редусмотрела, чутьем  угадала,  что
надо делать, и решилась на все:
   - Слушай меня, милый. В Париже я чувствую  себя  совершенно  свободно
Вильям не обращает на меня никакого внимания. Ему важны только его дела,
а меня он и не замечает. Ты не женат, значит, я могу приходить к тебе. Я
буду приходить каждый день, каждый день, в разное время:  то  утром,  то
днем, то вечером, - ведь прислуга начнет сплетничать, если я  буду  ухо-
дить из дому в одни и те же часы Мы можем встречаться так же часто,  как
здесь, и даже чаще, - не надо будет бояться любопытных.
   Но он повторял, крепко обнимая ее за талию и положив голову ей на ко-
лени:
   - Лиана! Лиана! Я потеряю тебя! Я чувствую, что потеряю тебя!
   Она немножко рассердилась на него за эту неразумную, детскую  печаль,
не вязавшуюся с его мощным телом; рядом с ним она, такая  хрупкая,  была
полна уверенности в себе, уверенности, что никто и  ничто  не  может  их
разлучить.
   Он зашептал:
   - Лиана, согласись, бежим вместе, уедем  далекодалеко,  в  прекрасную
страну, полную цветов, и будем там любить друг друга. Скажи только  сло-
во, и мы сегодня же вечером уедем. Скажи, ты согласна?
   Но она досадливо пожала плечами, недовольная, что он не  слушает  ее.
Разве можно в такую минуту предаваться мечтаниям и ребяческим нежностям?
Сейчас надо проявить волю и благоразумие, придумать средство, чтобы мож-
но было всегда любить друг друга и не вызывать подозрений.
   Она сказала:
   - Послушай меня, милый. Нам надо все обдумать и  договориться,  чтобы
не допустить какой-нибудь неосторожности или ошибки.  Во-первых,  скажи:
ты уверен в своих слугах? Больше всего надо бояться  доноса,  анонимного
письма моему мужу. Сам он  ни  за  что  не  догадается.  Я  хорошо  знаю
Вильяма...
   Но это имя, которое она произнесла уже два раза, вдруг болезненно за-
дело Поля. Он сказал с раздражением:
   - Ах, не говори о нем сегодня?
   Она удивилась:
   - Почему? Ведь надо же... О, уверяю тебя, он совсем не дорожит мною.
   Она угадала его мысли. Смутная, еще безотчетная ревность проснулась в
нем. И вдруг, став на колени, он сказал, сжимая ее руки:
   - Слушай, Лиана...
   И умолк, не решаясь высказать свое беспокойство, возникшее вдруг пос-
тыдное подозрение, не находя слов, как выразить его.
   - Слушай, Лиана... Как у тебя с ним?
   Она не поняла:
   - Что "как"? Очень хорошо...
   - Да, да... Я знаю. Но послушай... пойми меня хорошенько...  Ведь  он
твой муж... словом... Ах, если б ты знала, сколько я думал об этом  пос-
ледние дни! Как это меня мучает!.. Как это терзает меня! Ты поняла? Да?
   Она на миг задумалась и вдруг, поняв его вопрос, вскрикнула с искрен-
ним негодованием:
   - Ах, как ты можешь?.. Милый, как ты мог подумать... Зачем ты  так!..
Я же вся твоя, слышишь? Только твоя... Ведь я люблю тебя, Поль!..
   Он снова уронил голову ей на колени и тихо сказал:
   - Лиана, маленькая моя!.. Но ведь он твой муж... Муж. Как же  ты  бу-
дешь? Ты подумала об этом? Скажи... Как будет сегодня вечером или  завт-
ра? Ты же не можешь... всегда, всегда говорить ему "нет"...
   Она прошептала еле слышно:
   - Я его уверила, что я беременна... и он успокоился. Ему это не очень
важно... право. Не будем говорить об этом, милый, не надо.  Если  бы  ты
знал, как мне это обидно, как горько!.. Верь мне, ведь я люблю тебя!..
   Он больше не двигался, молча целовал ее платье, вдыхая аромат ее  ду-
хов, а она тихо гладила его лицо своими легкими, нежными пальцами.
   Вдруг она сказала:
   - Пора. Надо идти, а то могут заметить, что нас обоих нет.
   Они простились, крепко, до боли сжав друг друга в долгом  объятии,  и
она ушла первая, почти побежала, чтобы вернуться поскорее. Он смотрел ей
вслед, пока она не исчезла, смотрел с такой печалью, как будто  все  его
счастье, все надежды исчезли вместе с нею.
 
 
   Часть вторая
 
   I
 
   Через год, к первому июля, Анвальский курорт стал неузнаваем.
   На вершине холма, поднимавшегося посреди долины, меж двух ее выходов,
выросло строение в мавританском стиле, и на фронтоне его блестело  золо-
тыми буквами слово Казино.
   Молодой лес по склону, обращенному к Лимани, превратился в  небольшой
парк. Перед казино, возвышаясь над широкой овернской равниной,  протяну-
лась терраса с каменной балюстрадой, которую из конца в  конец  украшали
большие вазы поддельного мрамора.
   Пониже, в виноградниках, мелькали крытые лаком фасады  шести  разбро-
санных в них швейцарских домиков.
   На южном склоне сверкал белизной громадный "Гранд-отель Монт-Ориоля",
привлекая взоры путешественников еще издали, как только они выезжали  из
Риома. А внизу, у подошвы того же самого холма, стояло теперь квадратное
здание без всяких вычур в архитектуре, но просторное, окруженное  садом,
где пробегал ручей, вытекавший из ущелья, - это  была  водолечебница,  и
там больных ожидали чудеса исцеления, которые сулила им  брошюра,  напи-
санная доктором Латоном.  Надпись  на  фасаде  гласила:  Лечебные  ванны
Монт-Ориоля; на правом крыле буквами помельче сообщалось:  Гидротерапия,
Промывание желудка. Бассейны с проточной водой; на левом крыле: Институт
механизированной врачебной гимнастики.
   Все было новенькое, ослепительно белое. Повсюду еще работали  маляры,
кровельщики, водопроводчики, землекопы, хотя ванное заведение уже  месяц
было открыто для больных.
   С первых же дней успех превзошел все ожидания основателей.  Три  вид-
нейших парижских врача, три знаменитости, профессора Ма-Руссель, Клош  и
Ремюзо, взяли новый курорт под свое покровительство и согласились пожить
некоторое время в виллах, построенных Бернским обществом сборных  дач  и
предоставленных в их распоряжение дирекцией курорта.
   Доверяясь авторитету парижских светил, больные хлынули в Монт-Ориоль.
Новенький "Гранд-отель" был переполнен.
   Хотя водолечебница начала действовать в первых  числах  июня,  офици-
альное открытие курорта отложили до первого  июля,  чтобы  привлечь  по-
больше народу. Праздник решено было начать в три часа дня освящением ис-
точников. А вечером предполагалось большое  представление,  фейерверк  и
бал, который должен был объединить всех больных Монт-Ориоля  и  соседних
курортов, а также именитых особ из населения КлермонФеррана и Риома.
   Казино на вершине горы уже расцветилрсь флагами, со всех сторон реяли
голубые, красные, белые, желтые полотнища, окружавшие все здание пестрым
трепещущим облаком, а в парке вдоль аллей водрузили гигантские  мачты  с
длиннейшими вымпелами, извивавшимися, как змеи, в голубом небе.
   Петрюс Мартель, получивший звание директора нового казино,  воображал
себя под сенью этих бесчисленных флагов всемогущим  капитаном  какого-то
фантастического корабля; он выкрикивал приказания лакеям в белых  фарту-
ках грозным, громовым голосом, словно адмирал в разгар морского  боя,  и
ветер доносил раскаты его баса до самой деревни.
   На террасе появился Андермат, уже запыхавшийся от суеты. Петрюс  Мар-
тель выбежал ему навстречу, приветствуя его широким и величавым жестом.
   - Ну как? Все хорошо? - спросил банкир.
   - Превосходно, господин председатель.
   - Если я понадоблюсь, найдете меня в кабинете главного врача.  У  нас
сейчас заседание.
   И он спустился с холма. У дверей водолечебницы встречать хозяина бро-
сились смотритель и кассир, которых, как и директора казино,  переманили
от старого акционерного общества, жалкого, - бессильного соперника,  об-
реченного на гибель. Бывший тюремный  надзиратель  отдал  банкиру  честь
по-военному, кассир согнулся в низком поклоне, как нищий, который просит
милостыню.
   Андермат спросил:
   - Главный врач здесь?
   Смотритель отрапортовал:
   - Так точно, господин председатель. Господа члены правления все  при-
были.
   Банкир прошел через вестибюль, мимо почтительно кланявшихся  служите-
лей и горничных, повернул направо, отворил дверь и очутился в просторной
комнате, обставленной очень строго, с книжными шкафами, с бюстами деяте-
лей науки; тут собрались все  находившиеся  в  Анвале  члены  правления:
тесть Андермата маркиз де Равенель, шурин Гонтран де Равенель, Поль Бре-
тиньи, доктор Латон и оба Ориоля - отец и  сын,  постаравшиеся  одеться,
как господа, но такие длинные, сухопарые, в таких долгополых черных сюр-
туках, что оба напоминали факельщиков с рекламы бюро похоронных  процес-
сий.
   Обменявшись торопливыми рукопожатиями, все сели, и Андермат  произнес
речь:
   - Нам остается решить весьма важный вопрос:  как  назвать  источники?
Тут я совершенно не согласен с главным врачом,  господином  Латоном.  Он
предлагает дать трем нашим основным источникам имена трех светил медици-
ны, являющихся нашими гостями. Разумеется, этот  лестный  знак  внимания
тронул бы их и еще больше привлек к нам. Но будьте уверены, господа, что
это навсегда оттолкнуло бы от нас их знаменитых собратьев, еще  не  отк-
ликнувшихся на наше приглашение, а между тем мы должны ценой любых  уси-
лий, любых жертв убедить их в замечательном действии наших вод. Да, гос-
пода, человеческая природа всюду одна, надо ее знать и уметь ею  пользо-
ваться. Никогда профессора Плантюро, де Ларенар и Паскалис - укажу  хотя
бы только на этих трех специалистов по заболеваниям желудка и  кишечника
- не пошлют к нам своих пациентов, цвет своей клиентуры, украшенной име-
нами принцев и эрцгерцогов, светских львов и львиц, которым они  обязаны
своим состоянием и своей славой, никогда они не пошлют таких больных ле-
читься водами источника Ма-Русселя, источника Клоша или источника  Ремю-
зо. Ведь тогда у этих пациентов, у всей публики будут некоторые  основа-
ния думать, что именно профессора Ремюзо, Клош и Ма-Руссель открыли наши
источники и все целебные их свойства.  Совершенно  несомненно,  господа,
что имя Гюблера, которым окрестили первый источник Шатель-Гюйона, надол-
го восстановило против этого курорта многих видных врачей, тогда как они
могли взять его под свою опеку с самого начала, и ему не стоило бы таких
трудов достигнуть нынешнего своего процветания.
   Поэтому я предлагаю просто-напросто дать источнику, открытому первым,
имя моей жены, а двум другим - имена дочерей господина Ориоля. Таким об-
разом, у нас будут источники Христианы, Луизы  и  Шарлотты.  Это  звучит
очень мило, очень поэтично. Что вы на это скажете?
   Все согласились с его мнением, даже доктор Латон, который только  до-
бавил:
   - В таком случае следовало бы попросить профессоров Ма-Русселя, Клоша
и Ремюзо быть крестными отцами и в процессии вести под руку крестных ма-
терей.
   - Отлично! Отлично! - воскликнул Андермат. - Бегу к ним.  Они  согла-
сятся, ручаюсь. Да свидания. Встретимся в церкви, шествие двинется отту-
да.
   И он бегом бросился из кабинета.
   Вслед за ним ушли маркиз и Гонтран. Затем Ориоли, надев на головы ци-
линдры, важно зашагали рядышком, две черные, мрачные фигуры на белой до-
роге; а Полю Бретиньи, приехавшему только накануне, к торжеству открытия
курорта, доктор Латон сказал:
   - Нет, нет, я вас не пущу, господин Бретиньи. Я хочу показать вам мое
детище, от которого я жду настоящих чудес. Пойдемте  посмотрим  Институт
механизированной врачебной гимнастики.
   Он подхватил Поля Бретиньи под руку и потащил его с собой.  Но  когда
они вышли в вестибюль, служитель остановил доктора:
   - Господин Рикье ждет промывания.
   В прошлом году доктор Латон злословил по поводу  промываний  желудка,
апостолом коих был доктор Бонфиль, щедро применявший их в  водолечебнице
старого курорта, где он состоял главным врачом. Но времена меняются, а с
ними изменилось и мнение доктора Латона - зонд Барадюка стал теперь важ-
нейшим орудием пытки в руках главного врача нового курорта, и он с детс-
кой радостью засовывал его в - пищеводы всех больных.
   Он спросил у Поля Бретиньи:
   - Вы когда-нибудь присутствовали при этой небольшой операции?
   - Нет, никогда, - ответил Бретиньи.
   - Так пойдемте, дорогой. Вы посмотрите - это весьма любопытно.
   Они вошли в зал врачебных душей, где в ожидании доктора уже  сидел  в
деревянном кресле г-н Рикье, человек с кирпично-красным лицом,  искавший
в этом году исцеления у новых источников Монт-Ориоля, ибо он каждое лето
пробовал действие вод в каком-нибудь вновь открытом курорте.
   Словно преступник в застенке средневековья,  он  был  крепко  связан,
стянут неким подобием смирительной рубашки из клеенки,  чтобы  предохра-
нить его платье от брызг и пятен. Вид у него был  жалкий,  испуганный  и
страдальческий, как у больного, приготовленного к опасной  хирургической
операции.
   Как только доктор вошел, служитель схватил длинную резиновую кишку  с
двумя ответвлениями посередине, похожую на тонкую двухвостую змею. Конец
одного отвода служитель насадил на отверстие крана, сообщавшегося с  ис-
точником, конец второго опустил в стеклянную  банку,  куда  должна  была
стекать жидкость, извергаемая желудком больного,  а  главный  врач  взял
бестрепетной рукой среднюю, основную, трубку этого приспособления, с лю-
безной улыбкой протянул ее к широко открытому рту г-на Рикье и, грациоз-
но направляя кишку большим и указательным пальцами, ловко засунул  ее  в
горло больному, вводя все глубже, глубже и благодушно приговаривая:
   - Так, так, так, великолепно! Идет, идет, идет. Превосходно!
   У несчастного г-на Рикье лицо стало лиловым, глаза выкатились, на гу-
бах пузырилась пена, он задыхался, всхлипывая, икал и, уцепившись руками
за локотники кресла, делал мучительные и тщетные попытки  извергнуть  из
своего желудка заползавшую в него резиновую змею.
   Когда он проглотил с полметра трубки, доктор сказал:
   - Ну, хватит! Пускайте воду.
   Служитель повернул кран, и вскоре  живот  у  больного  начал  заметно
вздуваться, наполняясь теплой водой источника.
   - Покашляйте, - сказал врач, - покашляйте,  чтобы  начал  действовать
сифон.
   Но у бедняги вместо кашля вырывался только хрип, он судорожно дергал-
ся, и казалось, глаза у него вот-вот выскочат из орбит.  Вдруг  на  полу
рядом с креслом что-то забулькало, зажурчало - сифон  двухвостой  трубки
начал наконец выкачивать жидкость из желудка в стеклянную банку, а  док-
тор внимательно рассматривал ее, отыскивая в ней признаки катара и  при-
метные следы несварения.
   - Никогда больше не ешьте зеленого горошка! - восклицал он. - И сала-
та тоже! Ох, этот салат! Вы совсем его не перевариваете! И земляники  не
ешьте! Я вам десять раз говорил: забудьте о землянике!
   Господин Рикье, видимо, рассвирепел; он ерзал в кресле и вращал  гла-
зами, не в силах произнести ни слова, так как трубка заткнула ему горло.
Но лишь только промывание кончилось и доктор осторожно вытащил  зонд  из
его утробы, он завопил:
   - А разве я виноват, что меня каждый день пичкают всякой дрянью,  гу-
бят мое здоровье?! Чье это дело - следить, чем кормят в здешней  прокля-
той харчевне? Это ваша обязанность! Я перебрался в новую гостиницу,  по-
тому что в старой меня отравляли мерзкой стряпней, но на  этом  огромном
постоялом дворе, именуемом "Грррандотель Монт-Ориоля", меня совсем доко-
нали. Честное слово!
   Доктору пришлось его успокаивать, уговаривать и  повторить  несколько
раз подряд, что он возьмет под свое наблюдение питание больных в отеле.
   Затем он опять подхватил Поля Бретиньи под руку и увел его, разъясняя
по дороге:
   - Я изложу вам вкратце весьма разумные основы созданного мною  специ-
ального лечения механизированной гимнастикой, которую я вам сейчас  про-
демонстрирую. Вы слышали, конечно, о моей системе органометрической  те-
рапии? Не так ли? Я утверждаю, что  большинство  болезней,  которыми  мы
страдаем, вызывается исключительно непомерным развитием какого-либо  ор-
гана за счет других. Ненормально увеличившись  в  размерах,  этот  орган
теснит своих соседей, мешает их функциям и вскоре разрушает общую гармо-
нию всего организма, из чего проистекают весьма плачевные последствия.
   Однако физические упражнения в сочетании с  душами  и  теплыми  мине-
ральными ваннами самым действенным образом помогают  восстановить  нару-
шенное равновесие и сократить до нормальных размеров органы, захватившие
чужое место.
   Но  как  заставить  больного  заниматься  физическими   упражнениями?
Ходьба, верховая езда, плавание или гребля требуют, помимо значительного
физического усилия, еще и волевого усилия, а это особенно важно. Воля  -
вот что увлекает, вынуждает тело к действию и поддерживает его силы. Не-
даром же люди энергичные всегда  отличаются  подвижностью.  Но  источник
энергии - душа, а не мышцы. Тело повинуется сильной воле.
   Нечего и думать, дорогой мой, труса наделить смелостью, а слабодушно-
го человека решимостью. Но мы можем достигнуть  другого,  можем  сделать
нечто большее - мы можем исключить храбрость, умственную энергию,  воле-
вые усилия, оставив лишь усилия телесные. Волевые усилия я с успехом за-
меняю чисто механическим внешним воздействием. Понятно вам? Не очень? Ну
вот, посмотрите.
   Доктор Латон отворил дверь, и они вошли в просторный зал, где выстро-
ились рядами какие-то странные приспособления: большие кресла на высоких
деревянных подставках, топорно сделанные из сосны подобия лошадей,  соо-
ружения из планок, скрепленных шарнирами, подвижные брусья,  укрепленные
горизонтально перед стульями, привинченными к полу. Все эти предметы бы-
ли снабжены сложной системой шестеренок и зубчатых колес, которые приво-
дились в движение при помощи рукояток.
   Доктор продолжал разъяснения:
   - Вот взгляните. Существуют четыре главных вида  физических  упражне-
ний, которые я называю естественными упражнениями: ходьба, верховая  ез-
да, плавание и гребля. Каждое из этих упражнений развивает особую группу
наших органов, каждое оказывает специфическое воздействие на  человечес-
кое тело. И вот здесь мы искусственным способом  воспроизводим  все  эти
четыре вида. Самому больному ничего не надо делать, ни о чем не надо ду-
мать - он может целый час бегать или ездить верхом, плавать или  грести,
и ум его не будет принимать ни малейшего участия в этой  чисто  мышечной
работе.
   Как раз при этих словах вошел Обри-Пастер в сопровождении служителя с
засученными рукавами, из-под которых выступали мощные бицепсы.  Инженера
еще больше разнесло с прошлого года. Он шел, задыхаясь, широко  расстав-
ляя тучные ноги, растопырив руки.
   Доктор сказал Полю Бретиньи:
   - Вот вы сейчас во всем убедитесь de visu. - И обратился к своему па-
циенту: - Ну что, дорогой, чем мы сегодня займемся? Ходьбой или поскачем
на коне?
   Обри-Пастер, пожимая руки Полю Бретиньи, ответил:
   - Дайте-ка мне сегодня немножко сидячей ходьбы. Она меня меньше утом-
ляет.
   Доктор Латон пояснил:
   - У нас, видите ли, имеется ходьба сидячая и ходьба стоячая.  Стоячая
ходьба действует сильнее, но это довольно трудное упражнение. Оно произ-
водится при помощи педалей: больной встает на них, педали  приводят  его
ноги в движение, и он удерживает равновесие, держась за кольца,  вделан-
ные в стену. А вот тут у нас сидячая ходьба.
   Инженер рухнул в кресло-качалку и опустил ноги на две деревянные сус-
тавчатые подставки, прикрепленные к этому креслу. Ляжки, икры и щиколот-
ки ему стянули ремнями так, что он не мог сделать ни одного произвольно-
го движения; затем служитель с засученными рукавами ухватился за рукоят-
ку и стал вертеть ее изо всей силы. Кресло сначала закачалось,  как  га-
мак, а потом ноги инженера вдруг пришли в  движение,  они  вытягивались,
сгибались, поднимались, опускались с необыкновенной быстротой.
   - Видите, бежит, - пояснил доктор и приказал: - Тише, пустите шагом!
   Служитель стал вертеть рукоятку медленнее, пуская толстые ноги  инже-
нера более умеренным аллюром, отчего движения стали  комически  расслаб-
ленными.
   В зале появились двое других больных - две огромные туши, за которыми
следовали двое служителей с обнаженными мускулистыми руками.
   Толстяков взгромоздили на деревянных  коней,