рточке,
стоит лишь: "Заверил завещание первосвященника Анании" (см. приложение номер
3). С учетом всего вышесказанного, уже в начале своего доклада должен
заявить, что, несмотря на упорную, всестороннюю разыскную деятельность, мне
с завершением данного, жестко ограниченного сроком расследования так и не
удалось дать удовлетворительного ответа на первый пункт поручения,
гипотетических же высказываний я принципиально предпочитаю не давать, будучи
специалистом по книгам и письму, который по самой своей профессии опирается
только на факты. Отсюда логично вытекает, что я не могу ответить и на вопрос
второго пункта, ибо доказательных следов ни административной небрежности, ни
сознательного сокрытия фактов мною не было обнаружено.
Ниже я попытаюсь, придерживаясь отмеченного выше хронологического принципа и
прилагая подтверждающие документы или их копии, реконструировать ход
событий, чтобы дать исчерпывающие ответы на третий, четвертый и пятый пункты
поручения.
Во время мятежа, возглавляемого Иисусом, тогдашний первосвященник Каиафа
выделил из средств, которыми он распоряжался лично, некоему Иуде тридцать
сребреников для выполнения специального задания (см. приложение номер 4). На
документе, где зафиксировано предназначение суммы, стоит собственноручная
подпись Каиафы и, в скобках, пометка неизвестного лица: "Дело Иисуса". Нет
никаких сомнений, что пометка и подпись относятся к одному и тому же
времени; будучи знаком с особенностями старения пергамента, могу уверенно
датировать возраст документа тридцатью годами - именно тридцать лет назад,
как известно, действительно было начато судебное преследование бунтовщика по
имени Иисус, который был осужден на смерть и, с санкции прокуратора, казнен
(приложение номер 5 - копия документа из архива прокураторской канцелярии;
примечание: в данном случае имели место дополнительные расходы, поскольку
искомый документ я смог получить лишь с помощью взятки). К решению о
выделении денег приложен чек о выдаче соответствующей суммы из кассы
Синедриона наличными (приложение номер 6). Дата на чеке размыта; установить,
случайно или намеренно это произошло, невозможно: должно быть, на нее попала
капля какой-то жидкости (вина?); дата не поддается прочтению. Скорее всего,
это случайность: дата сама по себе, при наличии решения о выделении денег и
чека на их выдачу наличными, существенного значения не имела и не имеет.
Однако расписку, на которой стояла бы подпись вышеозначенного Иуды, мне
обнаружить не удалось; как не удалось обнаружить и квитанции о возвращении и
оприходовании денег; это свидетельствует о том, что, хотя вышеозначенная
сумма была выдана из кассы, обратно она не поступала. То обстоятельство, что
решение о выделении денег и чек на их выдачу наличествуют в целости и
сохранности, исключая подозрения в подделке, позволяет говорить, что
причиной отсутствия расписки не была бухгалтерская небрежность или
невнимательность. В то же время я обнаружил квитанцию о передаче суммы в
тридцать сребреников, на которой не проставлено имя получателя, а
следовательно, нет и подписи (приложение номер 7). Однако отсутствие имени и
подписи не позволяет сделать вывод о том, что эта квитанция тождественна
искомой расписке; совпадение суммы - малоубедительный аргумент: сумму
тридцать сребреников я встречал на многих денежных документах и расписках.
(В скобках замечу: в те времена тридцать сребреников представляли собой
сумму гораздо более значительную, чем нынче, хотя тогда все было намного
дешевле).
Новые, обладающие доказательной силой документы обнаружены были мною в
материалах канцелярии по регистрации и учету земельных угодий среди
утративших силу карточек (эти карточки хранятся с момента их аннулирования
тридцать лет и лишь по истечении этого срока уничтожаются). Там я нашел
договор купли-продажи земельного участка размером 300 кв. саженей,
находящегося на Поле Горшечника. В качестве продавца значится Синедрион, в
качестве покупателя - Анания из рода Квириния (приложение номер 8). Как
отмечено в договоре, вышеозначенный участок пустует, на нем нет ни строений,
ни посадок; в скобках он определен как целина. Цена же, достигнутая в ходе
переговоров и принятая обеими сторонами, - тридцать сребреников. Бросается в
глаза, что договор купли-продажи завизирован среди прочих первосвященником
Каиафой, подпись же Анании из рода Квириния удивительно похожа на подпись
первосвященника Анании; разве что в данном случае она выглядит более
искусственной, неумелой. Обращает на себя внимание и то, что, судя по дате,
вскоре после этого Каиафа был лишен поста первосвященника, вместо него
прокуратор Вителлий назначил Ионафана. В архиве финансовой службы Синедриона
я обнаружил документ об оприходовании денежной суммы в тридцать сребреников
как "цены, полученной в результате продажи принадлежащего Синедриону
земельного участка величиной в 300 кв. саженей" (приложение номер 9). В
канцелярии же, ведающей регистрацией и учетом земельных угодий, среди
карточек, утративших силу, мною был найден еще один договор купли-продажи, в
соответствии с которым Анания из рода Квириния перепродал вышеозначенный
участок Анании из рода Симона; местонахождение участка обозначено с
уточнением: "Поле Горшечника, или Земля Крови", - и участок охарактеризован
как пустошь. Сумма купли-продажи, проставленная в договоре, - всего-навсего
двенадцать сребреников, что невероятно мало, цена почти символическая,
поскольку в те времена цены на землю, даже на окраинных, заброшенных местах
города, стали, вследствие их заселения, быстро расти. Подпись продавца и
покупателя я подвергал неоднократному сравнению и пришел к выводу, что
Анания из рода Квириния был левшой, в то время как Анания из рода Симона
писал правой рукой. Этот вывод не подтверждает, но и не опровергает того
заключения, что два вышеназванных человека представляли собой одно и то же
лицо. Что же касается того, что Анания из рода Симона тождествен
первосвященнику Анании, который, насколько мне известно, тоже был из рода
Симона, можно считать несомненным; в пользу этого убедительно
свидетельствует и, очевидное даже для непосвященного, сходство подписей
(приложение номер 10: подпись первосвященника Анании под указом об изменении
порядка назначения первосвященников рядом с подписями царя Агриппы и
прокуратора Кумана). Замечу к слову - без всякого намерения подтолкнуть
читающего настоящий отчет к какому-либо выводу, - про первосвященника Ананию
говорили, что он умел с одинаковой ловкостью писать обеими руками.
Естественно, подтвердить это могут только очевидцы.
Других пригодных для использования документов: договора купли-продажи или
карточки регистрации новых владельцев - обнаружить не удалось. В то время
как очевидно, что в картотеке действующих данных должна быть и карточка,
которая, по логике вещей, отменяла бы договор о продаже, заключенный между
Ананией из рода Квириния и Ананией из рода Симона. В то же время в тайном
архиве обнаружился подробно проанализированный выше послуживший мне
отправной точкой документ (приложение номер 1).
Подведение итогов: вскрытые факты недвусмысленно показывают: земельный
участок, о котором идет речь, являлся некультивируемой недвижимостью
Синедриона; когда он стал собственностью Совета, выяснить не удалось, -
видимо, соответствующий документ как утративший силу был уничтожен по
прошествии тридцатилетнего срока. Новым его владельцем стал некто Анания из
рода Квириния, купивший участок за тридцать сребреников; следующий владелец
- Анания из рода Симона, цена покупки - двенадцать сребреников. Этим я дал
исключающий сомнения ответ на вопрос, поставленный в третьем пункте
поручения, и одновременно на вопрос пятого пункта, касающийся роли
Синедриона. На четвертый вопрос, опираясь на вскрытые факты, правда не
подтвержденные документами, я со всей уверенностью отвечу: карточку учета
мог засекретить, то есть изъять ее из действующей картотеки и перенести в
тайный архив, только и исключительно первосвященник Анания. Этот факт уже
сам по себе достаточен для того, чтобы вышеозначенный участок стал не
подлежащим отчуждению и сдаче в аренду. В заключение упомяну - не делая из
этого никаких выводов и не подталкивая к какому-либо выводу читающих этот
отчет: в канцелярии Синедриона, в картотеке "Прочие распоряжения", я
обнаружил распоряжение со штампом "Секретно", подписанное первосвященником
Каиафой (приложение номер 11). Этим распоряжением лекарю Синедриона
предписывается приложить все усилия для лечения некоего Иуды из рода
Квириния. Напоминаю: на решении о выплате денег, равно как и на чеке выплаты
наличными, фигурирует имя Иуды. В свете этих фактов бросается в глаза
совпадение выплаченной ему суммы и цены участка при первой его продаже -
тридцать сребреников, а также то обстоятельство, что и находившийся на
излечении Иуда, и купивший землю Анания были из рода Квириния.
На вопросы, поставленные в первом и втором пунктах поручения, может дать
ответ завещание Анании - если оно обнаружится и если мы убедимся в его
подлинности.
Дата
Эксперт
(подпись неразборчива)
Дамаск, Прямая улица
Дидим постучался, вошел, почтительно поклонился старухе хозяйке, спросил: не
найдется ли для него местечка переночевать? Сказал, что держит путь на
восток, намеревается, если Бог даст, добраться до Индии. И еще сказал: в
меру скромных своих возможностей оплатит любезность. Старуха смотрела на
него сначала с недоумением, потом с подозрением.
- Здесь не постоялый двор, господин, в городе постоялых дворов полно, чего
бы тебе туда не пойти?
- Денег у меня не так много, - ответил Дидим, - а Индия далеко, не один раз
придется искать пристанище на ночь.
- Если даже и так, - изучающе смотрела на него старуха, - почему ты решил
ночевать именно у меня? Дом наш, как видишь, невелик, семья большая,
свободной лежанки нету. Ступай к другим, кто побогаче, на этой улице таких
много.
- Богатые и запросят больше, чем я могу заплатить, уважаемая, - сказал
Дидим, показывая старухе свой кошелек. - А я и циновкой обойдусь, где-нибудь
в уголке, и буду благодарен за это.
Старуха щурясь взглянула на кошелек, перевела взгляд на Дидима.
- Чудной ты человек. А если ты нас ограбить собрался? В нынешние времена
всяко бывает. Ишь, в Индию он путь держит!.. Зачем тебе идти невесть куда? И
почему я должна тебе верить?
- Брата я своего разыскиваю. Никаких доказательств, чтобы ты мне поверила,
предъявить тебе не могу. Вот, если хочешь, возьми мой кошелек, держи у себя
до рассвета.
Старуха покачала головой, посмотрела на кошелек, посмотрела на Дидима,
пробормотала хмуро:
- В такие времена рассчитывать, чтобы тебя просто так, за красивые глаза
привечали... - Потом крикнула куда-то в горницу: - Тут один человек заночует
в сенях у нас, принесите кто-нибудь циновку похуже! - И взяла у Дидима
кошелек. - Чужак, он ведь что хочет, то и скажет, а нам тут жить, господин.
- Открыла кошелек, заглянула в него, потом, уже не таким враждебным тоном,
сказала: - Кошелек твой спрячу куда-нибудь до рассвета. Утром насчет оплаты
договоримся. Подойдет?
- Спасибо. Хлопот вам со мной не будет, - кивнул Дидим.
Старуха ушла в дом. Вскоре из горницы выбежал мальчуган, неся свернутую в
рулон циновку.
- Вот, - сказал он, бросив ее на земляной пол. Потоптался, с испугом и
любопытством тараща глаза на странника, потом повернулся и исчез.
Дидим огляделся, ища, где ему устроиться, чтобы не быть на дороге. Потом
решил, что лучше всего постелить циновку снаружи, у стены дома, рядом со
входом. Под открытым небом он еще ни разу не спал, пора привыкать. Поднял
циновку, выйдя из дому, развернул ее, расстелил в пыли. Сел, прислонившись
спиной к стене дома.
Смеркалось. В окрестных домах замерцали лампады. На улице начиналась обычная
предвечерняя суета: пастух гнал овечье стадо, брели с поклажей ослы,
мальчишки, крича, погоняли их палками, женщины несли на плече кувшины с
водой, шли мужчины, неторопливо беседуя, устало опустив плечи, перед ними
шагал верблюд с огромными тюками; все как в Иерусалиме, подумал Дидим. Он
разглядывал дом напротив; в окнах было темно, у входа стояла женщина, глядя
то в одну сторону, то в другую, словно ждала кого-то. Значит, это и есть дом
Иуды, подумал Дидим; точно такой, каким его описал Анания... Женщина, что
стояла у входа, немного погодя скрылась внутри, в доме загорелся огонек
лампады; потом появился мужчина, затем женщина под покрывалом, еще две
женщины, еще трое мужчин.
- Ты есть-пить не хочешь? - спросила старуха, что-то жуя; когда она
открывала рот, видно было, что зубов у нее всего два-три от силы. - Циновку
мог бы в сенях постелить: на улице спать - для этого на ночлег проситься не
нужно.
- Зато здесь я никому не мешаю, - оправдывался Димим. - Если дадите поесть
что-нибудь, буду благодарен.
- Фруктов могу принести, мы люди бедные.
- И за то спасибо скажу. - Дидим попробовал улыбнуться.
Старуха, шаркая стоптанными сандалиями, ушла; к дому напротив подходили все
новые люди; внутри они, видимо, садились вокруг лампады: блики ее светились
в окнах все более смутно. Стало быть, в этот дом был принесен Савл, снова
вспомнил Дидим рассказ Анании. О прибытии Савла было известно, надежные люди
сообщили об этом из Иерусалима. Анания поджидал его у деревни Кокеб с одним
молодым парнем, которого нанял для этого случая. Договоренность была такая:
с Савлом ничего серьезного не должно случиться, он только сознание потеряет.
Парень спрятался, завернул камень в тряпицу - и угодил Савлу точно в лоб.
Тот упал. Анания велел завязать Савлу глаза, и так, без чувств, его
доставили в этот самый дом. Повязку с глаз у него не сняли и после того, как
он очнулся: сказали, иначе нельзя, ослепнет. И Анания днем и ночью сидел
рядом с ним, убеждал его в пагубности фанатизма, внушал истины Иисуса - пока
не удостоверился, что цель полностью достигнута... Дидим все смотрел и
смотрел на дом: значит, все это произошло здесь.
Старуха вышла, со стоном нагнулась, поставила на циновку блюдо. В блюде были
фрукты и кусочек хлеба.
- Больше дать не могу, это все, что есть, остальное нужно семье.
- Спаси тебя Бог, - сказал Дидим, принимаясь жевать финик с хлебом.
Старуха стояла в дверях, смотрела, как Дидим, не сводя глаз с дома напротив,
ест.
- Ты сам-то откуда? - спросила она.
- Из Иерусалима, - ответил Дидим. - Восьмой день в пути.
- Да-а, такая дорога не для моих ног, - заметила женщина, поправляя накидку.
- А до Индии еще сколько дней идти?
- Не знаю. Я многих спрашивал, никто так и не мог сказать точно.
Старуха покивала, обдумывая ответ, потом вынесла из дома скамеечку,
поставила ее с другой стороны входа, села и стала опять смотреть на Дидима,
как он ест, как наблюдает за домом через улицу.
- Не к ним ли направляешься? - спросила она, кивая в ту сторону.
- А кто они такие? - обернулся к ней Дидим.
- Перехитрить меня хочешь? - засмеялась старуха. - Я же вижу, ты глаз не
сводишь с дома Иуды. Мне с первой минуты подозрительно было, что ты именно у
меня решил на ночлег остаться, а циновку не в доме постелил, а на улице.
- Не веришь, что я в самом деле в Индию направляюсь? - принял вызов Дидим.
- Верю, не верю - мое дело. Но, уж коли на то пошло, скорей не верю. Думаю,
братьев ты ищешь. Денег у тебя не так много, я сосчитала.
- Понемногу буду расходовать. Как-нибудь не умру.
- Зачем иудею в Индию? - все качала головой старуха. - Ты ведь, я вижу,
иудей.
- Брата иду искать.
- Эти вот, - старуха опять показала на дом напротив, - тоже себя называют
братьями. Иудеи, а поклоняются какому-то Иисусу, называют его Христом. Все
делят меж собой поровну, даже деньги.
Дидим молча ел хлеб и фрукты.
- Не говори, что ничего про них не слыхал. Иисус тоже был иудей, его на
кресте распяли в Иерусалиме, но он из мертвых воскрес. Он учил, чтобы люди
помогали другим, жили друг с другом в мире. Это они мне сказали, братья.
Если ты и вправду из Иерусалима, должен об этом знать.
- Брат мой был учеником Иисуса, встречался с ним. Даже после того, как тот
воскрес.
- Тогда ты мне все-таки неправду сказал: к этим ты пришел.
- Если бы к ним, то к ним бы и постучался, не к тебе.
Старуха качала головой все более недоверчиво.
- Скрываешь ты что-то, не верю я тебе. Ты что, не знал, что они тут живут?
- Откуда мне было знать? - Дидим смотрел на старуху чистыми, как у младенца,
глазами. - Я в Христа не верю, я за братом своим иду в Индию.
- Тогда совсем я тебя не пойму, - сказала старуха. - Может, ты злое дело
задумал против этих людей? Может, дом их поджечь собираешься?
- Зачем ты такое говоришь?
- А затем, что много тут нехорошего было. Тутошние иудеи по сей день
ненавидят этих братьев. Были здесь ох какие драки, даже убийства были.
Одного человека, Ананию, забили до смерти - за то, что он денег хотел дать
этим братьям. На этой улице он жил, только в другом конце, где живут
богатые, отсюда неблизко. Жена его, как узнала, тут же упала без чувств, а
потом померла.
- Когда это случилось?
- Лет двадцать тому назад.
- Говоришь, убили Ананию?
- Я там сама не была: что мне делать среди иудеев? Но люди много об этом
судачили. Иудеи рассказывали: Ананию сами христиане убили, чтобы деньги его
присвоить. Он богатый был, земли у него было много. А эти здесь, братья-то,
говорили: иудеи во всем виноваты. Дом этот тоже не раз забрасывали камнями,
это я своими глазами видела. Подберутся, бывало, когда те в доме молятся, и
бросают в них камни, кричат, поносят их. Мужчины выскочат, накинутся на
этих, колотят друг друга что есть мочи, кровь течет. А ведь и те и другие -
иудеи, только вот не могут жить в мире между собой. Начинают, правда, не
братья, это точно. Братья, они тихие, кроткие, даже со мной первыми
здороваются, хотя я им чужая, язычница. Я тебе честно скажу: мы с ними
всегда находим общий язык, у нас ссор почти не бывает...
Стемнело. Улица обезлюдела. Лица Дидима и старухи брезжили бледными пятнами
в свете молодого, едва народившегося месяца.
- Почему ты мне не веришь? - спросил Дидим.
- Ты сказал, твой брат был учеником Иисуса. А потом сказал, что не веришь в
Христа. Не бывает такого, чтобы у двух братьев была разная вера. А если так,
то чего твоего брата понесло в Индию и чего тебя несет следом за ним? И еще:
чего ты с первой минуты, как пришел, глаз с этого дома не сводишь? Я не
люблю, когда мне голову морочат...
- Не морочу я тебе голову. - Дидим отодвинул пустое блюдо. - Брата моего
зовут Фомой, он уверовал в Иисуса, потом ушел в Индию. Я же служил в
Иерусалиме чиновником, жил по законам древней веры. Но брат мне - все равно
брат.
- Вас не поймешь. Один - богач, другой - беднее последнего нищего. Один -
богатством гордится, другой - нищетой. Твердите, что надо быть вместе, надо
любить друг друга. А сами злобой друг к другу исходите.
- Страхом. Не злобой, а страхом.
- Страх и рождает злобу, потому что не может человек любить того, кого
боится. Я, например, ненавижу ночь, потому что боюсь ее. Состарилась вот, а
засыпать боюсь. Вы же - дня боитесь.
- Может, ты и права...
Они замолчали. Темнота вокруг полна была шорохами.
- Так ты говоришь, это - дом Иуды? - тихо спросил Дидим.
- Вижу, все ж сильно интересует тебя этот дом, - хмыкнула старуха.
- Говорили мне о нем в Иерусалиме.
- Давно это было. Младшенький мой еще на руках у меня сидел, а теперь вон -
лысеет уже. Дом долго стоял пустой; говорят, выстроил его какой-то торговец
коврами, у него много было домов повсюду, в этом он жил редко, только когда
случалось в Дамаск наведаться. Слуг у него было - целая армия. Потом продал
он дом человеку по имени Иуда, но человека того никто никогда не видал.
Говорят, жил он в деревне Кокеб, а к старости собирался сюда перебраться.
Потом появились Симон с Марией, это они здесь живут, к ним братья ходят. Не
знаю, владеют ли они этим домом или снимают его. Но все говорят: это дом
Иуды. И что Иуда купил его тайно, для братьев. Как потом Анания, которого
убили, потому что он деньги, вырученные от продажи земли, хотел отдать
братьям. - Стар