о Тургенева" (Т и его время, стр. 7).
     В связи с выходом в 1856  г.  издания  "Повестей  и  рассказов"  И.  С.
Тургенева  в  журналах  того  времени  появился  ряд  рецензий,  в   которых
характеризовался "Фауст". А. В. Дружинин в "Библиотеке для чтения"  развивал
мысль, высказанную им ранее в письме к Тургеневу, о победе в его  творчестве
"пушкинского" начала над "гоголевским". По его словам, "...в "Муму", в "Двух
приятелях", в "Затишье", в "Переписке", в "Фаусте" поток поэзии  прорывается
со всею силою, срывает преграды, мечется  по  сторонам,  и  хотя  не  вполне
получает свободное течение, но уже  высказывает  и  богатство  свое  и  свое
истинное направление" (5 Чт, 1857, э 3, отд. "Критика", стр. 11).
     К.  С.  Аксаков,  давая  в  "Русской  беседе"  "Обозрение   современной
литературы", в духе своих славянофильских взглядов сопоставляет "Рудина",  в
котором "выставлен человек замечательный: с умом сильным, интересом высоким,
но  отвлеченный  и  путающийся  в   жизни",   и   "Фауста",   где   Тургенев
"противополагает  дрянности человеческой уже не только простую  цельную
естественную природу  души,  но  цельность  духовного  начала,  нравственную
истину, вечную и крепкую, - опору,  прибежище  и  силу  человека"  ("Русская
беседа", 1857, т. I, кн. 5, отд. "Обозрения", стр. 22).
     С. С. Дудышкин в рецензии на "Повести  и  рассказы"  И.  С.  Тургенева,
опубликованной в "Отечественных записках", критикуя основного  героя  ранних
произведений   Тургенева,   "лишнего   человека",   противопоставляет    ему
"благородного человека, который трудится изо дня в день без громких фраз", и
трактует  в  свете  этих  благонамеренных   либеральных   идеалов   "Фауста"
Тургенева.  Дудышкин  осуждает  героя  повести,  нарушившего  "покой   одной
прекрасной женщины,  Ельцовой,  тем,  что  развил  ее  умственный  горизонт,
вдохнул в нее страсть, из которой  ей  не  было  исхода.  Одна  смерть  была
необходима, и потому Ельцова умерла. Она исполнила свой _долг_" (03, 1857, э
1, отдел II, стр. 23). И далее Дудышкин, перефразируя  заключительные  слова
повести о долге и отречении,  рассматривает  их  как  ключ  к  новому  этапу
творчества  Тургенева,  когда  писатель  обретет  "идеал",  гармонирующий  с
окружающей его обстановкой, и для его героев  наступит  "пора  деятельности,
труда" (там же, стр. 25).
     Против   этих   идей   Дудышкина,    тенденциозно    перетолковывавшего
произведения Тургенева, выступил Н. Г. Чернышевский в "Заметках о  журналах"
(С, 1857, э 2) (см. наст, изд., т. VI, стр. 518). Однако ни Чернышевский, ни
Добролюбов не могли солидаризироваться и  с  Тургеневым,  противопоставившим
долг и личное счастье. Это  противоречило  этической  системе  революционных
демократов,  теории  "разумного  эгоизма",  по  которой  долг   определяется
внутренним влечением, а основным источником деятельности  развитой  личности
является разумно понятый "эгоизм".
     И в 1858 г. в статье "Николай  Владимирович  Станкевич"  Добролюбов  на
страницах "Современника" (э 4), не называя Тургенева по имени, вступил с ним
в полемику. "Не так давно, - пишет Добролюбов, - один из наших  даровитейших
писателей высказал прямо этот взгляд,  сказавши,  что  цель  жизни  не  есть
наслаждение, а, напротив, есть вечный труд, вечная  жертва,  что  мы  должны
постоянно  принуждать  себя,  противодействуя  своим  желаниям,   вследствие
требований  нравственного  долга.  В  этом  взгляде   есть   сторона   очень
похвальная, именно - уважение к требованиям  нравственного  долга  ,  с
другой  стороны,  взгляд  этот  крайне  печален  потому,   что   потребности
человеческой природы он  прямо  признает  противными  требованиям  долга..."
(Добролюбов, т. III, стр. 67).
     Позднее в статье "Благонамеренность и деятельность"  (С,  1860,  э  7),
также частично направленной против Тургенева, Добролюбов, ратуя за появление
в литературе образа деятеля нового типа, цельного человека,  вновь  упомянул
"Фауста" Тургенева: "Нам не представляют внутренней  работы  и  нравственной
борьбы человека, сознавшего ложность настоящего порядка и упорно, неотступно
добивающегося истины; нового Фауста никто нам и не думал изображать, хоть  у
нас есть даже и повесть с таким названием..." (Добролюбов, т. II, стр. 248).
     Чернышевский откликнулся  на  повесть  в  статье  "Русский  человек  на
rendez-vous" ("Атеней", 1858, э 3). Поставив "Фауста" в связь с "Рудиным"  и
"Асей", Чернышевский раскрывает социальный аспект  изображенного  в  повести
конфликта. Рассматривая нерешительное "поведение" героев этих произведений в
любви как показатель и для их отношения к "делу",  Чернышевский  разоблачает
сходящего  с  общественной  арены   прежнего   дворянского   героя   русской
литературы. "В "Фаусте", - пишет Чернышевский, -  герой  старается  ободрить
себя тем, что ни оп, ни Вера не  имеют  друг  к  другу  серьезного  чувства;
сидеть с ней, мечтать о ней - это его дело, но по части решительности,  даже
в словах, он держит себя так, что Вера сама должна сказать  ему,  что  любит
его  Не удивительно,  что  после  такого  поведения  любимого  человека
(иначе, как "поведением", нельзя назвать образ поступков этого господина)  у
бедной женщины сделалась нервическая горячка; еще натуральнее, что потом  он
стал плакаться на свою судьбу. Это в "Фаусте"; почти то  же  и  в  "Рудине""
(Чернышевский, т. V, стр. 158-159).
     В последующие годы "Фауст" продолжает привлекать  внимание  критики.  В
1867 г. в "Отечественных записках" была опубликована критическая заметка  Б.
И. Утина "Аскетизм у г. Тургенева", в которой отмечаются -  как  характерная
для воззрений Тургенева черта - элементы аскетических настроений в таких его
произведениях, как "Дворянское гнездо",  "Накануне",  "Фауст",  "Переписка",
"Призраки" и  "Довольно".  Основы  такого  подхода  к  жизни  Утин  видит  в
философии Шопенгауэра. Рассматривая "Фауста" лишь с точки зрения отражения в
нем "аскетических" идей и слишком прямолинейно толкуя  заключительные  слова
повести. Утин обедняет ее содержание. "Смысл здесь - пишет  он,  -  очевидно
тот же. Жизнь не любит шутить, а потому не" отдавайся  ей,  не  живи,  и  ты
уйдешь от ее опасностей" (03, 1867, т. 173, э 7, кн. 2, отд. VI, стр. 54).
     В 1870 г. Н. В. Шелгунов отозвался на  выход  в  свет  очередных  томов
"Сочинений И.  С.  Тургенева"  статьей  "Неустранимая  утрата".  Свои  общие
суждения  о  пессимистических  мотивах  в  творчестве  Тургенева,   грустной
лирической тональности его таланта, чуткости писателя к человеческому  горю,
мастерстве тонкого проникновения в женскую психологию Шелгунов  подтверждает
и на разборе "Фауста". Характеризуя Веру  Ельцову  как  натуру  сильную,  но
обреченную на  гибель,  и  сравнивая  ее  судьбу  с  жизнью  героинь  других
произведений Тургенева, Шелгунов спрашивает: "Что ж это за горькая судьбина?
Что за преследующий фатализм? Где его корень? Отчего люди несчастны? Неужели
нет выхода?" "Тургенев, - по его словам, - не дает ответа  на  эти  вопросы.
Ищите, догадывайтесь, спасайтесь, как знаете". И  далее  анализ  повести  он
заключает выводом: "Любовь - болезнь, химера, говорит Тургенев,  от  нее  не
спасешься, и ни одна женщина не минует  ее  руки    Не  силу  активного
протеста вызывает у вас  Тургенев,  а  возбуждает  какое-то  непримиряющееся
щемление,  ищущее  выхода  в  пассивном  страдании,  в  молчаливом,  горьком
протесте". С революционно-демократических позиций осуждает Шелгунов и призыв
в "Фаусте" к труду и отречению. "Жизнь есть труд, говорит Тургенев. Но разве
о здоровом  труде  говорит  Павел  Александрович?  Его  труд  есть  отчаяние
безнадежности, не жизнь, а смерть,  не  сила  энергии,  а  упадок  различных
сил..." ("Дело", 1870, э 6, стр. 14-16).
     В 1875 г. С. А. Венгеров в  одном  из  ранних  своих  трудов:  "Русская
литература в ее современных представителях. Критико-биографический этюд.  И.
С. Тургенев" - отвел специальную главу "Фаусту". В  основу  разбора  повести
положена мысль о том, что нельзя "идти против естественного хода вещей, про-
тив нормального развития природных даров" (указ, соч., ч.  II.  СПб.,  1875,
стр. 64). Поэтому ошибаются те "близорукие судьи", говорит Венгеров, которые
обвиняют героя повести в том, что он разрушил "счастье" Веры.  "Когда-нибудь
должна  же  была  бы   произойти   брешь   в   стене,   отделяющей   ее   от
действительности. Следовательно, если не герой повести,  то  другой,  третий
разыграли бы его роль и открыли бы глаза Вере Николаевне, до того завешанные
рукой заботливой матери" (там же, стр. 69 ). И вывод,  к  которому  приходит
Венгеров, противостоит односторонним критическим суждениям об "аскетических"
идеях  повести.   "Печальным   предостережением   возвышается   перед   нами
симпатичная фигура Веры Ельцовой, увеличивая собою  галерею  привлекательных
женских портретов Тургенева.  В  ее  лице  защитники  свободы  человеческого
сердца могут почерпнуть гораздо более сильные доказательства,  чем  из  всех
жоржзандовских романов, потому что ничто не действует на  нас  сильнее,  чем
грустный финал, являющийся результатом известного  нерационального  явления"
(там же, стр. 72).
     Высокую оценку "Фаусту" дает В. П. Буренин в  своем  критическом  этюде
"Литературная  деятельность  Тургенева"  (СПб.,   1884).   По   поэтическому
характеру, лирической направленности Буренин  объединяет  "Фауста"  и  "Асю"
Тургенева, называя их  "беллетристическими  шедеврами".  Заметки  его  носят
импрессионистский, субъективно-психологический характер, но не лишены верных
наблюдений.
     В том же субъективно-психологическом плане рассматривают "Фауста" А. И.
Незеленов в своей книге "Тургенев в его произведениях" (СПб., 1885) и Д.  Н.
Овсянико-Куликовский в "Этюдах о творчестве И. С. Тургенева" (СПб., 1904).
     Из более поздних откликов интересен отзыв П. А. Кропоткина,  который  в
1907  г.,   как   в   свое   время   Чернышевский,   обратил   внимание   на
несостоятельность героя повести. Рассматривая "Фауста" в ряду таких повестей
Тургенева, как "Затишье", "Переписка", "Якоп Пасынков", "Ася", он заключает:
"В них слышится почти отчаяние в образованном русском интеллигенте,  который
даже в любви  оказывается  неспособным  проявить  сильное  чувство,  которое
снесло бы преграды, лежащие  на  его  пути;  даже  при  самых  благоприятных
обстоятельствах, он может принести  любящей  его  женщине  только  печаль  и
отчаяние" (П. Кропоткин. Идеалы и  действительность  в  русской  литературе.
СПб., 1907, стр. 102).
     Первый перевод "Фауста" на французский язык был сделан И. Делаво в 1856
г. ("Revue des Deux Mondes",  1856,  t.  VI,  Livraison  1er  Decembre,  pp.
581-615). По поводу этого перевода Тургенев писал В. П. Боткину 25  ноября/7
декабря 1856 г. из Парижа: "Делаво перекатал моего "Фауста" и тиснул  его  в
декабрьской книжке "Revue des 2 Mondes" - издатель (де-Марс)  приходил  меня
благодарить и уверял, что эта вещь имеет большой успех; а мне, ей-богу,  все
равно, нравлюсь ли я французам или нет, тем  более,  что  М-те  Виардо  этот
"Фауст" не' понравился" (Т,  Письма,  т.  III,  стр.  47).  Ознакомившись  с
переводом, В. П. Боткин сообщал Тургеневу: "Прочел  я  по-французски  твоего
"Фауста", но он мне по-французски показался очень  бледным  -  вся  прелесть
изложения пропала - словно скелет один остался"  (Боткин  и  Тургенев,  стр.
111-112). В 1858 г. перевод "Фауста" был опубликован  в  первом  французском
сборнике повестей и рассказов  Тургенева,  переведенных  Кс.  Мармье  (1858,
Scenes, I). С этого издания в 1862 г. Фр.  Боденштедтом  был  сделан  первый
немецкий перевод ("Russische Revue", 1862, Bd I, Hf I, стр. 59-96),  который
очень понравился Тургеневу. 19/31 октября 1862 г. он писал Фр.  Боденштедту:
"Не могу прежде всего не поговорить с вами о переводе моей повести  "Фауст",
хотя это и немного эгоистично с моей стороны. Я только что прочел его и  был
буквально в восторге - это простонапросто совершенство. (Говорю, разумеется,
о переводе, а не об оригинале.) Недостаточно знать до основания русский язык
- надобно еще самому быть большим стилистом для того,  чтобы  создать  нечто
столь совершенно удавшееся" (с французского- Т, Письма,  т.  V,  стр.  413).
Этот перевод был им перепечатан дважды - в первом  из  двух  вышедших  томов
задуманного Фр. Боденштедтом собрания сочинений Тургенева на немецком  языке
(Erzahlungen  von  Iwan  Turgenjew.  Deutsch   von   Friedrich   Bodenstedt.
Autorisierte Ausgabe. Bd. I. Munchen, 1864).
     Из других прижизненных переводов "Фауста" отметим следующие: чешский (в
журнале "Obrazy zivota", 1860 - перевел Vavra),  два  сербских  перевода  (в
журнале "Матица", 1866, ээ  39-44,  и  "Фауст"  у  Новом  Саду,  1877),  три
польских  ("Wedrowiec",  1888;   Tydzieii   literacko-artystyczny.   Dodatek
literacki do "Kuriera Lwowskiego", 1874 и "Warszawsld  Dziennik",  1876,  ээ
87, 89, 92 и 98), английский ("Galaxy", XIII, ээ 5, 6. May  -  June,  1872),
шведский  (Tourgeneff,  Iwan.  Faust.  Berattelse.  ofversaUning  af  M.  B.
Varberg, 1875).
     "Фауст" Тургенева вызвал подражания в немецкой  литературе.  Факт  этот
отмечала еще при жизни писателя немецкая критика. Так, по свидетельству Отто
Глагау, автора книги "Die Russische Literatur und Iwan  Turgeniew"  (Berlin,
1872), прд явным воздействием Тургенева  был  написан  роман  Карла  Детлефа
(псевдоним писательницы Клары Бауэр) "Неразрывные узы" ("Unlosliche Bande" -
см. указ, соч., стр. 163-164). Форма переписки двух друзей, один из  которых
русский писатель Сабуров, сюжетная ситуация  -  гибель  героини  как  жертвы
"уз",  насильно  навязанного  ей  брака  и  пробудившегося  в  ней  чувства,
осуждение жизни, в основу которой положено эгоистическое  личное  начало,  и
идея подчинения ее общественному долгу - все это сближает "Неразрывные  узы"
с повестью Тургенева  "Фауст"  (см.  пересказ  этого  романа  в  статье:  М.
Цебpикова. Немецкие романы из русской жизни. - "Неделя", 1874,  э  46,  стр.
1672-1674).


     Entbehren sollst  du,  sollst  entbehren!  -  1549  стих  первой  части
"Фауста" Гете, из сцены "Studierzimmer". В трагедии Гете  Фауст  иронизирует
над этим изречением, призывающим к отказу от запросов своего "я", к смирению
своих  желаний,  как  над  "прописной   мудростью";   Тургенев   полемически
использует его в качестве эпиграфа к повести.

     Геркулес Фарнезский. - Имеется в виду знаменитая статуя работы Гликона.
находящаяся в Неаполитанском музее, которая изображает  Геракла  (Геркулеса)
отдыхающим, опирающимся на палицу.

     ...и та не дождалась меня, как Аргос дождался Улисса... -  В  "Одиссее"
Гомера любимый охотничий пес Одиссея (Улисса) Аргос встречает хозяина  после
возвращения из долгих странствий и затем издыхает (XVII песнь).

     Манон Леско - героиня романа Прево "История кавалера де  Грие  и  Манон
Леско" (1731). Женский портрет, напоминающий Манон Леско, часто выступает  в
ряду других старинных портретов середины XVIII  века  в  повестях  Тургенева
(см.: Л. Гроссман. Портрет Манон Леско. Два этюда  о  Тургеневе.  М.,  1922,
стр. 7-41).

     ...сцены из д'арленкуровского "Пустынника". - Д'Арленкур (d'Arlincourt)
Шарль Виктор Прево (1789-1856) - французский романист, легитимист и  мистик,
романы которого в свое время пользовались  широкой  известностью,  выдержали
несколько   изданий,   переводились    на    многие    европейские    языки,
инсценировались.  Особенно  популярен  был  его  роман  "Le   solitaire"   -
"Пустынник", или "Отшельник".  Романы  д'Арленкура  сохранились  в  спасской
библиотеке с надписью  матери  Тургенева  (Barbe  de  Tourgueneff)  (см.  M.
Португалов. Typгенев и его предки в качестве читателей. "Тургениана".  Орел,
1922, стр. 17).

     ..."Кандида" в рукописном переводе 70-х годов... -  Первый  перевод  на
русский язык романа Вольтера "Кандид, или Оптимизм, то есть наилучший  свет"
вышел в Петербурге, в 1769 г., последующие - в 1779, 1789 гг.  Речь  идет  о
рукописной копии одного из этих переводов. Подобная копия имелась в спасской
библиотеке. "Этот редкостный экземпляр, - отмечал  М.  В.  Португалов,  -  в
хорошо сохранившемся переплете имеет на  корешке  (внизу)  инициалы:  А.  Л.
(Алексей Лутовинов)" (там же, стр. 16). Тот же рукописный  список  "Кандида"
упоминается и в "Нови" (сохранялся в "заветном ящике" Фомушки - см.  "Новь",
гл. XIX).

     "Торжествующий  хамелеон"  (то  есть:  Мирабо)  -   анонимный   памфлет
"Торжествующий хамелеон, или Изображение анекдотов и свойств графа  Мирабо",
перев. с нем. М., 1792 (в 2-х частях).

     "Le  Paysan  perverti"  ("Развращенный  крестьянин",  1776)   -   роман
французского  писателя  Ретифа  де  ла  Бретонна  (Restif  de  la  Bretonne,
1734-1806), имевший большой успех. По свидетельству М. В. Португалова,  "все
упомянутые (в "Фаусте") книги находятся и теперь в Тургеневской  библиотеке:
и роман Ретифа де  ла  Бретонна,  с  автографом  Pierre  de  Cologrivoff,  и
"Хамелеон" гр. Мирабо, и старые учебники матери и бабки Тургенева с  той  же
надписью, только вместо Eudoxie de Lavrine (кстати упомянуть, бабка И. С. из
рода Лавровых) поставлено "A Catharinne  de  Somov"..."  (указ,  соч.,  стр.
27-28). Тургенев описывает в "Фаусте" спасскую библиотеку как  типичную  для
среднедворянского помещичьего круга, к которому принадлежали его предки.

     С каким неизъяснимым чувством увидал я маленькую, слишком мне  знакомую
книжку (дурного издания 1828 года). - Имеется в виду привезенное  Тургеневым
в Спасское из-за границы издание: Goethe J. W. Werke. Vollstandige  Ausgabe.
Band I-XL. Stuttgart  und  Tubingen,  1827-1830.  "Фауст"  (1-я  часть)  был
напечатан в 12-м томе этого издания, вышедшем в одном  переплете  с  11-м  в
1828 г. (см.:  В.  Н.  Горбачева.  Молодые  годы  Тургенева.  По  неизданным
материалам, М., 1926, стр. 43).

     Клара Штих (1820-1862) - немецкая драматическая актриса, выступавшая  в
наивно-сентиментальных ролях и пользовавшаяся в начале 40-х годов в Берлине,
в период пребывания там Тургенева, большим успехом. Как об актрисе, занявшей
главное место на берлинской  сцене,  упоминает  о  ней  К.  Гуцков  в  главе
"Берлинская театральная  жизнь  накануне  1840  г."  (К.  Gutzkow.  Berliner
Erinnerungen und Erlebnisse. Hrsg. von P. Friedlander.  Berlin,  1960,  стр.
358).

     Музыку Радзивилла...  -  Антон  Генрих  Радзивилл,  князь  (1775-1833)-
польский магнат, живший с молодых  лет  при  берлинском  дворе,  музыкант  и
композитор, автор ряда романсов, девяти песен из "Вильгельма Майстера"  Гете
и партитуры к его трагедии "Фауст", впервые исполненной посмертно 26 октября
1835 г. берлинской Певческой академией и изданной в Берлине в том же 1835 г.
В 1837 году радзивилловский "Фауст" с успехом исполнялся  в  Лейпциге,  а  в
1839 г. - в Эрфурте. Музыка Радзивилла к "Фаусту" привлекла внимание Шопена,
Шумана и Листа. Лист в своей книге о Шопене,  которая  могла  быть  известна
Тургеневу, дал высокую оценку  партитуры  Радзивилла  к  "Фаусту"  (см.  Fr.
Liszt. Fr. Chopin. Paris, 1852, стр. 134).

     ...есть еще что-то такое на свете, друг Горацио, чего я не.  испытал...
- Перефразировка слов Гамлета из 5-й  сцены  I  действия  трагедии  Шекспира
"Гамлет" (Hamlet: There are more things in heaven and earth,  Hqratio,  than
are dreamt at in your philosophy. - На  небе  и  земле  есть  больше  вещей,
Горацио, чем снилось вашей философии).

     Я содрогаюсь - сердцу больно... - Неточная цитата из  стихотворения  А.
С. Пушкина "Разговор книгопродавца с поэтом" (1824):

                      Я так и вспыхну, сердцу больно:
                      Мне стыдно идолов моих.

     "Ночь на Брокене" - "Вальпургиева ночь", сцена из первой части "Фауста"
Гете.

     "Добрый человек  в  неясном  своем  стремлении  всегда  чувствует,  где
настоящая дорога" - "Ein guter Mensch in seinem dunkle