а   плечо   Брасбаунда).
     Успокойтесь. Вы же не ударите старика.
Брасбаунд (вне себя от гнева). Он не пощадил мою мать, "эту женщину", как он
     ее называет только за то, что она женщина. Я тоже не пощажу его  только
     за то, что он старик. (Понизив голос, глухо  и  мстительно.)  Но  я  не
     ударю его.

          Леди  Сесили  отпускает  его  и  садится.  Она  в полном
                                недоумении.

     (Брасбаунд,  бросив  злобный  взгляд  на  сэра  Хауарда, продолжает.) Я
     только свершу над ним правый суд.
Сэр Хауард (вновь обретая голос и энергию). Суд! Я полагаю, что  это  месть,
     которую вы, ослепленный своими страстями, выдаете за правосудие.
Брасбаунд. Сколько несчастных на  скамье  подсудимых  испытали  вашу  месть,
     прикрытую той же личиной,  месть  общества,  которую  оно,  ослепленное
     своими  страстями,  выдает  за   правосудие!   А   теперь   правосудие,
     оскверненное вами, настигнет вас под  личиной  мести.  Что  вы  на  это
     скажете?
Сэр Хауард. Надеюсь, что встречу свою  участь  как  подобает  ни  в  чем  не
     виновному человеку и неподкупному судье. В чем вы обвиняете меня?
Брасбаунд. Я обвиняю вас в смерти моей матери и краже моего наследства.
Сэр Хауард. Что касается вашего наследства, то вы могли получить его в любой
     момент - вам стоило лишь предъявить свои  права  на  него.  Три  минуты
     назад я даже не знал о вашем существовании.  Утверждаю  это  совершенно
     категорически. Я никогда не знал, никогда не подозревал,  что  у  моего
     брата Майлза остался сын.  Что  до  вашей  матушки,  то  дело  ее  было
     сложное, пожалуй, самое сложное, с каким мне приходилось  сталкиваться.
     Именно в этом смысле я и упомянул  о  нем  в  разговоре  с  миссионером
     мистером Рэнкином в тот вечер, когда мы  встретились  с  вами.  Что  же
     касается ее смерти, то вы знаете, должны знать, что  она  скончалась  у
     себя  на  родине  много  лет  спустя  после  нашей  последней  встречи.
     Возможно, вы были тогда слишком малы и просто не понимали, что  дни  ее
     уже сочтены.
Брасбаунд. Вы хотите сказать, что она пила?
Сэр Хауард. Я этого не сказал. Но я действительно думаю, что она  не  всегда
     могла отвечать за свои поступки.
Брасбаунд. Да, она была к тому же  невменяема.  Пьянство  ли  довело  ее  до
     помешательства или помешательство до пьянства - это  не  важно.  Вопрос
     стоит иначе кто довел ее и до того и до другого?
Сэр  Хауард.  Полагаю,  что  бесчестный  управляющий,  присвоивший  себе  ее
     поместье.  Повторяю,  это  был  сложный  случай.  Совершилась  страшная
     несправедливость, но ничего нельзя было сделать.
Брасбаунд. Да, вы так ей сказали. А когда она не удовлетворилась этим лживым
     ответом, вы выгнали  ее.  Когда  же  она  заклеймила  вас  на  улице  и
     пригрозила, что своими руками добьется  удовлетворения,  в  котором  ей
     отказал закон, вы арестовали ее, вынудили  письменно  извиниться  перед
     вами и покинуть Англию, чтобы  не  лишиться  свободы  и  не  угодить  в
     сумасшедший дом. А когда она уехала, умерла и  все  о  ней  забыли,  вы
     нашли для себя способ вернуть имение, способ,  которого  не  нашли  для
     нее. Себе-то, вор и негодяй, вы вернули его без труда. Об этом он  тоже
     рассказал миссионеру, леди Сесили, а?
Леди Сесили (сочувственно). Бедная женщина! (Сэру Хауарду.)  Неужели  вы  не
     могли помочь ей, Хауард?
Сэр Хауард. Нет. Этот человек  по  невежеству  своему  вправе  предполагать,
     будто, делая первые шаги в адвокатуре, я уже был в  состоянии  добиться
     того же, чего добился, когда  стал  генеральным  прокурором.  Но  вы-то
     должны  все  это  понимать.  Мать  его  тоже  можно  извинить:  она   -
     необразованная бразилианка,  не  имевшая  представления  об  английских
     порядках и обезумевшая от несправедливости.
Брасбаунд. Ваша защита...
Хауард (решительно  перебивая  его)  Я  не  защищаю  себя.  Я  призываю  вас
     повиноваться закону.
Брасбаунд. Это я и намерен сделать. Закон в Атласских  горах  осуществляется
     шейхом Сиди эль Ассифом. Через час он будет здесь. Он -  судья,  как  и
     вы. С ним вы можете поговорить о законе. Он растолкует вам и  закон,  и
     волю пророков.
Сэр Хауард. Известно ли ему, насколько могущественна Англия?
Брасбаунд. Ему известно, что Махди убил моего начальника Гордона, но тем  не
     менее умер в собственной постели и попал в рай.
Сэр Хауард. В таком случае ему известно и то, что по пятам Махди шло  мщение
     Англии.
Брасбаунд. Нет, не по пятам Махди, а по шпалам железной  дороги  Капштадт  -
     Каир. Кто вы такой, чтобы целая нация затевала  из-за  вас  войну?  Что
     скажут о вас газеты, если вы исчезнете? Что погиб еще один неосторожный
     турист. Что скажут ваши ученые друзья в суде? Что вам давно  пора  было
     уступить место тем, кто лучше и моложе вас. Вы  -  национальный  герой?
     Нет уж, попробуйте лучше найти в Атласских горах золотые  россыпи.  Вот
     тогда все европейские державы поспешат вам на выручку.  А  до  тех  пор
     заботьтесь о своей участи сами. Сегодня вы впервые увидите перед  собой
     не бледного и отчаявшегося беднягу,  которого  вы  вручаете  милосердию
     вашего бога, а лицемера судью, медоточиво выносящего вам свой ханжеский
     приговор.

          Сэр  Хауард,  глубоко  задетый  пренебрежением  к  своей
          профессии,  впервые  сбрасывает  с себя маску напускного
          достоинства и, сжав кулаки, бросается к Брасбаунду. Леди
          Сесили  поднимает  глаза  от шитья, чтобы убедиться, что
                        противников разделяет стол.

Сэр Хауард. Мне больше нечего сказать вам, сэр. Я не боюсь ни вас, ни любого
     другого бандита,  с  которым  у  вас  сговор.  Что  же  касается  вашей
     собственности, можете получить ее, как только опомнитесь  и  предъявите
     свои права  на  отцовское  наследство.  Совершив  же  преступление,  вы
     поставите себя вне закона и не  только  потеряете  свое  достояние,  но
     навсегда закроете перед собой двери цивилизованного общества.
Брасбаунд. Я не променяю  возможность  отомстить  за  мать  даже  на  десять
     поместий.
Леди Сесили (спокойно). Кроме того, Хауард, я, право, не думаю, что ему  так
     уж выгодно вступить во владение этой недвижимостью; она  ведь  приносит
     не доход, а сто пятьдесят фунтов убытка ежегодно.

                    Брасбаунд поражен этим откровением.

Сэр Хауард (смутившись). Должен заметить, Сесили, что вы  могли  бы  выбрать
     более удачный момент для того, чтобы сообщить этот факт.
Брасбаунд (с отвращением).  Обманщик!  Крючкотвор!  Даже  цену,  которую  вы
     предлагаете за  свою  жизнь,  вы  хотите  уплатить  фальшивой  монетой.
     (Зовет.) Эй, Джонсон! Редбрук! Кто там есть! (Сэру Хауарду.) Вы  хотели
     уединения, вы его получите. Я не желаю оставаться в обществе  подобного
     человека.
Сэр Хауард (страшно обозленный и поэтому неустрашимый). Вы оскорбляете меня,
     сэр. Вы - негодяй! Да, негодяй!

          Через  арку  входят  Джонсон,  Редбрук  и  еще несколько
                                  человек.

Брасбаунд. Уведите этого человека.
Джонсон. Куда его поместить?
Брасбаунд. Куда угодно, лишь бы он оказался на месте, когда понадобится.
Сэр Хауард. Вы еще угодите в тюрьму, друг мой.
Редбрук (весело и тактично). Полно, полно, сэр Хауард, какой смысл  говорить
     дерзости? Идемте, мы устроим вас поудобнее.

          Сэр  Хауард, гневно ворча на ходу, скрывается под аркой.
          Джонсон   и   Редбрук   конвоируют  его,  остальные,  за
          исключением  Брасбаунда  и леди Сесили, следуют за ними.
          Брасбаунд   расхаживает   взад  и  вперед  по   комнате,
          подогревая  в  себе  негодование  и  тем  самым невольно
          вступая  в  неравное  сосьязание  с леди Сесили, которая
          продолжает  спокойно  сидеть  и  шить. Вскоре становится
          ясно,  что хладнокровная женщина может заниматься шитьем
          дольше,  чем  разъяренный  мужчина  - бушевать. Затем до
          помраченного   гневом   сознания   капитана   Брасбаунда
          доходит,  что  на  какой-то  незамеченной им стадии леди
          Сесили  закончила  повязку  для  Марцо  и  теперь  чинит
          куртку.  Он  останавливается, смотрит на свой свитер, и,
                   наконец, отдает себе отчет в ситуации.

Брасбаунд. Что вы там делаете, сударыня?
Леди Сесили. Чиню вашу куртку, капитан Брасбаунд.
Брасбаунд. Не припоминаю, чтобы я просил вас о таком одолжении.
Леди Сесили. Вы не просили. Я думаю, вы даже  не  знали,  что  она  порвана.
     Некоторые мужчины неряшливы от природы. Не можете же вы  принять.  Сиди
     эль...- как бишь его? - с наполовину оторванным рукавом.
Брасбаунд (сконфуженно). Я... Я не знаю, каким образом он оторвался.
Леди Сесили. Когда имеешь дело с людьми, не следует давать волю благородному
     негодованию. Это  особенно  болезненно  отражается  на  одежде,  мистер
     Хэллем.
Брасбаунд (взрываясь). Прошу не называть меня мистер  Хэллем.  Ненавижу  это
     имя.
Леди Сесили. Ваше уменьшительное прозвище Черный Пакито, не правда ли?
Брасбаунд (надменно). В лицо меня обычно так никто не называет.
Леди Сесили (поворачивая куртку). Простите. (Берет новую нитку и вдевает  ее
     в  иголку,  спокойно  и  задумчиво  поглядывая  на  него.)  Знаете,  вы
     поразительно похожи на своего дядю.
Брасбаунд. Проклятье!
Леди Сесили. Что?
Брасбаунд. Если бы я знал, что в моих жилах  течет  хоть  капля  его  черной
     крови,  я  вскрыл  бы  их  своим  собственным   ножом.   У   меня   нет
     родственников. У меня была мать и больше никого.
Леди Сесили (отнюдь не убежденная). Да, цветом лица вы, по-моему, в мать. Но
     разве вы не заметили, как  вспыльчив,  упрям  и  горяч  сэр  Хауард?  И
     главное, он, как и вы, убежден,  что  людьми  можно  управлять  лишь  с
     помощью силы, убежден в необходимости мстить и  наказывать,  точно  так
     же, как вы хотите отомстить за свою мать Разве вы не узнали в нем себя?
Брасбаунд (потрясенный). Себя? В нем?
Леди Сесили (возвращаясь к вопросам шитья с таким видом, словно ее последнее
     замечание не имеет ровно никакого  значения).  Рукав  не  жал  вам  под
     мышкой? Может быть, лучше сделать его посвободнее.
Брасбаунд (раздраженно). Оставьте  мою  куртку.  Сойдет  и  так,  как  есть.
     Положите ее.
Леди Сесили Пожалуйста, не заставляйте меня сидеть сложа руки. Я так скучаю,
     когда бездельничаю!
Брасбаунд. Да делайте вы, что хотите, только, бога ради, не  приставайте  ко
     мне!
Леди Сесили. Простите. Все Хэллемы раздражительны.
Брасбаунд (с трудом сдерживая бешенство). Как я уже сказал, это замечание не
     относится ко мне.
Леди Сесили (снова принимаясь за шитье). Как забавно! Они все до  одного  не
     выносят, когда им говорят, что между ними есть сходство.
Брасбаунд (с отчаянием в голосе). Зачем вы приехали сюда? Я поставил  капкан
     на него, а не на вас. Понимаете ли вы, в какой вы опасности?
Леди Сесили. В жизни нам всегда грозит та или иная  опасность.  Вы  думаете,
     что из-за этого стоит волноваться?
Брасбаунд (набрасываясь на нее). Думаю ли я? А вы думаете,  что  мою  куртку
     стоит чинить?
Леди Сесили (прозаично). О да, она еще вполне приличная.
Брасбаунд. Неужели вы совершенно бесчувственны? Или просто глупы?
Леди Сесили. Боюсь, что я ужасная дура. Но тут я ни при чем. Наверно,  такой
     уж родилась.
Брасбаунд. Быть может, вы не понимаете, что вашему другу и  моему  любезному
     дяде чертовски повезет, если он проживет остаток дней своих  закованным
     в цепи рабом?
Леди Сесили. Не берусь ничего предугадывать, мистер Хэл... Я хотела сказать,
     капитан Брасбаунд. Мужчины всегда думают, что будут безжалостны к своим
     врагам, но когда доходит до дела, оказывается, что истинно дурные  люди
     так же редки, как истинно хорошие.
Брасбаунд. Вы  забываете  свои  же  слова.  Я  похож  на  дядю.  Неужели  вы
     сомневаетесь в том, что он истинно дурной человек?
Леди Сесили.  Боже  мой,  да  ведь  ваш  дядя  Хауард  человек  на  редкость
     безобидный!  Он  куда  лучше,  чем  большинство  людей  его  профессии.
     Конечно, как судья, он делает страшные  вещи,  но  чего  еще  ждать  от
     человека, которому платят пять тысяч фунтов в год за то, что он  творит
     зло, которого хвалят за это и толкают на  это  полисмены,  суды,  своды
     законов и присяжные, так что ему не остается другого выхода? Сэр Хауард
     очень хороший человек, когда предоставлен самому себе. Однажды ночью  в
     Уайнфлите, когда он гостил у нас, мы поймали вора, я настояла, чтобы до
     прихода полиции мы заперли беднягу в комнате, окно которой выходило  на
     газон. На другой день этот человек пришел опять и заявил, что  вынужден
     будет вернуться к преступной жизни, если я не дам ему работы в саду.  И
     я дала ему работу. Хауард признал, что это куда разумнее,  чем  осудить
     его на десять лет каторжных работ. Сами  видите:  Хауард,  в  сущности,
     совсем не такой уж плохой.
Брасбаунд. Он посочувствовал вору, зная, что он и сам вор. Вы забываете, что
     он отправил в тюрьму мою мать.
Леди Сесили (мягко). Вы очень любили вашу  бедную  мать  ,  и  всегда  очень
     хорошо относились к ней?
Брасбаунд (захваченный врасплох). Вероятно, я был не хуже других сыновей.
Леди Сесили (широко раскрывая глаза). О! И это все?
Брасбаунд (полный мрачных воспоминаний, извиняющимся  тоном).  Ну,  как  вам
     объяснить? С моей матерью не всегда удавалось быть нежным.  Характер  у
     нее был, к несчастью, совершенно неистовый, и она... она...
Леди Сесили. Да,  вы  говорили  Хауарду.  (С  искренней  жалостью.)  У  вас,
     наверно, было очень несчастливое детство.
Брасбаунд (мрачно). Ад. Вот что такое мое детство. Ад.
Леди Сесили. Вы думаете, ваша матушка в самом деле  убила  бы  Хауарда,  как
     угрожала, если бы он не отправил ее в тюрьму?
Брасбаунд (снова взрываясь,  но  все  отчетливее  сознавая,  что  попался  в
     ловушку). А если бы и убила? Зачем он обокрал ее? Почему  не  помог  ей
     вернуть себе поместье тем же способом, каким впоследствии заполучил его
     для себя?
Леди Сесили. Как вы слышали, он  уверяет,  что  не  мог.  Но  допускаю,  что
     подлинная причина заключалась в другом - в том, что ваша матушка просто
     не нравилась ему. Вы же знаете:  когда  человек  нам  не  нравится,  мы
     найдем любые поводы отказать ему в помощи, а если он нам  нравится,  мы
     всегда убедим себя, что ему необходимо помочь.
Брасбаунд. А его братний долг?
Леди Сесили. Разве вы выполняете свой долг, как племянник?
Брасбаунд. Не играйте словами. Я выполняю  свой  сыновний  долг,  и  вы  это
     знаете.
Леди Сесили. Мне кажется, это следовало делать, пока была  жива  ваша  мать.
     Вот тогда вы и должны были быть добры и терпеливы с ней. Повредив дяде,
     вы ей пользы не принесете.
Брасбаунд. Это научит других негодяев уважать вдов  и  сирот.  Вы,  кажется,
     забываете, что существует такая вещь, как правосудие?
Леди Сесили (весело встряхивая куртку, которую кончила чинить). Ну, если  вы
     собираетесь стать судьей и щеголять  в  мантии,  я  сдаюсь.  Вы  просто
     вылитый дядя, только он получает за свои труды пять тысяч в год,  а  вы
     делаете это даром. (Поднимает куртку на свет и  смотрит,  не  нужно  ли
     починить ее еще где-нибудь.)
Брасбаунд (угрюмо). Вы ловко поворачиваете мои слова. Но переубедить меня не
     удавалось еще никому - ни мужчине, ни женщине.
Леди Сесили. Боже мой! Как это приятно людям, с которыми вы имеете дело: они
     всегда могут положиться на вас. Зато это, наверно, не очень удобно  для
     вас самого: вдруг вы сами перемените решение.
Брасбаунд. Я никогда не меняю решений.
Леди Сесили (встает с курткой в руках). Полно! Никогда  не  поверю,  что  вы
     настолько тупоумны.
Брасбаунд (задетый). Тупоумен?
Леди Сесили (поспешно и ласково  извиняясь).  Нет,  нет!  Я  хотела  сказать
     совсем не  это.  Вы  тверды!  Неколебимы!  Решительны!  Железная  воля!
     Джексон Каменная стена! Я правильно поняла?
Брасбаунд (беспомощно). Вы смеетесь надо мной.
Леди Сесили. Нет, я дрожу перед  вами,  уверяю  вас,  дрожу.  Ну,  а  теперь
     примерьте куртку. Боюсь, что я чересчур обузила ее под мышкой.  (Подает
     ему куртку.)
Брасбаунд (машинально повинуясь). По-моему, вы считаете  меня  дураком.  (Не
     может попасть в рукав.)
Леди Сесили. Вовсе нет. Все мужчины выглядят глупо, когда не могут попасть в
     рукава...
Брасбаунд. Ах! (Поворачивается, вырывает у нее куртку,  надевает  ее  сам  и
     застегивает нижнюю пуговицу.)
Леди Сесили (в ужасе). Стойте! Не так! Никогда не  тяните  куртку  за  полы,
     капитан Брасбаунд - она будет плохо сидеть. Разрешите  мне.  (Энергично
     берется за отвороты.)Распрямите плечи.

                        Он хмурится, но подчиняется.

     Вот  так  лучше.  (Застегивает  верхнюю  пуговицу.)  Теперь  застегните
     остальные - сверху вниз. Жмет под мышкой?
Брасбаунд (с несчастным видом и уже не сопротивляясь). Нет.
Леди Сесили. Вот и хорошо. Сейчас я вернусь к бедному Марцо, но прежде,  как
     и полагается славному вежливому моряку, вы поблагодарите  меня  за  то,
     что я починила вашу куртку.
Брасбаунд (в крайнем возбуждении садится за  столик).  Будьте  вы  прокляты!
     Из-за вас жизнь для  меня  потеряла  всякую  ценность.  (Вздрагивает  и
     опускает голову на руки.)
Леди Сесили (отлично понимая его  состояние,  ласково  кладет  руку  ему  на
     плечо). О, нет! Я уверена, что вы совершили множество добрых  и  смелых
     поступков. Вам нужно только вспомнить их. Например, когда вы служили  у
     Гордона. Этого никто не обесценит.

          Брасбаунд с минуту смотрит на нее, затем целует ей руку.
          Она  пожимает  ему руку и отворачивается. Глаза ее полны
          слез,  поэтому,  когда  через арку входит Дринкуотер, ей
          кажется, что он окружен неким радужным ореолом. Но далее
          когда  пелена перед ее глазами рассеивается, леди Сесили
          с  трудом  узнает  его:  он  до  смешного  чист и гладко
          причесан,  а  волосы  его, прежде неопределенно грязного
                         цвета, теперь ярко-рыжие.

Дринкуотер. Послушайте, кептен.

                Брасбаунд вскакивает и быстро приходит в себя.

     На  горизонте  появился этот чертов шейх и с ним еще человек пятьдесят.
     Они будут здесь минут через десять, право слово.
Леди Сесили. Шейх!
Брасбаунд. Сиди эль Ассиф и с ним пятьдесят человек!  (К  леди  Сесили.)  Вы
     опоздали: я уступил вам свою месть, когда она была уже не в моих руках.
     (Дринкуотеру.) Созови всех. Пусть будут наготове  и  запрут  ворота,  а
     затем явятся ко мне за распоряжениями и приведут пленника.
Дринкуотер. Слушаюсь, кептен. (Убегает.)
Леди Сесили. Хауарду действительно грозит опасность?
Брасбаунд. Да. Всем нам грозит опасность, если я нарушу свой уговор  с  этим
     фанатиком.
Леди Сесили. Какой уговор?
Брасбаунд. Я плачу  ему  определенную  сумму  с  каждого  каравана,  который
     сопровождаю в глубь страны. За это он охраняет меня и не  трогает  тех,
     кого я эскортирую. Но я дал ему клятву брать под защиту только евреев и
     правоверных - не христиан, понимаете?
Леди Сесили. Зачем же вы тогда взяли нас?
Брасбаунд. Я взял своего дядю нарочно и велел сообщить шейху, что он здесь.
Леди Сесили. И заварилась каша?
Брасбаунд. Я сделаю все, что  могу,  чтобы  спасти  его  и  вас!  Но  боюсь,
     раскаяние мое пришло, как всегда, слишком поздно.
Леди Сесили (весело). Как бы там ни было, а я должна  пойти  присмотреть  за
     Марцо. (Уходит в маленькую дверцу.)

          Джонсон,  Редбрук  и о