощенная, измученная женщина, уже не молодая на вид, а на  постели  лежали
двое детей, мальчик и девочка, лет трех и четырех. Я тотчас же  приступил  к
освидетельствованию больных. Мальчик  горел  как  в  огне,  причем  все  его
тельце было покрыто яркой красной сыпью. Девочка  же  мучилась  от  огромной
красной опухоли на руке повыше локтя. Вся рука была  сильно  воспалена.  Для
меня было несомненно, что и то и другое серьезный вид рожистого  воспаления,
и что оба ребенка перенесли не далее, как пять  дней  тому  назад,  прививку
оспы.
     - Ну, - спросил мистер Стронг, - что вы находите у этих детей?
     Я ответил.
     - А чем вызвана эта болезнь? Не следствие ли это прививки?
     - Возможно, что и так! - уклончиво ответил я.
     - Поди сюда, Самуэльс, и расскажи господину доктору все,  как  было!  -
сказал Стронг.
     - Да что тут много рассказывать? - отозвался огорченный отец,  стараясь
не глядеть на своих детей. - Меня три раза таскали в  полицию  и  подвергали
штрафу за то, что  я  не  прививал  оспу  детям:  я  боялся  этой  проклятой
прививки с тех пор, как моя родная сестра умерла от нее, причем  вся  голова
ее была сплошь покрыта язвами и болячками. Но я уже  не  мог  более  платить
штрафов. Видите ли, дела были плохие! Ну, я и сказал  своей  хозяйке,  чтобы
она взяла детей и отвела к городскому оспопрививателю. Ну,  и  вот  вы  сами
видите, что из этого вышло! Пусть бы их все черти побрали с прививками!
     С этими словами, безнадежно махнув рукою, он вышел из комнаты.
     Я  не  стану  описывать  ход  болезни  детей,  скажу  только,   что   в
результате,  несмотря  на  все  мои  старания,  мальчик  умер,   а   девочка
поправилась. Замечательно, что обоим была сделана прививка от  одной  лимфы,
и мне  с  большим  трудом  удалось  убедить  власти  подвергнуть  эту  лимфу
тщательному исследованию, причем оказалось, что она содержала бациллы рожи.
     Этот случай  наделал  много  шума,  в  котором  я  играл  видную  роль.
Противники прививок ссылались на меня, как на авторитет.
     Мало-помалу, несмотря на то, что я никогда не высказывался  определенно
по этому вопросу, на  меня  стали  смотреть  как  на  лидера  и  на  светило
небольшой группы врачей, противников прививки оспы.  На  основании  этой,  в
сущности, ложной репутации Стефан  Стронг  предложил  мне  весьма  приличное
вознаграждение за  то,  чтобы  я  принял  на  себя  труд  исследования  всех
отдельных  случаев,  в  которых,  как  предполагалось,   прививка   являлась
причиной заболеваний. Я согласился, так как, в  сущности,  эти  исследования
ни  к  чему  меня  не  обязывали.  И  вот,  в  течение  двух  лет   усердных
исследований, я имел случай убедиться, что прививки, в  том  виде,  как  они
тогда практиковались, с руки  одного  человека  на  руку  другого,  зачастую
имели своим последствием заражение  крови,  рожистое  воспаление,  нарывы  и
даже туберкулез. Все эти случаи были мною опубликованы,  и  в  результате  я
был вызван королевской оспопрививательной комиссией, заседавшей в  то  время
в Вестминстере, для разъяснений по этому вопросу. Выслушав  меня,  некоторые
из членов этого  учреждения  пытались  было  заставить  меня  высказаться  о
пользе или вреде прививок вообще. Я отвечал им уклончиво, не желая  вступать
в длинные прения, глубоко убежденный в том, что ни  один  человек  не  может
отрицать великого значения открытия, сделанного Дженнером*.
     ______________
     * Английский  врач,  открывший  предохранительную  силу  коровьей  оспы
(жил. 1749 по 1823 г.).

     Стоит только припомнить, что было время,  когда  почти  каждый  человек
становился  жертвой  оспы,  когда  женщина  считалась  красивой  уже  потому
только, что не была изуродована оспой,  подобно  громадному  большинству  ее
сестер. Стоит только припомнить, какое множество детей  умирало  от  оспы  в
самом нежном возрасте, в  чем  можно  убедиться  по  церковным  записям  тех
годов. Стоит только спросить наших стариков о том, что они слышали от  своих
матерей и отцов, как свирепствовала  оспа  во  времена  их  молодости.  Мало
того, если прививки - обман, то  каким  образом  могло  случиться,  что  999
врачей из 1000 не только в Англии, но и во всех цивилизованных  странах  так
твердо убеждены в их несомненной пользе?
     Таково было мое внутреннее убеждение, но я не  считал  нужным  заявлять
об этом публично. Между тем, печальные последствия прививки были в то  время
не редкость, но причиной бывала всегда  или  плохая  лимфа,  или  неопрятное
обращение с больными.


ГЛАВА VII

                             Я перешел рубикон

     Мое появление в качестве эксперта перед королевской  оспопрививательной
комиссией подняло мой престиж в глазах населения Денчестера. И вот, я  снова
мог похвастать обширной, быстро возрастающей практикой и заработком,  вполне
достаточным для удовлетворения своих потребностей.
     Прошло уже более трех лет с тех пор как я,  вернувшись  из  зала  суда,
одиноко сидел перед рюмкой с раствором синильной кислоты,  когда,  как  и  в
тот раз в приемную мою неожиданно, вошел Стефан Стронг.
     Вследствие большого наплыва больных я не имел возможности  принять  его
тотчас же, так что ему пришлось дожидаться около часа.
     - Теперь дела обстоят несколько иначе, доктор, -  сказал  он,  входя  в
мой кабинет, - я дожидался вас целый час, а там еще  шесть  человек.  С  тех
пор как вы пользовали детей Самуэльса,  счастье  успело  повернуться  к  вам
лицом. Как вы думаете, зачем я пришел?
     - Говорите прямо, я угадывать не умею! - сказал я.
     - Ну, уж так и быть, скажу вам в  чем  дело.  Читали  вы  во  вчерашней
газете, что наш старый пивовар Хикс возведен в достоинство  пэра?  Понимаете
ли, в чем тут секрет? Он дал понять, что если его заставят  дожидаться  этой
чести еще дольше, то он отказывается подписать  в  фонд  своей  партии  свой
обычный взнос. А это 5000 фунтов в год! Ну, они  и  поспешили  удовлетворить
его, полагая, что таким образом кресло в парламенте останется за ними. Но  в
этом-то они и ошибаются,  потому  что  если  только  нам  удастся  выставить
подходящего человека, то радикалы возьмут на этот раз верх!
     - А кто же этот подходящий человек? - осведомился я.
     - Джемс Терн, эсквайр,  доктор  медицины!  -  спокойно  ответил  Стефан
Стронг.
     - Что вы? - воскликнул я. - Разве я могу истратить 1000 или  даже  2000
фунтов единовременно на одни только выборы, да еще столько  же  ежегодно  на
разные подписки, кроме того, могу ли я быть  практикующим  врачом  и  членом
парламента одновременно?
     - Погодите, доктор, я обо всем этом подумал, как только ваше  имя  было
произнесено вчера в совете  радикалов.  Все  ваши  возражения  я  предвидел.
Теперь  выслушайте  меня:  вы  молоды,  представительны,  умны,   и   притом
превосходный оратор, естественно, что вы желали бы выбиться, но  у  вас  нет
средств.  Вы  живете  только  на  то,  что  зарабатываете,  а  став   членом
парламента, конечно, лишились бы возможности зарабатывать  даже  и  это.  Но
так как мы нуждаемся в таком человеке, как вы, то  весьма  естественно,  что
должны и оплачивать ваши услуги.
     - Нет, нет, мистер Стронг! - воскликнул я. - Я не согласен стать  рабом
радикалов,  обязанным  делать  то,  чего  они  от  меня  потребуют,  нет   я
предпочитаю продолжать  заниматься  своим  делом  и  остаться  верным  своей
профессии.
     - Не  спешите  отказываться,  молодой   человек!   -   остановил   меня
наставительно старик, - никто и не требует вашего  рабства.  Но  что  бы  вы
сказали, например, если бы вам гарантировали каждый  грош  для  того,  чтобы
добиться места в парламенте, и сверх того 1200 фунтов ежегодно содержания  в
случае успеха и премию в 5000 фунтов в случае, если вы  потерпите  поражение
или почему-либо вынуждены будете отказаться от парламентской деятельности?
     - Тогда бы я согласился, пожалуй, при условии, что буду уверен в  лице,
гарантирующем мне все  это,  и,  кроме  того,  буду  знать,  что  это  такой
человек, от которого я могу принять деньги! - сказал я.
     - Ну, об этом судите сами! - ответил мой собеседник. - Человек  этот  -
я, Стефан Стронг, и я внесу в банк на ваше имя 10000 фунтов, прежде  чем  вы
подпишете согласие.  Не  благодарите  меня,  я  делаю  все  это,  во-первых,
потому, что у меня нет ни детей, ни родных, а вас я  как-то  сразу  полюбил.
Люди обошлись с вами возмутительно несправедливо, и я  хочу  видеть  вас  на
высоте, чтобы все эти франты, смотрящие на  вас  с  высоты  своего  величия,
стали лизать ваши сапоги,  как  только  вы  станете  богатым  и  влиятельным
человеком. Это одно из моих оснований  помочь  вам;  другое  то,  что  вы  -
единственный  человек  в  Денчестере,  который  может   добиться   для   нас
представительства в парламент, и я буду считать,  что  сделал  прекраснейшее
употребление  из  этих  10000  фунтов,  если  мы  достигнем  того,  что  эти
самомнящие, чванливые тори останутся на бобах.
     - Ну, а прежде чем вы мне  дадите  какой  бы  то  ни  было  решительный
ответ, я хочу спросить вас  о  некоторых  вещах...  Согласны  вы  стоять  за
пропорциональное доходам каждого обложение налогами?
     - Да, конечно, справедливость требует, чтобы  каждый  платил  сообразно
своему имуществу.
     - Ну, а относительно понижения ценза членов парламента?
     - Понятно, что я буду настаивать на том, чтобы  двери  парламента  были
открыты для каждого достойного гражданина, а не для одних только богачей.
     - Ну,  да!  Затем,  вам,  конечно,  известно,  что  все  мы  стоим   за
расширение нашего флота и вы, надеюсь, будете проводить ту же мысль.  Теперь
все...  Кроме  вопроса  об  антивакцинации,  который  вы,  конечно,   будете
отстаивать во что бы то ни стало!
     - Я никогда никому не давал повода думать,  что  буду  отстаивать  этот
вопрос! - воскликнул я.
     Он удивленно взглянул на меня.
     - Нет? - повторил он. - Но вы  также  не  говорили,  что  не  будете...
Однако надо нам окончательно сговориться. Здесь, в Денчестере,  этот  вопрос
важнее всех остальных, взятых вместе. Если только нам  суждено  удержать  за
собой кресло в парламенте, то  не  иначе,  как  проведением  антивакцинации.
Это - наш жгучий, наш животрепещущий вопрос! И вот почему мы  все  возлагаем
свои надежды на вас; вы изучали этот вопрос и считаетесь одним  из  немногих
специалистов, но если у вас  есть  на  этот  счет  какие-либо  сомнения,  то
скажите прямо, и мы не будем больше говорить об этом.
     Я содрогнулся, слушая его слова. Без сомнения,  исследования  отдельных
случаев заболевания после вакцинации  явились  для  меня  весьма  интересной
работой, и потому я охотно взялся за нее.  Но  стать  одним  из  иступленных
антивакцинистов, противников предохранительных прививок оспы, встать в  ряды
этих невежд агитаторов, громить это величайшее спасительное открытие!
     Принять предложение Стронга значило изменить  своим  убеждениям,  своим
научным знаниям. Нет, нет, я  не  мог  этого  сделать!  Между  тем,  мог  ли
рассчитывать  человек  в  моем  положении  на  лучший  случай  выбиться   из
ничтожества? Еще мальчиком моей заветной мечтой было заседать в парламенте.
     И вот, мне предлагали осуществление этой моей заветной мечты!  Если  бы
мне удалось склонить этот город, считавшийся спокон веков гнездом  тори,  на
сторону радикалов,  я  выдвинулся  бы  сразу.  Я  уже  видел  себя  богачом,
любимцем народа, уполномоченным лицом... и,  как  знать,  быть  может,  даже
возведенным в достоинство пэра. Видел себя доживающим свой век  в  почете  и
славе, оставляющим состояние своим наследникам.
     А если я откажусь от предложения Стефана  Стронга,  счастливый  случай,
представляющийся мне теперь, уже никогда не вернется. Весьма  возможно,  что
я утрачу навсегда и  расположение  Стефана  Стронга  и  его  доброй  жены  и
поддержку, которую мне оказывала их дружба, и обреку себя