ное, отравил бы наши источники.
   Андермат шагал, заложив руки за спину и сдвинув на затылок серый  ко-
телок, обнаживший его лоб с залысинами. Он молчал,  сосредоточенно  раз-
мышляя о чем-то, и наконец сказал:
   - Пустяки! Через три месяца старое общество запросит пощады. Они тор-
гуются из-за десяти тысяч. Дурак Бонфиль их подзуживает, уверяет, что  я
соглашусь. Ошибается. Очень ошибается!
   Главный врач подхватил:
   - Вы знаете, они вчера закрыли свое казино. Никто туда не ходил.
   - Знаю. Да и у нас народу не густо. Все сидят по своим гостиницам.  А
в гостиницах скучно, дорогой мой. Надо  забавлять,  развлекать  больных,
устроить им такую приятную жизнь, чтобы сезон показался им  слишком  ко-
ротким. А вы посмотрите, кто тут бывает по вечерам, - только те, кто жи-
вет в отеле Монт-Ориоль, потому что он рядом. Остальным не  хочется  вы-
ползать из гостиниц. А какая тому причина? Дороги. Весь вопрос  в  доро-
гах. Вообще успех всегда зависит от незаметных, как будто ничтожных при-
чин. Только надо найти их. Дороги! Это очень важно. Дороги к месту  при-
ятного времяпрепровождения сами должны быть приятными,  быть,  так  ска-
зать, вступлением к ожидающим тебя удовольствиям.
   А что за дороги ведут к нашему казино? Отвратительные дороги!  Камни,
бугры, ямы! Это недопустимо. Ведь если у человека мелькнет мысль: "Пойду
туда-то", - и дорога к этому месту ровная, широкая, днем тенистая, вече-
ром не беспокоит крутизной, - на нее невольно потянет и  в  другой  раз.
Если б вы знали, как крепко хранит тело воспоминания о множестве  ощуще-
ний, которые ум не считает нужным запечатлеть! Мне думается, именно  так
создается память у животных. Идете вы, например, в знойный день по доро-
ге, не укрытой деревьями, натрудили себе ноги, шагая по  плохо  утрамбо-
ванному щебню, поднимаясь по крутому откосу, - и у вас возникает непрео-
долимое, чисто физическое отвращение к такому пути, хотя вы шли по нему,
думая совсем о другом. Вы весело болтали с приятелем, не огорчались мел-
кими неудобствами дороги, ни на что не смотрели, ничего  не  отмечали  в
памяти, но ваши ноги, мышцы, легкие, все ваше тело не  забыло  этих  тя-
гостных ощущений, и когда ум пожелает направить вас по той  же  дорожке,
тело сразу скажет ему: "Нет, не пойду, мне там было очень неприятно".  И
голова без рассуждений подчинится протесту  своих  сотоварищей,  которые
несут ее.
   Итак, нам нужны хорошие дороги, и, стало быть, нам нужны участки это-
го упрямого осла, дядюшки Ориоля. Но погодите, мы его скоро взнуздаем...
Да, кстати, МаРуссель купил дачу на тех же условиях, что и Ремюзо. Приш-
лось пойти на эту маленькую жертву, зато она окупится  сторицей.  Поста-
райтесь узнать намерения Клоша.
   - Клош от своих коллег не отстанет, - заметил Латон.  -  А  вот  меня
другое беспокоит. Я уже несколько дней об этом думаю. Мы забыли  о  важ-
нейшем деле - о метеорологическом бюллетене!
   - Что, что? О каком бюллетене?
   - О бюллетене в парижских газетах. Необходимейшая  вещь!  Надо  пока-
зать, что Монт-Ориоль превосходит все соседние курорты, что  температура
в нем ровная, жара умеренная, нет резких перемен погоды. Абонируйте  для
метеорологического бюллетеня местечко в самых  ходовых  органах  прессы,
руководительницы общественного мнения, и я каждый вечер буду посылать по
телеграфу соответствующие данные об атмосферном давлении и прочем. Я  их
так препарирую, эти данные, что в конце  года,  когда  печатают  средние
цифры, МонтОриоль забьет своими "средними" все окрестные курорты. Темпе-
ратура! О-о! Что бросается в глаза, когда разворачиваешь большие газеты?
Температура в Виши, температура в Руайя, в Мон-Доре, в Шатель-Гюйоне,  и
так далее, и так далее. Это в летний сезон, а в зимний -  температура  в
Каннах, в Ментоне, в Ницце, в Сен-Рафаэле. На знаменитых курортах, доро-
гой директор, всегда должно быть тепло, всегда должна быть  великолепная
погода, - пусть парижане читают и завидуют: "Черт побери!  Какие  счаст-
ливцы те, кто ездит туда!"
   Андермат воскликнул:
   - Так, так, так! Вы правы! Как же я-то до сих пор об этом не подумал!
Сегодня же займусь этим. Да, кстати, вы писали  профессорам  Ларенару  и
Паскалису? Как мне хочется залучить их обоих сюда!
   - Неприступны, дорогой председатель,  неприступны!..  Если  только...
если только сами на многочисленных опытах не  убедятся,  что  наши  воды
действительно хороши... Но средствами... предварительного  убеждения  их
не возьмешь... Нечего и думать.
   Они поравнялись со столиком, за которым Поль  и  Гонтран  пили  после
завтрака кофе; на террасе собрались  уже  и  другие  обитатели  курорта,
главным образом мужчины, так как женщины, выйдя из-за стола, обычно про-
водят час-другой в своих комнатах. Петрюс Мартель надзирал за лакеями  и
командовал: "Кюммелю! Рюмку коньяку! Графинчик анисовой!" -  на  тех  же
басистых, раскатистых нотах, которые каждодневно звучали  в  его  голосе
часом позднее, когда он выкрикивал указания на  репетиции  и  давал  тон
примадонне.
   Андермат остановился на минутку около столика молодых людей,  переки-
нулся с ними несколькими словами и пошел дальше рядом с главным врачом.
   Гонтран развалился на стуле, запрокинул голову на спинку, вытянул но-
ги, скрестил на груди руки и, погрузившись в полное блаженство,  смотрел
в небо, держа в зубах дымившуюся сигару.
   Вдруг он спросил:
   - Хочешь, пойдем сейчас прогуляться в долину СанСуси? Сестрички  тоже
пойдут.
   Поль замялся было, но, подумав, согласился:
   - С удовольствием. - Затем добавил: - А как твои дела?.. Успешны?
   - Еще как! Поймал, держу крепко! Теперь уж не сорвется.
   Гонтран взял своего приятеля в наперсники и день за днем  рассказывал
ему о своих успехах и завоеваниях. Он даже обратил  его  в  пособника  и
брал с собой на свидания с Луизой, которые устраивал очень ловко.
   После поездки к кратеру Нюжера Христиана прекратила всякие  прогулки,
почти не выходила из комнаты, и Гонтрану было трудно видеться с Луизой.
   Сначала затворничество сестры привело его в замешательство, но он на-
шел выход из положения.
   Воспитанный в нравах Парижа, где мужчины его типа обычно  смотрят  на
женщин, как охотники на дичь, и знают, что такая охота бывает  сопряжена
с трудностями, он был искушен в хитроумных способах сближаться с пригля-
нувшимися ему дамами. Он мог бы научить  любого,  как  пользоваться  для
этой цели простодушным посредничеством или же корыстными услугами,  и  с
одного взгляда угадывал, кто из мужчин и женщин пригодится ему  для  его
замыслов.
   Лишившись бессознательной помощи Христианы, он для замены ее принялся
искать среди окружающих необходимую ему союзницу -  "сердобольную  нату-
ру", как он выражался, - и очень скоро остановил свой выбор  на  супруге
доктора Онора. Для этого было много оснований. Во-первых, ее муж  дружил
с Ориолями, так как лечил все семейство лет двадцать; младшие дети роди-
лись и выросли на его глазах; каждое воскресенье он обедал у них в  доме
и сам приглашал их к себе по вторникам. Толстую докторшу, полуобразован-
ную, вульгарную особу с  большими  претензиями,  легко  было  приманить,
пользуясь ее тщеславием, - она, конечно, из кожи будет лезть, чтобы вся-
чески угодить графу де Равенелю, шурину самого владельца Монт-Ориоля.
   Вдобавок Гонтран, не раз имевший дело с  парижскими  своднями,  сразу
распознал в ней женщину, весьма пригодную для  этой  роли;  как-то  раз,
встретив ее на улице, он решил: "По виду она настоящая сводня, а значит,
и душа у нее такая же".
   И вот однажды он проводил доктора до дома и заглянул к ним. Он  усел-
ся, принялся болтать, наговорил толстухе всяких любезностей, а  когда  в
отеле зазвонили к обеду, сказал, вставая:
   - Как у вас вкусно пахнет! В вашем  доме  готовят,  несомненно,  куда
лучше, чем в гостинице.
   Госпожа Онора, раздувшись от гордости, залепетала:
   - Ах, боже мой! Если бы я посмела... если бы посмела, граф...
   - Что посмели, сударыня?
   - Пригласить вас к нашему скромному столу.
   - А что ж... я бы не отказался.
   Доктор встревоженно бормотал:
   - Да у нас ничего нет, совершенно ничего. Суп, говядина, курица - вот
и все.
   Гонтран хохотал:
   - Ну и вполне достаточно! Принимаю приглашение!
   И он остался обедать у супругов Онора. Толстая хозяйка, вскакивая  со
стула, выхватывала блюдо из рук горничной, чтоб та не  пролила  соус  на
скатерть, и, к явной досаде мужа, сама прислуживала за столом.
   Граф расхвалил ее стряпню, ее уютный домик, ее радушие, и она  преис-
полнилась пылким восхищением.
   Он повторил свой гастрономический визит, опять напросился на  обед  и
стал после этого постоянным гостем в доме г-жи Онора, куда то и дело за-
бегали сестры Ориоль по долголетней  привычке,  по  соседству  и  давней
дружбе.
   Гонтран проводил в обществе трех дам целые часы, был очень любезен  с
обеими сестрами, но с каждым днем оказывал все больше предпочтения  Луи-
зе.
   Ревность, разъединившая сестер, когда Гонтран начал было ухаживать за
Шарлоттой, приняла у старшей сестры характер воинственной ненависти, а у
младшей - спокойного презрения. В скромных манерах Луизы, в ее недомолв-
ках, в сдержанном обращении с  Гонтраном  сквозило  больше  умелого  ко-
кетства и заигрывания, чем в беспечной и  шаловливой  непосредственности
младшей сестры. Шарлотта, скрывая из гордости свою сердечную рану, каза-
лось, ничего не замечала и с удивительной выдержкой, с полным,  казалось
бы, равнодушием присутствовала при частых встречах у г-жи Онора. Она  не
хотела оставаться дома, чтобы не подумали, что она  страдает  и  плачет,
что она покорно уступила место старшей сестре.
   Гонтран так гордился своей хитростью, что не  мог  удержаться  и  все
рассказал Полю А Поль нашел этот маневр забавным и весело  расхохотался.
К тому же он дал себе слово больше не вмешиваться в интриги своего прия-
теля, помня его двусмысленные намеки, и не раз думал  с  тревогой:  "Из-
вестно ему что-нибудь обо мне и Христиане?"
   Прекрасно зная Гонтрана, он считал его вполне способным закрыть глаза
на любовную связь сестры. Но почему же он раньше ничем решительно не по-
казывал, что догадывается или знает об этой связи? А  все  дело  было  в
том, что Гонтран принадлежал к числу тех  шалопаев,  по  мнению  которых
светской женщине даже полагается иметь одного или нескольких любовников,
так как семья, по их глубокому убеждению, - не что  иное,  как  общество
взаимопомощи в житейских делах, нравственность -  покров,  накинутый  на
тайные влечения, вложенные в человека природой, а  светские  приличия  -
фасад, за которым следует скрывать приятные пороки. Он толкнул Христиану
на брак с Андерматом если не с определенными намерениями, то, во  всяком
случае, со смутной мыслью, что этот еврей будет поживой для всего семей-
ства, и, пожалуй, презирал бы сестру, если бы она хранила верность мужу,
как презирал бы самого себя, если бы не черпал денег из кошелька  своего
зятя.
   Поль думал обо всем этом, и все это смущало его душу, душу  современ-
ного Дон-Кихота, склонного, однако, к сделкам с совестью Теперь он  стал
очень осторожным в отношениях со своим загадочным приятелем.
   Итак, когда Гонтран рассказал ему, для каких целей он пользуется зна-
комством с г-жой Онора, Поль расхохотался, а немного  погодя  согласился
сопровождать его и очень охотно болтал с Шарлоттой.
   Докторша с величайшей готовностью выполняла роль, для которой ее изб-
рали, принимала гостей весьма радушно и в пять часов, в  подражание  па-
рижским дамам, угощала их чаем и сдобными булочками собственного  своего
приготовления.
   В первый же раз, как Поль появился в  ее  доме,  она  встретила  его,
словно старого друга, усадила, чуть не силой отобрала у него шляпу и по-
ложила ее на полку камина, рядом с часами. Потом засуетилась, захлопота-
ла, перебегала от одного к другому, огромная, с  выпяченным  животом,  и
все спрашивала:
   - Не угодно ли закусить?
   Гонтран говорил всякие забавные глупости, шутил, смеялся, держал себя
весьма непринужденно. Потом он уединился с Луизой в глубокую нишу  окна,
а Шарлотта с волнением смотрела на них.
   Госпожа Онора, развлекавшая разговором Поля, сказала ему  материнским
тоном:
   - Милые детки, они приходят ко мне побеседовать несколько минут  Ведь
это вполне невинно, не правда ли, господин Бретиньи?
   - О, вполне невинно, сударыня!
   Во второе посещение Бретиньи она уже запросто называла его  "господин
Поль" и держалась с ним запанибрата.
   С тех пор Гонтран с обычным своим веселым ехидством сообщал  приятелю
о всех услугах, которые угодливо оказывала ему  эта  дама.  Накануне  он
сказал ей:
   - Отчего вы никогда не ходите с барышнями Ориоль на прогулку по доро-
ге в Сан-Суси?
   - Мы пойдем, граф, непременно пойдем!
   - Вот пошли бы, например, завтра в три часа.
   - Пойдем завтра в три часа. Обязательно!
   - Как вы любезны, многоуважаемая госпожа Онора!
   - Всегда рада услужить вам, граф!
   И Гонтран объяснил Полю:
   - Ты же понимаешь, у нее в гостиной мне неудобно приударить за Луизой
как следует на глазах младшей сестры А в лесу мы можем уйти с ней вперед
или отстать немножко Ну как, пойдешь?
   - С удовольствием.
   - Пойдем.
   Они поднялись и не спеша пошли по большой дороге, потом  за  деревней
Ла-Рош-Прадьер свернули влево и, продираясь сквозь густые  заросли  кус-
тов, спустились В лесистую долину. Перебравшись  через  узенькую  речку,
они сели на краю тропинки и стали ждать.
   Вскоре показались все три дамы, они шли гуськом: Луиза впереди,  г-жа
Онора замыкала шествие.
   Обе стороны выразили удивление: какая неожиданная встреча!
   Гонтран воскликнул:
   - Какая хорошая мысль пришла вам прогуляться В эту долину!
   Докторша ответила:
   - Это я придумала!
   Дальше отправились уже вместе.
   Луиза и Гонтран, постепенно ускоряя шаг, ушли далеко вперед  и  порой
исчезали из виду за поворотами узкой дорожки.
   Докторша шумно отдувалась и бормотала,  провожая  их  снисходительным
взором:
   - Ах, молодость, молодость! Вот быстроногие! Где уж мне за  ними  уг-
наться!
   Шарлотта воскликнула:
   - Погодите, я сейчас их позову!
   И она бросилась бежать по дорожке. Докторша окликнула ее:
   - Не мешай им, детка! Пусть поболтают на свободе,  если  им  хочется.
Зачем расстраивать разговор? Они и сами вернутся.
   Обмахиваясь платком, она села на траву в тени большой сосны. Шарлотта
бросила на Поля жалобный взгляд, полный мольбы и отчаяния.
   Он понял и сказал:
   - Ну что ж, мадемуазель Шарлотта, пусть госпожа Онора посидит, отдох-
нет, а мы с вами догоним вашу сестру.
   Она радостно воскликнула:
   - Да, да, сударь, пойдемте!
   Госпожа Онора ничего не имела против этого.
   - Идите, детки, идите. Я вас здесь подожду. Только не очень долго гу-
ляйте.
   И они отправились. Сначала шли очень быстро, надеясь догнать Луизу  и
Гонтрана, но через несколько минут, не видя их на дорожке,  решили,  что
они свернули в лес, направо или налево, и Шарлотта негромко  позвала  их
дрожащим голосом. Никто не откликнулся.
   Она сказала тихо:
   - Господи! Где же они?
   Поля снова охватило то чувство глубокой жалости  к  ней  и  грустного
умиления, которое он уже испытал у кратера Нюжера.
   Он не знал, что сказать этой огорченной  девочке.  Хотелось  отечески
обнять ее, поцеловать, найти какиенибудь ласковые, утешительные для  нее
слова. Но какие? А она тревожно озиралась, вглядывалась в  зеленую  чащу
безумными глазами и, прислушиваясь к малейшему шороху, говорила:
   - Наверно, они вон туда пошли... Нет, наверно,  сюда.  Вы  ничего  не
слышите?
   - Нет, ничего не слышу. Лучше всего нам здесь подождать их.
   - Ах, боже мой!.. Нет... Надо их найти.
   Он помолчал немного, потом нерешительно спросил:
   - Так вам это очень больно?
   Она подняла голову, взглянула на него с отчаянием, а глаза ее уже по-
дернулись прозрачной влагой, и на темных длинных ресницах задрожали сле-
зинки. Она хотела что-то сказать и не могла, не решалась,  а  между  тем
стесненному сердцу, переполненному горем, долго таившему его, так  нужно
было открыться.
   Поль сказал:
   - Значит, вы очень любите его?.. Не стоит он вашей любви, право!
   Она больше не в силах была сдерживаться и, закрыв лицо руками,  чтобы
не видны были слезы, заговорила:
   - Нет нет... Я не люблю его... он так гадко поступил со мной Он играл
мною... это очень гадко... это низко, и все-таки мне тяжело... очень тя-
жело... потому что обидно... очень обидно... А больше всего тяжело из-за
сестры... сестра тоже меня не любит теперь. Она еще хуже со мной  посту-
пает... Я чувствую, что она теперь не любит меня... совсем  не  любит...
ненавидит... а у меня только она одна и была...  теперь  у  меня  никого
нет... За что? Что я ей сделала?..
   Ему видны были только маленькое ее ухо и полоска гибкой шеи,  уходив-
шая под воротник платья из легкой ткани, к  более  округлым  линиям  де-
вичьего стана. Он был глубоко взволнован  жалостью,  нежностью,  охвачен
бурным желанием взять ее под свою защиту, как это всегда с  ним  бывало,
когда женщина затрагивала его душу. И его быстро загоревшаяся душа  про-
никлась восторженным умилением перед этой детской скорбью, такой наивной
и полной такого мучительного очарования.
   Он протянул руку и безотчетно, не размышляя, как успокаивают плачуще-
го ребенка, обнял ее за плечи. И вдруг рука его ощутила, что  ее  сердце
бьется быстробыстро, словно у пойманной птички.
   Непрестанные торопливые толчки передавались по руке его  собственному
сердцу, и оно тоже забилось быстрее. Он чувствовал, как стучит ее  серд-
це, и этот быстрый стук отзывался во всем его - теле, в мышцах,  в  нер-
вах, как будто два сердца слились воедино, страдали одним и тем же стра-
данием, трепетали в едином биении и жили одной жизнью, словно часы, сое-
диненные стальною нитью, так что их ход совпадает секунда за секундой.
   Вдруг она отвела руки от покрасневшего, но по-прежнему милого  личика
и, быстро отирая слезы, сказала:
   - Ах, зачем это я?! Вот глупая! Не надо было говорить об  этом.  Пой-
демте скорее обратно, к госпоже Онора. А про это забудьте, пожалуйста...
Обещаете?
   - Обещаю.
   Она протянула ему руку.
   - Вам-то я верю. Мне кажется, вы честный человек.
   Они пошли обратно. Он подхватил ее на руки и перенес через ручей, как
нес когда-то Христиану, год тому назад. Сколько раз он приходил  сюда  с
Христианой этой же самой тропинкой в прежние дни, когда боготворил ее! И
он подумал, удивляясь перемене в себе: "Как коротка была  эта  страстная
любовь!"
   Шарлотта потянула его за рукав и прошептала:
   - Госпожа Онора уснула, сядем возле нее тихонько.
   Толстуха действительно спала, прислонившись к стволу  сосны,  прикрыв
лицо носовым платком, и мирно похрапывала, сложив руки  на  животе.  Они
опустились на траву в нескольких шагах от нее и сидели  молча,  чтоб  не
разбудить ее.
   И тогда глубокая лесная тишина, царившая вокруг, стала  для  них  тя-
гостной, томительной. Слышалось только, как быстро  журчит  по  камешкам
вода, чуть-чуть шуршат в траве насекомые, гудит в воздухе рой мошкары  и
большие черные жуки шелестят сухими листьями.
   Где же Луиза и Гонтран? Что они делают? Вдруг  вдалеке  зазвучали  их
голоса: они возвращались. Г-жа Онора проснулась и  удивленно  посмотрела
вокруг.
   - Ах, вы уже вернулись? А я и не слышала, как вы подошли!  А  где  же
остальные? Нашли вы их?
   Поль ответил:
   - Вот они. Идут.
   Донесся смех Гонтрана. И от этого веселого смеха с души Шарлотты  как
будто свалился камень. Она не могла бы сказать, почему ей стало легче.
   Вскоре они показались на дорожке. Гонтран шел быстро, почти  бежал  и
тянул за руку Луизу, красную, как пион. Ему не терпелось рассказать  за-
бавное приключение, и он еще издали закричал:
   - Послушайте-ка! На кого мы сейчас наткнулись!.. Ни за что не угадае-
те! Застали на месте преступления о